Уход в лес – Эрнст Юнгер

Писать о Эрнсте Юнгере непросто. Все-таки этот немецкий писатель, этот человек, служил в гитлеровской армии и принимал участие в войне против нас. Неудивительно, что на текстах Юнгера сегодня пытаются выехать фашисты, русские (и украинские) в том числе. На фронтисписе удивившего меня издания «Ухода в лес» Юнгера на русском языке, которое я нашел в Сети, с любовью нарисован молодой человек с автоматом Калашникова (!) наперевес. Вероятно, это образ бойца из числа небезызвестных «приморских партизан» (ведь «уход в лес»!). А в предисловии к данному любопытному артефакту издательского дела немецкий писатель выхваляется как консервативный революционер, «вертикальный человек» и видный духовный партизан.Впрочем, прокатиться на Юнгере у современных фашистов вряд ли выйдет. Как говорится, с немецкого автора где сядешь, там и слезешь. Проехать на его спине не вышло даже у доктора Геббельса. Чем более коричневел политический режим Третьего рейха, тем в большую духовную оппозицию к нему становился писатель. Во время Второй мировой войны Юнгер был близко знаком со многими участниками антигитлеровского заговора и от расправы его спасло лишь то, что Гитлер относился к писателю с определенным пиететом, как к герою Первой мировой войны, участником которой был сам.В конце Второй мировой войны уволенному с военной службы офицеру, ставшему начальником местного фольксштурма в Кирххорсте, выпал шанс в буквальном смысле «уйти в лес». В том смысле, что самому стать партизаном. Однако, Юнгер этим путем не пошел, распустил подчиненный ему отряд по домам и утопил свой автомат в пруду (чуть не забыв его в последний момент на верху книжного шкафа у себя дома). А вот в соседнем населенном пункте, педантично записал Юнгер в дневнике, все вышло иначе: фанатичные подростки из гитлерюгенда на ж/д переезде повредили из фаустпатрона американский танк. У местных жителей в результате были большие неприятности.В 1985 году Юнгера, в его доме в немецком городке Вильфлингене, навестил французский президент Франсуа Миттеран. С идеологом фашизма политик-социалист Миттеран, конечно, не стал бы встречаться.Удивительно! В ходе боевых действий в Первую мировую войну Юнгер был ранен 14 раз! Его могли убить неоднократно, он получил сквозное пулевое ранение в голову. Но, родившийся на самом пороге «железного» ХХ века в университетском Гейдельберге в 1895 году, он прожил долгих 103 года и мирно скончался почти на самом исходе столетия, в 1998 году. Кто-то, кажется покойный Эдуард Лимонов, сравнил человечество с коралловым рифом. Мол, как кораллы, поколения людей наползают и растут друг на друге. В 1998 году ваш рецензент уже занимался своей профессиональной деятельностью, а ветеран легендарной битвы при Сомме и кавалер высшего военного ордена давно канувшей в Лету кайзеровской Германии, награды Pour le Mérite, которую на военном жаргоне называли «Голубой Макс», писатель Эрнст Юнгер, все еще был жив! Это впечатляет, конечно.Юнгер – это романы «В стальных грозах», «Африканские игры», «Сердце искателя приключений», «На мраморных утесах», послевоенные – «Гелиополь» и «Стеклянные пчелы», и др. Но также литератор оставил богатую коллекцию интереснейших дневников военного и послевоенного времени, которые вышли в свет под различными названиями: «Излучения», «Сады и дороги», «Время оккупации», «Семьдесят минуло». Я совершенно не знаком с корпусом художественных произведений писателя, но вышедшие на русском дневники внимательно изучил почти все. Конечно, со стороны самонадеянного рецензента известного немецкого писателя это попытка уехать на машине с золотыми слитками в багажнике (дневники – это писательское золото!), но безо всякого мотора под капотом. Надо все-таки знать автора. Тем не менее, все же, попробуем.***

Написанное в 1951 году эссе «Уход в лес» (Der Waldgang) – вещь сложная и многоплановая.Следует упомянуть об истории с анкетой. В те послевоенные годы Юнгер отказался заполнить обязательную анкету по денацификации, за что подвергся жесткой критике и бойкоту. Писатель в эссе начинает с того, что говорит о тоталитарности современной процедуры голосования, когда бюллетени (а также обязательные анкеты) совпадают на 98 процентов.Вид огромных, страстно возбуждённых масс – важнейший признак того, что мы вступили в новый век. В этой области господствует если не единодушие, то наверняка единогласие, так как если и раздаётся вдруг несогласный голос, тут же поднимаются вихри, уничтожающие того, кому он принадлежит.

