– Я? Это же ты вылила на меня воду!
– Я только что сказала тебе, что не хочу привлекать к себе внимание, а ты попытался поцеловать меня на глазах у всей школы! Тебя ведь не волнует, чего хотят другие, да, Истон? Важно лишь то, чего хочешь ты, потому что ты Ройал, верно?
Хартли выдергивает свою руку, и мне остается лишь наблюдать, как она марширует прочь.
– Истон! – раздается жалобный голос.
Я прислоняюсь головой к дверному косяку. Зашибись, блин! Я не могу отделаться от своей бывшей и продолжаю портить отношения с девчонкой, которую хочу. Мой последний год в школе обещает быть совсем не таким, каким я его себе представлял.
Совсем.
– Как думаешь, я козел? – угрюмо спрашиваю я позже вечером у Эллы, которая режет мне яблоко.
– Что это за вопрос такой? – Она бросает ломтики в пиалу и подталкивает ее в мою сторону.
– Значит, ответ «да»?
– Конечно, нет.
Она встает на цыпочки и гладит меня по голове, как маленького щенка. Мне не нравится возникшее при этом чувство.
– Почему ты обращаешься со мной как с ребенком, хотя я на три месяца старше тебя?
– Потому что ты ведешь себя как маленький ребенок.
– Нет.
– Да, и еще как.
Я ощетиниваюсь.
– Ты поэтому не видела во мне того, что видела в Риде? Потому что я веду себя как маленький ребенок?
Пусть я был первым Ройалом, который поцеловал Эллу, но Рид всегда будет первым в ее сердце. И это не дает мне покоя.
Все всегда любили меня больше остальных. Мама, девчонки в школе. Черт, да даже у старушек загораются глаза, стоит мне оказаться рядом. Рид всегда ходит с хмурым выражением, а Гидеону есть дело только до Саванны Монтгомери. Я золотое дитя, но в последнее время начинаю сдавать свои позиции.
Я смотрю на свое отражение в стеклянной дверце кухонного шкафчика. С внешностью у меня все в порядке, как и раньше. Я обаятельный и веселый. Мое тело могло бы украсить обложку какого-нибудь журнала, за что спасибо не только генам, но и усиленным занятиям спортом: тяжелой атлетикой и футболом. Клэр все продолжает преследовать меня, хотя мы расстались тысячу лет назад.
Нет, со мной все в порядке. Элла запала на Рида по каким-то другим, необъяснимым, причинам, а Хартли Райт – просто чистоплюйка и нелюдимка.
– Я не ребенок, – бормочу я.
Элла вздыхает.
– Так, ладно, что происходит? У тебя все нормально?
Я избегаю ее обеспокоенного взгляда.
– С чего ты взяла, что что-то происходит?
– Потому что ты ходишь сам не свой с тех пор, как за ланчем та девчонка вылила тебе на голову бутылку воды. Я забыла, как ее зовут?
Мне удается равнодушно улыбнуться.
– Хартли, и то, что случилось, меня ничуть не трогает. Я Истон Ройал, для меня открыт весь мир. Уверен, она еще изменит свое мнение. – Я легонько щипаю Эллу за щеку. – Мне пора, сестренка. Сегодня меня не жди.
Она сразу застывает.
– Никаких боев.
– Никаких боев, – закатив глаза, отзываюсь я.
– Истон…
– Я серьезно. – Я невинно поднимаю руки вверх. – Да и в любом случае сегодня вторник. По вторникам бои не проводятся.
Но Эллу, похоже, мои слова не сильно убедили.
– И куда тогда ты собрался?
– Туда, куда хорошим девочкам лучше не ходить. – Взяв нарезанные яблоки, я ухожу.
– Истон! – кричит она мне вслед.
Я, не оборачиваясь, машу ей рукой. Мне совсем не хочется, чтобы Элла сегодня отправилась за мной. Ей все это очень не понравится, и мои сияющие доспехи поблекнут.
