Александр Решовский
Литературный оверлок. Выпуск № 3 / 2018
Автобус тронулся. Пассажирки пока молчали, понимающе покачивая головами в такт автобусной болтанке, многозначительно при том переглядываясь. Похоже, отдохнуть ему не дадут, решил Сергей Гаврилович, вот-вот примутся за обсуждение его внешнего вида и, само собой, морального облика.
Спасение пришло неожиданно. Закряхтев запчастями, заскрежетав вконец изношенными тормозами, «Лиаз» остановился. Водитель объявил:
– Хутор Березовский.
В переднюю дверь вошла бойкая веселая старушка налегке, без всяких сумок-кошёлок и заняла место рядом с Конкиным. Оглядевшись, нашла знакомых «девок», быстренько обменялась с ними несколькими фразами, сострадательно оглядела единственного мужчину и вступила с ним в разговор. Разузнав, куда он держит путь, старушка посоветовала Конкину сойти с автобуса не доезжая Борового.
«Через несколько минут будет остановка, там обычно ждут автобуса люди с кордона Весёлого и близлежащих хуторов. Оттуда и начинается тропиночка в Боровое. Тропиночка лесная, уютная, есть и прохладные места, и ручей живительный. И чего ему, молодому, со старушками трястись, отравляя молодой организм запахами железного зверя».
Она угадала мысли Сергея Гавриловича, которому не терпелось покинуть автобус и оказаться в спасительных объятиях природы. Вот водитель мягко притормозил и, превозмогая возникшую в груди боль, Конкин доковылял до выхода и, придерживаясь одной рукой за блестящий поручень, другой вцепившись в полевую сумку, неуверенно сошёл на обочину шоссе.
Проводив глазами окутавшийся ядовитым облаком «Лиаз», спустился в кювет и присел на траву. Теперь можно не спешить. Похмелье не терпит суеты. Посидев так минут десять, почувствовал себя несколько лучше и, отыскав начало тропинки, двинулся вперёд.
С непривычки быстро вспотел, хотя утреннее солнце не набрало полную силу. Тропинка оказалась широкой и удобной, тут и на велосипеде, и верхом можно проехать. По обе стороны вытянулись красноствольные сосны под высокими зелеными шапками. Сосны с любопытством разглядывали одинокого путника и, приветственно шумя, провожали навстречу неизбежности.
Сергей Гаврилович на ходу снял пиджак, перебросил через плечо, закатал рукава потемневшей от пота рубашки и услышал родничок. Источник выложили белым кирпичом, рядом на врытом колу железная кружка. Вволю напившись ледяной вкуснейшей воды, Конкин вылил несколько кружек на голову.
Так, в борьбе с самим собой, вдыхая целительный сосновый аромат, Конкин достиг холма.
Что за природа! Какой воздух! Какая водица! Настоящий эликсир жизни. Вот бы поселиться где-нибудь рядышком и пить её каждый день. Это тебе не водопроводная жидкость, которую никакими фильтрами не привести в нормальное состояние. Но как переменить судьбу? Всё так устоялось, что если попытаться уйти в сторону, потерпишь крушение. Как поезд, сошедший с рельсов. Но, с другой стороны, он ведь и не пробовал ни разу. Сколько можно ненавидеть себя за слабоволие и нерешительность? Вот пересидит недельку в Боровом или Сосновке, там видно будет.
Поднявшись на холм, увидел просторную живописную поляну. Теперь, по словам старушки, до Борового недалеко, менее двух километров. Вот здесь он и сделает большой привал.
Солнышку до зенита далеко, можно и погреться немного, подремать, потом в тенёк перейти. А ближе к вечеру, – в село. Дойдя до центра поляны, где тропинка делает поворот в Боровое вправо, он увидел громадный пень. С облегчением сел рядом, привалившись спиной к остатку когда-то мощного дуба. Стало легче, почти комфортно. Здесь, на вершине холма, свежее, от пня струятся тепло и живительная сила. Видно, дерево свалили на пике здоровья, и пень по-прежнему получает от могучих корней силу земли.