Удивительно, но в ХХI-ом, веке разнообразных всеобщих продекларированных свобод, веке мгновенной связи и свободного доступа к Интернету, изничтожающее иное мнение большинство стало довлеющим. Тенденцию философ тогда угадал весьма точно.Юнгер рассуждает о роли оказывающего сопротивление духу времени одиночки, которого он называет «суверенным». Впервые в тексте возникает образ Леса, а точнее партизана, Waldgänger (Ушедшего в Лес). Говорится, что сопротивление может быть и пассивным, молчаливым, потенциальным. Но даже и такое, тем не менее, оно все же может быть действенно.Если во времена господства непосредственного насилия, затянувшиеся, быть может, надолго, обретаются одиночки, хранящие сознание своих прав даже жертвуя собой, то именно здесь нам и необходимо искать. Даже там где они молчат, вокруг них, как над скрытыми под водой рифами, всегда будет волнение. Они доказывают, что превосходство в силе даже там, где оно изменяет историю, не способно создать право.

Пишет о ментальном ничтожестве тиранов. Еще был жив Сталин, но уже мёртв Гитлер, так что, возможно, это камешек в огород СССР, с его практикой оккупации Германии, а не в западный. Но нет, конечно, взгляд Юнгера тут куда шире и универсальнее.Самое мерзкое в данном спектакле – это сочетание подобного ничтожества с чудовищной функциональной властью. Это мужи, перед которыми трепещут миллионы, от решений которых зависят миллионы. И всё же, нужно признать, что в их подборе дух времени улавливается безошибочно, достаточно взглянуть на них под одним из возможных аспектов – как на дельцов великого опустошения. Все эти экспроприации, девальвации, унификации, ликвидации, рационализации, социализации, электрификации, земельные консолидации, дистрибуции и пульверизации не предполагают ни индивидуального склада, ни характера, поскольку и то, и другое вредит автоматизму. Поэтому там, где в цеховой иерархии требуется ещё власть, предусматривающая дополнительную оплату, неизбежно возвышаются ничтожества, обладающие сильной волей.

***

Когда Юнгер пишет о Лесе, он имеет ввиду вовсе не природное укрытие, чащобу для камуфлированных убийц с АК-47 или со Sturmgewehr 44 в руках, неважно. Здесь он не говорит даже, а поёт:Там Эдемский сад, где виноградники, лилии, пшеничное зерно из христианских притч. Там сказочный лес с волками людоедами, ведьмами и великанами, но там же и добрый охотник, и изгородь из розовых кустов Спящей Красавицы, в тени которых застыло время. Там германские и кельтские леса, там гласировая роща, где герои побеждают смерть, и опять же Гефсиманский сад с его оливами.

Так что юнгеровский Waldgänger – не партизан с примитивным автоматом за плечами, а скорее, культурный герой со стрелами бога Аполлона в одной руке и томиком поэта Гёльдерлина в другой.А что такое еще лес для немецкого самосознания? Немецкий лес (это уже не Юнгер, а слабенький ассоциативный ряд автора рецензии), все же отличается от русского, который «повернись ко мне передом, к лесу задом». Но это тоже волшебный лес. Томик братьев Гримм, сказка на ночь, румяные детки-близнецы Гензель и Гретель… К слову, лес немецкий – это широколиственный лес, чернолесье. Там мифологические дубы немцев произрастают, и по сей день их чеканят на мелкой монете ФРГ. А также в немецком лесу имеется благородное дерево бук. Бухенвальд (Buchenwald), это в переводе ведь просто «буковый лес». А также название известного страшного концлагеря в Тюрингии. Вот там, во рву, на качественных буковых, политых бензином дровах и…Эх, навсегда испорчена немецкая волшебная сказка!..***

