Эрин А. Крейг
Дом корней и руин
5
Я очнулась в своей спальне и, широко распахнув глаза, уставилась на балдахин. Матрас был продавлен с одной стороны, значит, кто-то сидел рядом. Меня мгновенно охватил ужас. Кто здесь? Я представила, как Розалия и Лигейя сидели по обе стороны от меня, пока я спала, и их длинные безжизненные руки обвивали меня, словно саван, и из груди снова вырвался истошный вопль.
– Хватит. Прекрати это немедленно! – прошипел кто-то.
Приказной тон. Нескрываемое разочарование. Это не было похоже ни на одну из моих давно усопших сестер. Это Камилла.
– На, выпей, – сказала она, вложив мне в руку небольшой стакан с янтарной жидкостью.
Я села и, покачнувшись, запрокинула голову, чтобы снова улечься в подушки. Скорее бы забыться сном и сделать вид, что я вовсе не видела, как две моих мертвых сестры ходят по коридорам! Но Камилла не отступала. Бренди был крепким, резким и обжигающим. От одного глотка заслезились глаза, но, как ни странно, стало немного легче. Я сосредоточилась на настоящем. На Камилле, сидящей на краю кровати, на розовом платье, стягивающем ее талию. Розовом, как Розалия… Нет.
Я допила противный бренди и снова посмотрела на Камиллу, стараясь не думать о том, как ее скулы, разрез глаз и даже наклон головы, указывающий на неудовлетворенное любопытство, напоминают мне Розалию. И Лигейю. Почему мы все были так невыносимо похожи?
– Кого ты увидела?
Я облизала губы и подумала о том, как четко она сформулировала вопрос. Кого, а не что.
– Как они…
– Тройняшек, значит, – задумчиво пробормотала Камилла.
Я представила, как Ленор присоединяется к этому жуткому дуэту, и содрогнулась.
– Ага.
– Ага, – мрачно согласилась сестра.
– Камилла…
Мы переглянулись. Ее глаза казались темными, как канифоль, которую Элоди использует для смычка своей скрипки. Почему в ее взгляде столько отчаяния?
– Я… я всегда надеялась, что Понт будет милосерден и нам никогда не придется говорить с тобой на эту тему.
Я молча ждала продолжения, но она, казалось, не могла подобрать правильных слов, поэтому я решила произнести одно-единственное, которое точно сможет прервать гнетущее молчание:
– Призраки.
Камилла кивнула.
– Наш дом просто кишит ими, – продолжала я. – Здесь полно призраков.
Камилла покачала головой:
– Нет, дело не в доме. Дело… в тебе.
Она забрала у меня пустой стакан и подошла к тележке с крепкими напитками, которую кто-то любезно прикатил в мою комнату. Наверное, Ханна. Интересно, это она помогла Камилле принести меня в спальню или Роланд нес меня по нашим бесконечным коридорам?
Камилла налила себе стакан бренди и добавила немного в мой.
– Что ж, раз этой беседы не избежать, по крайней мере нам будет немного легче, – сказала она, откинувшись в кресле и предложив мне перебраться на кушетку. – Верити! – настойчиво позвала она, протягивая мне стакан.
Я неохотно вылезла из кровати, взяла бренди и села напротив нее. Она предложила мне начать, и внутри у меня все сжалось от волнения.
– Сначала я подумала, что это Ленор. Я увидела ее в другом конце коридора и пошла следом. Но… это оказалась не она.
– Я знаю.
Я выпрямилась и с интересом посмотрела на нее.
– Значит, ты их видела? Ты тоже их видишь?
– Нет. – Камилла вздохнула. – Думаю, лучше вернуться к самому началу. Дело в том… – Она сжала губы, словно не хотела продолжать этот разговор. – Дело в том, что ты видела их с раннего детства.
– Розалию и Лигейю?
– Не только их. Всех этих… призраков. – Она заметно вздрогнула и сделала большой глоток бренди. – Аннали заметила первой. У тебя было множество альбомов, где ты рисовала наших старших сестер. Аву и Октавию. Элизабет. Ты была слишком мала, чтобы помнить их, но эти наброски были такими подробными, с такими невероятно точными деталями…
– Я ничего этого не помню, – призналась я. Плотный серый туман по-прежнему отделял меня от утраченных воспоминаний. – А где сейчас эти альбомы?