Понемногу возвращалось спокойствие, проходила усталость. Как давно не бывал он на природе! Конечно, Северск городом назвать трудно, но и не деревня же. Из капкана похожих как близнецы трёх-четырёх улочек никак не вырваться. Хорошо он всё-таки придумал сегодня, вовремя вспомнил о предложении шефа. Тот, конечно, разозлится, если Конкин ошибся в выборе цели проверки. Но когда то будет! За неделю он тут отдохнет как следует и поработает всласть. Глядишь, по результатам работы и скостит шеф вину.
Улыбнувшись, Сергей Гаврилович погладил рукой семейство полевых ромашек, разместившееся справа жёлто-белым узором. Как хорошо! И краски какие, прямо фантастика. И тени совсем другие, не то что в его однокомнатной квартире. Там они мрачные, тяжелые, а здесь, – как частичка света, мягкие и весёлые. Он прищурил глаза, наблюдая за игрой узорчатых листьев боярышника на фоне нежной синевы неба.
Стало клонить ко сну. Перед тем как сомкнулись веки, Конкин успел увидеть в сторонке от росших на склоне кустов легкое облачко над вершиной сосны, а в просвете между сосен блеск излучины Чистой. Последнее, что отметил, засыпая, – похожее на выхлоп «Лиаза» синеватое одеяло, подползающее от кустов шиповника к его ногам. Как красиво, вот и кусочек неба на поляну упал… Совсем устал, подумал Сергей Гаврилович, уже галлюцинации пошли. И уснул, улыбаясь счастливо и мягко, как в детстве.
Человек очнулся от боли, тупой, ноющей, проникшей в каждую самую малую его косточку. Боль корежила, лишала понимания: будто он превратился в большой больной зуб, вырванный с корнем и брошенный за ненадобностью. А зубной нерв, хранящий следы хирургического вмешательства, продолжал ныть.
Особенно болело правое плечо, будто в нём взорвалась мина. Хотелось тронуть стонущее место, но руки не поднимались, лишенные силы.
Что это с ним? Человек с трудом разлепил тяжелые, слипшиеся от солёного холодного пота ресницы. Радужные сполохи понемногу рассеялись и сквозь голубоватую светлеющую завесу он различил окружающее. Взгляд скользнул по сочной зелёной траве со звёздочками ромашек и других цветов, названия которым он не знал или забыл, и дальше вниз, где темнели кусты. Ощущение знакомости мелькнуло и тут же пропало.
Человек с трудом повернул голову влево, заметил тропинку, круто сбегающую вниз, а в створе, в просвете между сосен, – блистающее зеркальце. Озеро? Река? Что за место и как он тут оказался? Человек ничего не помнил. Руки обрели способность к движению. Он ощупал ноги, туловище. Одежда незнакомая и тесная, явно чужая.
Когда боль в правом плече немного утихла, он смог поднять руки и ощупать лицо. Как будто порядок, никаких повреждений. Но что с плечом, почему так болит? Он просунул ладонь под рубашку и обнаружил на больном месте шрам. Интересно, что это? Он попытался вспомнить, откуда у него рубец на плече, но не смог.
Ничего, главное, что жив, память вернётся, успокоил он себя.
Лихорадочно сменяющиеся вопросы роились в ноющей голове. Кругом звенело и шумело до ломоты в ушах. Он пошарил левой рукой рядом и наткнулся на какой-то предмет. Подтянув его в пределы видимости, с облегчением вздохнул: хоть что-то знакомое рядом, его полевая сумка. Что в ней, он не помнил. Но что она точно его, был убежден. Уже лучше, появилась зацепка. Теперь вспомнит, кто он такой, почему здесь и что с ним такое приключилось.
Боль понемногу оставляла тело, пока не сконцентрировалась в одном месте вокруг шрама. Но болело терпимо. И звон в ушах почти пропал. Начала просыпаться память. Самое главное человек вспомнил разом: зовут его Юрий Герасимович Ляхов. Родом он из села Боровое Северского района. Оно, Боровое, совсем рядом отсюда, под холмом. И там, в селе, ждёт его родная жена, Настя. Анастасия Ивановна. И не видел он её очень давно, а теперь возвращается. Откуда?
