bannerbannerbanner
Цвет боли: красный

Эва Хансен
Цвет боли: красный

Полная версия

– Курт, привет. Что за предложение?

– Привет, Линн. Не бойся, подвоха нет. Анна Свенссон, которая сейчас владеет интернет-изданием «На шаг впереди», решила его реформировать. Для работы ей нужны несколько начинающих журналистов.

Вообще-то, я переводилась на другую программу, но говорить об этом Курту почему-то не стала.

– А как же учеба?

– Это не постоянная работа, она набирает группу для выполнения задания, а потом распускает. – В голосе Курта было что-то кроме привычного энтузиазма.

В ответ я вздохнула совершенно без энтузиазма:

– Это хоть не детище «Экспрессена»?

– Не знаю, мне пока неизвестно, но не «Экспрессен» точно. Ты не любишь бульварную прессу?

– Не хочется начинать с желтых газет, потом в другие не возьмут. А что за задание?

– Вроде какое-то журналистское расследование, сейчас это модно. Завтра встреча, все скажут. В конце концов, если не подойдет, можно отказаться. А вдруг что-то интересное? Придешь?

Я посмотрела на адрес. Ничего особенного, это практически Арка Боффиля со стороны вокзала Седра. От дома два шага…

– Пожалуй, схожу. А почему ты предлагаешь мне?

Курт чуть замялся…

– Говори уж!

– Эрика должна пойти со мной, но ее родители вдруг собрались до середины января в Америку, Эрика с ними.

Не могу сказать, что меня задела такая простая замена меня на Эрику и Эрики на меня. У нас с Куртом ничего не было, он просто оказывал мелкие знаки внимания вроде угостить кофе из пластикового стаканчика или занять очередь на ланч в университетском кафе. Но все равно это признание не слишком обрадовало. Почему я ответила, что приду, и сама не знаю. Скорее всего, просто захотелось убедиться, что Курт не так уж сильно переживает из-за предательства Эрики.

Зачем мне он сам? Не нужен абсолютно.

Оговорив место и время встречи, я отправилась в ванную поваляться в пене.

Туда тут же заглянула Бритт:

– О чем размышляем?

Она права, замена обычного душа ванной означала серьезные раздумья.

– О жизни.

– И как? – выдавливая зубную пасту на щетку, деловито осведомилась подруга, словно от этих размышлений зависело если не будущее человечества, то, по крайней мере, наше с ней.

– Придумаю – сообщу, – не менее серьезно обещала я, заныривая в воздушные пузырьки глубже. Из пены должна торчать только голова, иначе какой в ней смысл?

– С кем разговаривала? – у нее получилось «ражговаривала» из-за зубной щетки во рту.

– Курт предлагает подработать на каникулах.

Сомневаюсь, что она помнит, кто такой Курт, но это неважно.

– Тебе нужны деньги? – подруга даже зубы чистить перестала.

– Нет, ради практики, какое-то журналистское расследование.

– А?!.. «Миллениум»?! – для Бритт в Швеции существовал только Стиг Ларссон и его «Миллениум», подозреваю, не для нее одной.

– Успокойся, нет, – я попыталась ногой закрыть кран. Но вместо этого нажала на переключатель душа, и вода хлынула сверху. От неожиданности я нырнула в пену с головой, а Бритт, которую отвернутый в сторону душ окатил с головы до ног, с визгом отскочила к двери.

Визжать было от чего, я сумела закрыть горячую воду, но не справилась с холодной, душ оказался ледяным…

Следующие полчаса нам оказалось не до Курта с его предложением. Это только в ванну вода наливается медленно, на пол она это делает почему-то куда быстрей…

Но Бритт о предложении не забыла, как же, расследование да без нее?

– Так что за «Миллениум»?

– Какое-то «На шаг впереди». Остальное узнаю завтра.

– Уже хорошо! Я с тобой.

Вот этого я и боялась, зеленые глаза подруги блестели слишком заинтересовано, чтобы дело закончилось добром. Может, я ошиблась, и она не собиралась улетать в свою Калифорнию?

– Тебе-то зачем?

– Ты же знаешь мою интуицию, она не подведет.

