Но вернемся к Герасимову и Торну. Среди поверивших им людей были и такие безоглядные, которые поплыли прямо на север в уверенности, что там, за льдами, встретят теплое море, согреваемое всё лето незаходящим солнцем. Именно так пропал первый известный нам корабль, ушедший около 1530 года прямо на север в расчете повернуть, миновав льды, на восток.
Карта 1508 года наводит на мысль, что так плавали и раньше. Видны две возможности: либо подобный корабль вернулся в Европу, но доклад был засекречен и забыт, либо он погиб, но кто-то с него уцелел, доставил в Европу карту плавания, и она не погибла, хоть путь её в атлас нам и неизвестен.
Но можно ли было таким путём (через высокие широты) попасть к Северной Земле? Сейчас – нет, а тогда было вполне вероятно. Ведь в начале и середине XVI века ледовая обстановка была гораздо мягче, чем впоследствии. Неведомый корабль, влекомый западным ветром и льдами, вполне мог пройти к Северной Земле, проплыв севернее Новой Земли.
Для сравнения: Виллем Баренц, великий голландский мореплаватель, зимуя на севере Новой Земли в 1596–1597 годах (когда уже вовсю шло похолодание), трижды за зиму видел чистое ото льдов море. Через несколько лет другие голландцы прошли летом оттуда еще 300 миль к востоку (т. е. почти до видимости Северной Земли) по чистому морю. Подробнее см. [Ч-З].
В 1625 году английский географ Сэмюэл Пёрчес издал огромную сводку «Пилигримы», где собрал необозримую массу сведений о путешествиях – от древних странствий, изложенных в Библии (например, исход евреев из Египта) до самых новейших, описанных к 1624 году. Её сто лет назад переиздали в Глазго в двадцати томах [Purchas, 1905–1907], и один лишь указатель занял 2/3 последнего тома. Путешествия в Северный океан составили 13-й том, и в этом томе нет ни слова о путешествиях за 1557–1575 годы – а нас как раз интересует это время. Неужели 19 лет никто не плавал на север?
Конечно плавали, и много. Между прочим, в послесловии к русскому изданию Блона читаем: «в поисках Северо-Западного и Северо-Восточного проходов, во время китобойного промысла погибли сотни кораблей». Добавлю: ветры и льды заносили их во все уголки Арктики, и кто-то вполне мог высадиться на Северной Земле. Но что стало с ними дальше? Неужели кто-то смог выйти к людям в Сибири? Это же невероятно далеко. Однако вот карта, она есть, и не одна, значит, люди там побывали, и нам следует понять, как.
Принято считать, что если нет документов, то и говорить не о чем, но так ли уж совсем их у нас нет? Прежде всего, сами карты. Обе приведенные выше карты помещены в самых известных изданиях своего времени, а карта, если она надёжно датирована, есть основной документ исторической географии. И затем – на какие, собственно, документы мы могли бы рассчитывать? Отчёт капитана или штурмана? Вахтенный журнал? Но экспедиция вполне могла быть секретной (они таковыми были часто). Рассказы участников? Да, они неизбежны, но им редко верят и вскоре забывают.
Конечно, если бы капитан или штурман вернулся в Европу и отчитался перед хозяевами корабля и грузов, современники, вернее всего, узнали бы о его путешествии, даже секретном. Но ведь карта могла быть доставлена горсткой уцелевших неграмотных матросов и продана в портовом кабачке. Могло уцелевших не быть вовсе: русские поморы могли наткнуться где-нибудь между Енисеем и Обью на последний лагерь погибших и привезти карту в Россию. Похожее бывало (см., например, [Магидович, 1967, с. 227]).
А может быть, Таймыр попал к западным картографам из морских карт Китая, до нас не дошедших? Вряд ли: как раз к востоку от Таймыра на всех названных картах очертания берегов совершенно фантастичны, то есть китайцы там, вернее всего, не плавали. Но, может быть, китайцы спустились по одной из двух рек до моря и поднялись по другой? Идея выглядит безумной, но фактически мне возразить на неё нечего – китайцы и не такие чудеса выделывали. Например, они уже 900 лет назад знали, что на севере есть пролив, отделяющий их страну от более восточного материка (см. Прилож. 1). Они же, надо полагать, доставили на Камчатку античные монеты [Марков, 1949].
