Этель Мери Уилмот-Бакстон
Крестоносцы

Глава IV
Возникновение рыцарства

Он рыцарь. И, отправившись в поход, Не ищет славы и наград не ждет. Ему милей иные блага – Честь, благородство и отвага.

Дж. Чосер. Пролог к «Кентерберийским рассказам»

В пору относительного затишья, наступившую после избавления от умалишенного халифа, в сердцах христиан с новой силой вспыхнула святая любовь к Спасителю.

Такова была реакция (в значительной степени) на это воистину «темное лихолетье», завершавшее X век. Голод и чума опустошили Европу и, к тому же, довели ее до неслыханного падения нравственных устоев. Путники на дорогах теперь трепетали не только перед разбойниками, но и перед гораздо более опасными врагами. Тайком поговаривали о том, что в лесных чащах творятся небывалые изуверства: одичавшие люди подстерегают паломников и, разорвав их на куски, тут же пожирают. Всех без разбора, и мужчин, и женщин, и детей. Церковники, уже не знавшие, как повлиять на столь скорбное положение дел, отважились на отчаянные меры. По всем городам и весям христианского мира они твердили в своих проповедях, что конец света совсем близок, что наступит он в тысячный год после рождения Христа.

Эта весть вызвала поразительный всплеск религиозного послушания, страх перед Судным днем действительно помог остановить безудержный шквал насилия и жестокости. Появился даже весьма примечательный закон, получивший название «Мир Божий». Каждый рыцарь давал клятву не совершать никаких святотатств, уважительно относиться ко всем странникам. А в священные дни недели, то есть с вечера среды до утра понедельника «не нарушать ничей покой». Рыцарю возбраняется затевать схватку только ради отмщения обидчику, он верный защитник женщин и относится к ним с благоговением и целомудренной любовью. Вот так и возник тот рыцарский дух, который сыграл столь значительную роль в истории крестоносцев.

И вот подоспел срок обещанного конца света. Роковая дата благополучно миновала, однако религиозный пыл и преданность Всевышнему никуда не делись. Снова в душах разгорелся жаркий интерес к жизненному пути и деяниям Всеблагого Спасителя. Толпы пилигримов, и молодых и старых, представители всех сословий и профессий поспешили отправиться в длительное и нелегкое странствие – к Святой земле.

Так возник рыцарский дух

Многие из паломников становились жертвами преследований неистового Хакима, что было то было. И хотя теперь их никто не трогал, от прежнего обоюдного дружелюбия не осталось и следа. Но это лишь подогревало раж жаждущих посетить христианские святыни. Помолиться в церкви Гроба Господня, а, вернувшись домой, построить церковь в своей вотчине, – такова была цель каждого богатого вельможи. Но и бедных паломников было не меньше. С сумой за плечами, в шляпах, украшенных пальмовыми листьями или ракушками, их можно было встретить на всех европейских дорогах.

В одной из хроник того времени мы читаем: «К церкви Гроба Господня все шли и шли преогромные толпы, а ведь никто и помыслить не дерзал, что такое станет возможным.

Первыми дорогу к этому священному храму проложили нищие бедняки, за ними потянулись люди среднего достатка и званий, а потом в толпе паломников появились и знатные персоны – короли, графы, маркизы и епископы. И что самое удивительное и доселе невиданное – многие женщины тоже устремились к этой святыне».

Теперь, когда гунны обратились в христианство, совершать паломничество стало гораздо проще, ибо пилигримам более не возбранялось проходить по дорогам Венгрии, им больше не нужно было пересекать Средиземное море, а потом еще брести по земле Египта.

Среди паломников был Роберт Великолепный^[34], отец Вильгельма, того самого, которого потом будут величать Завоевателем^[35]. Роберту суждено было умереть вдали от дома, такова была участь многих странников.

Свен, самый старший и самый непутевый из сыновей Годвина^[36] тоже окончил дни свои на чужбине.

В период правления Вильгельма Завоевателя епископ Йоркский, Элдред, добился того, что маленькое английское королевство снискало славу в Иерусалиме, – тем, что отдало в дар церкви Гроба Господня золотой кубок дивной работы.

Мы говорили об усилении религиозного рвения, но одновременно с этим возникло и набирало силу явление, давшее жизнь совершенно замечательным обычаям и чувствам. Имя ему – рыцарство.