О, да! Интуиция Бритт неоспорима, она всегда подсказывает верно, ну, кроме тех случаев, когда почему-то ошибается. Однако упоминать об этих прискорбных недоразумениях не рекомендуется.

– Хорошо, если встанешь в девять.

– Надо покопаться в Интернете, – подруга подтянула к себе ноутбук и устроила на ногах, сложенных по-турецки.

А она молодец, заняв мысли Куртом и нашими с ним отношениями, которых, собственно, не было, я совсем забыла про Сеть. Там наверняка есть это самое «На шаг впереди».

Из Бодена приехала сестра Кайсы Стринберг. Они не слишком часто виделись с погибшей, но все же сестра есть сестра, Даг надеялся, что девушка сможет объяснить, почему Кайса полезла в петлю. Но, глядя на фрекен Стринберг, Вангер подумал, что понимает Кайсу, в шестнадцать лет сбежавшую в Стокгольм. Сестра всего лишь на два года старше погибшей, то есть, нет и тридцати, но внешне ей можно бы дать все сорок. Тусклым и безрадостным в ней было все – внешность, взгляд, голос… Человек, который с депрессией родился, с ней живет, от нее и умрет, вернее, давно умер, существует только оболочка.

– Мама все время плачет, с тех пор, как узнала, папа сидит молча. Она… мы всегда знали, что из этого ничего хорошего не выйдет. Разве можно ждать чего-то хорошего от жизни в сумасшедшем городе?

– Каком сумасшедшем?

– В Стокгольме! Тут могут убить. Тут всех убивают!

Вангер с изумлением выслушал эту тираду. Ого! Фрекен Стринберг очнулась?

– Так уж и всех, я, как видите, жив.

– Вы мужчина, – фрекен явно обвиняла Дага в позорной принадлежности к этой половине человечества, – а Кайса была женщиной!

Несмотря на всю серьезность ситуации, он едва сдержался, чтобы не поерничать:

– Да что вы говорите?!

Фрекен Стринберг мгновенной заминки инспектора не заметила, она продолжала обличать и пророчествовать:

– Это все ее дружки, это они виноваты!

– Виноваты в чем?

– В трагедии, в том, что Кайсы больше нет.

Что сестру убили, она все же не сказала, но доведение до самоубийства тоже преступление, которое требуется расследовать.

– Вы считаете, что ее довели до беды? – Дагу страшно не хотелось произносить слово «самоубийство». – Вы знаете кого-то из друзей сестры?

– Нет!

Но по тому, как Стринберг произнесла это слово и быстро отвела глаза, Вангер понял, что она лжет.

– Может, все-таки кого-то вспомните?

Губы поджались, превратившись в узкую полоску.

– Я не дружу с такими…

Фрекен обижена, только чем?

Ясно, самим подозрением, что она может знаться с кем-то в этом сумасшедшем городе, где с утра до вечера убивают всех без разбора. Нет, не всех, только женщин.

– С какими такими? Фру Стринберг, нам очень важно узнать о вашей сестре как можно больше, чтобы понять, виновен ли кто-то в ее гибели, а если виновен, то кто именно. Это поможет наказать виновного.

При слове «наказать» у Стринберг появился огонек в глазах.

– Кайса не очень много рассказывала о своей тяжелой жизни в Стокгольме, но кое-что я все-таки знала.

В следующие полчаса Вангер уяснил, что знала многое, видно, Кайсу контролировали, вероятно, звонили каждый день. Когда сестра погибшей закончила свой подробный и в то же время пространный рассказ, у Дага уже просто трещала голова.

– Да вы же ничего не записывали?! – вдруг ахнула фрекен Стринберг. – Я все это говорила зря?!

Вангер молча нажал на кнопку диктофона. Услышав собственный голос, Стринберг сначала испугалась, потом нахмурилась:

– Как-то не очень на меня похоже.

