Эрин Уатт
Расколотое королевство
Глава 4
Хартли
Сердце. Сердце. Это слово все время крутится в моей голове. Что-то насчет моего сердца. Нет. Харт[2]. Хартли!
Распахнув глаза, я хрипло говорю:
– Хартли. Меня зовут Хартли Райт.
– Золотая звездочка прекрасной пациентке в синем, – произносит знакомый голос.
Я поворачиваю голову на бок и смотрю на доктора. Мы улыбаемся друг другу – я, потому что он здесь, как и обещал, а он, потому что его пациентка очнулась и назвала свое имя.
Передо мной появляется стакан с водой с трубочкой, который подносит Сьюзен (так написано на бейджике): кругленькая медсестра, чей затылок едва достает до нагрудного кармана доктора.
– Спасибо, – благодарю я, и на этот раз бумажный стаканчик не убирают от меня почти сразу, позволяя высосать воду до последней капли. Сьюзен поднимает изголовье моей кровати, механизм жужжит.
– Ты знаешь, где находишься? – спрашивает док и светит фонариком мне в глаза. На его бейджике написано: «Дж. Джоши».
– В больнице. – Мой ответ – всего лишь догадка, но присутствие доктора и медсестры, а также отвратительная синяя рубашка в розовый цветочек вселяют в меня уверенность в том, что я права.
– В какой именно?
– А в Бэйвью их несколько? – Здорово. Я даже знаю, где я. Откидываюсь назад, чтобы устроиться покомфортнее. Теперь понятны мои провалы в памяти, когда я очнулась в первый раз. Видимо, у меня были серьезные травмы, раз мне потребовалась госпитализация, и, наверное, из-за них я не понимала, что происходит.
Доктор постучал кулаком по деревянному изножью кровати.
– Два из трех – это не так уж и плохо.
– Что случилось? – Я уже задавала этот вопрос? Кажется, да, но, видимо, ответа в тот раз не получила. По крайней мере, на ум ничего не приходит. Когда я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить, как сюда попала, передо мной лишь черная пустота. У меня болит все тело, так что, похоже, повреждения серьезные. Меня сбил грузовик? Я выпала из окна второго этажа? Или покупала продукты и меня сильно ударили по голове?
– Ты попала в дорожно-транспортное происшествие, – говорит доктор. – Твои физические травмы заживают прекрасно, но вот судя по тому, что ты говорила, когда приходила в сознание до этого, у тебя ретроградная потеря памяти, вызванная травмой, которую ты получила, когда упала в больнице.
– Погодите, что? – Он только что вывалил на меня столько всего!
– У тебя потеря памяти из-за…
– В смысле амнезия? – перебиваю я его. – Это по-настоящему?
– По-настоящему, – соглашается док Джоши с едва заметной улыбкой.
– И что это значит?
– Если в двух словах, то все твои сформировавшиеся воспоминания типа первого дня в детском саду, первого поцелуя или крупной ссоры со своим парнем, вероятно, к тебе вернутся.
У меня открывается рот. Он шутит, не иначе.
– Значит, моя память может ко мне никогда не вернуться? Такое возможно?
Я оглядываюсь вокруг в поисках камеры, ожидая, что сейчас кто-то выпрыгнет и заорет: «Сюрприз!» Но ничего подобного, конечно же, не происходит. В палате нет никого, кроме Сьюзен, доктора и меня.
– Возможно, но ты молодая, так что едва ли все будет настолько серьезно.
Я останавливаю свой взгляд на докторе Джоши.
– Настолько серьезно? – В моем голосе начинают звучать истерические нотки. – Я же ничего не помню!
– Это тебе сейчас так кажется, но на самом деле ты помнишь многое. Судя по тому, что мы наблюдали – когда ты спала и сейчас, пока мы с тобой разговариваем, – похоже, у тебя сохранилась процедурная память. Это моторные навыки и все то, чему ты научилась в своем развитии, типа способности говорить. О некоторых своих способностях ты не узнаешь, пока не попробуешь. Например, ты не представляешь, что умеешь кататься на велосипеде, но лишь до тех пор, пока не сядешь на него. Но что самое важное, через пару недель отдыха и курса восстановления ты будешь в полном порядке.
– В полном порядке? – пустым голосом повторяю я. Как я могу быть в полном порядке, когда мои воспоминания пропали?