Считалось, что быть рыцарем – это и есть «истинный долг дворянина». Если мы вспомним о тогдашнем разгуле невежества, жестокости и порочности, который даже западные христиане сумеют укротить только в XI веке, то тут же поймем, какую важную и полезную работу проделали рыцари. Вера, Честь, Благородство – вот три правила странствующих рыцарей, и они распространялись на все сферы жизни, как личной, так и общественной.

Обучать будущего рыцаря начинали с семи лет, перво-наперво он становился личным слугой своего господина, что считалось большой милостью. Маленький мальчик был горд и счастлив тем, что ему дозволялось держать кубок с вином, стоя за креслом милорда, или поддерживать шпору, когда тот садился на коня.

На протяжении семи лет питомец прислуживал главным образом дамам, живущим в имении, а те учили его читать, писать, играть на музыкальных инструментах и вести себя с подобающей учтивостью. Но помимо этого он еще овладевал навыками, необходимыми оруженосцу, постигал тонкости псовой и соколиной охоты и работал на псарне и на конюшне. В четырнадцать лет ученик получал право стать оруженосцем и круг его обязанностей значительно расширялся. За столом он должен был нарезать для господина пищу и первым ее пробовать – проверять, не отравлено ли блюдо. И, конечно, постоянно быть под рукой у хозяина, чтобы в любой момент выполнять все его требования. В частности, помогать ему надевать доспехи, следить, чтобы оружие господина всегда было в исправности, и во время боя тоже всегда быть рядом. А когда господин спал, оруженосцу полагалось лежать на полу у его двери.

Статуя Вильгельма Завоевателя

И только когда оруженосец, благодаря прилежанию и долготерпению, уже мог хорошо справляться со своими обязанностями, его «посвящали в рыцари». Но требовалось еще доказать, что он достоин этого высокого звания, – юноша должен был совершить какой-нибудь подвиг.

Церемония препоясывания доспехов была по сути обрядом религиозным. Накануне будущий рыцарь всю ночь простаивал на коленях перед алтарем, где были разложены его доспехи, над ними он обеими руками держал обнаженный меч. Посвящаемый очищал дух свой молитвами и укреплял его для служения Господу. Утром церковники торжественно посвящали его в высокое звание, и уже после их благословения дозволялось замкнуть пряжки на доспехах рыцаря.

Вот этот – заключительный – ритуал обычно совершала прекрасная дама, владычица сердца рыцаря, к которой он относился с обожанием и благоговейным почтением. «Угождать Прекрасной – вот рыцаря первейший долг и сладчайшая отрада».

Еще одним примечательным обычаем было «братство по оружию», когда двое рыцарей клялись друг другу в вечной преданности и любви. Они носили одинаковые одежды, у них были одинаковые доспехи, они вместе совершали молитву, поддерживали друг друга на поле боя и во всяких спорах и потасовках, у них были общие друзья и противники.

Верность рыцарскому кодексу чести – не просто красивый лозунг, сохранилось множество доказательств того, что участники крестовых походов действительно весьма дорожили своими идеалами. Об этом свидетельствуют слова одного из самых знаменитых и романтических героев рыцарской эпохи, достославного Тристана. В смертный час он говорил своему оруженосцу: «Ныне я вынужден предать обычаи, которые так свято чтил. Увы! Мой меч, тебе придется пережить позор этих минут. О, Сагримур, готов ли ты услышать постыдные слова, доселе никогда не осквернявшие уста Тристана? Я побежден. И теперь тебе передаю я свои доспехи и долг рыцарской чести».

Разумеется, потребовались годы и годы для того, чтобы благородные рыцари довели до совершенства свои прославленные кодексы чести, а в пору Первого крестового похода все эти правила и обычаи только зарождались. Безусловно, христиане и мусульмане оказывали друг на друга влияние. Многие уроки рыцарства преподали воинам Креста именно восточные воины, мусульмане. Один из самых могущественных оплотов Средневековья, ислам, принудил и крестоносцев объединиться, подчинив единому рыцарскому уставу все народы Европы. Возможно, это и было главным и самым действенным достижением участников Крестовых походов, объединенных единой целью и единым кодексом чести.

«Все войны и разбои скоро прекратятся. Ибо пришедшие с Крестом подобны ливню, который усмиряет ветер».

Дух рыцарства, сплавленный с воинским опытом, обретенным непосредственно в самих походах, породил уникальные военные ордены, которые играли весьма существенную роль в ту эпоху.