Русские (точнее, новгородцы) давно проникли за Уральский хребет и вскоре же увидали низовье реки Обь. Она впервые упомянута в новгородской летописи за 1365 год. Через 134 года, в 1499 году, туда совершили набег уже двое московских воевод. Так что автор карты 1 мог вернуться в Европу по суше, пристав к русским стрельцам, купцам, охотникам или сборщикам дани. Он впервые дал верную ориентацию Полярного Урала на северо-восток, но ещё сто лет картографы располагали Уральские горы широтно (как Рифейские горы античности) или, в лучшем случае, на северо-запад. На самом деле так простёрт хребет Пай-Хой, ибо (полагаю) его видели поморы и их западные попутчики (имевшие компас), проходившие мимо него как морем, так и сушей.
Самый древний, до Ивана Грозного, известный волок через Урал по рекам (есть короче, но по ручьям) из р. Кары в р. Щучью (сторона квадрата: 4 км.)
Самый старый (ещё до основания Архангельска при Иване Грозном) морской путь на Обь проходил, вернее всего, от устья Двины до устья Кары по морю, затем вверх по Каре (кочи оставляли здесь, вверх шли в лодках) и далее в реку, впадавшую в Обь [Буцинский, с. 10].
Широты всех объектов на карте 1 сильно завышены, кроме трех: это устье Оби (широта определена точно: 73°), Байдарацкая губа, а также устье Енисея. Чем дальше от этих мест, тем более карта приобретает характер расспросной. Возможно, автор карты сам видел Байдарацкую губу и устье Енисея (их широты завышены слабо). Остальное он мог узнать только из расспросов, что вполне возможно, поскольку арктический берег был тогда заселён (опустел он позже).
О том, как шло такое общение, мы знаем от англичан, появившихся в Русской Арктике через полвека, а затем от голландцев. Последние особенно быстро находили общий язык с русскими, а с «самоедами» (ненцами) они умели общаться только через русского переводчика.
Сложнее вопрос с картой 2: что это за отчаянные люди, которые, увидав после долгого скитания среди льдов сушу, двинулись мимо нее дальше, на юго-восток? Иначе, не открыть бы им реку и озеро. Опять помогает историческая параллель: именно так через 30 лет поступил Баренц – обогнув север Новой Земли, он продолжал путь «в Китай», и только наступавшая зима заставила его искать гавань для зимовки.
Если неведомый корабль обогнул мыс Арктический и двинулся далее, то, надо полагать, искал место для безопасной стоянки, где была бы речка, достаточно крупная, чтобы наполнять пресной водой бочки (неважно, собирался ли он зимовать тут, возвращаться назад или же намеревался плыть дальше). Первым таким местом является залив, в который выходит фьорд Матусевича (на карте 3 он хорошо виден к западу от мыса Берга), причем ныне подходящих озёр тут даже два – река Ушакова с небольшим (12 × 3 км) озером посреди неё, а к югу от неё – озеро Фиордовое (15 × 12 км), показанное на карте 3.
Более никаких следов этого плаванья карта Ортелия не содержит – видимо, корабль вернулся назад в Европу тем же путем, каким прибыл. Но прибыл он в конце лета или осенью, следовательно, должен был здесь зимовать. О возможных подробностях открытия озера и зимовки см. [Ч-3]. Если спросят, почему восточный берег полуострова на карте 2 спустился до средних широт. Тут ответить несложно: это – дань картографа тогдашней новейшей моде, моде на СВ-проход. Все, кто верил в возможность прохода, исходили из убеждения, что за Скифией сразу следует Китай.
Такая у меня версия. Сознаюсь, в ней много додумано путем вставки серийных фактов (об этом понятии см. Пролог), но она представляется мне более разумной, чем привычный отказ от анализа или ссылка на фантазию картографов. Ведь если отрицать существование всех непонятных сведений потому лишь, что они непонятны, то никакой науки не будет.
Так или иначе, налицо факт сбора географической информации задолго до появления географических текстов, и замалчивать этот факт грешно.
После сказанного неизбежен вопрос: если около 1500 года было можно пройти из Европы до Северной Земли и вернуться, то почему никто больше никогда не сделал ничего похожего? По сути, ответ уже дан – вскоре изменился климат. Баренц плавал в те последние годы, когда льды еще это позволяли. Уже ему не удалось обойти Новую Землю с юга[13], но с севера, где заметнее роль Гольфстрима, море еще было открыто. Затем и туда не мог попасть никто, хотя попытки велись еще долго, до 1676 года [Боднарский, 1926, с. 40–45]. Причина выяснилась только в наше время – это LIA, т. е. общее похолодание Севера, имевшее место с XIV до середины XIX века. Короче, средневековое потепление сменилось похолоданием.