– Сгорели при пожаре. Ты многого не знаешь о том времени. За одну ночь всего не объяснить, но поверь: это прекрасно, что ты ничего не помнишь, не знаешь. После пожара, после… всего… тебя отправили на Гесперус. Аннали говорила, что тебе вроде бы стало лучше, что все, что ты видела до этого, было лишь частью… ночных кошмаров. Но потом ты стала говорить ей про Силаса.
Я прищурилась, извлекая из памяти воспоминания о времени, проведенном на острове с маяком. Там был старичок со сморщенным лицом и белыми волосами, похожими на пух.
– Хранитель Света, – вспомнила я. – Он показывал, как правильно полировать неровные окна Старушки Мод. Научил меня завязывать узлы, различать в небе созвездия, о которых я даже не слышала, и предсказывать погоду. – Я нахмурилась, снова и снова повторяя в уме собственные слова. – Только… Этого не могло быть. Тогда хранителем маяка уже была Аннали.
Камилла кивнула:
– Силас умер в ночь, когда сгорел наш дом, или незадолго до этого. Я не знаю, как именно это случилось. Но он умер.
– Это был призрак?
Камилла пристально посмотрела на меня, и я поняла ее без лишних слов.
– Но он… он не выглядел мертвым.
– Все верно, – подтвердила Камилла, теребя завязки на платье. – Ты всегда видишь их как живых.
Я уставилась в свой стакан и принялась изучать, как линии на хрустале преломляют свет в золотистом бренди. Даже не глядя на Камиллу, я знала, что она не спускает с меня глаз и не может спокойно усидеть в кресле. Когда я наконец встретилась с ней взглядом, я замерла и сжалась, готовясь к надвигающейся буре.
– Я тебе не верю.
Камилла разинула рот от удивления. Такого ответа она не ожидала.
– Зачем мне лгать по такому серьезному поводу?
Но я даже не собиралась слушать ее объяснений.
– Потому что ты хочешь удержать меня здесь. Ты готова сказать – и сделать – что угодно, лишь бы не выпустить меня из Хаймура.
Я нахмурилась и попыталась в мельчайших подробностях вспомнить девушек, которых видела на лестнице: как они выглядели на самом деле, а не так, как мне померещилось от усталости.
– Это были не призраки. Это были горничные, специально одетые так, чтобы напоминать наших сестер. – Я горько усмехнулась. – Нет. Не горничные. Это ты пригласила их сюда. Специально наняла их. Это актрисы. И все, чтобы одурачить меня. Ох, Камилла.
Камилла выглядела не на шутку встревоженной.
– Неужели ты думаешь, что я способна на такое коварство?
Я медленно кивнула. Камилла – самая старшая. Камилла – герцогиня. А герцогиня всегда добивалась своего. Я сопротивлялась ей на протяжении многих месяцев, сбегала на другие острова, отправляла заявки в лучшие художественные школы Арканнии, умоляла отпустить меня в гости к Мерси, которая служила при королевском дворе. Камилла знала, что я хочу уехать, и решила во что бы то ни стало воспрепятствовать этому. Да, она могла это устроить. Она способна и на большее, лишь бы я оставалась в ее власти.
– Ты хочешь, чтобы я осталась здесь навсегда. Маленькая боязливая девочка, которая шарахается от теней. Тебе просто нужно кого-то контролировать, – сказала я с ощущением триумфа, ведь я наконец разгадала ее скрытые мотивы. – Хочешь чувствовать себя значительной и важной, чтобы все заискивали перед тобой в надежде на милость.
Камилла фыркнула:
– Ты не понимаешь. Вообще ничего не понимаешь.
– Как раз теперь я прекрасно все поняла! Дело не во мне. Ты всегда думаешь только о себе. Тебе нужна власть. Обожание. И только посмотри, на что ты готова, чтобы заполучить это!
Камилла поставила стакан на столик и устремила взгляд куда-то вдаль, как будто больше не могла смотреть на меня.
– Я все делала ради тебя. Знаешь, что было бы, если бы ты уехала с островов одна? Если бы ты отправилась во дворец, в школу, да куда угодно? Ты… ты… – Она осеклась на полуслове, сжав кулаки от досады. Руки тряслись; она едва сдерживалась, чтобы не разбить что-нибудь. Стол, стакан.
