Эрик Берн
За пределами игр и сценариев
3. Структура личности[12]
Миссис Примус, молодая домохозяйка, была направлена семейным врачом на диагностическое интервью. На протяжении двух минут она напряженно сидела, опустив глаза вниз, а затем вдруг начала смеяться. Несколько секунд спустя женщина перестала смеяться и украдкой посмотрела на доктора, после чего снова отвела глаза и смех возобновился. Так повторялось три или четыре раза. Затем она внезапно прекратила хихиканье, выпрямилась на стуле, поправила юбку и повернула голову направо. Отметив эту перемену в поведении и понаблюдав за женщиной еще некоторое время, психиатр спросил, слышит ли она голоса. Она кивнула, не поворачивая головы, и продолжала вслушиваться в пустоту. Тогда психиатр осведомился о возрасте пациентки. Деловой тон, которым был задан вопрос, привлек ее внимание. Она повернулась к доктору, взяла себя в руки и ответила на поставленный вопрос.
Затем ей был задан еще целый ряд вопросов, на которые она отвечала кратко и по существу. Прошло немного времени, и у психиатра на руках имелось достаточно информации, чтобы поставить предварительный диагноз – острая шизофрения. Врач получил представление о том, как проходило раннее детство пациентки и какие факторы могли способствовать психотическому срыву. Наступила пауза, и скоро женщина впала в свое прежнее состояние. Она опять то кокетливо хихикала, то украдкой смотрела на доктора, то напряженно прислушивалась к голосам. Так повторялось до тех пор, пока психиатр не спросил, чьи голоса она слышит и что они ей говорят.
Она ответила, что голос, видимо, принадлежит мужчине и что он говорит ей какие-то плохие слова, которые ей не приходилось слышать раньше. Затем разговор был снова переведен на ее семью. Своего отца она называла замечательным человеком, внимательным супругом, любящим родителем, по ее словам, он пользовался уважением у знакомых и т. д. Но скоро выяснилось, что на самом деле он много пил и его поведение было далеко не образцовым. Отец часто бранил ее. Доктор попросил уточнить, что именно он ей говорил. Оказалось, что отец употреблял некоторые из тех эпитетов, которые произносил голос.
Пациентка довольно отчетливо продемонстрировала нам три разных эго-состояния. Их можно было отличить друг от друга по специфической осанке, выражению лица, манере держаться и другим признакам. Характерной особенностью первого было кокетливое хихиканье, которое можно встретить у маленьких девочек. Во втором состоянии женщина изображала из себя саму невинность, как это делают школьницы, которых завуч застукал в туалете с мальчиком. В третьем она вела себя как взрослая женщина, кем, собственно, и являлась, и могла без труда отвечать на вопросы врача. В этом состоянии ее восприятие реальности, ее память и логическое мышление находились в порядке.
Первые два эго-состояния можно назвать архаическими, ибо они, будучи адекватными на определенном этапе развития личности больной, выглядели совершенно неуместными во время интервью. В третьем состоянии ее поведение отвечало требованиям ситуации, умственные способности находились в норме. Короче, в такие моменты врач видел перед собой взрослую женщину, отличную и от маленькой девочки, и от сексуально озабоченного подростка. Деловой тон психиатра приводил в действие процесс «взятия себя в руки», который представлял собой переход от архаического эго-состояния к Взрослому.
Термин «эго-состояние» применяется просто для обозначения состояний сознания и паттернов поведения, которые им соответствуют. Я предпочитаю не употреблять такие понятия, как «инстинкт», «культура», «суперэго», «анимус», «эйдетический» и им подобные. Структурный анализ лишь утверждает, что эго-состояния могут быть прояснены и систематизированы, и предполагает, что эти процедуры пойдут психиатрическим больным на пользу.
В поисках основания для систематизации было обнаружено следующее: клинический материал указывает на то, что у взрослых в качестве рудиментов сохраняются детские эго-состояния, которые могут быть активизированы при определенных обстоятельствах. Как я указал во введении, эти явления идут рука об руку со сновидениями, психозами, гипнозом, фармакологической интоксикацией и прямой электрической стимуляцией височного отдела коры головного мозга. Но внимательные наблюдения стимулировали развитие данной гипотезы. Было высказано предположение о том, что такие рудименты могут провоцировать спонтанную активность даже в нормальном состоянии сознания.