Почти никто в то время не заметил LIA, а кто заметил (напр., англ, капитан Джон Перри, недолго служивший при Петре I – см. Прилож. к Очеркам 3 и 4), почти никем не был услышан. Неизвестный автор XVIII века приписал прекращение мореходства между Леной и Колымой появлению там лошадей:
«Около 1680-го году перешло великое множество якутов сверх Яны-реки на Индигирку, а после и на Колыму, и понеже некоторая часть оных также и лошадей и рогатого скота с собою пригнали, то […] служилые люди туда и обратно стали ходить только сухим путем» [Туголуков, с. 31].
Не изменил дела и расцвет теоретической географии в XIX веке: запустение Арктики толковали просто как следствие причин экономических. Так,
«Уже в конце XVI ст. по Мурману проходило до 30000 русских промышленников. Мурманские рыбные промыслы особенно процветали с середины XVI ст. до середины XVII ст.; введение взимания десятины с промысла и пошлины с иностранных судов повлекло за собою быстрое их падение» (НБЕ, т. 27, с. 526).
Забавно, что наш историк объяснил упадок мореходства «дороговизной» кочей (хотя именно дешевизна их и морского пути вызвала их к жизни):
«Интенсивный хищнический промысел привел к сокращению добычи соболей. Доходы казны резко упали […] строительство новых морских судов, особенно дорогих кочей, стало свертываться и к началу 1680-х гг. было полностью прекращено» [Полевой, 1997, с. 40].
LIA, как и настоящие (геологически долгие) ледниковые периоды, начался с похолодания северо-востока Канады, которое постепенно распространялось на восток. Это явление как общепланетарное видно на приводимом графике: восток отставал от запада. Запаздывание закончилось к 1500 году, но в рамках самой восточной (евразийской) Арктики запаздывание похолодания продолжалось и позже: с Лены на Колыму регулярно плавали еще полвека после последнего плаванья с Оби на Енисей – см. следующие очерки.
Карта 5. Фрагмент картосхемы Барроу (1556).
Видны юг Новой Земли, острова Колгуев и Вайгач (отделен от Новой Земли широким проливом), а внизу устье Печоры
А именно, сперва прекратились плавания викингов через северную Атлантику, затем Англия (где прежде растили даже виноград) стала страной рискованного земледелия, потом похолодание охватило север Восточной Европы и двинулось по Арктике на восток. Похолодание легко проследить на примере ухудшения пути из Баренцева моря в Карское.
Карта 6. Пролив Югорский Шар на карте Баренца
Вайгач показан не отдельным островом, а южной частью Новой Земли
В середине XVI века русские поморы плавали из Белого моря в Обь напрямую, через Маточкин Шар (пролив, рассекающий Новую Землю) [Берг, 1949, с. 92], и тогда же англичанин Стивен Барроу показал (карта 5) остров между Новой Землёй и материком (Вайгач). Однако через 40 лет, для Баренца и его спутников, это место выглядело совсем иначе (карта 6): о Маточкином Шаре нет и упоминания, а Вайгач они сочли южным берегом Новой Земли.
Вскоре голландец Исаак Масса, исследователь любознательный и хорошо образованный, разъяснил суть дела: на его карте (см. карту 8 на отдельной странице) пролив между Новой Землей и Вайгачом (Карские Ворота) есть, но перекрыт льдами. Что касается Югорского Шара, то Масса в 1612 году писал о его непроходимости в восточной части, забитой льдом, что в том же году было, по его словам, установлено голландской экспедицией [Алексеев, 1941, с. 265].
На самом деле Югорский Шар тогда ещё пропускал суда в более тёплые годы, поскольку он невелик и его согревает пара рек, текущих с юго-востока (Бол. и Мал. Ою). А затем, через сто лет после Барроу, врач Пьер-Мартэн Ла Мартиньер показал (карта 7) на месте Вайгача и Югорского Шара лишь залив «Veigatz». Европейская Арктика уже отделена здесь от азиатской.