– Ты видишь их повсюду. Повсюду! – в отчаянии повторила она. – Только ты! Когда я вернулась за тобой в таверну сегодня днем, ты опять взялась за старое. Начала знакомить меня с несуществующей официанткой. Боюсь представить, что там было в мое отсутствие. Что подумали люди. Что они теперь говорят.
Я вспомнила, как Камилла избегала общения с Мириам – как будто обращать внимание на какую-то официантку было выше ее достоинства. Я думала, Камилла слишком увлеклась исполнением роли герцогини. Но что, если…
– Ты хоть представляешь, как это странно выглядит, когда ты говоришь с ними? Со стороны кажется, будто ты говоришь сама с собой. Ты выглядишь как сумасшедшая, Верити, как будто ты не в своем уме. Если бы не я, если бы ты не была здесь, под моей защитой… тебя упекли бы в лечебницу. Никто не поверит девушке, которая разговаривает с пустотой.
По спине пробежал холодок. На мгновение я представила, как это происходит, как я хватаюсь за грязные железные прутья решетки и умоляю выпустить меня.
– Но ты ведь вытащила бы меня оттуда… или нет?
– Для чего? – хмыкнула она, распаляясь все сильнее. – Новости о твоем заключении в лечебницу распространились бы по всему королевству. А теперь напрягись и подумай, как тебе жилось бы после этого. Никому не нужна сумасшедшая невеста или сумасшедшая жена, которая родит таких же сумасшедших детей. Твоя жизнь была бы просто перечеркнута.
Я снова попробовала бренди, но так и не смогла проглотить из-за спазма в горле – только обожгла рот.
– А потом… Это все обрушилось бы на нас. Поползли бы слухи. Сплетни. А что еще видят остальные сестры Фавмант? Ты бы хотела такой участи для Мерси? Онор? Марины и Элоди? Все, что мы делаем, в итоге возвращается тем, кто нас любит. Подумай о них, Верити! Подумай об их будущем. Прошу тебя!
Я уже начала было кивать и соглашаться, как и всегда, но вовремя остановила себя.
– Это ты сумасшедшая, – прошептала я. – Вся эта история – полный бред. Никакие это не привидения. Никакие не призраки, желающие предупредить меня о грядущих бедах. Всей этой ерунды не существует.
Камилла с опаской наблюдала за мной, как за диким животным, способным разорвать ее в клочья.
– Но они есть.
– Откуда ты знаешь? Ты говоришь, что не видишь их. Если я единственная, кто видит, и я не могу назвать их призраками…
Я снова расхохоталась. Какой же абсурдный разговор! Мы выглядели как актеры, читающие текст плохой пьесы с причудливыми диалогами.
– Ты бы уж постаралась! Две девушки в рыжих париках, бродящие по дому в старых ночных рубашках Ленор, – это как-то слабовато. Если бы кому-то в самом деле являлись призраки, то человек понимал бы это. Однозначно.
Камилла замерла и холодно посмотрела мне прямо в глаза.
– Уверена?
Я кивнула.
– Роланд! – громко позвала Камилла.
В комнату вошел дворецкий, по-прежнему одетый в костюм, несмотря на поздний час.
– Слушаю, мадам.
– Вы не могли бы позвать к нам Ханну?
Роланд вытянул шею и прищурился.
– Мадам?
– Ханну Уиттен, нашу старую няню.
– Я… я помню, кем она была, мадам.
Роланд, кажется, не собирался идти за ней. Его слова поразили меня, словно удар молнии. Была…
Но Камилла не собиралась останавливаться.
– Вы могли бы позвать ее, пожалуйста? Для Верити.
Роланд окинул нас встревоженным взглядом.
– Я не понимаю, миледи. Ханны Уиттен нет в живых уже двенадцать лет.
6
КАП. КАП.
Кап, кап, плюх.
Вода капала в ванну, оставляя круги, и они снова и снова разбивались о мою кожу. Не знаю, как долго я просидела в ванне голышом, дрожа от холода. Вода давно остыла, и капли на коже напоминали по ощущениям кристаллики льда. Мыльной пены уже тоже не осталось. Я сидела, обняв свои худые коленки; мерный стук капель, эхом отражавшийся от стен с изумрудной плиткой, убаюкивал меня, и я постепенно теряла связь с реальностью.