– Да. И не зацикливайся на плохом. – Он записывает что-то в карту и отдает ее сестре Сьюзен. – А сейчас я расскажу о самом сложном, что ждет тебя в процессе восстановления.
– Это хорошо, что я лежу, раз потеря памяти еще не самое страшное.
Док Джоши улыбается.
– Видишь, зато ты не потеряла чувство юмора. – Но его улыбка тут же угасает, а лицо становится серьезным. – Очень вероятно, что твои автобиографические воспоминания вернутся к тебе. Однако не делай поспешных выводов, когда будешь общаться с людьми. Их воспоминания о тех или иных событиях отличаются от твоих. Ты меня понимаешь?
– Не очень.
Это правда. Я мало понимаю, как могу помнить свое имя, но не иметь ни малейшего понятия о том, что случилось со мной? Почему я помню, что это больница, а трубка в моей руке – капельница, или что гармонический ряд – это сумма бесконечного количества членов, но не свой первый поцелуй?
Доктор стучит по поручню кровати, чтобы привлечь мое внимание.
– Я доктор? – спрашивает он.
– Да.
– Почему?
– Потому что вы одеты в медицинский халат. И у вас эта штука, – стетоскоп, услужливо подсказывает мне мое сознание, – на шее, и говорите вы как доктор.
– А если бы мой халат и стетоскоп были на Сьюзен, не решила бы ты, что доктор она?
Наклонив голову, я смотрю на медсестру. Сьюзен улыбается и прижимает ладони к лицу. Я мысленно надеваю на нее халат и стетоскоп и вижу ее в точности, как он описал – доктором.
– Видишь ли, истина – понятие переменное и зависит от суждений того или иного индивида. Если бы ты увидела Сьюзен в коридоре, то могла бы сказать, что видела доктора, хотя на самом деле это одна из наших самых опытных медсестер. Воспоминание твоей матери о том, как ты одолжила платье у своей сестры, которое та тебе пообещала, будет отличаться от воспоминания об этом событии этой же сестры. Если ты поссорилась со своим парнем, его представление о том, кто виноват, будет не таким, как у тебя. Я посоветовал членам твоей семьи и друзьям не говорить с тобой о твоем прошлом до тех пор, пока не будет подтверждено, что ты полностью утратила эти воспоминания. Я напишу тебе записку в школу, а ты, в свою очередь, должна будешь предупредить об этом своих одноклассников. Их рассказы о прошлом могут изменить твои воспоминания или даже заменить их.
Меня начинает бить дрожь, когда я осознаю предостережение доктора. Поговорка «у каждой истории две стороны» начинает казаться страшной.
– Мне это не нравится, – говорю я доктору.
– Знаю, мне бы тоже не понравилось.
Я решаю, что должна скорее сама все вспомнить.
– Как много времени займет процесс восстановления памяти?
Может, мне удастся спрятаться ото всех до этого момента?
– Дни, недели, месяцы или даже годы. Мозг до сих пор остается великой загадкой, даже для врачей и ученых. Прости. Хотелось бы ответить тебе как-то получше. С другой стороны, как я уже говорил ранее, кроме ушибленных ребер, ты в отличном физическом состоянии.
Медсестра достает маленький флакон и вводит в него иглу шприца. Я наблюдаю за этим с легким беспокойством.
– Вы можете дать мне какое-то лекарство, чтобы помочь вспомнить?
– Конечно, – Сьюзен стучит по шприцу.
– А сообщить мне хотя бы незначительные детали о том, что произошло? – умоляю я. – Кто-то еще пострадал из-за меня? – Сейчас это самое важное. – В машине были другие люди? Кто-нибудь из моих родных?
Я стараюсь вспомнить свою семью, но четкой картинки не выходит. Только какие-то тени. Одна, две… три? Доктор упоминал маму и старшую сестру, а значит, я должна быть самой младшей в семье из четырех человек. А может, моя мама развелась и у меня трое братьев и сестер? Как я могу не знать этого? Кровь стучит в висках. Незнание убивает меня.
– Ты ехала одна. В другой машине было трое молодых людей, – говорит док Джоши. – Двое не пострадали, но один парень находится в критическом состоянии.
– О боже, – у меня вырывается стон. Хуже не придумаешь. – Кто это? И что с ним? Это моя вина? Почему я не помню, что произошло?