Поднявшись наверх, я надеваю свои любимые джинсы. Дырки на коленях становятся все шире, все меньше отдавая дань моде, – больше похоже на то, что я стащил их у бомжа. Просто мне не нравится выбрасывать вещи. К тому же там, куда я собираюсь, не обращают внимания на внешность, главное – чтобы у тебя при себе были деньги. Отыскав на полу толстовку с капюшоном, я набрасываю ее поверх своей любимой черной майки.
Зажав в кулаке ключи и несколько сотен долларов, спускаюсь по черной лестнице, чтобы не встретиться с Эллой, папой или еще кем-то, таким же любопытным. Оказавшись в гараже, снимаю брезент с покупки, которой, надеюсь, отец не заметил. Мотоцикл уже был с пробегом, но я бы не смог позволить себе новый, не вызвав переполоха в бухгалтерии. Любая покупка стоимостью больше десяти штук баксов тут же выдала бы меня с головой. И это даже хорошо, потому что в тех местах, где я бываю, что-то дорогое тут же привлекло бы к себе внимание, и, скорее всего, его бы попросту украли.
Я качу серебристо-черную «ямаху» от дома примерно до середины подъездной дорожки, а потом взбираюсь на байк и выжимаю полный газ. Дорога до пункта назначения занимает тридцать минут.
Рядом с ветхим домом стоят человек шесть и курят. Разумеется, сигареты: что-либо другое здесь запрещено и, наверное, так будет до тех пор, пока Земля не сойдет с орбиты. Внутри – другое дело. Здесь можно найти удовольствия на любой вкус. Но я приехал не за этим. Стараюсь держаться подальше от неприятностей, хоть это и непросто.
За свою недолгую жизнь я страдал от разного рода зависимостей. И сейчас мне стоит невероятных усилий пройти мимо окружающих соблазнов, но после того, что случилось с мамой, я обещал братьям попытаться держать себя в узде. Мне еще не надоело жить. Я как никто другой знаю, что слишком много веселья может привести к катастрофе.
Внизу лестницы мне салютует мужик с огромным пузом, которое, наверное, видно даже с побережья.
– Ройал.
Размеры Тони вводят в заблуждение. Он только выглядит рохлей, но на самом деле здесь этот парень – единственный, кого вам не захочется разозлить. Один удар его лапы – и вы будете валяться без сознания.
Я жму руку вышибалы, а потом мы по-мужски обнимаемся. Тони хлопает меня по спине (так, что кости хрустят) и отодвигается в сторону. В тускло освещенной цементной коробке уже стоят четыре стола. Здесь, внизу, курить запрещено, особенно если учесть, что помещение не оборудовано системой противопожарной безопасности. Да и выход отсюда только один, и то сначала нужно подняться вверх по лестнице.
Зато алкоголь здесь течет рекой. За тремя столами уже сидят люди, но у четвертого еще есть три пустых стула. Дилера я вижу впервые, но все равно бросаю пятерку в центр стола.
– Давно не виделись, Ройал, – говорит парень рядом со мной.
– Привет, Нейт Дог.
Мы шлепаем друг друга по ладоням. На его руках чувствуются мозоли от работы в доках. Я познакомился с ним после одного из боев, и он пригласил меня на игру. Думаю, он знал, что у меня водятся деньги, и захотел помочь мне избавиться от них. Да и какими бы ни были его намерения, это место прекрасно подходит для того, чтобы выпустить пар. Я не расстраиваюсь, если проигрываю, но чаще всего остаюсь при своих.
Я на несколько сантиметров выше Нейта-Ди, но рядом с ним всегда чувствую себя маленьким. И дело не в том, что он старше, а в том, как он держится. Нейт знает себе цену. И меня это восхищает.
Третий игрок поднимает подбородок в мою сторону, желая показать свою крутость. Он распрямляет плечи, и благодаря объемной толстовке создается видимость, что его фигура массивнее, чем есть на самом деле.