Даг подумал, что это неудивительно с ее-то дикцией, говорит, словно что-то держит во рту под языком, но укорять за невнятное произношение фрекен Стринберг не стал, напротив, совершенно серьезно прочитал целую лекцию ни о чем:

– Человек никогда не узнает собственный голос. Просто когда мы говорим, добавляется некий внутренний резонанс, вы понимаете? – Вангер понятия не имел, что там добавляется, но старался говорить как можно уверенней, чтобы эта серая курица почувствовала, что отвлекает очень серьезных и занятых людей. – Все, что вы сказали, записано, теперь я должен обработать полученную информацию, передать ее службе… слежения и получить от них данные обо всех, кого вы упомянули. После тщательной обработки этих данных можно будет сделать вывод о причастности или непричастности названных людей к произошедшей трагедии. Кроме того, мы должны получить заключение патологоанатомов о причинах и сроке смерти.

Все время, пока произносил эти общие, ничего не значащие фразы, Вангер, не отрываясь, смотрел в глаза фрекен Стринберг, та тоже пялилась, даже не моргая, и постоянно кивала. Со стороны могло показаться, что Даг инструктирует ее перед каким-то важным событием, и оба стараются ничего не пропустить и не забыть.

– Когда работа будет проведена, мы с вами свяжемся. Вы надолго в Стокгольм?

– На один день, сегодня должна обратно…

– Боюсь, вы не сможете забрать тело сестры, если только это не самоубийство.

– Это не самоубийство! – зло и почти по слогам произнесла серая курица.

Но Вангер не смутился, за шесть лет работы он видел всякие трупы и всяких родственников.

– Я тоже так думаю. Вам придется приехать позже. Вы не могли бы оставить мне дополнительный телефон для связи. Мне может понадобиться ваша консультация.

Фрекен Стринберг снова закивала, но уже не так послушно, просто соглашаясь, записала номер своего мобильного и удалилась, по пути, почти победно оглядев подпиравшую дверной косяк Фриду.

– Какой там службе ты собираешься передать информацию? – Фрида устроилась на стуле, где только что сидела Стринберг, и Вангер невольно сравнил двух девушек.

Они примерно одного возраста, Фриде тоже около тридцати, но она подтянутая, насмешливая, живая. Дело не в профессии, обязывающей инспектора Фриду Волер быть физически и эмоционально крепкой, она изначально не могла выбрать профессию, позволяющую быть рохлей и тянучкой, а сестра убитой Кайсы никогда не смогла бы стать инспектором.

 

– Интересно, кем она работает?

– Ты не спросил?

– Чтобы услышать подноготную всех сотрудников какой-нибудь службы Бодена? Уволь меня.

– Стереть? – Фрида кивнула на диктофон.

– Нет, пока пусть останется. Там немало занятной информации, мало ли где пригодится.

– Сказать, чтобы распечатали?

– Нет, просто сохрани. Что бы я без тебя делал?

– Пропал! Ладно, пойдем, попьем кофе?

– Попрошу Бергмана, чтобы на следующее дело поставил нас вместе.

– Свалить всю работу на меня, а самому отсыпаться за предыдущие шесть лет? Ну уж нет, не выйдет.

Вангеру действительно хотелось, чтобы Фриду прикрепили к нему в группу, хотя сама группа сейчас занималась всякой всячиной вразнобой.

Только бы Курт не решил, что я согласна стать его девушкой взамен променявшей его на заокеанские дали Эрики…

С чем-то подобным я только что распрощалась. Нет, я не вертихвостка, скорее наоборот, за два года учебы в университете рассталась всего в двумя парнями, причем похожими друг на друга как близнецы, то есть одинаково занудными, благовоспитанными и самое противное – предсказуемыми при всей их сексуальной раскованности.

Обоих мне «организовала» мама, это сыновья ее деловых партнеров, молодые люди, у которых расписано все на десятилетия вперед. Подошло время встречаться с девушкой, чтобы вовремя жениться, родители познакомили с подходящей, вот и все. Честное слово, я даже не подозревала, что в наше время такое возможно. В Швеции не в моде официальное оформление отношений, какая разница, состоялась ли церемония в Ратуше?

Нет, оба парня вовсе не были зашоренными идиотами, скорее наоборот. У Берга выявились склонности к бисексуальности, он слишком часто заглядывался на молодых людей, что приводило меня в ужас.