Обряд посвящения в рыцари

Самым первым из таких объединений был Орден Рыцарей Госпитальеров, или Рыцарей Госпиталя. А возник он следующим образом. В середине XI века несколько итальянских купцов при посредничестве Иерусалимской церкви Святой Марии учредили странноприимный дом для пилигримов, госпиталь. В этой больнице, возведенной во имя Святого Иоанна, странников привечали монахи-бенедиктинцы под руководством некого брата, прозванного «защитником пострадавших за Спасителя». Когда закончился Первый крестовый поход, в приют для страждущих наведался сам Готфрид Бульонский^[37]. Он увидел, что благочестивые монахи во время осады Иерусалима самоотверженно ухаживали за больными и ранеными христианами, отдавая им все что могли, хотя сами пребывали в жестокой нищете. Готфрид немедля пожаловал госпиталю земли и деньги и объявил некого Жерара первым Великим Магистром (гроссмейстером) ордена Святого Иоанна. Для монахов построили новый великолепный храм, и отныне они обязаны были носить черное облачение с нашитым на нем восьмиконечным крестом из белого полотна – тем самым знаменитым крестом, который позже станут называть Мальтийским.

В начале XII века святые отцы и сердобольные миряне, трудившиеся в госпитале, получили иной статус: при втором Великом Магистре орден был преобразован в военную организацию. Тут по-прежнему выхаживали больных и принимали помощь благотворителей, но теперь служители были обязаны, в случае нужды, защищать Гроб Господень с оружием в руках. Надо сказать, что многие среди братьев были рыцарями, прежде чем удалились от мира, приняв обет послушания. Поэтому было сказано, что новые правила для них не новы, что «братьям во Христе лишь возвращают их оружие». Этих воинов от всей прочей братии отличал красный плащ с белым крестом, который они надевали поверх доспехов.

Воинские обязанности не отменяли всех прежних. Рыцарям-госпитальерам и теперь запрещалось нарушать обет целомудрия, послушания и бедности, так же как и простым монахам. Рыцари-послушники – это «рабы бедности». Ничего своего, все имущество обители – общее; женитьба запрещена, оружие можно пускать в ход лишь в битвах с сарацинами. Зато подчинялся рыцарь-госпитальер только Папе Римскому, и никакие иные господа не могли им распоряжаться.

Орден госпитальеров снискал невероятную популярность. В тринадцатом столетии он насчитывал пятнадцать тысяч рыцарей. Причем многие прибыли издалека и были представителями знатнейших родов. И надо отдать этому Ордену должное: в ту пору, когда рыцарство успело растерять все свои прославленные доблести, госпитальеры оставались верны старым традициям.

Даже после изгнания из Палестины и они вынуждены были искать пристанища в Греции, на острове Родос. В XVI веке их выгнали и оттуда. Карл V поселил рыцарей-иоаннитов (так еще называли госпитальеров, ибо второе название Ордена – Орден Святого Иоанна Иерусалимского) на острове Мальта, где они и оставались вплоть до Французской революции.

Крестоносцев проважают в поход

Орден тамплиеров (от французского слова «тампль», то есть храм) был создан тоже в начале XII века первым Иерусалимским королем Балдуином^[38]. Этим самоотверженным воинам была доверена защита Гроба Господня. А еще им было велено охранять дороги, по которым пилигримы шли в Иерусалим и которые были облюбованы множеством разбойничьих шаек. Балдуин пожаловал тамплиерам здание поблизости от храма (мечети?), расположенного на священной горе Мориа. Оно стало их штаб-квартирой. Основным их предназначением было воинское дело – сраженья. Впрочем, молиться и поститься им тоже полагалось. Однако же пост они часто нарушали. Даже появилась такая поговорка: «пьет как тамплиер».

В каждом сражении во время Священной войны оба этих Ордена сыграли неоценимую роль. Если на правом фланге взывали помнить о чести и отваге тамплиеры, то на левом им тут же вторили госпитальеры. Примечательно, что тамплиеры, в отличие от большинства рыцарей, носили бороды. А из-за своего одеяния – белый плащ с красным крестом – они получили прозвище рыцарей Красного Креста.

Вы конечно же помните, что доблестный рыцарь из поэмы Спенсера «Королева фей» принадлежал именно к ордену тамплиеров.

 
И на груди его кровавый крест алеет —
В честь воина, над коим смерть уж реет.
 