– У тебя какие-то проблемы? – спрашивает парень, выдвигая вперед нижнюю челюсть.
– Нет. А что?
– Ты пялился, – сообщает мне Нейт-Ди.
– Да лучше смотри в свои карты.
Этот задира начинает действовать мне на нервы.
– Просто ты такой милый, что я не могу удержаться, – отвечаю я.
Нейт-Ди прикрывает рот рукой, чтобы спрятать смешок, и даже на непроницаемом лице дилера появляется подобие улыбки.
Но парень не оценил моей шутки. Жаль, что у придурка нет чувства юмора. Кто-то протягивает мне бутылку пива, и крупье начинает первый розыгрыш. Я залпом опустошаю сразу полбутылки и только потом делаю вдох.
Я отказался от одной дурной зависимости, но не могу избавиться от всех разом. Как-то раз даже сказал Элле, что это у меня в генах. Во мне полно всякого дерьма. Но так уж я устроен и не стыжусь этого. Я никому не причиняю вреда или, по крайней мере, стараюсь избегать этого.
Взяв карты, я включаюсь в игру. У придурка в толстовке не только нет чувства юмора, он еще и плохо играет в карты: не запоминает те, что уже были разыграны, и делает необдуманные ставки.
После пяти быстрых раздач кучка денег перед ним исчезла, в то время как моя продолжает расти.
– Тебе сегодня везет, сынок, – с досадой кидая на стол три шестерки, вздыхает Нейт-Ди.
– Это твой второй стрит за пять раундов. – Парень хмуро смотрит на меня. – Да ты мошенник!
Я прекращаю сгребать банк.
– Я даже не знаю имя дилера, как я мог бы смошенничать?
– Я все время выигрывал, пока ты не появился. Это очень подозрительно, – отвечает он.
Я закатываю глаза.
– Смотри в свои карты, – рявкает Нейт.
Придурок стискивает зубы, но уступает.
Я опускаю глаза на свои карты и вытягиваю пару.
– Две, пожалуйста, – говорю я дилеру.
– Пожалуйста? Мы что, в каком-то загородном клубе? – презрительно усмехается «крутой», сбрасывая свои карты. – Я пас. Победа моя.
Но в итоге он проигрывает Нейту. Мы разыгрываем еще одну колоду, и «крутой» снова проигрывает две штуки баксов. Мастерски сблефовав, потому что на деле у меня ни хрена не было, я забираю его последнюю сотку. Нейт сбрасывает карты, и «крутой» следует его примеру.
– Дай посмотреть на твои карты, – рычит он.
– Нет.
Может, если бы я играл с Нейтом и кем-то еще, то согласился бы, но этот парень весь вечер вел себя как кусок дерьма. А я с самого ланча пребываю не в самом приятном расположении духа. Элла была права: от ворот поворот от Хартли сильно задел меня.
– Я хочу посмотреть, какие у тебя карты!
Парень переваливается через стол, чтобы схватить их, но я быстро отбрасываю их дилеру, который одним ловким движением отправляет карты в кучку с другими сброшенными.
– Сядь, – приказываю я парню.
– Это все обман! – «Крутой» бьет кулаком по столу. – Снимай свою одежду!
Он бросается вперед, как будто хочет стянуть с меня толстовку.
Я отшатываюсь в сторону, а Нейт руками толкает «крутого» на стул.
– Успокойся, – предупреждает его Нейт, показывая пальцем в мою сторону.
«Крутой» с мрачным видом скрещивает руки на груди.
– Я не стану разыгрывать и пенни, пока он не снимет свою толстовку. Не настолько у меня плохо с картами.
Я фыркаю.
– Да! – настаивает он.
Нейт тянет за край моей толстовки.
– Сними уже ее, чтобы мы могли поиграть.
Другими словами, он просит меня заткнуться, чтобы получить еще больше этих легких денег.
