Эрин Уатт
Одна маленькая вещь
Erin Watt
One Small Thing
Copyright
© 2018 by Timeout LLC
© Н. Болдырева, перевод на русский язык, 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
1
– Привет, щеночек, – смеюсь я, заметив, как Морган, пес миссис Ренник, мчится через лужайку и прыгает на мои штаны цвета хаки.
– Морган, ко мне, – с досадой кричит миссис Ренник. – Прошу прощения, Лиззи, – говорит она, бросаясь оттаскивать от меня большого черного пса, впрочем, без особого успеха. Она маленькая, а он такой большой, что они почти одного размера.
– Не стоит беспокоиться, миссис Эр. Я люблю Моргана. – Я присаживаюсь на корточки и чешу большого пса за ушами. Он радостно тявкает и слюнявит мне щеку. – И теперь меня зовут Бэт, – напоминаю я соседке. – Мне уже семнадцать, и Лиззи – имя, которое я хочу забыть. К сожалению, кажется, никто не утруждается запомнить это.
– Точно. Ну, значит, Бэт, не поощряй его, – ругается она, дергая пса за ошейник.
Я еще немного чешу его за ушами, прежде чем отпустить.
– Твоя мама сильно расстроится, – волнуется миссис Эр.
Я опускаю взгляд на свою белую блузку, которая в добавление к уже поставленным на работе пятнам от еды теперь покрыта слоем собачьей шерсти.
– Ее все равно нужно было стирать.
– И все же скажи маме, что я извиняюсь. – Она оттаскивает Моргана за ошейник. – Обещаю лучше присматривать за ним.
– Необязательно, – говорю я. – Мне нравится общаться с Морганом. Это стоит выговора. Кроме того, больше нет причин, по которым мы не могли бы завести домашнее животное. – Я выпячиваю подбородок. Предлог, по которому в нашем доме не было животных, отсутствует уже три года, хотя моим родителям не нравится признавать этот факт.
Миссис Эр замолкает на секунду: не могу понять, сдерживает ли она грубые слова по поводу моей черствости или из-за строгости моей мамы. Поэтому не решаюсь продолжать эту тему.
– Уверена, у нее есть причины, – наконец отвечает миссис Эр и машет мне на прощание рукой. Она не хочет вмешиваться. Хорошая позиция. Я бы тоже так поступила.
Морган и миссис Эр исчезают в своем гараже. Я поворачиваюсь и, прищурившись, смотрю на свой дом, желая оказаться где угодно, только не здесь.
Затем проверяю телефон: никаких сообщений от моей лучшей подруги Скарлетт. Утром мы договорились пойти погулять после моей смены в «Магазинчике мороженого». Занятия в школе начинаются с понедельника. Для Скарлетт это означает, что веселое лето закончилось. Для меня – что я на день ближе к истинной свободе.
Я кручу головой, пытаясь снять напряжение, которое всегда появляется, когда смотрю на собственный дом. Тяжело выдыхаю и приказываю ногам идти вперед.
В прихожую просачивается Bad Blood Тейлор Свифт. Мамин плей-лист навеки остался в 2015-м, с его Сэмом Смитом, Фарреллом и One Direction, когда в их составе еще было пять человек. Я скидываю уродливые черные рабочие туфли и бросаю сумочку на скамейку.
– Это ты, Лиззи?
Она умрет, назвав меня Бэт?! Хотя бы раз.
Я скрежещу зубами.
– Да, мама.
– Прошу, уберись в своем шкафчике. Там беспорядок.
Бросаю взгляд на свою часть шкафа в прихожей. Там не такой уж беспорядок: на крючках висит пара курток, на полке – стопка тех книг Сары Джей Маас, что я перечитываю в восемнадцатый раз, упаковка мятных конфет, дезодорант, который Скарлетт купила мне на последней распродаже в Victoria’s Secret, и несколько случайных школьных принадлежностей.
Подавив вздох, складываю все на книги Маас и выхожу в кухню.
– Ты убралась там? – спрашивает мама, не утруждаясь поднять взгляд от морковки, которую шинкует.
– Да. – Выглядит неаппетитно, но такой вид для меня после работы имеет любая еда.