– Посмотри, какая у этого парня крепкая попка! Линн, ты определенно фригидна, если столь красивые ягодицы не впечатляют. Мне казалось, женщины должны умирать от таких форм.

Как хотите, а иметь парня, с восторгом рассуждающего о мужской заднице, это слишком. Однажды представив себе обладателя хороших форм в нашей постели третьим, я твердо заявила Бергу, что встретила другого. Тот лишь спокойно пожал плечами:

– Жаль, хотя, мне кажется, ты не стала бы понимающей супругой.

Вот с этим я вполне согласна! Я махровая гомофобка, как бы несовременно это ни звучало, и понять тягу одного мужчины к ягодицам другого могу, но не хочу. Вернее, пусть тянется… но только как-нибудь без меня и этими же руками меня не трогает.

Второй, Йен, ни геем, ни бисексуалом не был, он увлекался девушками, девушками и только ими. Неизвестно, что хуже. Для меня у Йена существовали два дня в неделю, в которые мы успевали посетить все значимые премьеры сезона, посидеть в роскошных ресторанах и даже полетать на воздушном шаре над городом. Это не были два определенных дня, потому что премьеры могли случаться в разные дни недели, но это были только два вечера и две ночи. Остальные пять Йен проводил по своему усмотрению и вмешиваться в распределение или ревновать, столкнувшись с ним где-нибудь в клубе в обществе очередной красотки, я не имела права.

Расстались без надрыва, как-то слишком цивилизованно. Просто однажды я произнесла:

– Йен, я думаю, тебе не стоит сегодня ночевать у меня…

– Я тебя не удовлетворяю?

Удовлетворял, мне хватало походов в театр, ресторан, клуб или кино дважды в неделю, а также двух ночей после них, тем более Йен весьма изобретателен и силен, но что же оставалось для меня? Домашняя игрушка, обязанная быть всегда довольной жизнью в отведенных рамках? Зачем это мне?

Когда я задала такой вопрос Йену, он усмехнулся:

– А чего ты ждешь, любви с первого взгляда или принца на белом коне, который заберет тебя в сказочную страну? Поверь, я предлагаю лучшее. Ты будешь обеспечена, будешь иметь постоянный секс и достаточную свободу для собственных увлечений. Я современный мужчина и согласен предоставить тебе таковую. Я всего лишь должен знать, что ты не даешь повода злословить за моей спиной и не подцепишь заразу.

– А любовь?

– Что?

– Любовь, Йен. Ты ни разу не сказал, что любишь меня. Подозреваю, что у тебя и сердце ни разу не забилось сильней при мысли обо мне.

– Ты взрослая женщина, а рассуждаешь как ребенок. Можешь считать, что люблю, если это так важно. Сказать тебе слова любви? Да пожалуйста. А цветы я дарю постоянно.

О, это я знаю. Еженедельно приносят букет из цветочного магазина. В среду. Утром. Всегда примерно одного размера и качества. Йен определенно оплатил нечто вроде абонемента на год вперед.

– Не нужно говорить ничего, Йен, совсем ничего. Вообще ничего. Ты найдешь себе взрослую женщину, которая будет рассуждать так же, как ты сам, примет твои условия и согласится на секс по расписанию без угрозы заражения.

– Это означает, что мы больше не будем встречаться?

– Мне показалось или ты действительно испытываешь облегчение?

– Ну-у… мне с тобой было хорошо… – в голосе любовника не слышалось стопроцентной уверенности.

– Так хорошо, что ты сотрешь мой номер телефона, едва я выйду из машины?

– Линн!

– Я не права?

– Нет, я буду поздравлять тебя с праздниками и звонить раз в неделю, чтобы узнать, как ты. – А вот нотки облегчения все же пробились, как бы Йен ни прикидывался.

– Раз в месяц.

– Хорошо, в месяц.

Черт, как он легко согласился! Может, не стоило так решительно? Но отступать некуда.

– Договорились.

– А дружеский секс иногда?

Я пожала плечами:

– Посмотрим… Кстати, не забудь аннулировать свой заказ в цветочном магазине, теперь нет необходимости в букетах.

Он явно смутился, потом рассмеялся даже лукаво:

– Букеты будут доставлять до Нового года.