Прочие знания в его голове отсутствовали, временами проступали нечетко, неясно и смутно какие-то эпизоды из забытого прошлого. Ну и ладно. Важно, что знает, как его зовут и где его дом. И человек, вспомнивший, кто он и откуда, успокоился. Да и боль оставила. Так что он смог подняться и осмотреться.
И сразу обрадовался: ведь это же их с Настей Полянка! Вон там, справа, малина. Он вспомнил, как они вдвоем любили выбирать белые ягодки, особенно сладкие и сочные. А левее должны быть кусты красной смородины. Он повернулся. Точно, так и есть.
Обойдя пень, с другой его стороны увидел березку, удивительно прямую и стройную; под слабым тёплым ветерком она призывно шелестела, будто звала к себе. Вот она, их с Анастасией подруга! Она вспомнила его! Человек подошёл и погладил белую кору с коричневыми и черными отметинами, с завивающимися локонами бересты.
Как хорошо, что он здесь… Он вернулся домой, теперь всё будет замечательно. И человек решительно отбросил от себя навязчивые вопросы, на которые ответов не находилось. Ощупал руками небритое лицо; при прикосновении пальцев скулы заболели, как после приличного удара. Вернулся к пню, поднял брошенный пиджак, сумку, повесил их на левое плечо, снял туфли, перевязал шнурки, перебросил через правое. И медленно, не спеша, двинулся знакомой тропинкой.
5. Отец Александр. 9 июня
Священник отец Александр, в миру Владимир Сергеевич Завьялов, заведует приходом села Боровое более десятка лет. Не однажды ему предлагали более высокие посты в церковной иерархии, но всякий раз он находил предлог для отказа.
Выше среднего роста, сложения крепкого, изящен в манерах. В юности имел прозвище «Дон Педро» за сходство с героем Михаила Козакова в кинофильме «Человек-амфибия» по Александру Беляеву. Бережно относится к чистоте духовных помыслов, но и много занимается поддержанием тела в норме. Выработал собственную концепцию физического оздоровления, изучив массу источников по геронтологии, ювенологии, цигуну.
(из личного досье Беркутова)
Размышляя о своих задачах, отец Александр старался найти тот единственный путь, который позволил бы ему, оставаясь в ладу с собственной верой и совестью, влиять на судьбы окружающих его людей. С годами прибавлялось и знаний, и опыта, но удовлетворение собой не приходило.
Сопротивление среды не позволяло обрести нужные лёгкость и свободу в мышлении и делах. Антидух апологетики витал всюду. Не миновал он и церковь. Иногда даже толкование священных текстов проводилось с явной или скрытой целью оправдания иерархии. У многих, даже искренних служителей церкви подобный подход считался единственно приемлемым в современных условиях.
И малая щель разрушает плотины.
Отец Александр остро чувствовал своё бессилие и потому отказывался от повышения. В больших приходах либо на вершинах церковной лестницы самостоятельность не поощрялась. За высшей благопристойностью часто скрываются гибельные язвы. Пришлось бы выбирать: либо приспособиться, либо уйти. Первое он не считал возможным, а второе… Зачем создавать себе условия для поиска места, если таковое он уже занимает?
Куда ни пойди, всюду видишь увечье, телесное и душевное. И далеко не всегда возможно помочь, облегчить страдания человеческие. А сколько тайно страдающих вокруг? Взять Анастасию Ляхову. Сколько тому лет, как она обособилась от людей, замкнулась в себе? Потерял к ней ключ отец Александр. И не может отыскать. А ведь была она истинно верующей, и людей не сторонилась, несмотря на давнее горе.
…Время разобщения…
Растут разногласия. Даже внутри формально однородных церковных общин не терпят инакомыслия. Теряется индивидуальное восприятие Откровения, на котором и стоит истинная вера.