Я наливаю себе стакан воды.
– Да, мама, я убралась.
Видимо, мои слова звучат неубедительно, потому что она откладывает нож и идет в прихожую. Через две секунды я слышу:
– Лиззи, я думала, ты сказала, что убралась тут.
Р-р-р. Я со стуком ставлю стакан и иду к ней.
– Убралась! – восклицаю я, указывая на аккуратно расставленные на книгах вещи.
– А как насчет этого?
Я слежу за ее пальцем, указывающим на сумку-почтальон, висящую на крючке в соседней секции.
– Что не так?
– Твоя сумка – в секции Рейчел, – отвечает она. – Ты знаешь, ей это не нравилось.
– И что?
– Что? Сними ее оттуда!
– Почему?
– Почему? – Ее лицо каменеет, а глаза блестят. – Ты знаешь, почему! Сними ее немедленно!
– Я… а знаешь, хорошо. – Я тянусь за сумкой и гневно бросаю ее в свою часть шкафа. – Вот, довольна?
Мама поджимает губы. Она сдерживает какой-то язвительный комментарий, но я могу достаточно ясно прочесть в ее глазах злость.
– Тебе следовало сперва подумать, – произносит она, прежде чем вернуться на кухню. – И убери эту собачью шерсть. В нашем доме не место животным.
Яростный ответ вертится на языке, застревает в горле и заполняет голову. Мне приходится стиснуть зубы так сильно, что сводит челюсти. Если бы я не сделала этого, слова вырвались бы, плохие слова, те, которые выставили бы меня безразличной, эгоистичной и завистливой.
Может быть, я такая и есть? Возможно. Но я все еще жива, разве это ничего не значит?
Боже, не могу дождаться окончания школы, того дня, когда покину этот дом и когда освобожусь из этой дурацкой, ужасной, гребаной тюрьмы.
Слезы капают на блузку. Пуговица отлетает и падает на плитку пола. Я ругаюсь про себя. Мне придется упрашивать маму пришить ее сегодня, потому что у меня есть только одна рабочая блузка. Но к черту все это. Кому какое дело? Кого беспокоит, есть ли у меня чистая блузка? Покупатели в «Магазинчике мороженого» как-нибудь переживут, если несколько шерстинок или пятно шоколадной подливки та-а-ак уж оскорбительны для них.
Я сдираю с себя грязную блузку и сую ее в раковину, для комплекта снимаю еще и штаны. Прохожу по кухне в одном белье.
Мама издает полный отвращения гортанный звук.
Когда я уже собираюсь подняться по лестнице, мой взгляд привлекает пачка белых конвертов. Почерк кажется знакомым.
– Что это? – с тревогой спрашиваю я.
– Твои заявления в колледж, – отвечает она безразличным тоном.
Ужас пронизывает меня, когда я смотрю на конверты, на почерк и адрес отправителя. Что они делают тут? Я мчусь к ним и начинаю перебирать. Университет Южной Калифорнии, Университет Майами, Университет Сан-Диего, Университет Бетун-Кукман.
Плотину, сдерживавшую мои эмоции до этой минуты, прорывает.
Хлопая ладонью по стопке конвертов, я требовательно спрашиваю:
– Почему они тут? Я кинула их в почтовый ящик.
– А я вытащила, – отвечает мама, все еще сосредоточенно глядя на морковь перед собой.
– Почему ты это сделала? – Я чувствую, что готова разрыдаться. Так случается всякий раз, когда я зла или расстроена.
– А зачем ты подаешь их? Ты туда не поступишь. – Она тянется за луком.
Я кладу руку ей на запястье.
– Что ты хочешь сказать своим «ты туда не поступишь»?
Она вырывает руку и бросает на меня надменный, холодный взгляд.
– Мы платим за твою учебу в школе. Это значит, что ты поступишь туда, куда мы скажем: в колледж Дарлинга. И тебе не надо рассылать заявки. Мы уже заполнили заявление от твоего имени. Тебя примут в октябре или около того.
Колледж Дарлинга – один из интернет-колледжей, где платят за степень. Это не настоящий колледж. Никто не принимает его диплом всерьез. Когда летом они сказали, что хотят, чтобы я училась там, я подумала: это шутка.