– Йен… ты явно просчитался. Оплатил вперед?

Любовник смотрел на меня уже заинтересованно.

– Линн, а, может, попробуем еще раз?

– Нет, дорогой, не стоит.

Боже, какое это удовольствие отказывать любовнику, с которым давно не ладится! А ладилось ли? Теперь я уже не была уверена ни в чем. Однако что-то требовалось делать со мной самой. На такой разговор я могла решиться только в самый отчаянный момент, это против всех моих правил и жизненных установок. Мама иногда говорит, что ей кажется, будто она родила меня не в современном Стокгольме, а в монастыре в позапрошлом веке. «Нельзя быть такой несовременной!» Несовременной – это ходить с косой, играть на скрипке для души и быть сексуально зажатой. Ну и пусть, я такая, какая есть.

В тот вечер я долго не могла заснуть, размышляя над собственным отношением к жизни и сексу. Я не современная? Наверное, да. Йен прав, мне нужна любовь, пусть не с первого взгляда (хотя желательна именно такая, потому что вдруг разглядеть принца на белом коне среди тех, кого я давно и хорошо знаю, как-то не слишком реально), но захватывающая. Если страсть, то чтоб обо всем забыть и на все быть готовой.

С другой стороны способна ли я сама на такую страсть? Да и какой принц посмотрит на Линн Линдберг? Нет, посмотреть один раз может, но второго не будет. Большинство прекрасных принцев и вовсе скользят по мне взглядом, как по мебели. Чем зацепить?

Рост… ну… выше среднего. Упитанная, да-да, и никто меня в этом не разубедит! Классические 90-60-90 у меня превышены довольно заметно – 96-64-96. Ноги не от ушей, и шея не лебединая. Хотя тоже ничего… Все вроде в норме, но в результате получается середнячок…

Вот это самое мерзкое – середнячок, то, на что внимание обращают в последнюю очередь. Нет, я вовсе не желаю растолстеть, чтобы вслед глазели с жалостью или изумлением, но хочу быть яркой, чтобы парни в компании замечали сразу, а не через час после начала вечеринки. Хорошие волосы, белоснежная (без отбеливателей!) улыбка, красивые руки… да и ноги стройные… Изъянов нет, но все вместе каким-то непостижимым образом складывается в посредственность.

А все проклятые 96 см! И никто не переубедит меня, что при росте в 170 см это нормальный объем бедер, что будь я тоньше, выглядела бы жердиной (бабушкины слова, не мои). Я не сижу на диетах, потому что хорошо знаю: это временно, пока мучаешь себя голоданием или чем-то подобным, вес держится, но стоит позволить лишнее, как набирается куда больше, чем сбросила. К тому же стоит только добиться заветного количества килограммов, как выясняется, что идеальный вес распределен на твоей фигуре совершенно неправильно!

Для меня лучше держать в форме мышцы, потому бегаю по Лестнице Последнего Гроша, плаваю в Ериксдалбадет, стараюсь как можно больше двигаться. У меня хорошая растяжка, потому что в детстве занималась хореографией, пока маме не сказали, что я совершенно не гожусь в прима-балерины по физическим данным. Кстати, именно слова преподавательницы «кость широка, сама девочка обыкновенная» и определили мой комплекс. Обыкновенная… это обо мне, я так и осталась в собственной оценке обыкновенной, и ничто не способно изменить это мнение.

Слава богу, преподавательница не говорила об уме, хоть такого комплекса не случилось.

К сожалению, мама никогда не обращала на подобные мелочи внимания, а моя нынешняя уверенная в себе подруга Бритт страдала тем же. Мы обе стеснялись своих тел! Два комплекса рядом только усиливали друг друга, мы могли сколько угодно подчеркивать свою индивидуальность, в очередь за ней парни не выстраивались. Оставалось вопрошать:

– Да нужны ли они нам?!

Следовал ответ:

– Конечно, нет!

Объяснение простое: сказочная любовь бывает только в сказках.

Но так рассуждать хорошо, только когда рядом подружка, а если я останусь одна?

При мысли о таком одиночестве из глаз едва не брызнули слезы. Как уговорить Бритт не бросать учебу в Стокгольме? Мне без нее будет плохо.