– Так твое сознание хочет тебя защитить. Это часто бывает с пациентами, пережившими тяжелый психологический стресс. – Он похлопывает меня по руке перед тем, как уйти. – Меня это не очень беспокоит, значит, и тебя не должно тоже.
Не беспокоит? Чувак, я лишилась рассудка в прямом смысле слова!
– Готовы принять парочку посетителей? – спрашивает медсестра после того, как доктор ушел.
Она вводит лекарство в пластиковый мешочек, висящий на крючке рядом с моей кроватью.
– Не думаю…
– Она очнулась? – щебечет голос из двери.
– Ваша подруга ждала несколько часов, чтобы увидеться с вами. Мне ее впустить? – спрашивает сестра Сьюзен.
Сначала у меня возникло желание сказать «нет». Я еле жива. Все тело болит, такое ощущение, что ушиблены даже пальцы на ногах. Меня совсем не привлекает мысль о том, чтобы улыбаться и притворяться, что со мной все хорошо, ведь обычно перед другими людьми нужно держать лицо.
Но еще хуже то, что любое общение с моими друзьями и семьей может привести к тому, что мои воспоминания могут оказаться чужими, а не моими собственными. Я утратила часть себя, и лучше бы мне держаться в полной изоляции, иначе моя память никогда не восстановится.
– Да, – я смогу собирать воспоминания по кусочкам. Сравнивать и сопоставлять факты. Когда они будут подтверждаться более чем одним источником, то их можно считать правдой. А с физической болью я справлюсь – меня гложет лишь неопределенность. Я киваю и повторяю: – Да.
– Она очнулась, но поберегите ее.
Я наблюдаю, как к моей кровати приближается блондинка с длинными блестящими волосами. Не узнаю ее. От разочарования мои плечи никнут. Если она ждала несколько часов, значит, должна быть моей близкой подругой. Так почему же я не помню ее? Думай, Хартли, думай!
Док сказал, что я могу помнить не все, но он ведь не имел в виду, что я забыла дорогих мне людей, правда? Такое вообще возможно? Разве те, кого я люблю, не должны быть высечены в моем сердце, врезаны в него так глубоко, что их никогда не забыть?
Я ныряю в темную бездну своего сознания, чтобы попытаться выудить имя. С кем я близка? В голове вспыхивает образ хорошенькой рыжеватой блондинки с веснушками по всему лицу. Кайлин О’Грэйди. После имени возникает целый коллаж картинок: гуляем в парке после школы, шпионим за мальчиком, вместе ночуем в ее комнате футбольной фанатки, идем на уроки музыки. Я удивленно сжимаю кулак. Уроки музыки? Я вижу себя склонившейся над скрипкой. Я играла на скрипке? Придется спросить об этом у Кайлин.
– Давай, иди сюда, пожалуйста, – говорю я, стараясь не обращать внимания на боль, которая появляется при малейшем движении. Плевать, главное – мои воспоминания возвращаются ко мне. Док Джоши ничего не знает. Я широко улыбаюсь и протягиваю руку к Кайлин.
Она игнорирует ее и останавливается в шагах пяти от кровати, словно я заразная. Но достаточно близко, чтобы заметить нулевое сходство с образом, всплывшим в моей памяти. Лицо этой девушки овальное, брови разлетаются резкими черточками, волосы гораздо светлее, и на лице нет ни единой веснушки. Кайлин могла, конечно, перекрасить волосы, но с ее милым конопатым лицом ей никогда не превратиться в эту холодную недружелюбную блондинку с красивой фигурой.
И ее одежда… Кайлин всегда любила носить джинсы и фланелевые рубашки на размер больше. На девушке, которая сейчас стоит передо мной, кремовая юбка длиной до колен с черно-красными полосками и блузка в тон с длинными рукавами с кружевами на манжетах и воротничке. На ее ногах красуются стеганые балетки с блестящими черными носками, украшенными золотистыми буквами «С». Волосы с одной стороны убраны назад и закреплены заколкой с теми же самыми буквами, усеянными стразами – черт, а может, это даже бриллианты.
Она выглядит так, словно сошла с рекламы на страницах дорогого журнала.
Я хмурюсь и опускаю отвергнутую руку на колени.
– Погоди, ты не Кайлин, – прищурившись, говорю я. Девушка кажется смутно знакомой. – Ты… Фелисити?
Глава 5
Хартли
– Она самая, – блондинка осторожно приподнимается на цыпочках, чтобы посмотреть на мешочек капельницы. – Хм, морфин. Тебе хотя бы дают приличные наркотики.