Рисунок 1
Это значит, что можно наблюдать, как пациенты переходят из одного состояния сознания с соответствующим ему паттерном поведения в другое. Одно эго-состояние характеризуется адекватным восприятием реальности и способностью к логическому мышлению (вторичный процесс), другое – аутистическим мышлением и архаическими страхами и ожиданиями (первичный процесс). Первое свойственно взрослому человеку, знакомому со словом «ответственность», тогда как второе больше подходит ребенку, чье мировосприятие значительно отличается от мировосприятия взрослого. Это позволяет предположить о существовании двух психических органов – неопсихе и археопсихе. Проявления этих органов во внешнем мире, доступные наблюдению, мы назовем Взрослым и Ребенком соответственно. Такое название кажется вполне адекватным; к тому же ни у кого из пациентов оно не вызвало отторжения.
Ребенок миссис Примус проявлял себя в двух различных формах. При отсутствии отвлекающих факторов пациентка вела себя как «плохая» (сексапильная) девочка. Трудно себе представить, что в этом состоянии миссис Примус была способна взять на себя ответственность половозрелой женщины. Ее манера вести себя настолько походила на манеру поведения девочки-подростка, что это эго-состояние можно смело назвать архаическим. В определенный момент голос, который, как казалось женщине, шел извне, начинал ее бранить и она переходила в эго-состояние «послушной» маленькой девочки. Перечисленные выше критерии дают нам право классифицировать данное состояние также как архаическое. Разница между двумя эго-состояниями заключается в том, что «плохая» девочка не стеснялась выражать себя так, как ей хотелось; «хорошая» же вынуждена была подчиняться воле того, кто ее бранил. Оба состояния – и естественное, и адаптированное – являлись археопсихическими проявлениями и, следовательно, были различными аспектами Ребенка миссис Примус.
Вмешательство психотерапевта привело к переходу пациентки в другую систему. Произошла активизация эго-состояния Взрослого, и она вновь стала ответственной домохозяйкой. Это было видно как по ее поведению, восприятию реальности и манере отвечать, так и по изменениям в позе, выражении лица, голосе и мышечном тонусе. Данный переход, который на протяжении сеанса повторялся несколько раз, представлял собой непродолжительную ремиссию психоза. Это отсылает нас к определению психоза как перемещения психической энергии, или, употребляя общепринятую терминологию, катексиса, от эго-состояния Взрослого к состоянию Ребенка. Соответственно, ремиссия означает движение психической энергии в обратном направлении.
Любой опытный наблюдатель без труда определит происхождение голоса, который употреблял в адрес женщины «незнакомые» ругательства. Для этого достаточно посмотреть, какие изменения в поведении больной вызывает его появление. Чтобы удостовериться в своей правоте, психиатр перевел разговор на семью пациентки. Как и следовало ожидать, голос использовал лексику ее отца, что для самой женщины оказалось неожиданным. Голос принадлежал экстеропсихической, или родительской, системе. Это был голос не суперэго, а реального человека. Таким образом, еще раз подчеркнем, что Родитель, Взрослый и Ребенок представляют собой людей, существующих сейчас или существовавших в прошлом, которых звали так-то и так-то и которые занимали определенное социальное положение. В случае с миссис Примус Родитель не проявлял себя в качестве эго-состояния, а был лишь галлюцинацией. В начале терапии лучше всего сосредоточиться на постановке диагноза и дифференциации состояний Взрослого и Ребенка. Работу с Родителем следует оставить на потом. На двух следующих примерах мы рассмотрим, как проявляет себя Родитель.
Мистер Сегундо, чей случай внес большой вклад в развитие трансактного анализа, рассказал следующую историю:
«Восьмилетний мальчик, проводивший лето на ранчо и не расстававшийся с ковбойским костюмом, как-то помог наемному рабочему расседлать лошадь. Когда они закончили, рабочий сказал мальчику: “Спасибо тебе, ковбой!” На что его помощник ответил: “На самом деле я не ковбой. Я просто маленький мальчик”».