Я стряхиваю руку докера со своего плеча.
– Нет. Я не мошенник и не собираюсь раздеваться только потому, что мне так сказал какой-то говнюк, который не умеет блефовать.
Нейт поднимается из-за стола.
– Его деньги зеленые. Сними с себя толстовку, Ройал.
Что за чушь! Нейту так нужны бабки, что он скинет меня под стол? Да ну их.
– Раздевайся, мошенник, – с издевкой поддакивает «крутой». Теперь, когда Нейт вроде как на его стороне, показная самоуверенность так и прет из него.
Я весело усмехаюсь.
– Нет.
Нейт тянет меня за рукав, и я резким движением вырываюсь из его хватки. Не знаю, когда что-то пошло не так, но дальше все происходит как в тумане. Стол опрокидывается. Деньги падают на пол. Откуда ни возьмись появляется кулак, костяшки врезаются в мою челюсть, заставляя меня развернуться.
Я вскакиваю, нанося удары. Не знаю, с кем дерусь, да и зачем, но ощущения приятные. Я получаю удар ногой в живот и два удара в грудь, но сам бью еще больше, хоть пот и кровь застилают глаза и заполняют рот. Я дерусь до тех пор, пока мне в лицо не попадает струя холодной воды. Ха, снова вода. Второй раз за день.
– Достаточно!
Я очухиваюсь и понимаю, что лежу на спине, а надо мной злое лицо Тони. В его руке зажат шланг. В ушах звенит – то ли от его крика, то ли оттого, что меня ударили в голову. Я трясу ею, но звон не проходит.
– Тебе пора, Ройал.
Я встаю с пола и оглядываюсь. Перед глазами расплываются перевернутые столы, усеянный банкнотами пол и лежащие тела.
– Не я затеял эту драку. – Язык у меня заплетается.
– Мне плевать. Вечер испорчен, и все благодаря тебе. Выметайся!
Я растягиваю губы в улыбке, хоть мне чертовски больно.
– Почему бы тебе не обвинить другую сторону? Вообще, откуда взялся этот парень? Я играл здесь уже…
– Ты глухой, сынок? Я же сказал тебе, красавчик, выметайся вон из моего подвала. И никогда больше не возвращайся. – Тони грубо толкает меня в сторону лестницы.
Звон в ушах не утихает. С трудом поднявшись по ступенькам, я тащусь к выходу. Черт, голова просто раскалывается на части!
В доме почти никого нет. Снаружи на крыльце стоит несколько человек. Быстро махнув им рукой, я, спотыкаясь, спускаюсь по лестнице.
Дорожка ускользает из-под ног. Я вытягиваю перед собой руку, чтобы удержать равновесие, но хватаю лишь воздух и, оступившись, по инерции падаю на колени.
За спиной раздается смех. Подонки.
Я встаю с колен и выпрямляюсь. Байк стоит в квартале отсюда. Мне бы только добраться туда, и все будет хорошо.
Я бреду по тротуару, спотыкаясь и покачиваясь в разные стороны, но дохожу до мотоцикла. Перекинув ногу через сиденье, пытаюсь завести его. Мотор, заурчав, через несколько секунд с фырканьем умолкает. Хлопнув рукой по бензобаку, я снова запускаю двигатель. В этот раз он оживает. Хороший мальчик.
– Истон!
Я разворачиваюсь на звук знакомого голоса. Что за черт?
Передо мной лицо Хартли Райт, даже три лица. Три Хартли, которые будут кричать на меня, будут грубить мне и обольют меня водой за то, что осмелился поцеловать ее. Круто, что скажешь.
– Ты что, следишь за мной? – бормочу я.
– Мечтать не вредно. – Три Хартли собрались уходить.
Я отпускаю сцепление, и мотоцикл катится вперед.
– Погоди. – Она возвращается вместе с обоими своими клонами. – Пойдем, я отведу тебя домой.