Их стяги были наполовину черными, наполовину белыми: «Пречистые и спасительные для почитающих Христа, черные и грозные для Его супостатов».

Тамплиеры, отличавшиеся гордым и независимым нравом и добившиеся большой власти, нажили себе множество врагов. В начале XIV века они навлекли на себя сильный гнев французского короля Филиппа IV (Красивого). К тому времени рыцари Красного Креста успели прочно обосноваться во многих частях Европы, самый же могущественный их «дом» – так было принято называть владения тамплиеров – находился в Париже, это был знаменитый «Тампль» (Храм), «Главный дом». Члены этого сообщества бросили королю открытый вызов, посмев подвергнуть сомнению законность его власти.

Король замыслил поквитаться с крамольным орденом. Римский Папа, Климент V, поначалу отказался дать согласие на арест тамплиеров, но твердостью он не отличался и в конце концов уступил давлению Филиппа Красивого. В один из тех дней, когда Великий магистр и большая часть его рыцарей находились во Франции, был отдан приказ о заключении «злодеев» под стражу. Все тамплиеры были схвачены, брошены в темницы и подверглись пыткам. Узников силой заставляли признаться в преступлениях, о которых они не могли бы помыслить даже под страхом смерти. Более пятисот членов Ордена были сожжены на кострах, а все привилегии, предоставленные Ордену, отныне считались недействительными. Неужто тамплиеры и вправду заслужили столь ужасающую кару? На этот счет существует множество мнений. Однако в те времена народ был безусловно настроен против храмовников, рыцарей Храма. Тем не менее вероломная расправа Филиппа над теми, кто не щадил своей жизни во славу Господа, и поныне считается одним из самых чудовищных преступлений в истории человечества.

Крестоносцы в походе

Тампль (Париж)

Это королевское деяние отражено в одной из дошедших до нас легенд. Она гласит, что якобы каждый год в день расправы с тамплиерами головы семерых мучеников поднимаются над могилами. Они приветствуют призрака, одетого в плащ с алым крестом. Этот явившийся из небытия рыцарь трижды вопрошает: «Кто же теперь защитит Святой храм^[39]? Кто освободит Гроб Господень?» И головы трижды с плачем отвечают: «Никто! Ведь наш “Храм” разрушен».

Лондонская церковь Темпла изначально была построена для английского дома великого Ордена. Надо сказать, что в Англии почти все тамплиеры, которых также обвинили в самых тяжких грехах, были оправданы. В Испании и Германии тамплиеров тоже не дали в обиду.

Однако же мы отвлеклись, пора вернуться назад. То есть в ту эпоху, когда Орденов госпитальеров и тамплиеров, одни названия которых ассоциируются с самыми доблестными подвигами Священной войны, еще не было и в помине.

Глава V
История Петра Пустынника

Все шли и шли святыням поклониться – И пахарь, и купец, и благородный лорд… Но довелось немногим воротиться, – И те едва спаслись от басурманских орд.

Э. Спенсер. Королева фей

Примерно через двадцать лет после смерти кровожадного безумца Хакима у стран, сопредельных со Святой Землей, появился новый, не менее грозный и беспощадный противник. Из далекого Туркестана добралось до этих краев свирепое и воинственное племя, потомки некого Сельджука, историки называют их турками-сельджуками. До середины XI века все набеги ненасытных пришельцев увенчивались победами. А главарь их, выдворив из Багдада сарацинских правителей, объявил себя халифом.

Его преемник принял ислам, усилив тем самым свою власть и влияние, после чего захватил всю Малую Азию и обосновался в Никее, в опасной близости от Константинополя.

Неисчислимыми бедствиями сопровождается всякое вражеское нашествие, сельджуки же отличились еще и тем, что возродили в завоеванных владениях варварские обычаи. И как могло быть иначе? Они же сами были варварами и представляли собой орды грабителей и разбойников, которые способны думать только о поживе и учинять расправу.

Византийский император Алексей^[40] в ту пору был так ослаблен, что не смог противостоять полчищам варваров. И в ужасе смотрел, как они крушат христианские церкви, а детей христиан продают в рабство. Напрасно взывал он о помощи к западным монархам. Объединить всех западных христиан для борьбы с явившимся издалека врагом было ему не по силам. Могущество принадлежавшей ему Восточной империи уже заметно пошатнулось.