Затем пациент сказал: «Вот что я чувствую. Иногда мне кажется, что я не юрист, а просто маленький мальчик». Мистер Сегундо был успешным адвокатом в суде и пользовался авторитетом среди коллег. Кроме того, он являлся примерным семьянином, ответственным прихожанином, немало делавшим для своей общины, за что его ценили и уважали. Но в процессе лечения он действительно часто вел себя как маленький мальчик. Несколько раз за сеанс он мог спросить: «Вы говорите с юристом или с маленьким мальчиком?» За пределами рабочего кабинета или зала суда маленький мальчик часто брал верх. Мистер Сегундо удалялся в горы, в хижину, о которой не знал никто из его домашних. Там он прятал виски, морфий, непристойные картинки и ружья. Войдя в хижину, мистер Сегундо целиком погружался в фантазии, которые жили в нем с самого детства, и предавался сексуальным утехам, которые часто именуют «инфантильными».
Позже, когда он научился более или менее сносно различать действия Взрослого и Ребенка (все-таки он не всегда был маленьким мальчиком), в игру вступил Родитель мистера Сегундо. После того как мы распределили его чувства и действия по двум категориям, все еще оставались состояния, не подходившие ни под одну из них. Эти состояния были тесно связаны с представлениями мистера Сегундо о своих родителях. Это побудило нас ввести третью категорию, которая, как показала дальнейшая апробация, обладала клинической валидностью. Данные эго-состояния не имели той самостоятельности, которая была присуща Взрослому и Ребенку. Казалось, что они пришли извне и носят оттенок подражания.
Так, например, можно выделить три разных аспекта в обращении мистера Сегундо с деньгами. Ребенок берег каждый цент, видимо полагая, что этих центов у него очень мало. Несмотря на ущерб, который подобные действия могли нанести его репутации, в этом состоянии он с удовольствием воровал в аптеке жевательную резинку и другие мелочи, что делал, еще будучи ребенком. Взрослый с аккуратностью, дальновидностью и успехом банкира обращался с большими суммами денег, желая вкладывать их только в то, что принесет еще большие деньги. Третья же часть личности мистера Сегундо мечтала о том, чтобы отдать все сбережения на благо общины. Его родители были благочестивыми людьми, филантропами, и он, с тем же сентиментальным благодушием, что и его отец, жертвовал немалые деньги на благотворительность. Когда филантропический задор проходил, инициативу брал на себя Ребенок, смертельно обиженный на тех, кто присвоил себе его деньги. И наконец, приходивший ему на смену Взрослый недоумевал, как из таких сентиментальных побуждений он мог рисковать своей платежеспособностью.
Одна из самых больших трудностей, связанных со структурным анализом, заключается в объяснении пациенту (или студенту) того, что Ребенок, Взрослый и Родитель являются не просто мыслительными конструкциями или интересными неологизмами, а обозначают вполне осязаемые реалии. Это очень хорошо видно на примере мистера Сегундо. Личность, которая воровала из аптеки жевательные резинки, названа Ребенком не из соображений удобства и не оттого, что дети часто крадут разные безделушки, а потому, что, будучи маленьким мальчиком, он воровал жвачки с тем же азартом и используя те же способы, что и сейчас. Взрослый получил такое название не потому, что он играл роль взрослого, копируя манеру поведения делового человека. Мистер Сегундо, будучи талантливым юристом и хорошим финансистом, демонстрировал прекрасное умение обращаться с реальностью. Родителя мы, опять же, нарекли так не потому, что для филантропов привычно проявлять «отеческую» заботу, а потому, что пациент демонстрировал такое же поведение и такое же состояние сознания, как и его отец, когда тот занимался благотворительностью.
В случае с мистером Троем, компенсированным шизофреником, который после психического срыва во время морского сражения прошел электрошоковую терапию, дело обстояло иначе. Эго-состояние Родителя было в нем настолько прочным, что Взрослый и Ребенок очень редко давали о себе знать. Поначалу он вообще не понимал, в чем заключается идея Ребенка. Почти со всеми он разговаривал авторитетным тоном. Проявления детскости со стороны других, будь то наивность, непосредственность, шаловливость или легкомыслие, вызывали у него презрение, упреки и желание пресечь подобное поведение. На сеансах групповой терапии он не раз повторял: «Надо убить этих маленьких ублюдков». С такой же строгостью он относился и к самому себе. Другие члены группы в шутку говорили, что мистер Трои всеми силами «пытается заставить Ребенка не высовывать голову из унитаза». Такое отношение вполне типично для людей, прошедших электрошоковую терапию. Кажется, они винят (и, наверное, справедливо) Ребенка в том, что попали в эту переделку. Родитель, обладая высоким катексисом, подавляет любую инициативу со стороны Ребенка, причем нередко при участии Взрослого.