– Ты живешь здесь рядом?
Несмотря на временные проблемы со зрением, я прекрасно понимаю, что ученик «Астор-Парка» никак не может жить в таком районе. В такой дыре не смог бы жить даже стипендиат.
– Пойдем. – Хартли тянет меня за рукав. – Поедешь в таком состоянии – собьешь какого-нибудь ребенка и разрушишь жизнь целой семьи.
– Спасибо, что так беспокоишься за меня, – саркастично говорю я, но на меня вдруг обрушивается смертельная усталость.
Она права. В голове звенит, в глазах двоится, а то и троится, и все тело ноет от боли.
Я медленно возвращаю мотоцикл на обочину и ставлю его на подножку.
Или пытаюсь. После четырех неудачных попыток Хартли наклоняется и отталкивает мою ногу в сторону.
– Зачем ты помогаешь мне? – невнятно спрашиваю я.
– Сама не знаю.
– За ланчем ты вела себя как последняя стерва.
– Ты заслужил.
Может, она еще что-то сказала, но вокруг меня вдруг стало темно.
В ушах пульсируют глубокие басы Humble Кедрика Ламара, и я вытягиваю руку в поисках кнопки сброса. Ненавижу утренние тренировки ни свет ни заря. Все еще с закрытыми глазами я пытаюсь отыскать свою тумбочку, на которой обычно лежит телефон, но вместо твердого дерева моя рука находит лишь воздух.
Потянувшись еще чуть-чуть, падаю на пол. И от падения сразу же просыпаюсь.
Соскребая себя с ковра, понимаю, что не дома. Вышеупомянутый ковер какой-то потрепанный, диван за моей спиной – ему под стать. Справа от меня, у маленького деревянного стола, – два раскладных стула. А в крошечное пространство ровно за ними втиснуты холодильник, плита и раковина.
Нужда сходить по-маленькому становится нестерпимой. Два шага – и я уже открываю единственную дверь в этой конуре. Ванная, как и все остальное здесь, совершенно малюсенькая: небольшая раковина, душевая кабина и унитаз занимают все свободное пространство.
Я делаю свое дело, мою руки и вытираю их об удивительно мягкое полотенце. Сложив пополам, вешаю его обратно на кольцо.
Вернувшись в гостиную, начинаю вспоминать события минувшей ночи. Я приехал в эти трущобы на своей «ямахе», сыграл несколько раундов в покер, а потом ввязался в драку.
Наверное, меня вырубило от удара в голову. Нет, стоп! Перед этим произошло что-то еще.
Хартли.
Хартли привела меня сюда, перед тем как я отключился. Смутные вспоминания о том, как она приказывала мне шевелить задницей и взбираться по бесконечной череде ступенек.
Но если на диване спал я, то где спала она? Здесь нет спальни, а диван такой маленький, что двое на нем просто не поместятся. Ей бы пришлось спать на мне в буквальном смысле, но Хартли скорее отпилит себе руку, чем станет спать со мной.
Вот черт!
Откуда ни возьмись меня накрывает чувство вины. Хотя с какой стати мне чувствовать себя виноватым? Я не просил ее о помощи и уж тем более не стал бы спать на ее диване, даже если вчера мне нужно было где-то переночевать.
Моя обувь и толстовка лежат на столе. В кармане около трех тысяч долларов, а значит, Хартли видела, сколько у меня денег, но не взяла ни цента. Хотя могла бы взять себе вознаграждение.
Я отсчитываю несколько банкнот и кладу их на стол. Под обувью нахожу записку, к которой приклеен ключ.
«Закрой дверь, положи ключ в этот конверт и засунь его в почтовый ящик внизу».
Я в раздумье разглядываю записку. Эта девчонка – сплошная загадка. Ее родители живут в дорогущем особняке. Отец – влиятельный человек, прокурор. И все-таки Хартли живет в самом худшем районе Бэйвью, в квартирке, где стены такие тонкие, что мне слышно музыку, которая играет у ее соседей снизу. Тем не менее она учится в одной из самых престижных школ штата. Что же, черт возьми, все это значит?