Фелисити Уортингтон я знаю в основном благодаря ее репутации – типа как какую-нибудь знаменитость – наверное, поэтому мне удалось вспомнить ее саму, а не то, общались мы с ней или нет. Уортингтоны – видные фигуры в Бэйвью: живут в огромном доме на побережье, ездят на дорогих машинах, а их дети устраивают грандиозные вечеринки, фотографиями с которых пестрят аккаунты в «Инстаграме» и которые вы ни за что не захотите пропустить.
Я даже представить себе не могу обстоятельства, при которых мы с Фелисити могли бы подружиться, что уж говорить о том, почему она сидела в больнице и ждала, чтобы повидаться со мной.
– Поверить не могу, что я первая, кто тебя навестил, – говорит Фелисити, перебрасывая светлые волосы через плечо.
– Я тоже, – что-то в ней вызывает во мне смутную тревогу.
Она выгибает идеальную по форме бровь.
– Слышала, ты частично потеряла память. Это правда?
Мне бы хотелось сказать «нет», но подозреваю, что моя ложь будет тут же раскрыта.
– Да.
Фелисити вытягивает руку и щелкает украшенным кристаллами ногтем по трубке моей капельницы.
– И еще твой доктор сказал, что нам нельзя восполнять твои пробелы в памяти, потому что это может слишком сильно запутать тебя.
– Тоже верно.
– Но ты уже умираешь, как хочешь все узнать, правда? Почему я здесь? Как мы стали подругами? Что с тобой произошло? Эти дыры в твоих воспоминаниях необходимо заполнить, разве не так? – Она обходит кровать, а я наблюдаю за ней, как за крадущейся змеей.
– Почему ты здесь? – Какое-то шестое чувство подсказывает мне, что мы далеко не подруги. Наверное, это из-за того, как Фелисити смотрит на меня, словно я часть какого-то научного эксперимента или опытный образец, а не человек.
– Моей бабушке сделали операцию на бедре. Она лежит через две палаты от твоей, – Фелисити показывает на дверь.
Звучит логично.
– Ого, надеюсь, она скоро поправится.
– Я передам ей твои пожелания, – отвечает Фелисити и смотрит на меня так, словно ждет еще вопросов.
Я чуть не закусываю язык, чтобы удержаться и не задать их. У меня накопилась целая куча, но мне не нравится, что отвечать будет именно Фелисити.
Она не выдерживает первая.
– Разве ты ничего не хочешь узнать?
Много чего. Я перебираю вопросы, чтобы задать самый безопасный.
– Где Кайлин? – Я осторожно двигаю шеей, стараясь не обращать внимания на пронзительную боль.
– Какая Кайлин? – Фелисити хмурится, по-настоящему растерявшись.
– Кайлин О’Грэйди. Маленькая, рыженькая. Играет на виолончели. – Фелисити продолжает тупо смотреть на меня, и я добавляю: – Она моя лучшая подруга. Мы вместе учились у мистера Хейза в Центре искусств Бэйвью.
Похоже, проблемы с памятью не у меня одной.
– О’Грэйди? Мистер Хейз? Ты в каком веке живешь? Этот педик сбежал из города два года назад, примерно в то же самое время, когда О’Грэйди переехали в Джорджию.
– Что? – Я ошарашенно моргаю. – Кайлин живет в доме по соседству с нами.
Лицо Фелисити приобретает странное выражение, которое я не могу разгадать, но от него у меня по спине пробегают мурашки.
– Сколько тебе лет, Хартли? – спрашивает она, наклонившись над изножьем моей кровати, и в ее золотисто-карих глазах сверкает что-то похожее на ликование.
– Мне… Мне… – В голове вспыхивает число «четырнадцать», но чувствую я себя старше. Как мне не знать свой собственный возраст?
– Мне пят… семнадцать, – быстро исправляюсь я, в то время как у Фелисити округляются глаза.
Она прижимает руку ко рту и тут же опускает ее.
– Ты не знаешь, сколько тебе лет? Невероятно!
Фелисити вытаскивает свой телефон и начинает что-то печатать. Похоже, он новый, но опять же у нее всегда были гаджеты самой последней модели, дизайнерская одежда, дорогие сумки.
– Кому ты пишешь? – требовательно спрашиваю я. Звучит грубо, но и она ведет себя соответственно.