Эрнста Юнгера трудно, невозможно простить за одну дневниковую военную запись. Хоть на военные нравы и делают обычно скидку. Во время командировки на Восточный фронт, в ноябре 1942 года, Юнгер побывал на Кавказе. Близ своих окопов между позициями немецкая солдатня выставила обнаженный и закоченевший труп молодой русской женщины, погибшей советской военнослужащей. Даже мертвой, девушка казалась красивой. Как тогда ее назвал в своем дневничке Юнгер? «Эта дама?..»При этом в рассуждениях Юнгера, при всей его философской мастеровитости и владении словом, менее в дневниковых записях, больше в этом эссе, есть некий неприятный дух, а именно: сочетание немалого пафоса и гордости с кропотливым немецким копанием и разбором. Некий взгляд, как бы одновременно и с большим достоинством, но и очень внимательный, как у старого опытного кельнера. Русский характер этому гештальту совершенно противоположен.***

Снижу пафос и завершу на юмористической ноте.Все-таки о немцах и их мыслях рассуждать трудно. Немецкого языка не знаю, с немцами не знаком. Но наши предки знали их в 1941-1945 гг, а до этого, в ХIХ веке, знавали еще лучше! Тогда российский обыватель на отдыхе был характерной (и выгодной) чертой немецкого города. Германию за год посещали сотни тысяч русских. Как тут не вспомнить искрометный рассказ Антона Чехова «Патриот своего отечества». Русские туристы в курортном городке со вкусом едят и выпивают тоже. Немецкий праздник. Вдруг появляются бурши, факела, шествие! Потом все по очереди взбираются на стол и произносят трескучие речи. Тут решил высказаться и наш выпивший герой.Петр Фомич умилился. В груди его стало светло, тепло, уютно. При виде говорящей толпы самому хочется говорить. Речь заразительна. Петр Фомич протискался сквозь толпу и остановился около стола. Помахав руками, он взобрался на стол. Еще раз помахал руками. Лицо его побагровело. Он покачнулся и закричал коснеющим, пьяным языком: «Ребята! Не… немцев бить!»Счастье его, что немцы не понимают по-русски!

Читаешь не запойно, а с известным напряжением и даже пропусками. Трудности создает и перевод с немецкого, и, конечно, понимание того, что автору приходилось прибегать к эзоповому языку. Но, есть заворожённость «лесом» или, по крайней мере, осознание невыносимой муки нахождения внутри корабля-левиафана или неутолимой жажды среды нынешней пустыни духа. Кто так чувствует, тот все понимает. Ведь все мы в современном мире либо рабы (в подавляющем большинстве), либо – партизаны.

Еще бы найти силы и знания, чтобы добраться до воды в период резкого опустынивания.

Юнгер говорит тут о самодостаточности и самоценности человека, которые пытается как-то смазать, разбить и упорядочить технократия. И, вроде бы, с написания этого эссе прошло 70 лет, наступила цифровая эпоха, всё другое, но характер технократии не менялся (даже рычаги и педали не очень меняются у неё, только свистоперделки новые), так что в описываемой Юнгером послевоенной Германии вполне узнаётся Россия 2010-х (хоть главки про выборы смотрите, хоть про собственность, хоть какие).

А самодостаточность и самоценность человека / личности / «одиночки» – вещь фундаментальная, и фундамент этот должен залегать и – если уж он есть – залегает достаточно глубоко, чтобы не меняться. Так что и с этой стороны всё свежо и актуально. Другое дело, что над этим фундаментом с наступлением цифровой эпохи нарос уже такой культурный слой (в цифре всё быстрее, в т. ч. и зарастание говном, т. е. да, культурным слоем), что докопаться до него будет сложнее. Но Юнгер таки мотивирует докапываться.

Если коротко, то и всё.Книга совершенно не 18+, но поставляется в целлофане, как почти всё от AdMarginem, это,наверное, сильно помогает им продаваться. Потому что такой антидизайн и такую вёрстку я б, полистав в магазине, не купил бы (140 страниц плохой бумаги карманного формата почти без полей с раздражающими градиентными кирпичами между главок, которые переползают со страницы на страницу, да ещё за 600 рублей – ну, ё-моё… А рядом старые издания Ad Marginem, тот же Юнгер, «Семьдесят минуло» – толстый том в переплёте, нормальная вёрстка, в руки приятно взять, и стоит те же 600 рублей примерно; где-то издательство свернуло не на ту дорожку).