Я думал, что мой последний год в школе будет скучным. Элла большую часть времени проводит с Ридом: болтает с ним по телефону, переписывается или ездит к нему в университет на выходные. Близнецы заняты своей жизнью. Гидеон тоже в колледже, а когда бывает дома, хочет тусоваться только с Саванной.
Я третий лишний, и так было всю жизнь. Пока Гид не уехал, они с Ридом вечно были вдвоем, близнецы – сами по себе, ну а я болтался где-то между ними.
Мама говорила, что в этом моя индивидуальность и независимость. Я всегда мог найти себе занятие. Мне не нужны были братья. К тому же я заводил знакомства легче, чем они. У меня куча друзей. Мой список контактов бесконечен.
И все же… вчера я никому не позвонил. Вместо этого пытался взобраться на мотоцикл и поехать домой, как какой-то идиот, у которого мозг меньше, чем мошонка.
Я выхожу из квартиры, запираю дверь, но ключ кладу в карман, а не в конверт. Тренировка начнется через полчаса. Значит, опоздаю. И это после моего вчерашнего появления в несусветную рань.
Мобильник разрывается сообщениями от Эллы.
«Где ты?»
«Тебя ищет Каллум».
Черт. Если так пойдет и дальше, я никогда больше не смогу снова подняться в воздух. Мне и правда нужно поработать над способностью принимать решения.
«Я прикрыла тебя. Сказала ему, что ты уже уехал».
Я подхожу к ступенькам. В аллее рядом с домом Хартли воняет кошачьей и собачьей мочой… Черт, да там стоит такая вонь от животных, которую даже сложно вообразить. Жесть.
Я печатаю ответ:
«Спасибо, что прикрыла меня. Уже еду».
Когда я появляюсь в школе, все еще в раздевалке. Сегодняшняя тренировка состоит из отработки техники игры и бега, поэтому к концу я еле стою на ногах.
С тех пор как защиту возглавляет Брэн Мэтис, тренер не дает нам расслабиться. Наверное, когда ситуация с квотербеком была совсем плохой, он просто не хотел рисковать, чтобы кто-то из оставшихся игроков тоже получил травму, потому что этот сезон и так обещал быть неудачным. Но сейчас все резко изменилось.
Паш бросает мне бутылку воды и тут же до последней капли опустошает свою.
– Черт, я совсем не в форме, – задыхаясь, жалуется он. – Слишком много пил и курил этим летом.
– И я.
С жадностью выпив воду, я отбрасываю бутылку и ложусь спиной на траву.
Паш падает рядом со мной. Мы лежим и смотрим в безоблачное небо.
Брэн, свежий как огурчик, с усмешкой проходит мимо нас, словно и не было этой изматывающей тренировки.
– Вам, парни, нужно почаще ходить в зал. Я вот чувствую себя отлично.
Мне едва удается поднять руку, чтобы показать ему средний палец.
– Ты чувствуешь себя отлично только потому, что ведешь здоровый образ жизни.
Он начинает смеяться.
– Это что, оскорбление? Потому что, по-моему, вести здоровый образ жизни – значит не валяться без сил на поле.
В этот раз средний палец ему показывает Паш.
В конце концов мы собираемся с силами, чтобы оторвать свои задницы с поля, и возвращаемся в раздевалку, где я по-быстрому принимаю душ. Потом, переложив ключ от квартиры Хартли из джинсов в школьные брюки, направляюсь к секретарю.
Миссис Голдштейн на месте. Жесткие, с голубым оттенком волосы образуют нимб вокруг ее маленького круглого лица. На кончике носа очки в розовой оправе.
Я облокачиваюсь на стойку.
– Миссис Джи, вы сегодня выглядите потрясающе.