В азиатскую Арктику LIA пришел несколько позже, и русские плавали там несколько дольше: как мы увидим далее, в 1600-е годы они ещё попадали по Ямальскому волоку в Обь, однажды добрались до Енисея, а один енисейский мореход даже прошёл в 1611 году из Енисея в Пясину.
В восточной же Арктике, как уже сказано, русские плавали до 1660-х годов (см. Очерк 5), хотя плаванье между Леной и Колымой всё чаще требовало зимовки на Алазее. Последнее успешное плаванье к мысу Шелагскому надёжно зафиксировано в 1662 году (Иван Рубец в одно особо тёплое лето прошёл сюда от устья Лены), после чего общение между главными реками стало возможным только сухопутное с частью пути по притокам, в основном зимнее.
Не осозновая ухудшения климата, в 1730-х годах петербургская власть предписала морякам пройти по частям весь СВ-проход, о чём будет речь в Очерке 4.
Изменения среднегодовой температуры северного полушария за 2 тыс. лет (в градусах Цельсия) [Даценко, Сонечкин, 2009]. 1–4: минимумы солнечной активности. Белая линия: средние за 5 лет С конца X века по начало XIII видно потепление, с середины XIII до середины XIX века похолодание – Малый ледниковый период (LIA). До 1500 года события на севере восточного полушария (т. е. в Евразии) отстают от событий западного
Далее устья Колымы удалось пройти совсем недалеко, до мыса Бол. Баранов (Дмитрий Лаптев, 1740 г.).
Затем отчаянную попытку совершил купец Никита Шалауров уже при Екатерине II, в 1762–1764 годах, в годы краткого потепления. Отчаянному купцу удалось пройти за мыс Шелагский до устья реки Пегтымель, где корабли были затёрты льдами[14]. После него сколько-то дальние плавания в Арктике стали считать невозможными, а в те места, что он, ещё сто лет, до самого Норденшельда (1878 г.), попадали только в санях.
Карта 7. Карта Ла Мартиньера, 1691 поданным плавания 1655 г. Новая Земля показана частью Гренландии. Вайгач показан заливом Veigatz
При Николае I не удавались даже плавания от Архангельска до Печоры. Однако уже при Александре II стало заметно потепление, и именно оно позволило вновь начать морское освоение Арктики, прерванное лет на 250. Впрочем, потепление тоже заметили немногие, о чём речь будет позже.
Что касается причин LIA, то их, уже признав само явление, поначалу тоже не понимали. Например, океанолог Жан-Клод Дюплеси увидел причину в изменении циркуляции вод Мирового океана, которая по своей неустойчивости подобна погоде, только протекает гораздо более медленно. Он заключил: «Малый ледниковый период… вероятно можно приписать капризу океана» [Duplessy, 1997, с. 56]. Правдивее было бы сказать, что причина долго оставалась неизвестной, а это, несомненно, мешало признанию самого факта LIA. Ныне причин LIA видят несколько, главной же полагают изменение солнечной активности [Даценко, Сонечкин, 2009; Christiansen, Ljungqvist, 2012]. Вопрос, однако, далёк от разрешения.
В наше время твёрдо установлено сокращение ледников Альп и Арктики в течение последних сорока лет, а с тем и общее потепление северного полушария. Для него оказалось достаточно повышения среднегодовой температуры всего на полградуса. (В настоящее время превышение составляет 1 градус и более, в сравнении с периодом 1950-1970-х гг., принятым за норму. Впрочем, XXI век начался некоторым понижением температуры сев. полушария.)
Анализ донных осадков озера Изменчивое на Северной Земле (см. карту 3) подтвердил долгое похолодание именно там. Ещё 700 лет назад там было летом намного теплее, чем ныне, порою на 3,5 °C, но «около 400 лет назад вследствие похолодания увеличилась площадь оледенения», и, между прочим, «р. Озёрная стала вытекать из оз. Фиордового» [Большиянов, Макеев, 1995, с. 191]. До этого она впадала в него, что как раз соответствует карте 2.
Тем самым, неведомый картограф не лгал и не измышлял: действительно, 500 лет назад проплыть к Северной Земле было можно, и выглядела она приблизительно так, как на его карте. Другое дело, можно ли быть уверенным, что общие данные об изменении климата Арктики можно прямо относить к конкретному месту. Известно, например, что общее потепление в последние 80 лет сопровождалось заметным похолоданием на станции «Мыс Челюскин» (среднегодовая температура упала на 2 °C) [Романенко, Шиловцева, 2004].