Ничего выудить об интернет-издании Бритт не смогла. Раньше в нем вразвалочку занимались журналистскими расследованиями, впрочем, почти безрезультатно, громких разоблачений не имелось, новая владелица намерена все реорганизовать. Мобильные журналистские группы, общая координация дел…

– Ладно, завтра увидим!

– Даг, подожди сдавать дело о самоповешении в архив. Зайди ко мне, есть кое-какие новости.

Вангер чертыхнулся, вот так всегда, стоит решить, что все закрыто, как появляются новые данные или новые жертвы.

Стол Микаэля Бергмана завален бумагами, из-за которых начавшую лысеть голову старшего инспектора почти не видно. Он кивком пригласил Дага присесть и продолжил разговор по телефону.

Вангер сел, хотя возможности рассиживаться не было, как всегда в конце года львиная доля времени уходила на всякого рода отчеты и сводки. Конечно, этим занимается специальный отдел, но они то и дело норовят проконсультироваться, к тому же вдруг выясняется, что кучу безнадежных мелких дел нужно срочно сдать, что-то не оформлено, что-то просто не закрыто…

Положив трубку, Бергман вздохнул:

– Новая напасть на нашу голову – газетчики сунули свои носы в дело о самоповешении. Связались с БДСМщиками, накопали кучу всяких фактов, противоречащих версии самоубийства и требуют расследования на новом уровне.

– Ну, и что их не устраивает?

– Говорят, так не вешаются.

– А то мы без них не знаем! Ни нормальной петли, ни табуретки, выбитой из-под ног…

– Да нет, не так все просто, там какие-то особенные узлы, которые придумал определенный человек – Ларс Юханссон. Понимаешь, есть люди, которые изобретают перпетум-мобиле, а эти вот подвешивание.

– И что?

– Придется и тебе познакомиться с садо-мазо.

– Стоит ли?

– Похоже, стоит. У меня тут есть адресок, свяжись, расспроси, покажи снимки, может, они правы? А нет, так со спокойной совестью изложим мнение специалиста газетчикам.

– Времени нет.

– Да мне самому эта свобода прессы вот где! – Бергман красноречиво показал, как его достали газетчики. – Но отмахнуться нельзя, если они правы, то нас самих подвесят за упущения. Лучше кое-что отложи, посмотри там сам, что можно.

Вангер только кивнул, прекрасно понимая, что, имей Бергман возможность отмахнуться от соображений газетчиков, он бы с удовольствием отмахнулся. Может, в этом деле и правда что-то есть?

На листе, данном старшим, значились только номер телефона и имя: Леннарт Викстрём. Ладно, придется звонить Леннарту Викстрёму. Только сначала самому посмотреть, что это за зверь – БДСМ. В общих чертах Вангер об этом слышал, но только в общих. А вот пусть Викстрём и объяснит, не лазить же самому по порно-сайтам с розысками! Ему вполне хватало трупов, чтобы изучать еще и самоистязательство.

 

Дагу Вангеру никогда не нравились извращенцы, в чем бы извращения ни проявлялись. Даже бабушки, у которых дома по двадцать две кошки – это извращение. Даг придерживался того убеждения, что человечество не зря выработало принципы нормального поведения и считало отклонения от них извращениями, особенно если эти принципы давнишние. Не могли ошибаться миллионы людей, полагавшие, что любить боль свою и чужую – это ненормально. И детей надо делать традиционным способом с женой в постели, а не из пробирки или под потолком.

К сожалению, сейчас много развелось тех, кто считает извращением нормальную жизнь.

На следующее утро пробежку я устроила в сторону Арки Боффиля, надо же посмотреть на место встречи. Погода хорошая, прохладно, изо рта пар, на ногах «Эйсикс-2100», не потому что я помешана на лейблах, а потому что гелевые амортизаторы и впрямь удобны, в ушах наушники плеера с хорошим ритмом, это помогает двигаться, не чувствуя усталости… Все, как всегда, ритмичный бег для здоровья. Побегала в Фатбушпаркене, убедилась, что вокруг вокзала Седре людей полно и в ранний час воскресенья, порадовалась за спокойствие своих обожаемых улочек и вернулась домой. Растяжка, душ, и я готова к собеседованию!