Она вздыхает.
– Что вам нужно, мистер Ройал?
Не обращая внимания на ее явное раздражение, я постукиваю пальцем по верхушке секретарского монитора.
– Я зашел к вам, потому что обнаружил ошибку в своем расписании. Пошел на первый урок, и оказалось, что я больше не числюсь в классе. Кто-то по фамилии Райт перевелся и занял мое место.
Нарисованные брови сводятся вместе поверх очков.
– Это крайне необычно.
То есть я несу полную ахинею. Но так и есть.
И продолжаю нагло врать.
– Знаю! Но мистер Уолш такой: «Вы больше не в моем классе, Ройал». А я ему: «Как? Что за чушь?! Почему этот Райт вот так взял и занял мое место»? И он: «Ну, раз так, идите к секретарю и спросите». И…
– Ладно! – миссис Голдштейн уже начинает терять терпение. – Помолчите и позвольте мне проверить.
Я прячу улыбку.
– Спасибо, миссис Джи. Я правда считаю, что этот умник попал не в тот класс.
Пошутив, я подмигиваю ей. Мисс Джи, похоже, шутку оценила. Она сжимает свои тонкие губы, чтобы не рассмеяться.
– Посмотрим, что можно сделать. – Секретарь что-то печатает.
Я поворачиваюсь к монитору, чтобы посмотреть, что она делает: открывается досье, озаглавленное «Райт Х.». Поправив очки на носу, миссис Голдштейн изучает расписание.
Я ловко перевешиваюсь через стойку и быстро нажимаю на кнопку «печать с экрана».
– Мистер Ройал! – восклицает секретарь, вскакивая со стула.
Но я быстрее нее. Перемахнув через стойку, я оказываюсь прямо перед принтером.
– Спасибо, что распечатали это для меня. – Ослепительно улыбаясь ей, я хватаю лист бумаги и обегаю стол.
Она пытается схватить меня.
– Я ничего для вас не печатала. Истон Ройал, вернитесь!
– Миссис Джи, у вас восхитительные духи, – кричу я ей через плечо.
Выбежав из кабинета, я смотрю на распечатанный лист. У нас ни одного совпадения по занятиям, за исключением последнего урока. Больше того, почти все учебное время Райт Х. проводит в противоположном крыле здания.
Но с сегодняшнего дня это изменится.
Я поднимаюсь по лестнице, перескакивая через ступеньку. Когда врываюсь в кабинет, где проходит первый урок Хартли, лекция уже началась. Все места рядом с ней заняты. Ее окружают горшочные растения – полные самомнения детишки, которые поглощают весь кислород. Я подхожу к одной девчонке, которую знаю и которая мне не нравится.
Наклоняюсь над ее столом.
– Твоя машина горит.
– О боже мой! – взвизгивает Синтия Паттерсон и пулей вылетает из класса.
Самодовольно ухмыляясь, я отодвигаю освободившийся стул и усаживаюсь.
– Мистер Ройал, что вы делаете на моем уроке? – спрашивает учительница.
Понятия не имею, кто это. Но, судя по морщинам у нее на лбу, от которых она пытается избавиться при помощи ботокса, ей за сорок. Слишком стара для меня.
– Хочу учиться. Разве все остальные здесь не за этим?
– Это курс по истории феминизма.
Я вскидываю голову.
– Тогда я не понимаю, почему вы против меня. Если мы хотим добиться равенства полов, то этот курс должен быть обязательным и для молодых людей или нет?
Учительница предпринимает последнюю попытку выгнать меня с урока.
– У вас с собой нет необходимых книг.
– Какие проблемы? Хартли поделится со мной. Мы старинные друзья. – Я поднимаю свой стол и ставлю его рядом со столом Хартли.
– Что ты делаешь? – едва слышно, но требовательно спрашивает она.
– У тебя есть потрясающая способность – кричать шепотом, ты знала об этом? – Я перекладываю одну из ее книг себе на стол.