Однако совсем скоро произошло событие, подействовавшее на Европу сильнее всяких призывов. В 1076 году сельджуки завладели Иерусалимом. И для живущих там христиан, и для пилигримов настали черные дни – в городе воцарилось зло. Патриарх (Иерусалимский епископ) был схвачен. Его сбили с ног и протащили за волосы по улицам, а потом бросили в темницу, где он томился какое-то время, ибо горожанам не сразу удалось собрать нужную сумму для выкупа. Захватчики глумились над самыми сокровенными христианскими обрядами: ворвавшись в церковь, они воплями своими и насмешками мешали богослужению. На дорогах и тропах, проторенных к священному городу Иерусалиму, перехватывали паломников, раздевали их догола и потом нещадно избивали. Многих богомольцев хватали в тот момент, когда те преклоняли колена перед Святым Гробом, и подвергали пыткам.

Однажды в Германии выдался год, когда в Иерусалим отправилось семь тысяч паломников! Домой же вернулись только две тысячи, с рассказами о том, какие изуверства творятся на Святой земле, о том, что там проливают кровь христиан и оскверняют их храмы.

Поразительно, что так долго творились все эти безбожные дела и непотребства, и никто не озаботился тем, чтобы найти выход, постараться пресечь святотатство и разбой.

Римский Папа Григорий VII (Гильдебранд) собрал-таки армию, что правда то правда, это произошло уже ближе к концу одиннадцатого века, но весь его воинственный пыл растрачивался на другое: он возмечтал подчинить себе императора. Эта борьба за владычество пап над светскими государями оказалась совершенно бессмысленной. Армия же мало-помалу распалась и разбрелась.

В 1081 году Роберт Гвискар, один из предводителей норманнов, пересек море вместе со своим войском, но предприимчивого норманна настигла смерть. И долгое время безутешные христиане были уверены, что братьям-пилигримам навеки суждено быть заложниками своей непредсказуемой судьбы. Но настал урочный час – и мир услышал «глас вопиющего в пустыне», глас того, кому было суждено стать провозвестником Первого крестового похода.

Предание гласит, что один бедный отшельник по имени Петр, уроженец французского города Амьена, отправился в 1098 году в Иерусалим. Этот Петр, прозванный Пустынником, конечно же был наслышан об опасностях, подстерегавших пилигримов на дорогах, однако же дурная молва его не остановила, и ему удалось добраться до Иерусалима живым и невредимым. Возможно, душегубы просто не польстились на его нищенское рубище.

Папа Григорий VII

То, что увидел Петр Пустынник, превзошло даже самые худшие его ожидания. Каждый камень в церкви Гроба Господня был залит кровью мучеников. В ушах у отважного пилигрима звенело от воплей истязаемых женщин. Патриарх Симеон признался, что сердце его разрывается от скорби и что он чувствует себя почти рабом, – с тех пор как в городе бесчинствуют басурманы. И все уж давно поняли, что глава Восточной Империи, Византии, законный попечитель и защитник жителей Палестины, не рвется помогать своим подданным, хотя и обязан. Так у кого же, у кого им, несчастным, просить защиты?

– Святая земля в беде, все народы Запада возьмутся за оружие! – вскричал неустрашимый Петр и пообещал на обратном пути наведаться к Папе Римскому, попросить благословения. Разумеется, патриарх Симеон должен был написать соответствующие письма – для вручения римским церковникам.

Ту ночь, говорится далее в легенде, Петр хотел провести в молитвенном бдении у гробницы Спасителя, но нечаянно заснул. И что же? Во сне Петру явился сам Спаситель и, простерши над ним десницу, повелел не мешкая приступить к исполнению благой своей цели. И вот что еще сказал ему Христос: «Поведай же миру о страданиях моего народа и призови преданных мне очистить святыни от неверных. Отныне, лишь преодолев опасности и всяческие искушения, избранники Божьи смогут войти во врата Рая».

Услышав это словно наяву, Петр Пустынник поспешил на берег и отплыл в Италию. Он вошел в покои Урбана II в тот самый момент, когда послы Константинопольского императора стучались что было силы в ворота Рима.

Урбан с готовностью благословил Петра, повелев ему идти к людям и призывать их к Крестовому походу.