– Всем, – отвечает Фелисити, бросив на меня такой взгляд, словно моя голова пострадала куда больше, чем диагностировал доктор.
Я нажимаю кнопку вызова медсестры.
– Можешь уходить, – сообщаю я девице. – Я устала и не заслуживаю такого обращения.
Поверить не могу, что у этой пигалицы хватило смелости прийти ко мне в палату и насмехаться из-за того, что у меня травма головного мозга. От злости на глаза наворачиваются слезы, и мне приходится украдкой смахнуть их. Я не собираюсь проявлять слабость перед Фелисити Уортингтон. Пусть у нее больше денег, чем у меня, но это не значит, что я заслуживаю такого бестактного отношения.
Видимо, лед в моем голосе привлек ее внимание. Она опускает телефон и дует губы.
– Я пытаюсь помочь. Сказала всем нашим друзьям, что мы должны беречь тебя.
Очень сомневаюсь. Я указываю на дверь.
– Можешь помогать снаружи.
– Ладно. Тогда пришлю к тебе твоего парня.
– Моего кого? – Получается почти крик.
На ее лице появляется ядовитая усмешка. Где-то вдалеке звучат тревожные колокольчики, но я почти не обращаю на них внимания.
– Моего кого? – повторяю я, в этот раз тише.
– Твоего парня. Кайла Хадсона. Ты же помнишь его, правда? Это была любовь с первого взгляда, ваш роман закрутился, как в диснеевских мультиках. – Она прижимает руки к груди. – Вы были так влюблены! Смотреть было тошно, как вы миловались у всех на виду, но потом случилось это.
Она ловко закинула удочку, и я, наперекор всякому здравому смыслу, спрашиваю:
– Что случилось?
– Ты изменила ему с Истоном Ройалом.
– Истоном Ройалом? Изменила? – Слова Фелисити звучат настолько нелепо, что я даже начинаю смеяться. – Так, ладно, это уже просто какой-то абсурд. Можешь идти.
Если ей так хочется сочинять истории, могла бы придумать что-то более правдоподобное. Рядом с Ройалами Уортингтоны кажутся белой швалью. Особняк Ройалов на побережье Бэйвью такой огромный, что его видно со снимков спутников. Помню свои восхищенные возгласы, когда побывала там в… В каком я тогда была классе? Шестом? Седьмом? Мы с Кайлин тогда говорили, что, хотя братьев Ройал аж пять, у них такой огромный дом, что, наверное, они целыми днями не видят друг друга. Даже шанс просто случайно столкнуться с Истоном Ройалом был таким мизерным, что о том, чтобы завести с ним интрижку, не могло быть и речи.
Понятия не имею, зачем Фелисити рассказывать мне такие небылицы. Наверное, ей просто стало скучно ждать, когда ее бабушка поправится. Буду думать так. В этом есть хотя бы какой-то смысл.
– Но это правда, – не унимается она.
– Ага, ну-ну, – внутренний голос не обманул меня насчет Фелисити, и я в нем уверена. Скоро все детали моего прошлого прояснятся.
– Тогда что ты на это скажешь? – Она пихает мне под нос экран своего телефона.
Я моргаю. Потом еще раз. И еще раз, потому что не могу поверить своим глазам. На фоне неоновых огней пирса передо мной стоит темноволосый красавчик, запустив руки в мои волосы. Я обнимаю его за талию. Наши губы слились в поцелуе, от которого впору покраснеть. Под фото стоят хештеги и, видимо, ник Истона: #сладкаяпарочка #ИстонРойал #простоРойалы @F14_flyboy.
– Не может быть, – качаю я головой.
– Может-может. Фотографии не лгут, – говорит Фелисити, убирая телефон, и шмыгает носом, как будто я серьезно оскорбила ее чувства. – Бедный Кайл. Ты его не заслуживаешь, но он простил тебе измену. Он тоже здесь, ждал, пока ты очнешься, но боялся войти. Я сказала, что пойду первая. Знаю, это трудно, но веди себя по-человечески, когда я позову его.
Бросив на меня испепеляющий взгляд, она разворачивается на пятках в своих балетках и направляется к двери.