– А у тебя есть потрясающая способность выводить меня из себя.
– Я совершенствовал эту способность с рождения. Мама говорила, что я появился на свет, размахивая кулачками. Спасибо, что помогла мне вчера.
Запустив руку в карман, я быстро оглядываю кабинет и незаметно под столом тыкаю Хартли ее же ключом.
Она испуганно вздрагивает, а потом смотрит вниз и тут же напрягается.
– Я же попросила тебя оставить ключ в почтовом ящике, – шепчет она.
– Решил, так будет проще.
Хартли изучает мое лицо.
– Ты, наверное, заключил сделку с дьяволом. Это единственное объяснение тому, как отлично ты выглядишь после ночи попойки и того, как тебя вчера отделали.
– Никто меня не отделал.
– Да? Это поэтому ты вырубился? И тебя не били по голове так сильно, что ты даже не мог смотреть прямо перед собой?
– Все именно так.
Хартли лишь качает головой. Ее челюсти по-прежнему крепко сжаты. Училка бубнит перед классом что-то о третьей волне феминизма. Она явно не в курсе, что ее почти никто не слушает.
– Зачем ты здесь? – наконец спрашивает Хартли.
– О, а я разве не сказал тебе? Теперь у нас все уроки общие.
Она резко разворачивается ко мне.
– О господи.
– Ну, кроме музыки. У меня нет слуха.
– Боже мой, – снова повторяет она.
– Я знал, что ты обрадуешься.
Хартли стонет так громко, что все головы поворачиваются в нашу сторону.
– Что случилось, мисс Райт? – вежливо спрашивает учительница.
Хартли стискивает зубы.
– Я просто поверить не могу, что даже сейчас, в нашем современном, прогрессивном обществе клинические испытания лекарственных препаратов до сих пор включают только мужчин, каждый день ставя под угрозу жизни женщин. Это ужасно.
– Ужасно! – соглашается учительница. – Однако такова действительность.
Как только она продолжает свою лекцию, Хартли поворачивается ко мне с хмурым видом.
– Переделай свое расписание на прежнее, Ройал.
– Не-а.
Она сжимает столешницу обеими руками, как будто борется с желанием ударить меня, и шепчет:
– Отлично. Тогда перестань разговаривать со мной. Я здесь, чтобы получать знания.
– Какие знания? Женщины заслуживают тех же прав, что и мужчины. Точка.
– Ты действительно в это веришь?
Я поднимаю брови.
– А кто-то в этом сомневается?
– Очевидно, не все считают как ты.
Я подмигиваю.
– Значит, теперь, когда ты узнала, что у меня нет предрассудков, я стал тебе нравиться?
Но она словно не замечает моих попыток очаровать ее и глядит с подозрением.
– Я не знаю, почему ты преследуешь меня, но тебе пора перестать это делать. Ты меня не интересуешь и не заинтересуешь никогда. К тому же, как я слышала, к тебе выстроилась целая очередь из девчонок, которые с радостью выполнят все, чего ты захочешь. Так что просто… – она машет на меня рукой, – просто отвали.
Я игнорирую почти все, что она сказала, за исключением очевидного.
– Ты наводила обо мне справки, да?
Хартли закрывает глаза и разворачивается к учительнице.
– А что еще ты слышала? Я бы не прочь узнать, что обо мне говорят. – Я легонько подталкиваю ее локтем.
Она отодвигается от меня и продолжает молчать.
– Мой самый любимый слух – о том, что у меня волшебный язык, но это правда. Я буду только счастлив доказать тебе это. В любое время.
Хартли скрещивает руки на груди и опять не говорит ни слова.
Я опускаю глаза на расписание.
– Жду не дождусь, когда мы вместе пойдем на урок английской литературы, – с ликованием шепчу я ей.
Она до скрипа сжимает челюсти.
А это весело. Очень весело!