Для нашей темы очень важно понять, в какие годы пролив между Таймыром и Северной Землёй был годен для плавания, а в какие нет. Достоверно он был впервые пройден Норденшельдом в 1878 году, однако есть мнение, что ещё за 250 лет до него тем же путём прошёл неведомый русский корабль. Естественно, что сама возможность этого отпадёт, если будет доказано, что пролив в эпоху LIA не вскрывался. Мы займёмся данным вопросом в Очерке 2, а сейчас поговорим о другом СВ-проходе, ныне почти забытом.
Замечательно, что первый известный нам проект пути на Восток через российские воды был не морской, а речной. Около 1520 года в Москву прибыл генуэзский купец капитан Павел с письмом от римского папы к Василию III, сыну Ивана III. Папа предлагал России принять католичество, а сам Павел имел иную цель: он страстно искал путь в Индию через Волгу и Каспий. Вот как описал это в 1525 году Джовио, писатель, упомянутый в п. 2:
«Павел, человек с безумной и ненасытной душою, искал нового и невероятного пути для добывания благовоний из Индии… Он узнал по слухам, что благовония можно провозить вверх по реке Инду»,
а затем коротким сухим путём к реке Оке, которая якобы впадает в Каспий. Оксом в древности называли Аму-Дарью, которая тогда действительно впадала в Каспий, о чём ныне свидетельствует сухое русло Узбой. (Тем самым, Павел доверился отнюдь не тогдашним слухам, а античной географии, в те годы ещё господствовавшей.) Оттуда предполагалось плыть до «торжища Цитрахи» (Астрахань), затем вверх по Волге, Оке и реке Москве, а от Москвы до Риги – ехать сухим путём.
Карта 8. Исаак Масса. 1612. Северный берег России. Получена им в Москве не позднее 1609 г. Помещена, вместе со статьями Массы о России, в «Путеводителе по Московии». Его издал купец Хессел Герриц (Н. Gerritsz. Amsterdam. 1612). Воспроизведена в сб. [Голландцы…]. На карте впервые отображена река Пясина (Peisina). Эта изумительная (как и карты Баренца) карта была кем-то из русских с риском для жизни скопирована в секретном московском архиве и передана Массе. Она стала, по всей видимости, единственной сохранившейся частью знаменитого «Большого Чертежа», вскоре сгоревшего вместе с архивом. Данная история поневоле наводит на размышления о сомнительности засекречиваний и о важной роли шпионов для сохранения культуры
Но мечтам Павла не суждено было сбыться – Василий III не пожелал открывать чужеземцам путь на Каспий, и Павлу осталось вернуться домой ни с чем. Он так и не узнал, что Каспий не принимает с юга и востока ни одной судоходной реки. Это удалось узнать через полвека английским купцам.
Зато Павел убедил Василия III послать в Рим ответное посольство, и вот в 1525 году русский посланник Дмитрий Герасимов поведал Западу о возможности другого пути в Индию – из Северной Двины на восток, Ледовитым морем (мы уже говорили об этом в п. 2). Так знаменитая идея СВ-прохода получила реальную форму. Откуда Герасимов взял эти сведения, неизвестно. Думаю, из какой-то западной карты вроде тех, о которых мы уже говорили.
Мысль о СВ-проходе постепенно овладела западными умами, однако по Двине никто плыть в океан не пробовал, все искали морской путь из Европы вокруг Норвегии. Мореплаватели полвека совершали попытки проплыть таким путем в сибирские воды, но безуспешно.
Один из английских кораблей в 1553 году нашёл вход в дельту Двины (командовал им Ричард Ченслер). Там он обнаружил два православных монастыря и отправился оттуда в Москву, к молодому царю Ивану (то был сын Василия III, ещё не ставший Грозным). Царь принял его с большой охотой, завязались торговые отношения, и англичане 6 раз плавали из Ярославля в Персию, один раз даже с небольшой прибылью (их, как и всех других, ограбили, но часть отнятого удалось вернуть) [Английские…, 1937]. Об этом можно прочесть во всех руководствах, например: [Магидович, 1967].
Английские и голландские корабли, плававшие далее Двины к острову Вайгач, учинили свои фактории не только на Двине, но и на Печоре, в Пустозёрске. Они вполне успешно обменивали там европейские товары на соболей и прочую пушнину. Это событие описано историками Арктики намного хуже, поскольку их больше занимают путешествия, чем хозяйство.