Более других из современников привлекал его образ мышления Александра Меня. Чувствовались широта и свобода, могучие попытки освобождения от стереотипов. Он сроднился с ним за долгие вечера заочного знакомства. И склонялся к мысли, что даже отец Александр Мень, писавший под именем Эммануил Светлов, не говорил всего, что думает; не знал, как выразить то, что жжёт сердце и гложет мозг невысказанностью.
Религия одна, ибо един Бог! – вот первая истина, к которой он пришёл, изучая ислам, индуизм, иудаизм, сравнивая их положения с основами христианства. И твердо понял: у христианина нет преимуществ перед мусульманином, как и у мусульманина перед христианином. Все мировые религии, – равновеликие пути к одной цели.
Непогрешимы священные тексты. Но переводы с языка на язык делаются людьми. Люди имеют право на ошибку и иногда эксплуатируют это право.
Широк спектр человеческого искания истины, к каждому сердцу пролегает отдельная тропа. Крепко запал в память отца Александра случай с Захаром Беркутовым. С первого дня прибытия Владимира Сергеевича Завьялова в Боровое они понравились друг другу и подружились. Захар Петрович тянулся к правде, искал свой путь в жизни. С легкой руки Владимира Сергеевича заинтересовался Ветхим и Новым заветами, с удовольствием знакомился с книгами, которые предлагал отец Александр.
И вот однажды, после прочтения одного из трудов протоиерея Александра Меня Захар Петрович пришёл весь взбудораженный, с двумя книгами в руках. Он сравнил перевод одного места пророчества Исаи и в синодальном изложении и в переводе Меня. И, показав оба отрывка, с волнением произнес:
– Посмотрите, маленькое изменение в переводе одного только слова, а как меняется понимание всей сути!
– Да, действительно так, – согласился с ним отец Александр, – В каноническом варианте: «Не жертвы хочу, а милости». В переводе Меня: «Не жертвы хочу, а милосердия».
Владимир Сергеевич радостно поразился, как быстро его друг находит самое важное. Какаянезамутнённость восприятия!
– А почему ты считаешь, что тут больше к месту именно «милосердие»? – спросил отец Александр.
– Почему? – Захар Петрович даже взмахнул рукой и задумался, – Да просто это слово как-то шире, да и добрее. Человечнее, что ли… Не всегда ощущение от слов можно передать словом же точно. Конечно, если подумать еще…
– Зачем тратить время, если за нас уже подумали? – сказал отец Александр.
Как когда-то сам для себя, стоя перед тем же вопросом, он взял с полки Толковый словарь русского языка.
– Вот, послушай, что говорит Ожегов. Милость у него имеет два значения. Во-первых, она означает доброе и человеколюбивое отношение. Подходит, да? Но второе… Второе: «Благосклонность, полное доверие, расположение к кому-нибудь низшему со стороны высшего». Вот откуда неприятие! В слове «милость» мы чувствуем оттенок снисхождения, даже пренебрежения. Хочу сделаю, хочу нет… А теперь посмотрим толкование слова «милосердие»: «Готовность помочь кому-нибудь или простить кого-нибудь из сострадания, человеколюбия».
Он положил том назад повернулся к Захару Петровичу.
– Вот так. Помочь, простить… Независимо от своего или другого человека положения. Просто потому, что мы люди. Потому что по-иному человеку просто нельзя.
Так внезапно, через посредничество Александра Меня, смысл Божественного Слова проник в сознание Беркутова. Милосердие! Наиболее подходящее здесь понятие. А как важно! Ведь в этих словах, – кредо, само ядро религиозного сознания. Милосердие, – именно на нём должны основываться человеческие отношения.
Да, в Боровом нашёл отец Александр то, что искал всю жизнь. И друзей, которым всегда хотелось помочь, на которых всегда можно было опереться. Но и здесь не во всём он мог раскрыться. Вот как сказать тому же Беркутову, что в Петьке Блаженном видит он по-настоящему милосердного человека, что не для себя тот живет, а для людей. А что путь избрал себе столь неординарный, так в том не люди ему судьи. Ведь не лёгкости же он ищет для себя, а трудностей. Скорее для того, чтобы острее ощутить боль другого.