Проповедь Петра Пустынника

Конечно же на то, чтобы убедить королей, князей и знатных вельмож покинуть свои вотчины ради похода, причем отнюдь не сулившего очевидных выгод, требовалось какое-то время. И эту трудную задачу Урбан решил взять на себя. А Петра Пустынника, наделенного даром красноречия и умением завоевывать сердца и доверие, мудрый Папа отправил в народ. Пусть втолковывает простодушным беднякам, что им пора браться за мечи и идти защищать святую веру. Судя по тому, что пишет автор одной из хроник, расчет Урбана оказался верным.

«Откуда и когда он появился, мне не ведомо. Расскажу только про то, что видел воочию. Странствовал он по городам и деревням, и всюду читал проповеди, и всюду собирались огромные толпы жаждавших услышать его слово. На призывы этого человека собравшиеся отвечали горячим согласием, с молитвенным восторгом превознося его праведность и благие помыслы. Не припомню, чтобы кто-то еще был удостоен столь высоких почестей».

По землям Италии и Франции, по берегам Рейна ехал на своем ослике этот вдохновенный проповедник. Его причудливая фигура завораживала, притягивая все взоры. Ноги его были босы, голова не покрыта, а в руках он сжимал огромный крест с изображением распятого Иисуса Христа.

«Он проповедовал и в церквях, и на улицах, и на дорогах, сотням и сотням людей. Петра Пустынника с одинаковым радушием принимали и в дворцовых палатах, и в бедных хижинах. Слушателей несказанно трогали его речи, в которых он умолял покаяться в равнодушии и дружно взяться за оружие. Когда же он описывал страдания жителей Палестины и прибывших туда пилигримов, в душе каждого пробуждалась жалость. А в сердцах будущих доблестных воинов вспыхивал праведный гнев, когда Петр призывал их защитить братьев по вере и освободить от нечестивых басурман самое святое – Гроб Спасителя».

Пока Южная Европа внимала достоверным рассказам Петра о муках, претерпеваемых Святой землей, и проникалась воинственным духом и негодованием, Урбан созвал Собор, чтобы обсудить вполне конкретные надобности. Отметим особо, что на этом Соборе, состоявшемся в Пиаченце весной 1095 года, особенно много внимания было уделено просьбе Византийского императора Алексея, его послы молили о помощи. Если Константинополь не выстоит перед атакой сельджуков, заверяли они, то христианству на Востоке придет конец, оно исчезнет навсегда. А ведь от столицы Восточной Империи мусульманских варваров отделяет лишь узкая полоска моря.

Жалобы эти были выслушаны с искренним сочувствием. Но, хорошенько все взвесив, высокое собрание рассудило, что спасти Константинополь от сельджуков можно только посредством отвлекающего маневра. То есть христиане первыми должны предпринять атаку, причем на саму Палестину. Как раз это Урбану и требовалось! Понятное дело, что марш прямиком в исстрадавшийся Иерусалим наверняка вдохновит любого гораздо больше, чем защита Константинополя, который никто еще пока не занял. Разумеется, в обуявшем всех воинственном порыве свою роль сыграли и давние амбиции обеих империй, и Восточной, и Западной. К тому же император Алексей был личностью далеко не героической, где уж ему было тягаться с самим Христом. Впрочем, обсуждение похода в Палестину было отложено на осень, и очередной Собор был созван на этот раз во Франции, в Клермоне.

Трон Византийских императоров

Тот пасмурный ноябрьский день навсегда запечатлелся в памяти людей, собравшихся на площади перед кафедральным собором, а были там представители всех сословий и всех областей, ибо молва далеко разнесла весть о том, что речь пойдет о Крестовом походе. Сразу после торжественной мессы в распахнутых дверях показался сам Папа в окружении епископов и кардиналов в ярких облачениях. Они препроводили Папу к высокой трибуне, покрытой красной тканью.

В левой руке Урбан держал крест. Осенив им собравшихся, он поднял правую руку, призывая к тишине, и начал свою речь.

– Кто бы смог устоять перед подобным красноречием! – воскликнет потом один из очевидцев, которому привелось услышать рассказ о неукротимых сельджуках. Они, дескать, того гляди, явятся на Запад, они захватили часть Испании и Сицилию, и вообще их давно пора выставить со Священной земли, на которую могут приходить только христиане.