Пусть идет, потому что сейчас я нахожусь в полнейшем смятении. Мой парень Кайл? Измена? Истон Ройал? Мысли останавливаются на его имени, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Откуда эти эмоции – из-за чувств к Истону Ройалу или потому что фотография, которую показала мне Фелисити, оказалась такой полной страсти? Чтобы я целовалась с кем-то из Ройалов – это просто невозможно! Что уж говорить про то, какие у нас на фото довольные лица.
Ройалы, можно сказать, владеют этим городом. С их богатством они в два счета утрут нос семье Фелисити. «Атлантик Эвиэйшн» – один из самых крупных работодателей в стране. Я могла сблизиться с Истоном Ройалом с той же ничтожной вероятностью, как выиграть в лотерею. Что там говорил доктор? Истина зависит от того, кто ее излагает, верно? Но, как сказала Фелисити, фотографии не лгут.
Дверь со скрипом открывается. Я поворачиваюсь на звук и вижу коренастого парня с волосами цвета зрелой пшеницы, маленькими глазками и тонкими губами. Должно быть, это и есть Кайл Хадсон. Вид у него такой, что ему хочется оказаться сейчас где угодно, но только не в моей больничной палате. Он нехотя подходит к гостиной зоне и останавливается в нескольких шагах от изножья кровати. Я подношу палец к кнопке вызова медсестры.
И тут же отчитываю себя: «Хватит вести себя, как ребенок».
– Привет, Кайл.
Непривычно как-то произносить его имя. Я роюсь в памяти, пытаясь отыскать какие-то воспоминания или чувства, но тщетно. Как он может быть моим парнем? Если бы мы были вместе, то во мне же должны были пробудиться какие-то эмоции, верно? Но в голове чернеет пустота. И зачем я изменила ему? Мы поссорились? Решили на время расстаться? Я была пьяной? Или может, я просто плохой человек? Нет, я не чувствую себя плохой, но, с другой стороны, как это можно почувствовать?
– Привет, – отвечает парень, старательно разглядывая плитку на полу.
– Как дела? – спрашиваю я.
Может, ему просто не нравятся больницы и сейчас он чувствует себя не в своей тарелке? Но все же странно, что именно я, у которой скоро появятся пролежни от того, что так долго валяюсь на больничной койке, задаю этот вопрос.
– Хорошо. – Кайл просовывает руки себе под мышки и бросает взгляд в сторону двери, как будто ждет, что кто-то войдет и спасет его. Чего, конечно же, не происходит, и он вновь опускает глаза в пол и бормочет: – Хм, рад тебя видеть.
Если его радость выражается вот так, то мне даже знать не хочется, какой он, когда ему скучно. И я встречалась с этим парнем? Влюбилась в него с первого взгляда? Меня влечет к нему так же сильно, как влекло бы к камню. Может, мы все-таки не встречались, а лишь сходили пару раз на свидания и поняли, что мы не подходим друг другу?
Но Истон Ройал? Ни за что не поверю, что встречалась и с ним. Нет-нет-нет. Да и как мы вообще познакомились? Он из богатой семьи, а значит, учится в частной академии «Астор-Парк», ну а я, насколько помню, учусь в Норте.
Я жду, пока Кайл скажет еще что-нибудь, но он продолжает молчать, а у меня с языка вдруг слетает:
– Прости, но я тебя не помню.
– Знаю, – он наконец поднимает взгляд на меня. Его глаза какого-то грязного сине-карего оттенка, и в них нет ни капельки тепла ко мне. – Все нормально. Фелисити мне все рассказала.
– И что именно она тебе рассказала?
– Что ты потеряла память, потому что упала. У тебя там под повязкой есть швы? – О, разговоры о моих травмах его оживили. Совсем не удивительно.
Я поднимаю руку к бинту на голове.
– Есть парочка.
– А что с тобой еще не так? Ну, типа, считать и все такое ты можешь? – Он скрещивает руки на груди и, прищурившись, изучает меня.
Мне больше нравилось, когда он изучал пол.
– Да, я могу считать, говорить и все остальное. Просто кое-чего не помню. – Например, что мы с тобой встречались. А мы целовались? Он видел меня голой? Эта мысль тревожит. Я натягиваю свое тонкое больничное покрывало повыше.
Кайл не только замечает этот жест, он словно читает мои мысли, как если бы они вспыхивали у меня на лбу.
– Да, мы трахались, если ты это хочешь знать. Тебе нравится делать минет, и ты вечно лезла к моему члену. Я не могу в люди с тобой спокойно выйти, так ты любишь распускать руки. Ведешь себя очень непристойно, знаешь ли. Мне не раз приходилось просить тебя поумерить свой пыл.
Я чувствую, как мое лицо заливается краской. Подумать не могла, насколько это унизительно, когда теряешь память.
– О, прости.
Кайл не обращает внимания на мои слова, он вошел в раж.
– Как-то раз ты разозлилась на меня и закрутила шашни с Истоном Ройалом, чтобы отомстить мне. Но я простил тебя.
Я разозлилась. Закрутила шашни с Истоном. Кайл простил меня. Я пытаюсь переварить услышанное, но это сложно.
– Мы ссорились?
– Не, ты просто шлюха. Может, ты вешалась и на других парней из «Астора», но Фелисити рассказала мне только про Истона… В смысле я знаю только про него.
Часть меня сгорает от стыда от одной мысли о том, что я могла «вешаться на парней», но другая – кипит от злости из-за того, что мой собственный бойфренд называет меня шлюхой. И еще я очень разочаровалась в себе: оказывается, у меня отвратительный вкус на парней. И он только что сказал, что единственным доказательством моей измены послужили слова Фелисити?
– Откуда ты знаешь, что Фелисити сказала тебе правду? – с вызовом спрашиваю я.
Истина – понятие переменное, верно? То, что рассказывала Фелисити, могло сильно отличаться от того, что произошло на самом деле. Может, она видела с Истоном кого-то другого… Однако на той фотографии определенно была я.
– И зачем бы она стала врать?
То, каким тоном Кайл говорит это, кажется мне странным, но у меня нет ответа даже на вопрос о том, откуда Фелисити вообще знает о моем существовании, что уж говорить о том, с чего ей распускать обо мне злобные сплетни.
– Не знаю. Но в таком случае расскажи мне, что произошло, – не сдаюсь я.
Раз уж мои воспоминания могут никогда ко мне не вернуться, как предположил доктор Джоши, я не собираюсь отгораживаться от внешнего мира до тех пор, пока не вернется память, и мне остается лишь постараться узнать столько информации, сколько возможно.
Ухмылка Кайла превращается в презрительную усмешку.
– Хочешь деталей? Вообще-то, вы миловались не прямо передо мной. Он приревновал меня к своей бывшей, с которой я переспал, и решил отомстить мне через тебя. Привез тебя на пирс и сделал несколько фоток, где вы лижетесь. Не знаю, перепихнулись вы или нет. Но скорее всего, да, потому что ты та еще шлюха, а этот парень повидал больше кисок, чем гинеколог. Ему стоит лишь дыхнуть в вашу сторону, и вы, девчонки, уже готовы спустить трусы. Но ты должна быть счастлива, потому что я простил тебя. Еще бы! Ты так старательно умоляла меня. – Он делает пальцами жест, ясно давая понять, что в знак извинения я сделала ему не один минет, а три.
Фу.
– Почему ты простил меня? – Будь я на его месте, ни за что бы не захотела больше встречаться с такой ужасной девушкой. Не могли же мои минеты быть настолько хорошими.
– Потому что я хороший парень, а хорошие парни не бросают таких жалких созданий типа тебя. – Он показывает на кровать. – Тем более что ты можешь отплатить мне добром за добро, когда пойдешь на поправку.
Его плотоядный взгляд, устремленный на меня, не оставляет сомнений, как именно я должна буду отплатить.
По-моему, я собираюсь проболеть как можно дольше.
– Ну так что, Харт-лэй[3], когда ты собираешься выписываться отсюда? – Он коверкает мое имя, но трудно сказать, специально ли – быть может, упаси бог, Кайл дал мне такое ласкательное прозвище. Внутри у меня все сжимается.
– Понятия не имею.
– Ладно, – он вряд ли слушает, что я говорю, да и ему плевать. – Позвони, когда тебя выпишут. Мы снова начнем встречаться.
Я бы ответила Кайлу твердым «нет», но решила, что нет нужды ему что-то говорить. Он сам все поймет, когда я вернусь в школу и не позвоню ему. Лучше уж буду монашкой, чем окажусь на коленях перед этим придурком. Да и мой ответ ему, судя по всему, не так уж и нужен – он проходит через гостиную зону и проскальзывает за дверь.
Боже, прежняя Хартли совершенно не разбиралась в людях – ни в тех, кого выбирала в друзья, ни в тех, с кем встречалась.