Люди в селах и хуторах непростые. Книжным словом к ним не пробиться, все истины требуют перевода на язык привычный и понятный каждому. Вся обстановка в Боровом: природа, пока не тронутая промышленной революцией, и полупатриархальный уклад жизни, —располагает к неторопливости в жизни и думах, выводит на внутреннее спокойствие. Ведь там, где царит суета, человеческая душа костенеет.
В городах – интеллект! А работа в городском храме сводится часто к череде модных крещений, бракосочетаний, отпеваний… Что можно знать о людях, стоящих перед тобой на проповеди? Встретиться и побеседовать просто так, без назидательности, нет времени у обеих сторон. Вот и не получается духовного контакта. А без оного что можно сделать?
В селе не так. Вся жизнь на глазах. Каждый у всех на виду. Легче заметить вспыхнувшую вдруг искру глубокого понимания. Помочь вовремя, нужным словом, – и вот уже человек смотрит на себя и мир чуть-чуть да по-другому. А камень в горах только стронуть с места…
Обо всем этом размышлял сейчас отец Александр, готовясь к проповеди, одевая поверх туники ризу. «Фелонь», вспомнилось почему-то латинское название ризы; походная одежда священника-проповедника в те времена, когда приходилось странствовать по планете, неся Слово. Теперь не постранствуешь, если и захочешь. Епитрахиль, – цветная лента с вышитыми на ней крестами, – завершила одеяние.
Не постранствуешь… Так ли? Просто каждому своё. Вот у Петьки Блаженного вся жизнь в дороге. Его одинаково хорошо знают в Боровом, в Сосновке, в Белом Яру. А Анастасия Ляхова последние два года в райцентре не побывала ни разу. Разве она одна такая?
Странное сегодня воскресенье: никак не сосредоточиться на теме проповеди. Посторонние мысли лезут в голову, и никак с ними не сладить. Ну да ладно. Работу не отменить.
…Завершив речь словами Меня: «Высшей молитвой является молитва непрестанная, то есть жизнь в постоянном общении с Богом», он понял, – не было сегодня вдохновения. А почему, неизвестно. Сколько пережито, прочитано, передумано, а что себя познал, – никак нельзя сказать. Как же можно проникнуть в душу другого человека, если своя – загадка?
Выйдя из храма, отец Александр в задумчивости направился привычной дорогой к дому. Дойдя до поворота на Республиканскую, поднял голову, осмотрелся и увидел: возникает, как сказал бы Беркутыч, нештатная ситуация.
Образцовая иллюстрация к гегелевской диалектике: в наличии две противостоящие тенденции, две противоположности, стремящиеся к конфликту. Можно проследить все фазы развития противоречия, от вызревания до взрыва. И если не вмешаться, взрыв неизбежен. Но можно ли священнику принимать чью-либо сторону в мирском конфликте? Ведь тем самым он становится судьей, объявляющим приговор без суда и следствия. Кесарю кесарево… Что присуще Юпитеру…
Но и в сторонке оставаться нельзя. Придется подождать, положившись на интуицию, на веление духа. Отец Александр еще раз осмотрел главную улицу села, от асфальта которой его отделяло не более пятнадцати метров.
Напротив, по ту сторону дороги, киоск фермера Аверьяна Жукова. Хозяйничали в нём его жена и дочь, успешно распродавая сигареты, жвачку, заграничное пиво в банках и вино. Рядом с киоском только что остановилась белая «Тойота-Корона». Справа, в полусотне метров от киоска, выделялась высокая стройная фигура Захара Беркутова, по случаю воскресного дня одетого в гражданское. Быстрым пружинистым шагом он направлялся в сторону «Тойоты». И как он учуял неладное на таком расстоянии? Ведь ничего еще не проявилось, не обозначилось. Профессиональный нюх, не иначе, усмехнулся про себя отец Александр, одобрительно оценивая молодую энергичную походку участкового инспектора.