Из неодобрительного отношения мистера Троя существовал, однако, ряд любопытных исключений. В том, что касается половых отношений и употребления спиртных напитков, он вел себя скорее как благосклонный и умудренный жизнью отец, нежели как тиран, и охотно делился своим опытом, рассказывая всем о своих похождениях. Но советы мистера Троя носили предвзятый характер и были основаны на обыкновенных предубеждениях, от которых он не мог избавиться даже тогда, когда жизнь доказывала их неправоту. Я не удивился, узнав, что в детстве отец часто бил и ругал его за любые проявления наивности, шаловливости, непосредственности и легкомыслия. Когда отец находился в хорошем настроении, он рассказывал сыну о сексуальных похождениях и распитии спиртного. Таким образом, эго-состояние Родителя, которое безраздельно властвовало в личности мистера Троя, воспроизводило особенности поведения его отца. Застывший Родитель лишал Взрослого и Ребенка возможности самовыражения, за исключением тех сфер, в которых отец хорошо разбирался или позволял себе поблажки.
Впрочем, наблюдение за застывшими личностями весьма полезно. Люди, подобные мистеру Трою, почти всегда говорят от имени Родителя; неэмоциональные и объективно смотрящие на мир ученые редко выходят из состояния Взрослого; «большие дети» («Малышка Сью») не знают, что такое ответственность. Такие персонажи служат прекрасным образчиком каждого из эго-состояний. Существуют даже профессии, представители которых зарабатывают себе на жизнь тем, что постоянно находятся в одном из эго-состояний: священник – в состоянии Родителя, диагност – в состоянии Взрослого, клоун – в состоянии Ребенка.
На рассмотренных нами примерах был показан теоретический базис структурного анализа. Он включает три прагматических постулата и три общие гипотезы. Под прагматическим постулатом понимается утверждение, прилагаемое ко всем людям без исключения.
1. Каждый взрослый когда-то был ребенком.
2. Каждый индивид с нормально функционирующей корой головного мозга обладает потенциальной способностью адекватного восприятия реальности.
3. У каждого взрослого индивида были родители либо те, кто их заменял.
А вот как выглядят общие гипотезы: 1. Состояния сознания и паттерны поведения, существовавшие у индивида в детстве, сохраняются во взрослой жизни в виде полноценных эго-состояний (археопсихические останки).
2. Исследование реальности – это функция особого эго-состояния, а не просто отдельная «способность» (неопсихическое функционирование).
3. Эго-состояние, находящееся за пределами личности индивида, может перехватить контроль над его деятельностью (экстеропсихическое функционирование).
Подытожим сказанное. Структура личности включает в себя три гипотетических органа: экстеропсихе, неопсихе и археопсихе. В качестве их феноменологических и операциональных проявлений выступают три эго-состояния, носящие название Родителя, Взрослого и Ребенка соответственно (см. рис. 1).
4. Трансактный анализ: новый и эффективный метод групповой терапии[13]
Давно назрела необходимость разработки нового подхода к психодинамической групповой терапии, подхода, более адекватного тем задачам, которые стоят перед этим видом лечения. Для работы в группе врачи обычно заимствуют методы индивидуальной психотерапии, надеясь, что они возымеют должный эффект (иногда их надежды оправдываются). Я хотел бы предложить другую систему, хорошо апробированную и более соответствующую своим целям и задачам. Используя ее, работающие с группой психотерапевты обретут независимость, им больше не придется опираться на техники, разработанные совсем для другого типа терапевтического воздействия.