Я чуть не открыла рот от удивления.
– Дарлинг? Это даже не настоящий колледж. Это…
Она взмахивает ножом.
– Разговор окончен, Элизабет.
– Но…
– Разговор окончен, Элизабет, – повторяет она. – Мы делаем это для твоего же блага.
Я пялюсь на нее в недоумении.
– Оставить меня тут, чтоб я училась в этом колледже, – для моего же блага? Дипломы Дарлинга не стоят даже бумаги, на которой они напечатаны!
– Тебе не нужен диплом, – говорит мама. – Ты будешь работать в магазине отца. А когда он отойдет от дел, встанешь на его место.
По моей спине бежит холодок. О боже! Они собираются держать меня тут вечно. Они никогда, никогда не отпустят меня.
Мою мечту о свободе погасили, словно пламя свечи.
С губ срываются слова. Я не хотела произносить их, но меня прорывает.
– Она умерла, мама! Она мертва уже три года! И она не вернется домой, если я не буду вешать свою сумку на ее крючок! Не встанет из могилы, если я не заведу собаку! Она мертва! Мертва! – кричу я.
Шлеп.
Я не замечаю ее ладони. Мама ударяет меня по щеке, задевая обручальным кольцом мои губы. Я настолько удивлена, что замолкаю, и, конечно, именно этого она и добивалась. Мы пялимся друг на друга, тяжело дыша. Я не выдерживаю и первой выскакиваю из кухни.
Рейчел, может, и мертва, но ее дух в этом доме живее, чем я.
2
– Я не хочу ехать, – твердый тон Скарлетт непоколебим. Мы уже двадцать минут стоим у заправки, споря о наших планах. Подруга не уступает, как и я. Моя щека еще пылает от маминой пощечины.
Девчонки, пригласившие нас на вечеринку, стоят, прислонившись к черному джипу без крыши, раздраженно морща сильно накрашенные лица. Темноволосый парень на водительском сиденье смотрит с нетерпением. Удивительно, что они ждут нас, ведь мы незнакомы и приглашение стало результатом короткого разговора у стойки с чипсами: я сказала блондинке, что мне нравится ее блузка.
– Тогда оставайся, – отвечаю я Скарлетт.
Она с благодарностью смотрит на меня своими карими глазами.
– О, ладно, хорошо. Значит, мы не едем?
– Нет, ты не едешь. – Я вскидываю голову. – Я еду.
– Лиззи…
– Бэт, – резко обрываю я.
От меня не ускользает раздражение в ее взгляде.
– Бэт, – исправляется она, растягивая один слог так, как будто ей некомфортно его произносить.
Как и родители, лучшая подруга с трудом привыкает к моему новому имени. Скарлетт вовсе не считает имя Лиззи детским. «Более по-детски вдруг начать называть себя по-новому после того, как всю жизнь была Лиззи!» – ответила она, когда в начале лета я объявила, что отныне меня зовут Бэт. Конечно же, она так считает, ведь у нее крутое имя. Кому взбредет в голову менять его?
– Ты даже не знаешь этих девчонок, – подчеркивает Скарлетт.
Я снова пожимаю плечами.
– Познакомлюсь.
– Бэт, – жалостливо произносит она, – прошу.
– Пожалуйста, Скар, – отвечаю я не менее жалостливо. – Мне это нужно. После того, что случилось сегодня, мне просто необходимо развлечься, провести сумасшедшую ночь и ни о чем не думать.
Выражение ее лица становится мягче. Она знает все о пощечине и предательстве с колледжем: это было единственное, о чем я могла говорить, когда пришла к ней вечером домой. Думаю, она устала слушать все это и поэтому предложила выйти и покататься по округе.
– Я правда не хочу ехать, – признается она. – Но и не хочу, чтобы ты ехала одна.
– Со мной все будет в порядке, – обещаю я, – заеду на пару часов, осмотрюсь там, а потом вернусь обратно к тебе. Так что мы сможем сидеть допоздна и есть мороженое.
Она закатывает глаза.
– Все мороженое – твое. Я на жесткой диете до понедельника. Мне нужно выглядеть хорошо в первый день учебы в выпускном классе.
Громкий гудок раздается со стороны ожидающего джипа.
– Йоу! Давайте уже! – кричит водитель.
– Увидимся, Скар, – быстро говорю я, – оставь для меня открытой заднюю дверь, ладно? – и устремляюсь к джипу раньше, чем она успевает возразить.
– Еду, – кричу я девчонкам. Если не сделаю что-то, выходящее за очерченные родителями рамки, то просто взорвусь. От меня останутся одни ошметки. Именно так я себя сейчас и чувствую: развалиной, кое-как, наскоро склеенной моими родителями.
– Наконец-то, – бормочет одна из них, а другая надувает ярко-розовый пузырь жвачки.
– Бэт! – зовет Скарлетт.
Я оглядываюсь.
– Ты передумала?
Она качает головой.
– Просто будь осторожна.
– Буду. – Я забираюсь на заднее сиденье рядом с блондинкой. Ее подруга прыгает на пассажирское место впереди и что-то шепчет водителю. Я перевешиваюсь через край двери, чтобы снова крикнуть Скарлетт:
– Если мои родители позвонят, скажи им, что я сплю. Вернусь через несколько часов. Обещаю.
Я посылаю ей воздушный поцелуй, и после секундной заминки она делает вид, будто ловит его ладонью и припечатывает к щеке. Затем подруга направляется к своей машине, а парень за рулем джипа заводит мотор, и мы срываемся с парковки.
Ветер подхватывает и треплет мои волосы, а я пересчитываю все грехи, которые только что совершила.
Приняла приглашение на вечеринку от ребят, которых не знаю.
Еду в соседний город, вовсе не похожий на мой: красивый и безопасный, с аккуратными заборчиками и яблонями.
Села в машину к незнакомцам. Вероятно, самый тяжкий грех. Родители отправят меня в монастырь, если узнают об этом.
Но знаете что?
Мне, мать вашу, плевать.
Они уже объявили, что я должна поступить в колледж рядом с домом. Теперь у нас война.
Чувствую себя в ловушке. Моя жизнь подчинена их правилам и их паранойе. Мне семнадцать. Предполагается, что я должна с радостью ждать окончания школы; должна быть окружена друзьями и милыми парнями, которые жаждут со мной встречаться; должна наслаждаться этим временем. Говорят, что после школы жизнь становится сложнее, и это ужасно угнетает. Если сейчас лучшие годы моей жизни, то какой же дрянной она станет после?
– Как тебя зовут? – спрашивает блондинка.
– Бэт. А тебя?
– Эшли, но можешь звать меня Эш. – Она указывает на передние сиденья. – Это Кайла и Макс. Мы первогодки старшей школы Лексингтона.
– А я перехожу в выпускной класс в Дарлинге, – отвечаю я.
Ее накрашенный красной помадой рот искривляется в легкой ухмылке.
– Понятно, ты дорогая штучка.
Я ощетиниваюсь в ответ.
– Не все в Дарлинге богачи, знаешь ли.
Это правда. Моя семья точно не такая богатая, как другие в нашем городке, хотя в нем для среднего класса тихо и безопасно.
Вечеринка, на которую мы едем, состоится в Верхнем Лексингтоне, или Лексе, как называют его местные. Это рабочий район с маленькими домами, небогатым населением и шумными детьми. Хотя и в Дарлинге, и в Лексе найдутся те, кто предложит вам что-нибудь запрещенное. Родители с ума сойдут, если узнают, что я была тут. У Скарлетт чуть не началась истерика, когда нам пришлось остановиться на заправке в Лексингтоне.
– Так что ты делаешь в Лексе в субботу вечером? – поворачивается с переднего сиденья Кайла. – Ищешь, на какую бы вечеринку напроситься?
Я пожимаю плечами.
– Просто хочу хорошо провести время, прежде чем начнется учеба.
Макс громко ухает.
– Вот это по-нашему! Как, ты говоришь, тебя зовут, любительница хорошо провести время?
– Бэт, – повторяю я.
– Бэт, – он одной рукой держит руль, а вторую протягивает мне. – Дай мне немного сахарку, Бэти. Время начать развлекаться.
Я неловко хлопаю его по ладони и выдавливаю из себя улыбку. Меня накрывает чувство вины, что бросила Скарлетт, но я подавляю его и забываю об этом окончательно. В конце концов, Скарлетт смирилась с тем, что я еду туда. Хотя, мне кажется, она не вполне понимает, почему я так хотела там оказаться. У Скар клевые родители. Они не напряжные и веселые и дают ей столько свободы, что она даже не знает, куда ее девать.
Я все понимаю: мои родители потеряли дочь, я – сестру. Мы любили Рейчел и тоскуем по ней. Я – больше всех. Но то, что произошло с моей сестрой, было просто несчастным случаем. И его виновник наказан. О чем еще можно просить? Рейчел уже не вернуть. Правосудие свершилось, если можно так сказать. А я все еще здесь и хочу жить полноценной жизнью. Разве это плохо?
– Мы на месте! – объявляет Эшли.
Макс паркуется через дорогу от небольшого дома, обшитого белой вагонкой. На заросшем газоне полно подростков. Пивные бутылки передаются по кругу, в открытую, как будто никому нет дела до патрулирующих полицейских машин.
– Чей это дом? – спрашиваю я.
– Парня по имени Джек, – отвечает Эш равнодушным тоном. Она слишком занята: приветствует каких-то девушек на поляне.
– Его родители дома?
Кайла фыркает.
– Хм, нет.
Тогда ладно.
Мы выбираемся из джипа и пробираемся сквозь толпу к входной двери. Кайла и Макс исчезают, как только оказываемся в доме. Эшли держится рядом со мной.
– Давай возьмем выпить! – кричит она.
Я едва слышу ее сквозь оглушающие звуки хип-хопа, что сотрясают стены. Дом забит людьми, в воздухе пахнет смесью духов, дезодорантов, пота и несвежего пива. Не совсем то, к чему я привыкла, но выбирать не приходится. Ребята выглядят достаточно дружелюбно. Я ожидала драки, в которой противники голыми кулаками выколачивают друг из друга дух, но внутри все просто танцуют, пьют и очень громко разговаривают друг с другом.
Эш тянет меня в маленькую кухню с покрытыми клеенкой столами и древними обоями. Полдюжины парней столпились у открытой задней двери и что-то курят.
– Харли! – радостно вскрикивает Эш и обнимает одного из парней. – Боже! Когда ты вернулся?
Высокий парень отрывает ее от пола и смачно целует прямо в губы. Мне кажется, он не в себе, потому что взгляд у него совершенно отсутствующий. Я неловко прислоняюсь к столу и делаю вид, что я из их компании. «Это то, чего ты хотела», – убеждаю себя. Чумовая вечеринка, которая сведет с ума родителей.
– Поздно ночью, – говорит он. – Мы остановились поужинать в Чикаго и рванули сюда. Маркус решил: лучше уж ехать всю ночь, чем платить за мотель.
– Ты должен был сразу же позвонить мне утром, – хнычет Эш.
Парень обнимает ее рукой за плечи. Они встречаются? Она еще не познакомила нас, так что я понятия не имею, кто он.
– Да я встал только час назад, – со смехом отвечает Харли. – Иначе бы позвонил. – Парень щурится. – Ты уже видела Ламара?
– Нет и не планирую.
– Тоня говорит, что видела его с Келли на игре прошлой ночью.
– Повезло Келли. Не могу дождаться, когда Ламар бросит ее жирную задницу так же, как это сделал Алекс.
Харли. Маркус. Тоня. Келли. Ламар. Алекс. Кто все эти люди? Я стою возле стола, чувствуя себя очень неуютно, пока Эшли и ее предполагаемый парень обмениваются новостями.
Оглядываю кухню: Эш и Харли все еще обсуждают своих друзей. Мне это неинтересно. Надоело, что меня постоянно контролируют. Три последних года я делала все, что мне говорили: выбирала курсы, которые мне рекомендовали, устроилась на работу, которую подыскали родители. И что получила взамен? Еще четыре года к моему приговору. Дверь камеры захлопнулась раньше, чем я успела выйти наружу.
Бросаю взгляд на упаковку с пивом. Могу взять себе выпивку, но это слишком просто. Могу покурить, но это чересчур опасно. Мне нужно выбрать что-то среднее, отчего я почувствовала бы себя хорошо, а родители разозлились бы.
Оживленное движение привлекает мое внимание. Я оборачиваюсь и вижу очень симпатичного парня, прислонившегося к косяку в дверном проеме. У него самые синие глаза, какие я только видела: невероятные. Над левой бровью – отметина, похожая на шрам или на результат неудачной коррекции. Но он непохож на тех парней, что выщипывают себе брови. Подбородок незнакомца покрыт темно-русой щетиной, поэтому он выглядит старше остальных присутствующих. У парней на кухне, включая Харли, на лице нет никакой растительности. Они не такие высокие, как Синеглазый, не такие накачанные и не такие привлекательные.
Вот что мне нужно: очень плохой мальчишка, который поведет меня по кривой дорожке.
Меня пронзает ощущение собственной власти: это взбесит родителей сильнее всего. Все подростки напиваются, но переспать со случайным незнакомцем – это выведет мою правильную мать из себя.
Ликуя, я мысленно потираю руки и начинаю строить планы. Он не смотрит ни на меня, ни на кого-то другого. Между ним и остальными чувствуется дистанция, как будто они боятся подходить к нему. У него аура крутого и уверенного в себе человека. Как раз этого мне не хватает.
Я смотрю на свои рваные узкие джинсы и желтый короткий топ, чтобы убедиться, что все молнии застегнуты, а грудь достаточно прикрыта. Пусть я не самая сексуальная девушка тут, но он – один и я – тоже.
Кроме того, если он откажет, кому какое дело? Я его больше не увижу. Смысл сегодняшнего вечера в том, чтобы делать то, чего никогда не делала. Хочу почувствовать вкус настоящей жизни.
– Это твоя подруга?
Я вздрагиваю от голоса Харли. Он наконец заметил меня.
– Привет, – говорю я, отрывая взгляд от Синеглазого, и улыбаюсь Харли: – Я Бэт.
– Харли. – Он отпускает Эшли и идет ко мне. Кажется, Харли у нас – любитель обнимашек. – Приятно познакомиться. Покурим?
– Может, чуть позже? – неуверенно спрашиваю я, надеясь, что он не заметит моего смущения и не поймет, что я никогда ничего подобного не делала.
– Да, давай оставим это на потом, – поддерживает Эш, к моему большому облегчению. – Потанцуем? – Она подходит ко мне с другой стороны и берет меня под руку.
Потанцуем? Я бросаю украдкой взгляд на дверь и вижу, что Синеглазый ушел. Меня охватывает разочарование. Любопытно, куда он исчез? Может, тоже отправился на танцпол?… Хм, нет. Он непохож на парня, который будет «трясти задницей» под хип-хоп: слишком крутой для этого. Большинство парней не танцует. Они считают, что это не для них.
– Давай, – говорит Эш, повисая на моей руке.
Я отбрасываю мысли о Синеглазом: сначала мы с Эшли потанцуем, а потом пойду его искать. Новая подруга затаскивает меня в гостиную, где музыка звучит громче, а воздух раскален. Я начинаю потеть, но вокруг все такие. Эш толкает меня задницей в бедро, мы смеемся и взъерошиваем руками волосы, полностью отдаваясь танцу.
Вот чего я хотела сегодня: веселиться, чувствовать себя юной и не думать о том, что моя жизнь – сплошное разочарование. Вернее, у меня нет жизни. Мне нельзя ходить на вечеринки, а только домой к друзьям, и то если их родители дома. Сегодняшняя поездка была серьезным нарушением запретов. Родители Скарлетт тоже об этом знали: мама и папа предупреждают семьи моих друзей обо всех этих постыдных правилах. Думаю, маме Скарлетт меня жалко. Когда мы уходили, миссис Холмс притворилась, что не слышит нас, – обожаю ее за это.
Мне нравятся музыка, шум и эта комната, полная незнакомцев. Здесь никто не слышал про Рейчел. Никто меня не жалеет. Всем все равно.
Я откидываю волосы на спину и снова толкаю Эш бедром. Но тут же замираю, потому что мельком замечаю Синеглазого.
Это судьба. Нам предназначено было встретиться сегодня.
Он идет к дивану в форме буквы «Г» и наклоняется, говоря что-то коренастому парню в красной футболке. Волосы у него длиннее, чем мне показалось. Они завиваются и спадают на лоб. Цвет очень похож на мой.
Я хватаю Эш за руку.
– Кто это?
– Что? – она пытается перекричать грохот.
– Кто это? – повторяю я громче, наклоняясь к самому ее уху. – Парень у дивана.
Она хмурится.
– Который?
Я оглядываюсь и сдерживаю стон: он снова пропал! Что за черт. Этот парень появляется и исчезает словно ниндзя. На этот раз я не позволю ему ускользнуть.
– Мне нужно пойти пописать, – сообщаю я Эшли.
Она кивает и разворачивается, чтобы продолжить танцевать с кем-то другим. Я пробираюсь сквозь толпу в гостиную. Синеглазый снова стоит, прислонившись к косяку кухонной двери.
Я делаю глубокий вдох и иду вперед: никогда раньше не знакомилась с парнем первой. Это будет катастрофа.
На столе замечаю ряд рюмок. Хватаю одну и опрокидываю ее. Отвратительная жидкость обжигает горло. Я прижимаю ладонь ко рту, чтобы сдержать кашель. В этот момент мы встречаемся с Синеглазым взглядами.
С отвагой, которой никогда за собой не замечала, я подхватываю еще две рюмки и иду с ними к нему.
– Кажется, тебе не помешает выпить, – говорю я, предлагая ему одну.
Он берет.
– Кажется, это первая выпивка в твоей жизни.
Я так рада, что тут темно и никто не видит, как я краснею.
– Не-а, уже напивалась несколько раз, – вру я.
– Ага, – отвечает он и, поднеся рюмку к губам, осушает ее, потом запихивает в передний карман джинсов. Я в недоумении смотрю на него.
– Ты знаешь, кто я? – спрашивает он.
Я провожу языком по нижней губе, не зная, что сказать: Синеглазый – знаменитость? Не хочется выглядеть лохушкой.
– Конечно, – отвечаю я как можно непринужденнее. – Тут, кажется, все знают.
Тень пробегает по его лицу.
– Да, вероятно. Но ты все же говоришь со мной, предлагаешь мне выпить. – Он щелкает пальцем по моей рюмке.
– Мне просто показалось, что тебе не помешает расслабиться.
Он проводит рукой по лицу. Тень исчезает, но ей на смену приходит недоумение.
– Наверное. Так зачем ты тут? Ищешь приключений?
Последнее сказано с явным презрением. Знаю, что лучше соврать. Если признаюсь, что хочу позлить родителей, он исчезнет, а я совсем не хочу, чтобы это произошло. Не потому, что считаю его идеальным средством мести предкам, а потому что он меня заинтересовал, я хочу узнать его ближе и чтобы он узнал меня.
Не могу озвучить настоящую причину, по которой я здесь. Но могу быть честной в том, зачем подошла к нему, пусть это и нехорошо.
– Разве девушка не может предложить выпить крутому парню? Я пыталась привлечь твое внимание до этого, но ты испарился. Теперь вот увидела тебя одного и воспользовалась шансом. Если, по-твоему, это приключение, значит, ты не так уж часто ходишь на вечеринки.
Он наклоняет голову.
– Это что, шутка?
– Да. Но не очень хорошая, потому что ты не смеешься. – Я пялюсь на рюмку в своей руке: все пошло гораздо хуже, чем я себе представляла.
Он тяжело вздыхает.
– Нет, это потому, что я не очень умею общаться. Но шутка это или нет, мы оба знаем, что я не так уж часто ходил на вечеринки последних три года.
Понятия не имею, что это значит, но ведь я уже притворилась, будто все о нем знаю, поэтому не могу попросить объяснений.
– Значит ли это, что мне стоит уйти?
– Нет, тебе стоит остаться. – Уголки его губ приподнимаются. – Не буду врать: эта ситуация мне очень льстит.
– Зато мне – не очень, – немного запальчиво признаюсь я.
Его усмешка превращается в улыбку, и у меня от этого перехватывает дыхание.
– Никогда раньше такая красивая девушка, как ты, не говорила мне ничего, кроме «привет».
Я настолько ошарашена, что не могу придумать остроумный ответ.
Он наклоняет голову в замешательстве.
– Слишком банально?
Ко мне возвращается способность говорить.
– Слишком потрясающе. У меня сейчас столько эмоций, что боюсь взорвать ими дом.
– Тогда пойдем отсюда.
– Правда? – поднимаю на него глаза. – Куда?
– Просто выйдем. Мне хочется на улицу.
– Мне – тоже.
Он протягивает руку. Моя ладонь легко проскальзывает в его. Я чувствую его жесткие мозоли. Проходя мимо, мы ставим рюмки на стол. Теперь мне не нужен алкоголь. Я держу за руку самого сексуального парня на планете, и у меня такое чувство, будто парю в воздухе.
Мы пробираемся сквозь толпу. Кто-то пялится на нас. Я вскидываю голову. Да, я с этим крутым парнем.
Снаружи шум тише, людей тут мало. Он ведет меня по дорожке к небольшому сараю.
– Здесь ты прячешь тела? – шучу я.
Он резко останавливается.
– У тебя мрачный юмор, да?
Это замечание заставляет меня вспомнить истерический смех, клокотавший в горле во время похорон Рейчел. Я закрывала лицо руками, чтобы сдержать его, а все думали, будто я рыдаю. Вот такая защитная реакция.
– Больше предпочитаю смеяться, чем плакать, – признаюсь. – Я слишком легко могу разрыдаться. Ненавижу эту свою черту.
Он садится на траву.
– Это неплохая философия: смеяться, а не плакать.
– Хотела бы я лучше контролировать собственные слезы. Мучительно, когда ты в бешенстве, а все думают, что тебе грустно. – Я опускаюсь на землю рядом с ним, удивляясь, с чего это я ему все выкладываю. Замолкаю и слушаю, как трещат сверчки. Из дома слабо доносится музыка.
– У тебя есть имя? – поддразнивает он.
– Я Бэт.
Он проводит рукой по своим растрепанным волосам. Замечаю, как при этом играют его бицепсы. У него потрясающие, атлетические руки.
– Я Чейз. – Он кивает мне. – И я все еще считаю, что ты слишком хороша, чтобы сидеть тут со мной.
– Ну, ты меня силой не тащил, – напоминаю я. – Это намек на то, чтобы я ушла?
– Нет, мне бы этого не хотелось. – Он снова вздыхает, и под тонкой хлопковой футболкой проступает идеальный рельеф его тела.
Боже, он великолепен.
– Тут красиво, правда?
Я смотрю на ночное небо, а потом на запрокинутое лицо Чейза. За облаками едва можно разглядеть луну, не говоря уже о звездах.
– Да, наверное.
Он красив. Небо – не очень.
Парень усмехается.
– Даже если бы шел проливной дождь, я все равно был бы счастлив.
– Я – тоже. – Потому что я с тобой.
Давно я не чувствовала такой гармонии внутри себя. Ссора с матерью кажется давним дурным воспоминанием.
Одной рукой Чейз приминает траву между нами. Я придвигаю свою ближе, пока наши мизинцы не соприкасаются.
– У тебя такие длинные пальцы.
Он переводит взгляд на наши ладони.
– Может, это твои чересчур короткие?
– У меня стандартный размер руки.
– Давай посмотрим, – он накрывает мою ладонь своей, полностью пряча мои пальцы.
Сердце начинает бешено стучать, а во рту пересыхает.
– Хочешь меня поцеловать? – выпаливаю я.
Он улыбается.
– Думаю, да. Ты не против?
Я киваю.
– Давно я не целовался, – признается он.
Его откровенность застает меня врасплох.
– Я – тоже.
– Хорошо. – Он заправляет мне за ухо прядь волос и придвигается ближе. – Тогда мы оба можем облажаться. Скажешь мне, если я сделаю что-то не так?
Он касается ладонью моей щеки, нежно поглаживая ее. И наши губы медленно сближаются.