Все четыре дверцы «Тойоты» разом распахнулись, из салона в тишину села вырвались громкие ритмы поп-хита на английском. Транзитники, отметил отец Александр, решили подзаправиться спиртным и табаком. А это значит, что им местные правила не указ. Из машины вывалились трое парней и две девицы, все явно навеселе. Водитель вразвалку подошел к киоску и по-хозяйски постучал костяшками пальцев по стеклу витрины. Остальные четверо презрительно-независимо осматривались, лениво переминаясь с ноги на ногу.
Похоже, Захар Петрович готовится испортить себе выходной. Поправить поведение гостей Борового в случае необходимости Беркутов сможет, но во что это выльется, учитывая его взрывной характер и бескомпромиссность? Он уже на половине пути к машине. Если бы ещё в милицейской форме!
Как тут быть? Решение не приходило. Видимо, придётся рассчитывать на экспромт. Отец Александр опёрся левой рукой на забор углового дома, рядом с которым стоял и сразу почувствовал острый укол в ладонь. Повернув голову, увидел, что из досок в разных местах торчат свежие гвозди: недавно ремонтировали забор. И сделали ремонт как попадя. Оно и понятно, хозяева дома пенсионеры Шибаевы, им самим такое не под силу, наняли кого-нибудь да перестарались с угощением. Кто же будет гвозди загибать, если рядом стакан самогонки с салом да огурчиком?
Не снимая левой руки с забора, отец Александр поглаживал доски, осторожно ощупывая гвозди, торчащие то острием, то шляпкой. Горе-ремонтники!
…И как они не боятся в таком состоянии по дорогам? Конечно, пьяный водитель за рулём сейчас не редкость. Так хоть бы рядом кто трезвый был! Все одинаково перебрали, думал отец Александр, наблюдая за замедленными и неверными движениями водителя, достающего из кармана джинсовой куртки деньги.
Прав Захар Петрович: в глаз селу попала соринка. И надо её удалить. По возможности – безболезненно. Ведь если без раздумий раздражённо хлопнуть по глазу, можно и зрение повредить. А Беркутов, скорее всего, намеревается хлопнуть.
Что будет, если их задержать? После освобождения они снова примутся за прежнее. Выражение лиц показывает: эти выбрали судьбу, изменить ничего нельзя, не поможет им ни участковый инспектор, ни священник. Слишком далеко зашла духовная интоксикация. Не сегодня так чуть позже придет наказание, но и тогда они не поймут его значения.
Остается скорректировать поведение Беркутова, решил отец Александр, обхватив пальцами выступающую на сантиметр шляпку гвоздя. Одного удара молотком не хватило, чтобы забить его как положено.
Он поднял свободную руку в приветствии. Захар Петрович теперь увидел его, заметили и те четверо, с равнодушным любопытством разглядывающие человека, спешившего в их сторону по пустынной улице.
– Захар Петрович, я тебя жду. Поговорить бы надо. Найдешь минутку?
Беркутов, сверкнув глазами в сторону «Тойоты», согласно кивнул и, свернув с дороги, подошёл, не выпуская потенциальных правонарушителей из поля зрения. Они пожали друг другу руки.
– Что, служебный долг не позволяет пройти мимо? Не торопись. Может быть, твоё вмешательство тут и не понадобится.
Захар Петрович улыбнулся. Встреча с другом сняла напряжение, успокоила взвинченные нервы. Продолжая краем глаза наблюдать за повернувшимися в их сторону пассажирами «Тойоты», он сказал возмущённо:
– Откуда они берутся? Где их делают? Вы только посмотрите, Владимир Сергеевич, как они на нас и всё окружающее смотрят! Какое-то стадное превосходство, а? Ощущение непогрешимости. Примерно так рыбак относится к рыбе, особенно когда та позволяет себя ловить без помех.
– Вот они уедут, – ответил отец Александр, – И я скажу, что думаю по этому поводу. Надеюсь, мысли у нас одинаковые. А сейчас не торопись. Ведь как и я, так и ты не в форменной одежде.
– Одежда-то одеждой, – усмехнулся Захар Петрович, – А борода выдаст.
Так оно и оказалось. До ушей Захара Петровича и Владимира Сергеевича донёсся восторженный голосок проницательной долговязой девицы в ярком платье, декольтированном сзади до пояса.