Вообще говоря, характерной чертой индивидуальной аналитической терапии является поиск материала, лежащего в области «сопротивления переносу» и «реакций переноса». Конечно, такой материал будет полезен и при групповой работе, но дело в том, что в группе систематический поиск материала затруднен: здесь с самого начала на первый план выходят многочисленные трансакции. Поэтому кажется разумным уделить главное внимание именно анализу трансакций. По моему мнению, структурный и созданный на его основе трансактный анализ предлагают наиболее конструктивные решения для осуществления данной цели. Сравнение эффективности обоих подходов свидетельствует о наличии ряда преимуществ структурного и трансактного анализа перед попытками проведения психоанализа в группе. Среди плюсов отметим следующие: повышается заинтересованность пациентов, как это видно из статистики посещаемости; возрастает терапевтический эффект, о чем свидетельствует уменьшение числа серьезных провалов; повышается стабильность результатов, как показывают долговременные испытания; расширяется круг пациентов, с которыми может работать групповой психотерапевт (в него добавляются психопаты, умственно отсталые и люди, находящиеся в пред- или постпсихотическом состоянии). Кроме того, врачи и пациенты, познакомившиеся с новыми видами анализа, получают более ясное и точное представление о назначении тех или иных техник.
В основе подхода лежит выделение и анализ трех эго-состояний: экстеропсихического, неопсихического и археопсихического. Структурный анализ изучает взаимодействие этих трех состояний в пределах психики пациента, обращая внимание на их взаимную изоляцию, контаминацию, конфликт, вторжение, доминирование или сотрудничество в рамках личности. Трансактный анализ занимается диагностикой того, какое эго-состояние каждого из индивидов активно в течение данной трансакции или серии трансакций. Также он вскрывает понимание или непонимание участниками трансакции сути происходящего. Понимание либо непонимание зависят от осознания индивидами своего текущего эго-состояния.
Я не раз обсуждал природу эго-состояний и проблемы их классификации. Последняя осуществляется на основании того, являются ли эти состояния экстеропсихическими, то есть заимствованными извне; неопсихическими, которые адекватны требованиям текущей ситуации; либо археопсихическими, представляющими собой реминисценции детских образцов поведения. Пациентам не составляет особого труда понять эти различия, если они иллюстрируются клиническим материалом и для их обозначения используются более близкие всем нам понятия: Родитель, Взрослый и Ребенок соответственно.
Я постараюсь на нескольких страницах уместить всю психотерапевтическую систему целиком. Вследствие этого будет приведено всего несколько достаточно наглядных и драматичных примеров, которые иллюстрируют теоретические положения. Я надеюсь, что они привлекут внимание читателей к основным принципам структурного и трансактного анализа.
СТРУКТУРНЫЙ АНАЛИЗ
Первый пример – пациент по имени Мэттью, чьи жесты, позы, манера поведения, тон голоса, намерения и сфера интересов варьировались настолько широко, что поначалу он всем казался странным. Однако после внимательного наблюдения за ним удалось обнаружить, что все особенности его поведения могут быть сведены к ограниченному числу согласованных, внутренне непротиворечивых моделей. Когда речь заходила о жене, взгляд Мэттью приобретал суровость, он говорил громко и категорично. Откинувшись на спинку стула, он начинал перечислять все ее смертные грехи, загибая при этом пальцы. В другой ситуации Мэттью мог деловым тоном обсуждать плотничные работы, в дружеской манере подавшись корпусом в сторону собеседника. Иногда, с презрительной усмешкой на губах, он упрекал остальных членов группы за их чрезмерное доверие психотерапевту. При этом он слегка наклонял голову и демонстративно поворачивался спиной к ведущему. Но прошло немного времени, и пациенты поняли, что к чему, и определили указанные эго-состояния Мэттью как Родителя, Взрослого и Ребенка соответственно. Затем они стали задавать вопросы о родителях Мэттью и о том, как проходило его детство. Вскоре все члены группы, включая самого пациента, согласились принять схему, изображенную на рисунке 2, как адекватное представление структуры его личности.
Рисунок 2. Структурный анализ
По ходу лечения Мэттью попросил обследовать его отца, находившегося на грани параноидного психоза. Несмотря на свои ожидания, врач был поражен тем, насколько точно Родитель Мэттью воспроизводил застывшее параноидное эго-состояние его отца. На протяжении всего интервью отец сидел, откинувшись на спинку стула, и, глядя остекленевшими глазами на окружающих, громко и категорично перечислял свои претензии к тем, кто сидел перед ним. При этом он тоже загибал пальцы.