Как же мне хотелось сбежать подальше от Роланда и его абсурдных заявлений! Подальше от Камиллы. Подальше от призраков, в существование которых я даже не до конца верила. Подальше от Хаймура. Туда, где буду только я. Я. Я и вода. Я и подтекающий кран.
Кап. Кап.
Кап, кап, плюх.
Кап. Кап. Кап, кап – скри-и-и-и-ип.
Я застыла, и мышцы сковал мучительный ужас. Звук оторвал меня от размышлений и вернул в настоящее. Туда, где было слишком холодно, слишком темно и в темных глубинах ванной скрывалась пугающая неизвестность. Что-то наблюдало за мной. Ждало меня. По коже пробежали мурашки, и напряжение стало невыносимым: я заметила, как дверная ручка в виде морского конька повернулась и кто-то дернул ее с другой стороны.
Может, кто-то из моих усопших сестер решил меня навестить на ночь глядя? Интересно, как они выглядят вблизи? Я представила страшные лица и ухмылки с острыми клыками, пряди ярко-рыжих волос, струящиеся по их телам, как реки крови, белые, как молоко, глаза.
Дверная ручка в виде морского конька повернулась, замок щелкнул, и дверь медленно распахнулась. Я затаила дыхание.
На мгновение мне показалось, что там никого нет.
– Ро… Розалия? – прошептала я, сжавшись от страха. Сердце отчаянно колотилось, и стук крови в ушах, пожалуй, мог заглушить любой ответ с той стороны.
С Той Стороны.
Но тут в дверном проеме появилась Ханна с полным подносом различных видов мыла и масел для волос и полотенцем, перекинутым через руку.
– Вы что-то сказали, душенька? – спросила она ясным голосом. Это была именно она, во плоти, здесь и сейчас.
В голове снова прозвучали нелепые слова Роланда, и мне захотелось засмеяться. Неужели они с Камиллой считали меня настолько глупой? Наверное, они планировали уволить Ханну на следующее же утро и отнять у меня последнее утешение, чтобы осуществить свои коварные и в то же время смехотворные планы.
– Я так и думала, что вы здесь, – сказала Ханна, поставив поднос и раскладывая предметы на мраморном столике. – Я слышала о… ссоре… и пошла к вам в комнату, чтобы проведать вас. Там никого не было, поэтому я решила, что вы будете либо на берегу, либо здесь.
Она повернулась, опустила пальцы в воду, недовольно цыкнула, оценив температуру, и открыла кран с горячей водой. Я вздрогнула от скрипа металла и стиснула зубы. Абсурдное заявление Роланда по-прежнему не давало мне покоя, хоть я и осознавала всю его нелепость.
– Если вас что-то беспокоит, вы всегда идете к воде.
Она слегка пощекотала мне шею, и несколько мокрых прядей прилипло к ее бледной, как креповая бумага, коже. К моему собственному удивлению, это вызвало у меня внезапный прилив радости. Призрак не смог бы сделать такое. Призрак не смог бы сделать ничего из того, что делает Ханна.
– Ханна… – начала я, но тут же замолкла.
В одно странное пугающее мгновение мне показалось, что она мерцает, будто пламя догорающей свечи. Если бы я моргнула, я бы ничего не заметила.
– Да?
И снова это мерцание. Я крепко зажмурилась и нырнула под воду, только бы не слушать ее болтовню. Внезапно мне стало жутко от мысли, что ее не будет рядом, когда я снова открою глаза. Ее не будет рядом, потому что Ханны Уиттен нет в живых уже двенадцать лет.
Теперь, когда я лежала в воде и не слышала ничего вокруг, слова Роланда звучали отчетливее и громче. Я не торопилась выныривать, но жжение в легких постепенно становилось невыносимым. Нужно подняться и вдохнуть. Скорее вдохнуть!
– Как вы думаете?
Ханна терпеливо смотрела на меня в ожидании ответа на вопрос, который я не слышала.
– Что? – прохрипела я.
– Думаю, сегодня лучше взять лаванду, не так ли? Расслабить разум. Спокойно уснуть.