– Смотрите, девочки, да ведь это святой отец!
– Точно! – продолжил басом её сосед.
Его могучие плечи туго обливала кожаная куртка.
– А с ним и дьякон. Или как их там называют? Миш, ты в курсе?
Миша, в клетчатой тёплой ковбойке, хлопнув товарища по плечу, ответил:
– А вот мы и выясним. Пошли, мужики.
И они вчетвером, покачиваясь то ли от выпитого, то ли от чистоты деревенского воздуха, которого не нюхали неизвестно сколько, неторопливо двинулись через дорогу, неглубокий кювет и яркую зелень муравы к отцу Александру и Захару Петровичу. Ни высокая спортивная фигура Беркутова, ни могучий торс отца Александра их ничуть не обеспокоили. Видимо, вооружились когда-то в дозапойный период навыками спортивного единоборства. За дорогой, на траве их догнал водитель, успев выгрузить в машину приобретенные бутылки и банки.
Возбуждённые предвкушением приключения, все пятеро посмеивались и обменивались односложными междометиями.
Отец Александр молча и спокойно рассматривал их лица, каждое поочередно и все вместе. Народ не нищий. И привыкший к ответной робости и нерешительности, к духовной и физической слабости, охватившей людей в отравленных городах. Сами же по причине молодости не ощущают собственной зашлакованности и болезненности. Но расплата не заставит ждать.
Жаль их. Слово для них перестало быть аргументом, они слушают только себя или тех, кого считают равными себе. Безнаказанная наглость порождает глупость. Они даже не могут правильно оценить соотношение сил.
Он внимательно посмотрел в глаза Миши, пытаясь отыскать искорку человеческого интеллекта, отсвет пламени души, но не находил. Оловянный взгляд, готовность сказать и сделать первое, что придет на ум, – вот и всё! В городской сутолоке они будут выглядеть обычно, мало чем выделяясь на общем фоне. И чувствовать себя соответственно.
Приблизившаяся компания остановила размышления. Они встали вплотную: девицы и между ними широкоплечий в кожаной куртке нацелились на него, двое других выбрали Захара Петровича. Донесся густой запах перегара, свежего вина и приторных духов. Пахло нездоровым, испорченным, отравленным.
Владимир Сергеевич подумал, не снять ли руку с забора, но лишь погладил ладонью доску, из которой торчал большой гвоздь. «Десятка, не меньше, – подумал он, – И зачем такие гвозди тратить на заборы? Они же на половую рейку пригоднее». Он был спокоен, лишь боялся, что Захар Петрович не выдержит. Но тот, доверяя товарищу, стоял молча и не предпринимал никаких действий.
Выдохнув клуб дыма, ближайшая девица мило улыбнулась и, протянув пальчики с чадящей сигаретой, воскликнула:
– Какая роскошная борода! Прямо прелесть! Это правда, что ты святой отец?
Её кавалер хрипло рассмеялся:
– Пригласи его с нами. Он от тебя уже без ума, слова не вымолвит. За одну улыбку подарит тебе лучшую часть своей бороды.
– Это правда? А второго куда денем? У нас же места не хватит.
– Второго мы оставим. Отдохнёт немного на травке, подождёт, пока начальник вернется. Не так ли, дьякон?
Это говорил Миша, стоя перед Захаром Петровичем и потирая ладони.
Говорить что-либо бесполезно, любые слова ничего не изменят. Им хочется развлечений, их остановит только страх, который все они старательно прячут, скрывают за завесой наглости, бравады и цинизма. Но не ломать же им кости посредине села. Каково: священник да участковый инспектор не нашли ничего лучшего как вдвоём усмирять расшалившихся юнцов. Поймут-то их поймут, да на душе останется горький осадок. К тому же Захару Петровичу придется звонить в район, вызывать бригаду, сдавать им этих… День пропадет окончательно, а дел ещё сколько!
Решение пришло вовремя. Он пошевелил рукой, лежащей на заборе и, увидев, как все посмотрели туда, нарочито медленно обхватил конец гвоздя большим и указательным пальцами. Гвоздь сидел хорошо, пришлось напрячься, но эффект того стоил.