Следует подчеркнуть, что Родитель, Взрослый и Ребенок не являются синонимами суперэго, эго и ид. Последние представляют собой психические факторы, тогда как первые суть полноценные эго-состояния, каждое из которых испытывает влияние со стороны эго, суперэго и ид. Например, когда Мэттью воспроизводил эго-состояние Родителя, он не только вел себя как строгий отец, но и, подобно ему, искажал реальность, давая выход своим садистским импульсам. А когда катексис переходил к эго-состоянию Ребенка, привыкшего смеяться над окружающими, Мэттью нападал на других, испытывая при этом чувство вины, чем походил на задиристого мальчугана.
Что до терапии, то первым делом нужно было объяснить Мэттью, как в его чувствах и поведении проявляют себя Родитель, Взрослый и Ребенок. Задачей следующего этапа было установление контроля над ситуацией с помощью Взрослого. Затем надлежало проанализировать конфликты, имеющиеся между тремя эго-состояниями. Каждый из этапов давал свои позитивные сдвиги, конечной же целью терапии в этом предпсихотическом случае было достижение согласованного взаимодействия трех эго-состояний с помощью структурного анализа.
Важно отметить, что Мэттью получил два обратных предписания. Первое касалось того, что все дети должны расти. Но никто ведь не говорит двухлетнему малышу, что ему нужно расти. Всегда следует заострять внимание на том, что мы не пытаемся избавиться от Ребенка. Мы не считаем, что данное эго-состояние делает человека инфантильным, и не употребляем термин «Ребенок» в уничижительном смысле. Наоборот, мы полагаем, что Ребенок обладает рядом позитивных качеств, которые могут внести существенный вклад в развитие нашей личности. Для этого нужно лишь устранить неразбериху, связанную с данным архаическим эго-состоянием, и предоставить Ребенку возможности для самовыражения, поскольку он обладает способностью внести в нашу личность вклад, равнозначный тому, который настоящий ребенок вносит в свою семью.
Второе контрпредписание носило специфический характер. Оно запрещало Мэттью исследовать историю и механизм его идентификации со своим отцом, что, кстати, представляло собой один из аспектов его Родителя.
ПРОСТОЙ ТРАНСАКТНЫЙ АНАЛИЗ
Однажды из уст пациентки по имени Камелия мы услышали такое признание: она сказала своему мужу, что больше не будет вступать с ним в половые отношения и он может начинать подыскивать себе любовницу. Другая пациентка, которую звали Розита, с любопытством спросила: «Почему ты это сделала?» Реакция Камелии заставила Розиту почувствовать угрызения совести. Камелия расплакалась и ответила: «Я так старалась, а вы еще меня критикуете».
В анализе этой трансакции нам поможет схема, представленная на рисунке 3. Личности обеих женщин получили структурное представление в виде Родителя, Взрослого и Ребенка. Исходный трансактный стимул – признание Камелии. Она сделала его в своем эго-состоянии Взрослого, с которым группа была знакома. На признание Камелии откликнулся Взрослый Розиты, который проявил зрелый и разумный интерес к ее истории. Как показано на рисунке 3.1, трансактный стимул, точно так же, как трансактная реакция, был направлен от Взрослого к Взрослому. Если бы взаимодействие продолжалось на том же уровне, разговор не оборвался бы так скоро.
Вопрос Розиты («Почему ты это сделала?») стал новым трансактным стимулом, который один Взрослый адресовал другому. Однако хныканье Камелии не имело ничего общего с реакцией Взрослого. Оно принадлежало ее Ребенку, а объектом воздействия был критикующий Родитель Розиты. Следствием непонимания Камелией эго-состояния одногруппницы и ее собственного перехода из одного состояния в другое явились пересекающаяся трансакция и прекращение разговора, который теперь нужно было начинать заново (см. рис. 3.2).
Рисунок 3. Простой трансактный анализ
Данный вид пересекающейся трансакции, когда стимул направлен от Взрослого к Взрослому, а ответ – от Ребенка к Родителю, представляет собой одну из самых распространенных причин непонимания в семье и на работе, да и в отношениях между людьми в принципе. Это типичный пример реакции переноса, которая есть не что иное, как особый случай пересекающейся трансакции. Именно этот особый случай является ядром взаимоотношений психоаналитика с пациентом.
В случае с Мэттью пересекающаяся трансакция выглядела иначе. Когда кто-то из членов группы от лица своего Взрослого задавал ему вопрос и ожидал адекватного ответа, Мэттью вместо этого обращался к собеседнику, как родитель обращается к несмышленому ребенку (см. рис. 4).
Рисунок 4. Пересекающаяся трансакция II типа
Этот простой вид трансактного анализа помог Камелии лучше понять своего Ребенка. Как только власть над ее личностью перешла в руки Взрослого и все детские реакции стали пресекаться с целью дальнейшего обсуждения в группе, в ее семейной и общественной жизни произошли позитивные перемены, причем еще до того, как мы взялись за изучение ее Ребенка всерьез.
АНАЛИЗ ИГР
Несколько следующих друг за другом трансакций мы назовем операциями. Они представляют собой тактические маневры, цель которых – оказание нужного воздействия на других людей. Так, операцией является беседа Камелии и Розиты, взятая целиком, и она может быть проанализирована на более глубоком уровне. Ведь одним из мотивов, по которым Камелия рассказала свою историю группе, было желание Ребенка получить в свой адрес порцию критики.
Серия операций составляет игру. Дадим ее определение. Игра – это серия трансакций, обычно повторяющихся, которые, несмотря на свою внешнюю рациональность, имеют скрытую мотивацию. Если кратко, то игра – это последовательность операций, содержащая уловку.
Гиацинта поделилась с нами своим разочарованием и возмущением по поводу того, что ее подруга устроила вечеринку по случаю дня рождения, которую она планировала устроить сама. Камелия спросила: «А почему бы тебе не организовать еще одну вечеринку?», на что Гиацинта ответила: «Да, но это уже будет не вечеринка по поводу дня рождения». Другие члены группы тоже стали высказывать свои предложения, начинавшиеся словами: «Почему бы тебе не…» – и на каждое из них Гиацинта отвечала: «Да, но…»
Гиацинта рассказала группе свою историю для того, чтобы положить начало самой распространенной игре, в которую играют в группах. Она называется «“Почему бы тебе не…” – “Да, но…”». В нее может играть любое число людей. Один человек, Зачинщик, или Провокатор, излагает проблему. Остальные начинают предлагать ее решения, но на каждое из них у Зачинщика находится какое-либо возражение. Умелый игрок может выдерживать натиск группы часами. В конце концов оппоненты сдаются и он одерживает победу. Гиацинта, например, успела признать негодными более десятка предложений, прежде чем психотерапевт остановил игру. Вот в чем здесь заключается уловка: в основе игры лежит вовсе не стремление найти подходящее решение проблемы, а желание одержать победу в словесном поединке.
Среди других распространенных игр назовем «Как у меня дела?», «Ссора», «Алкоголик», «Родительский комитет», «Разве это не ужасно?» и «Неуклюжий». В «Неуклюжем» Зачинщик ломает и портит вещи, устраивает беспорядок, каждый раз говоря при этом: «О, простите!» Неопытного игрока такое поведение ставит в тупик, тогда как бывалый скажет: «Ты можешь портить и ломать вещи, если тебе так нравится, только, пожалуйста, не проси при этом прощения». Тем самым он как бы дает Зачинщику знать, что его уловка обнаружена. Неуклюжий терпит поражение и прекращает игру. Я уверен, что многие из вас сейчас подумали о Стивене Поттере, но игры – далеко не безобидное занятие. Например, «Алкоголик» – это игра со множеством довольно сложных правил, которая может привести к печальным последствиям. Данная игра предполагает наличие минимум четырех игроков: Преследователя, Спасителя, Простофили и Зачинщика.
Рисунок 5. Игра
Рисунок 6. Терапевтический эффект
Трансактный анализ игры Гиацинты «“Почему бы тебе не…” – “Да, но…”», представленный на рисунке 5, был проанализирован в присутствии членов группы. Под видом того, что ее Взрослый занят решением проблемы, Гиацинта провоцирует одногруппников стать на позицию родителя, дающего советы беспомощному ребенку. Цель Гиацинты – приводить в замешательство одного родителя за другим, показывая неразумность их предложений. Игра не прекращается потому, что на поверхностном уровне она выглядит как взаимодействие двух Взрослых; на более глубоком уровне стимул и реакция на него также дополняют друг друга. Слова Родителя в адрес Ребенка («Почему бы тебе не…») вызывают вполне адекватный ответ Ребенка («Да, но…»). Взаимодействие на втором уровне носит бессознательный характер.