– Как…
Я не могла подобрать нужных слов. Это полный абсурд. Ханна стояла передо мной. Здесь и сейчас. Ханна… Ханны Уиттен нет в живых уже двенадцать лет.
Нет! Она открывала двери, носила подносы. Я ощущала ее прикосновения. Она не призрак.
– Ты слышала… как мы ссорились? – спросила я наконец.
Ханна покачала головой и выдавила в ладонь немного масла. Затем она смочила мне волосы и принялась массировать кожу головы, время от времени отделяя длинные пряди. Воздух наполнился ароматом лаванды. Я четко ощущала давление ее пальцев.
– Ханна? – Я подняла глаза и попыталась ухватить няню за запястье, чтобы остановить назойливые движения. Мои пальцы прошли сквозь ее руку.
Ханна удивленно посмотрела на меня.
– Они все-таки рассказали тебе, – с разочарованием вздохнула она.
– О чем? – спросила я, ощутив внезапный приступ тошноты.
– О том, что… – Она замолкла и отвернулась к двери, словно продумывала пути отступления.
Я снова попыталась дотронуться до нее, но, когда моя рука оказалась в том же месте, что и ее запястье, я ощутила, как по ней поднимается холод, словно иней расползается по замерзающему полю. Это не просто холодок и не мурашки от прохладной воды на голой коже. Это полное отсутствие тепла. Отсутствие жизни.
Смерть.
Я вскрикнула и отшатнулась от нее, ударившись спиной о край ванны. Мне было некуда бежать, но хотелось скорее спрятаться, взобраться на скользкий бортик и слиться с мозаикой на стене. Вода выплеснулась из ванны на пол; брызги прошли сквозь Ханну, и она снова замерцала, оставшись при этом совершенно сухой.
Это был очень страшный момент, но Ханна лишь грустно улыбнулась, и ее щеки чуть округлились. Мягкий свет газовых ламп освещал ее кожу, подчеркивая мелкие морщинки вокруг глаз. Так не бывает. Вокруг нее не было никакой ауры, которая могла бы придать ей потусторонний вид. Она выглядела так же, как и всегда.
– Ты перестала стареть, ведь так? – спросила я, снова погружаясь в воду.
Я дрожала от холода и чувствовала себя очень уставшей. Собственный голос казался мне тонким и слабым, и мысленно я находилась совсем не здесь, где была Ханна Уиттен, которой на самом деле не было, ведь ее нет в живых уже двенадцать лет.
– Всю мою жизнь я видела тебя именно такой.
Улыбка Ханны померкла.
– Не самое лучшее зрелище, пожалуй, – сказала она, пригладив седые волосы.
– Нет.
Я отказывалась в это верить. Это просто невозможно. Это не…
– Да, – с сожалением ответила она.
Я прижала коленки к груди; внезапно мне стало неуютно оттого, что я сижу нагишом перед ней, перед этим… духом? Привидением? Сущностью. Ханна тоже села, поджав ноги под себя.
– Я не думаю… – тихонько вздохнув, начала она. – Может, просто забудем обо всем этом? – Она вытянула едва заметно мерцающую руку и с сожалением осмотрела ее.
– Ханна. Ты умерла, – прошептала я.
– Да, – согласилась она.
– Но как ты… Как я…
У нее было такое выражение лица, что мне захотелось плакать.
– Как это случилось? – спросила я, прежде чем успела подумать, но, кажется, это были правильные слова. Слова, от которых нам обеим должно стать легче.
Ханна потерла шею и ответила:
– В ночь, когда случился пожар… В эту страшную, страшную, ужасную ночь…
– Ты не смогла выбраться? – спросила я, силясь вспомнить, что же произошло. Иногда кухарка разрешала мне и детям помогать с изготовлением конфет к празднику, и тогда приходилось долго вымешивать очень липкую, тягучую, неподатливую карамель. Сейчас я ощущала нечто похожее.
Ханна покачала головой:
– Нет. Не в ту ночь, но… сразу после. Я узнала… Я узнала нечто ужасное. Кошмарное. Я не смогла этого вынести. Мое сердце не выдержало этого ужаса. Но, когда пришло время уходить… ну, вы понимаете, после… я не смогла заставить себя покинуть этот дом. Я не смогла оставить вас и ваших сестер. Вы казались такими маленькими и одинокими на снегу, напуганные и перепачканные сажей, и я… просто не смогла уйти.