Гвоздь подался со стонущим скрипом, и когда он его вытащил, полупьяная компания напоминала выброшенных на берег карасей с выпученными глазами. Он угадал: гвоздь на самом деле оказался свежим, длиной в десять сантиметров. Покрутив его в пальцах перед глазами, Владимир Сергеевич выпрямил пальцами обеих рук погнутый кончик, повернулся ко всем спиной, вставил гвоздь обратно в гнездо и ударил ладонью. Тот с коротким визгом вошел на своё место по самую шляпку.
Когда он повернулся обратно, пятеро торопливо шли к замолчавшей «Тойоте», – отзвучал диск в проигрывателе. Захар Петрович рядом корчился от внутреннего смеха, пытаясь сдержать хохот.
– Ну… Владимир Сергеевич, я просто не могу… Ну… Не ожидал. Цирк…
Посмотрев на полусогнутую фигуру и сморщенное лицо Захара Петровича, отец Александр не выдержал и густо рассмеялся.
– А ты как хотел? Словом – никак. Делом, – последствия уж больно тягостные могут быть, особенно для тебя. Вот и пришлось выбрать срединный путь.
Беркутов справился с приступом веселья, только глаза продолжали светиться влагой.
– Да уж. Демонстрация получилась что надо. Даже у меня дух захватило.
– А мне их жаль. Какие серые лица! Ведь они всю жизнь едят соль, сахар и сало в самых разных упаковках и сочетаниях. Другого не воспринимает их дух, отравленный дурными мыслями. Нездоровый дух не терпит здорового тела и всегда приводит его в соответствие со своим состоянием. Потому-то кроме страха, у них не осталось рычагов связи с внешним миром. Ни я, ни ты не сможем им помочь, слишком далеко зашло, укоренилась отрава. Вот так! Природа реагирует, как ты желаешь. И внутренняя природа, и внешняя.
– Так что же, таких страхом воспитывать? – спросил Беркутов, провожая глазами удаляющуюся «Тойоту», запоминая номер.
– Может быть! Никто не знает, что ждёт каждого из них впереди. Вдруг появится иной шанс?
– А вот насчет природы как? Это действительно всеобщий закон? Вот я, к примеру, войду в лес с острым желанием найти рекордный белый гриб и лес мне его подарит?
– Хитёр ты, Захар Петрович. Хочешь простоты во всем. А мир-то не прост. Но заверю: если ты действительно хочешь такой гриб, он тебе спать не даёт, да настойчивостью обладаешь, – рано или поздно он твой!
– И так во всем?
Вместо ответа отец Александр взял Беркутова под локоть, свободной рукой указал на дорогу, приглашая покинуть место несостоявшегося происшествия…
6. Поляна. Преображение. 16 июня
Поляна продолжала жизнь, наполненную сменой ритмов, запахов, времён года, наблюдениями за людьми в селе у подножия холма, заботой о своих цветах и кустах, попытками помочь больному остатку дуба. Кое-что из желаемого ей удавалось и тогда она радовалась, выражая радость всплеском ароматов и притоком жизненных сил и энергии из глубин земли и высот космоса.
Усилиями берёзы, протянувшей свои корни к страдающему пню, удалось пробудить к жизни маленький росток и теперь Поляна и все её частички, до самой маленькой травинки, знали: их могучий и добрый дуб, от которого осталось на Поляне только невидимое людям тонкое эфирное тело, получил новую жизнь. Прольется несколько десятков дождей и его новая физическая оболочка сольется с остатками прежнего организма. Поляна вновь обретет единство.
Непривычно долгое время Поляну заботит одна женщина, чего раньше не бывало. Конечно, она всегда помогала людям, приходящим за травами или ягодами, несущими с собой доброту и сострадание. Или, наоборот, отгоняла колючками, отвращающим запахом тех из них, что приносили в себе недобрые стремления и желание зла. Иногда она формировала для них из сгустков тумана фигуры двойников людей и после того её долго не беспокоили.