Обернувшись в сторону рыцарей, стоявших неподалеку, опершись на мечи, Урбан произнес слова, жгущие сильнее огня:

– Доселе тратили они дни свои на пустые раздоры и резали братьев своих, точно овец. Благое ли это дело? Так дайте же им возможность сразиться за Иерусалим, и с б льшим рвением, чем в былые дни сражались сами израильтяне^[41] во славу Божью. Сам Христос поведет их в бой. Умереть в том городе, где когда-то Христос пожертвовал ради них Собой. Что может быть прекрасней? Так позвольте этим доблестным рыцарям, потомкам не ведающих поражения воинов, вспомнить о неукротимой мощи их пращуров и ринуться навстречу врагу – чтобы погибнуть или победить.

Этот призыв никого не оставил равнодушным.

– Deus vult! Deus vult!^[42] – взвился в небеса рев тысяч глоток, и Урбан тут же подхватил эти восторженные крики, сливающиеся с овациями.

– Да будут эти слова отныне вашим боевым кличем! – возопил Урбан. – И когда вы сойдетесь в схватке с врагом, пусть отовсюду раздается: «По велению Господа!» Так вперед, чада мои. Много страданий вам предстоит изведать. Но телесные муки помогут вам спасти душу. Идите же, избавьте благословенную Святыню от нечестивых! Изгоните грабителей. Введите во храм праведников. Таков мой наказ, и да исполнятся наши чаянья не позднее следующей весны. Те, у кого тут много богатств, знайте: здешние сокровища не сравнимы с благами, которые вам уготованы на Святой земле. И помните: перед теми, кому суждено умереть, распахнутся врата Рая, а живые узреют Гроб Господа своего. Вы воинство Христово, и посему на груди вашей, либо на плече да воссияет алый, как кровь, крест, во имя Всеблагого, приявшего смерть во спасение душ ваших. Носите этот крест в знак того, что неизменно уповаете на помощь Всевышнего, носите как залог клятвы верности Ему, на веки вечные.

И снова раздались восторженные овации. Епископы и рыцари, оттесняя друг друга, устремилась вперед, чтобы взять эмблемы с крестами, приготовленные заранее. Епископу из Пюи, Адемару Монтейльскому, удалось первым получить крест, и его тут же выбрали духовным предводителем будущей экспедиции, а главным военачальником стал Раймунд, граф Тулузский.

После Клермонского Собора по всей Южной Европе несколько месяцев разносился стук молотков, ладящих доспехи, и удары кувалд о наковальни. В конечном итоге решено было отправить крестоносцев в поход в августе 1096 года. Однако же самые горячие защитники христиан, наслушавшись проникновенных проповедей Петра Отшельника, так долго ждать не могли, и тронулись в путь гораздо раньше.

Рыцари устремились вперед, чтоб взять эмблемы с крестами

Итак, уже в марте толпа численностью примерно в шестьдесят тысяч человек под предводительством Петра двинулась в сторону Земли Обетованной. О том, что нужно было запастись впрок провизией и деньгами, никто и не помыслил. Вот что писал о тех днях современник: «Поля лишились пахарей, а дома – обитателей. Опустели целые города. На битву ехали вместе с женами, да-да, а то и со всем семейством. Нельзя было смотреть без улыбки на то, как набивали всевозможной утварью огромные повозки. Дороги не могли вместить столько путешественников, а тропы слишком часто упирались в изгороди. То и дело возникали заторы».

Накануне Пасхи к Кельну вот таким манером мало-помалу подтянулись пятнадцать тысяч путников, в основном это были французы. Петр не пожелал пока отправляться дальше, вознамерившись навербовать воителей и среди немцев, которые охотно слушали его проповеди. В результате французы отбыли под началом Вальтера Голяка, а добираться они должны были до Константинополя. Идти им пришлось через Венгрию, по чащобам и пустошам, по дорогам страны, где христианство приняли совсем недавно. И от железной дисциплины, которую с таким трудом наладил Вальтер в своем «войске», вскоре не осталось и следа. Еду странникам жители давать отказывались, поэтому те стали промышлять грабежом. Венгры тут же взялись за оружие и раскидали нечистых на руку вояк в разные стороны. Разрозненные отряды, человек по сто, прятались в церквах, которые местные люди тут же поджигали, и многие горемыки сгорели заживо. Уцелело лишь несколько тысяч, те, кто успел скрыться в лесу. Кое-как собрав эти жалкие остатки, Вальтер Голяк все-таки доставил их в Константинополь. Там, под защитой императора, уцелевшие стали дожидаться Петра Пустынника.