Так считала я, но не подруга.

Бритт выдумывала наряды для визита, складывая вещи в немыслимых сочетаниях. Вот от чего я категорически отказалась, чтобы чувствовать себя хорошо, я должна быть самой собой, а в одежде даже из последней прекрасной коллекции Бритт я таковой не буду, коллекция для девочки-подростка.

– Ну и что ты наденешь?

– Джинсы и свитер.

– Ты идешь к работодателю. Первое впечатление очень важно. У тебя просто не будет второй возможности произвести первое впечатление. – Бритт оседлала любимого конька – мое перевоспитание в лучших традициях американских журналов для женщин.

– Коко Шанель права по поводу первого впечатления, потому я и хочу, чтобы оно было верным. Куда хуже, если мне потом придется соответствовать тому, что для меня самой неприемлемо.

Подругу больше всего смутило мое знание слов великой Шанель.

– Ты знаешь это выражение?

– А она что, говорила по секрету для дизайнеров?

– Но ведь ты идешь на собеседование по поводу работы.

– Бритт, ты в Швеции, а не в Штатах. Здесь не обязательно выглядеть офисной красоткой, чтобы тебя приняли. Тем более, это журналистское расследование. Думаю, журналисту вообще лучше ничем не отличаться от окружающих.

Бритт махнула рукой:

– Уговорила. Но ты не можешь запретить мне испробовать свою вчерашнюю коллекцию.

Хотелось воскликнуть: «О нет!», но я боялась обидеть подругу, в конце концов, это ее право выглядеть непокорным подростком.

Позже я не раз думала, пошла бы на эту встречу, знай, что произойдет, ввязалась бы во все, хотя бы подозревая, в какой кошмар окунусь и сколько всего перенесу, побывав на грани жизни и смерти? И каждый раз отвечала: «Да!» Да, даже если пришлось бы пройти все снова, только ради одной-единственной встречи, я бы согласилась пройти.

Но тогда мысли были радужные, подпорченные лишь пониманием, что подруга после каникул может в Стокгольм и не вернуться. А какую опасность могла представлять предстоящая работа? Разве что испортить Рождество, но до него еще далеко…

Мы пришли вовремя, даже на пять минут раньше, но Курт уже ждал. Кивнув в сторону входа в дом, он почему-то вздохнул:

– Остальные уже там.

– Но мы не опоздали. Еще пять минут.

– Нет, – с новым вздохом подтвердил Курт. Откуда у него эта привычка вздыхать, раньше я такой не замечала, парень как парень. Э, да он, кажется, глазеет на Бритт! Тут вздыхай не вздыхай, ничего не обломится. Бритт восхищается Швецией, но жить явно предпочтет в Америке. А уж замуж выйдет непременно за американского миллионера, бедному шведскому студенту ждать от моей подруги нечего. А уж когда Курт услышит, что и Бритт улетает в Америку… От этой подсмотренной мелочи почему-то стало весело.

– Здесь офис?

– Вообще, это жилой дом, но есть и офисы на первом этаже. Пойдемте.

Если это и был офис, то им не так часто пользовались, а посетителей не бывало и подавно. Трудно определить, насколько он велик, потому что мы видели всего лишь одну комнату, в которой стояли четыре офисных стола в две линии лицом друг к другу, с двумя компьютерами, висела большая доска с магнитами, пустая, потому понять, чем занимаются те, кто включает компьютеры, невозможно, одна из дверей комнаты закрыта, вторая открыта. Рядом с открытой дверью огромное окно, но не на улицу, а в соседнее помещение, видимо, небольшой конференц-зал с овальным столом, аппаратурой и большим экраном. На столе тоже компьютеры.

Мне показалось, что мы всего лишь в просторной квартире, часть которой превращена в офис. Хотя какая разница?

Остальных, о ком говорил Курт, оказалось только двое – рослый парень, смущенно переминавшийся с ноги на ногу, и эффектная девушка, рядом с которой я сразу почувствовала себя бедной родственницей. Но это ничуть не смутило, пусть себе выделяется.