Она глубоко вздохнула (почему она дышала? ведь в этом давно нет необходимости!), встала и провела пальцами по краю раковины.
– Я сказала себе, что лучше остаться здесь, присматривать за всеми вами, даже если вы не будете подозревать о моем присутствии. Это стало для меня утешением. Гораздо большим утешением, чем загробная жизнь, полная неизвестности. Я чувствовала, как море зовет меня. Я знала, что должна уйти туда, раствориться в Соли, встретиться с мужем, разыскать своего… сыночка. Я разрывалась на части. Но потом… когда Хаймур сгорел дотла, вы подошли ко мне и взяли меня за руку. И долго-долго не отпускали. И вот… я осталась.
Я немного распрямилась, снова взволновав остывшую воду, и подняла руки, чтобы внимательно рассмотреть. Они ничем не отличались от любых других. Не выглядели так, словно могут прикасаться к усопшим и взаимодействовать с ними, и все же…
Ханна внимательно наблюдала за мной.
– Ты здесь из-за меня?
– О нет, милая, – поспешно заверила Ханна. – Вовсе нет. У меня был выбор. И я решила остаться.
Внезапно захотелось плакать. Какой была бы моя жизнь, если бы она сделала другой выбор? Как я жила бы без ее любви и ласки, без полезных советов и утешения?
– Спасибо тебе, – сказала я, стараясь не разреветься.
Этой короткой фразой невозможно выразить всю благодарность за эти годы, но на большее я сейчас была не способна.
Ханна кивнула, и мне оставалось лишь надеяться, что она поняла меня.
– Почему ты не сказала мне?
Вода была уже очень холодной, но я не стала вылезать.
– Когда всех похоронили, вы отправились на Гесперус, – начала Ханна, погружаясь в воспоминания. – Я помню, как вы – еще совсем малышка – дрожали, прижимаясь ко мне… Но когда вы вернулись, то все было так, будто ничего и не произошло! Вы не помнили моей смерти, не помнили… ничьих смертей, а я… Прошло уже много месяцев с тех пор, как кто-либо видел меня, говорил со мной в последний раз…
В ее глазах заблестели слезы, и – призраки не должны плакать! – она смахнула их рукой.
– Наверное, это было немного эгоистично. Нет. Это точно было эгоистично с моей стороны. Но когда вы впервые вбежали в свою новую комнату и, несмотря на встревоженные взгляды сестер, бросились ко мне в объятия, мне не хватило воли сказать вам правду. Я знаю, что это неправильно. И тогда тоже знала. Каждый день я пыталась скрыться, наблюдать за вами из тени, позволяла вашим сестрам отгонять меня и старалась быть незаметной, но вы все равно видели меня. Вы всегда видели меня, Верити.
По щекам потекли слезы; меня охватила невыносимая печаль. Я всегда считала, что призраки – это зловещие создания, несущие ужас и возмездие, которые не дают покоя живым, требуя вечной памяти и мести за свои страдания. Но прямо сейчас передо мной стояла Ханна. Не злобная сущность, жаждущая отомстить нам за то, что мы живы, а она нет. Ханна – это воплощение безграничной любви. Она все делала с любовью. Все ее решения, все поступки – все от любви.
– Я знаю, что вы готовы сидеть и переживать здесь всю ночь, – осторожно начала Ханна, – но торчать в холодной воде – плохая затея, и я даже отсюда вижу, как сморщились ваши пальцы. Может, продолжим разговор в вашей комнате?
Я потерла кончики пальцев и кивнула. Ханна снова начала суетиться, помогла мне встать и завернула в мягкое льняное полотенце, потому что я уже в самом деле дрожала от холода. Как она это делает? Как это вообще возможно?
Ханна растерла мне руки, чтобы я быстрее согрелась, и проводила меня по темному коридору. Я настороженно озиралась, боясь упустить малейшее движение в полумраке. Здесь могли быть не только Розалия и Лигейя. Шесть моих сестер умерли в этом доме. Мама. Папа. Двадцать поколений Фавмантов до меня. Кто знает, сколько их бродит по коридорам в ожидании встречи, ведь теперь я знаю, как их увидеть. Как отличить.
К счастью, в коридоре никого не было.
– Ночная рубашка, чай, а потом сделаем что-нибудь с этими колтунами, хорошо? – пробормотала Ханна, и я, если честно, не до конца понимала, к кому она обращается – ко мне или к себе.
– Как… как ты это делаешь? – спросила я, пока она помогала мне одеться.
– Если чего-то сильно хочешь, то берешь и делаешь, – ответила она, ловко застегивая пуговицы. – А чем мне еще заниматься? Я никогда не бездельничала при жизни и не собираюсь начинать после смерти.
– Но призраки не должны… Ты не должна этого делать, – поправила я, наблюдая за тем, как она наливает чай.
Ханна подала мне его, и я намеренно коснулась ее пальцев – у меня получилось их потрогать! На мгновение она замерла и внимательно посмотрела на меня.
– Мисс Верити, всего несколько часов назад вы не подозревали о существовании духов. Думаю, было бы мудрее исходить из того, что вы ничего о нас не знаете. – Ханна взяла меня за плечо и подвела к лежанке. – Я слышала, как на кухне сплетничали о перепалке между вами и Камиллой… до всего этого. Рассказать?
Я поставила чашку на столик. Мы поссорились всего час назад, но мне казалось, будто с тех пор прошла целая вечность. Столько всего изменилось… Или нет? Я в очередной раз окинула взглядом Ханну и все же призналась себе, что в глубине души согласна с Камиллой. Я всегда видела призраков – просто не знала, как их правильно воспринимать.
«Что ж… Теперь будешь смотреть внимательнее». Эта фраза пришла откуда-то из глубин сознания, из того дальнего темного места, где, как мне казалось, хранились все мои утраченные воспоминания. Если бы только знать, как достать их оттуда! Голос звучал почти как мой… но не совсем. Более тихий. Детский. С кем я говорила? Может, с Камиллой? Или Аннали?
Я отогнала от себя эти мысли. Уже неважно. Они обе лгали мне на протяжении многих лет и как ни в чем не бывало продолжали бы скрывать от меня значительную часть моей жизни, если бы не попались. Особенно трудно было принять предательство Аннали.
– Я рассказала ей о предложении герцогини. Она не хочет, чтобы я ехала. Сказала, что меня обязательно застанут за разговорами с… – Я осеклась, подбирая правильное слово. Не хотелось говорить о привидениях в ее присутствии.
– С духами, – подсказала Ханна.
– Ну… да.
Я просияла: неожиданно хаотический поток мыслей сформировался в прекрасную четкую идею.
– Ханна, это же отлично! Ты можешь отправиться в Блем вместе со мной! Ты будешь видеть других духов и сможешь предупреждать меня, чтобы я не опозорила себя – и Камиллу!
– О, мисс Верити, – прервала меня Ханна, слегка покачав головой. – Боюсь, это невозможно.
– Почему?
– Боюсь, я не смогу помочь с этим. С тем… чтобы видеть других.
Я непонимающе моргнула.
– По-моему, нам и вдвоем неплохо.
– Ты не можешь видеть других духов? Даже Розалию и Лигейю?
Ханна помрачнела:
– Вы видели их?
– Сегодня. С этого все и началось.
– Я не знала, здесь ли они. Надеялась, что нет, что они все же смогли обрести покой… – Она нервно облизнула губы. – Это как с кораблями. Два корабля могут плавать в одном и том же море, но это не значит, что они когда-либо встретятся.
Я представила Ханну, обреченную вечно скитаться по бурному морю на маленьком паруснике, беззащитном перед бурями и волнами. В полном одиночестве. Хотя… у нее есть я.
– Ладно, тогда мы можем отправиться в Блем вдвоем. Ты и я. Девочки в поисках приключений! – Я старалась говорить бодро и с задором.
Может быть, все еще получится. Может…
Губы Ханны чуть дрогнули, но это совсем не было похоже ни на одну из ее улыбок. Все было понятно без слов.
– Ты не можешь выходить за пределы Хаймура, верно? – с разочарованием уточнила я.
– Я могу выходить из дома, – уточнила она. – Ходить по острову, даже иногда гулять по пляжу – помните, я водила вас плавать? Но дальше нельзя.
– А что будет, если уйти дальше?
Ханна отпустила меня и подошла к туалетному столику.
– Это весьма неприятно, и даже не хочется лишний раз вспоминать.
– Как жаль, – сказала я.
Некоторое время Ханна стояла спиной ко мне и молча разглядывала поверхность стола. Потом она попыталась взять гребень, но он так и остался на серебряном подносе.
– Я не думаю, что вам стоит ехать в Блем, Верити, – прошелестела Ханна так тихо, что я едва расслышала. – Каждый раз, когда я задумываюсь о вашем отъезде, меня охватывает необъяснимый ужас.
Я откинулась на спинку кресла:
– Ужас?
Она кивнула, снова попробовала взять гребень и досадливо фыркнула:
– Что-то здесь неладно. Боюсь, с вами может случиться что-то плохое.
– Со мной? Что-то плохое?
– Что же вы повторяете за мной как попугай? Я бы объяснила понятнее, если бы могла.
На третий раз гребень упал на пол. Я не видела, чтобы Ханна протянула к нему руку. Он просто взлетел в воздух как бы сам по себе, и мне вдруг стало жаль Камиллу и всех, кто мог когда-либо наблюдать за результатами действий Ханны, при этом не видя ее. Наверное, выглядело жутковато.
– Это всего на несколько недель – точно не больше месяца.
Ханна замотала головой:
– Все может затянуться гораздо дольше, чем вы думаете.
– Что ты хочешь этим сказать? – с вызовом спросила я. Как же все надоели со своей осторожной полуправдой и туманными предостережениями!
Ханна повернулась и посмотрела мне прямо в глаза.
– Прошу вас, не уезжайте, Верити! Будет другая возможность. Просто не надо туда ехать. В Шонтилаль.
– Почему? – не унималась я. – В чем проблема?
Ханна нахмурилась:
– Не знаю.
– Что-то не так с этими людьми?
– Не знаю, – повторила она.
Мне хотелось выть от досады.
– Тогда скажи мне, что ты знаешь!
– Я не… – дрожащим голосом начала она, но замолкла на полуслове, едва сдерживая слезы. – Я не хочу, чтобы вы уезжали.
Ее слова эхом отразились от стен и прозвучали словно удар колокола. И тут я наконец поняла, что она хотела сказать на самом деле.
– Ах, ты не хочешь, чтобы я ехала туда? – медленно произнесла я, распрямляя плечи. – Нет. Ты просто не хочешь, чтобы я уезжала. Никуда и никогда. – Я с раздражением вскочила с дивана. – Ты такая же, как Камилла!
Она окинула меня беглым, рассредоточенным взглядом.
– Я не знаю, как это объяснить.
– А ты попробуй.
Я знала, что говорю обидные слова и что мой тон слишком резок. Вся моя злость по отношению к Камилле теперь была направлена на Ханну. Это несправедливо. Это неправильно. Но я уже не могла остановиться.
Я не знала, как закончить разговор и перестать ссориться. Кажется, этот сценарий будет повторяться с каждым, кого я встречу в этом доме. Не удивлюсь, если завтра утром ко мне постучится Арти, станет умолять, чтобы я осталась, и душить меня чувством долга и своей настойчивой и неутомимой любовью.
Я отвернулась к окну и оглядела темный сад. В этом году деревья постригли в форме медуз. Странный выбор, конечно: что-то свободное и текучее изобразили в неподвижном виде. Но Марина и Элоди очень настаивали. Луна освещала топиары[4], отбрасывая на газон длинные тени.
Я знала каждый дюйм этого сада. Каждую кривую тропинку, каждый фонтан и скамейку. Я знала их как свои пять пальцев. Я могла бы пройти по саду вслепую и не задеть рукавом ни одной ветки. Все на этом острове было давно изучено. Изучено и нарисовано столько раз, что я начинала сходить с ума, рисуя одни и те же линии. Сколько альбомов с эскизами я потрачу на изображение скал в разное время дня – с одними и теми же углами, но чуть другим расположением теней? Мне хотелось чего-то необычного и нового.
Я устало вздохнула:
– Кажется, мне пора спать.
Даже не оборачиваясь, я почувствовала молчаливое одобрение Ханны. Несколько мгновений она присматривалась ко мне, но потом принялась поправлять постельное белье. Я дошла до кровати на деревянных ногах и забралась под одеяло. Ханна укрыла меня и поцеловала в лоб.