Девушка и Бритт внимательно оглядели друг дружку на предмет мнимого превосходства, каждая явно осталась убеждена в отсутствии вкуса у соперницы, хотя никакими соперницами они не были. Я вспомнила, что видела девушку в университете, она на курс старше. И парень тоже, кажется, он серьезно занимается компьютерами. Во всяком случае, Улофа наши просили разобраться, если возникали проблемы с компами. Улоф и компьютеры внешне не сочетались никак, парень похож на медведя, большого белого медведя. Его короткие словно выбеленные волосы воинственно торчали на загривке, большие плечи сильно ссутулились, а огромные руки, которые Улоф вечно не знал куда девать, если не порхали над клавиатурой, то висели вдоль туловища, повернутые ладонями назад.

Едва мы успели оглядеться, вошел мужчина средних лет и пригласил в конференц-зал. Стульев вокруг стола оказалось шесть, а вот компьютеров пять. Конечно, Бритт была лишней, но ее это ничуть не смутило, в результате без компьютера остался белый медведь. Мужчина с интересом наблюдал за нашим рассаживанием, но подруга вела себя так, словно она и была главной из приглашенных. Мне Бритт тихонько шепнула:

– Ерунда, ведут себя, словно дети. Совершенно безликий офис.

Офис и впрямь был безликим, но не безвкусным. Работать явно удобно.

– Анна Свенссон пригласила нас для выполнения журналистского расследования… – Не успели мы отреагировать на слова мужчины, как тот добавил, повернувшись к двери: – …О котором она расскажет сама.

В комнату вошла женщина, при виде которой Бритт посмотрела на меня столь выразительно, что я поняла – оправдать свой сегодняшний затрапезный вид перед подругой мне не удастся до конца жизни.

Анна была именно такой красоткой, какой, по мнению Бритт, и должна быть настоящая бизнес-леди. Рослая, подтянутая, ухоженная, все при ней – ноги от ушей, а уши принадлежат гордо посаженной голове с правильными чертами лица, отменной кожей и волосок к волоску уложенной прической. Спокойный макияж, спокойные тона костюма, делового костюма, состоящего из узкой юбки, блузки и пиджака, что редкость в наше время. На руке часы, сами руки ухожены, маникюр неброский, но ногти определенно накладные.

Глаза у Анны Свенссон синие, но именно яркость цвета и незамутненность радужной оболочки сразу вызвала подозрение о линзах. В конце концов, это ее право.

– Здравствуйте. Как уже сказал Оле, я Анна Свенссон и намерена предложить вам работу на время каникул. Давайте сначала познакомимся. Это Оле Борг, он частный детектив и будет возглавлять вашу группу, если таковая состоится. Теперь вы.

– Курт Малунген. Студент.

– Вы?

– Марта Бергер, тоже студентка.

– Я знаю, что вы все студенты. Вы?

– Улоф Микаэльссон.

– Я Бритт Джонсон, тоже студентка, но не журналист.

Губы Анны чуть дрогнули в насмешливой улыбке:

– А кто?

– Я дизайнер. Сюда пришла с ней.

– Я Линн Линдберг.

Почему-то Анна задержала взгляд на нас с Бритт дольше остальных, словно что-то прикидывая. От этого стало чуть не по себе, но я постаралась выкинуть глупые мысли из головы. Может, она просто размышляет вдвоем с Бритт нас выставить или кого-то все же оставить?

– Хорошо. Группа поддержки тоже принимается. Пока вы не решили, будете у меня работать или нет, раскрывать всю информацию не могу, но постараюсь объяснить максимально подробно и ответить на все вопросы, которые возникнут.

Она подошла к большой доске и взяла в руки фломастер.

– Я новая владелица небольшого ежемесячного интернет-журнала, решившая его реорганизовать. Это не секрет, мне кажется, так работать будет удобней. Итак, журнал почти не имеет постоянных работников, зато у нас целых два офиса. Этот – один из них. Работу журнала я намерена построить по принципу постоянного координационного совета, который уже создан, Оле один из его членов, и нанимаемых для разовых расследований журналистов.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru