Энтони Эндрюс
Древние греки. От возвышения Афин в эпоху греко-персидских войн до македонского завоевания
К счастью, большинство критиков теперь допускают, что Илиаду и Одиссею создал выдающийся творческий ум. Мнение о том, что эти справедливо почитаемые шедевры представляют собой случайную подборку песен, можно расценивать как научный курьез. Однако исследователи до сих пор спорят, о чем свидетельствует факт отличия стиля Одиссеи от свойственного Илиаде – о наличии другого автора или о том, что поэт, создавший Илиаду, решил изменить свой подход. Предметами жарких споров также остаются вопросы о том, сколько времени прошло между сочинением поэм и тем моментом, когда они были записаны, и насколько они изменились на протяжении этого периода (или до того, как текст, имеющийся в нашем распоряжении, был признан общепринятым). В настоящее время все большее число исследователей относит Илиаду к VIII в. до н. э., и большинство признает, что в тексты были внесены более поздние дополнения, но аргументы продолжают сыпаться неиссякаемым потоком.
Мы можем полагать, что в фоне, на котором разворачивается повествование, отразились явления, связанные с более ранним этапом развития цивилизации, чем период, когда жил сам поэт. При этом нам не следует ожидать, что все его составляющие относятся к одному и тому же времени. Правила, на которых основывается древнегреческий эпос, несомненно, отчасти являются искусственными, как и его язык, и нам не следует думать, будто образ жизни представителей какого-то отдельного поколения греков был точно таким же, как описанный в поэмах.
Отголоски микенской цивилизации прослеживаются в основном в деталях. Сохранились некоторые слова, способные поставить в тупик, и формулы, многие из которых предназначались для того, чтобы охарактеризовать конкретного героя. Огромный щит Аякса, который он нес, «как башню», сам по себе гораздо старше Троянской войны, когда бы она ни состоялась, так как в XIII в. до н. э. греки микенской эпохи отказались от больших щитов и стали пользоваться меньшими по размеру круглыми щитами с ручкой посередине. Не менее примечателен шлем, полученный Одиссеем и подробно описанный в X песни Илиады, где ему посвящены целых пять строк, и представлявший собой головной убор, сверху обшитый рядами кабаньих клыков. В XIII в. до н. э. его также перестали использовать. Возможно, строки с описанием этих предметов появились в репертуаре поэтов довольно рано. Сведения, отсутствующие в поэме, носят более общий характер. В частности, в ней крайне редко упоминается железо. Кроме того, в тексте не описывается политическая география постмикенского мира.
С другой стороны, ко времени формирования текстов поэм греки позабыли об организационной структуре дворцов. Складывается впечатление, будто терпеливые писцы, о существовании которых мы знаем по находкам в Кноссе и Пилосе, никогда и ничего не писали. Конечно, никто не ожидает, что бюрократия станет играть важную роль в поэмах, но в их текстах нет даже случайного намека на нее. Описываемые Гомером цари ведут себя так, будто не руководят подобным бюрократическим аппаратом. Титулы, которые в микенскую эпоху носили чиновники, были позабыты; остались лишь анакс и басилевс, которые теперь
стали использоваться для обозначения царя. Ушла в небытие и терминология, связанная с землевладением. Мы не можем ожидать большего при такой передаче информации, при которой сохраняются лишь малозначительные детали, ведь неправильно понятые подробности обретают романтический ореол, а все, что связано с властью и административным аппаратом, опускается, ибо к подобным вещам люди теряют интерес, как только они перестают влиять на жизни этих людей. Однако общественный строй, описываемый поэтом, существовал задолго до его рождения. В целом его можно отнести ко времени, когда после переселений ситуация в Греции стабилизировалась, хотя нужно еще раз подчеркнуть, что фон, на котором разворачиваются события, может быть соткан из множества различных фрагментов.
Как это ни печалью, но политическая структура описана в поэмах крайне расплывчато. В центре повествования находится полновластный царь, которому никто не рискует возражать. Однако его нельзя считать самодержцем в том смысле этого слова, который оно приобретает, когда речь заходит о правителе высокоразвитого государства, реализующем свою власть через многочисленных чиновников и слуг, составляющих вместе сложную иерархическую систему. Там приказы правителя оказываются действенными лишь в тех случаях, если он может доверять своим слугам, причем на каждом уровне, и практически все его подданные ведут дела с этими слугами, которые, хотя и сохраняют верность царю, имеют собственные интересы, не связанные с простым выполнением его воли. Судя по письменным источникам микенского периода, в те времена в Греции существовала именно такая иерархическая система, и нам остается лишь догадываться о том, насколько хорошо сам царь был способен контролировать ситуацию. В поэмах Гомера этот административный аппарат не упоминается вовсе.
Агамемнон мог призвать других правителей на совет. Царя мог сопровождать воин-спутник, обладавший высоким происхождением. Малопонятный титул этого человека, терапон, иногда переводят как «оруженосец», хотя то же слово используется для обозначения всех слуг, вне зависимости от их положения. В поэмах упоминаются вестники и другие слуги. Однако среди них нет ни одного человека, имеющего непосредственное отношение к административному аппарату. Подданные могли почтить царя, вручив ему дары. Алкиной, царь феаков, решив щедро одарить Одиссея, собирает подношения с народа. Однако в тексте поэмы ничего не говорится о регулярных налогах или их сборщиках. Примечательно, что очень многое цари делали самостоятельно. Вполне понятно, что Одиссей способен в случае необходимости построить плот, но кажется довольно неожиданным, что, мирно живя на Итаке, он своими руками сделал кровать, на которой спал с Пенелопой. У читателя поэм Гомера складывается впечатление, будто его герои, как правило, сами себе готовили пищу. Если не учитывать, что цари в поэмах владеют большим количеством всевозможного имущества и сокровищ (таковы были требования традиции), можно прийти к мысли, что они вели сравнительно простую жизнь, которая вряд ли может поразить кого-то своими масштабами.
В поэмах не упоминается административный аппарат, характерный для микенской цивилизации, но в них ничего не говорится и о системе, сложившейся в Греции в более позднее время, хотя зачатки некоторых ее элементов, вероятно отсутствовавших в Кноссе и Пилосе, Гомер описывает. Все ждали, что Агамемнон в случае необходимости созовет совет вождей, что он и сделал, хотя единогласие о его составе не было достигнуто, а механизмов, которые бы заставили Агамемнона выполнять решения этого собрания, не существовало. В первой песни Илиады заметно, что царь действует вразрез с единодушным решением членов этого совета. Он также мог посоветоваться со всем войском, но решение солдат опять же ничего не значило. И дело здесь не только в том, что армия находилась за пределами родины и участвовала в войне. Жители Итаки, где царил мир, с еще большим безразличием отнеслись к странной ситуации, сложившейся во время двадцатилетнего отсутствия Одиссея между его сыном Телемахом и женихами, осаждавшими его жену Пенелопу и опустошившими из-за своих пиров все кладовые. Поэт неоднократно намекает, что люди могут представлять опасность и, разозлившись, перебить женихов Пенелопы или покончить с Телемахом. Но ничего такого не происходит даже тогда, когда Телемах впервые за двадцать лет созывает народное собрание. Совет Итаки в текстах не упоминается; с другой стороны, на острове не было легитимного царя, способного его созвать.
Говоря об этих малопонятных институтах, важно подчеркнуть, что как таковые они должны были существовать и что поэт должен был уделить им внимание. Когда они работали без перебоев, царь, чтобы упрочить свою власть, перед принятием того или иного решения консультировался с советом, а после этого объявлял его народу. Если правитель чувствовал сопротивление, он мог снова обдумать свое решение, или (в реальности, а не в Илиаде), на этом его царствование могло закончиться. Возможности развития очевидны. Если пока совет может только давать советы, то однажды, в правление более слабого царя, он обретет возможность диктовать правителю свою волю. Если люди могут лишь аплодировать или хранить молчание, то однажды, наконец восстав, они станут критиковать или отвергать озвученные им предложения либо вовсе решат их изменить. Пока же власть царя ограничивается лишь тем, что он потеряет доверие своих последователей. Складывается впечатление, будто основная потребность этого общества заключалась в наличии правителя, способного повести людей в правильном, по их мнению, направлении.
Целостность системы, очевидно, обеспечивалась за счет прямого подчинения царю всех обладавших более низким по сравнению с ним положением – во время войны очень многое зависело от верности гетайров (это слово обычно переводят как «товарищи», лишь отчасти передавая его значение) своему предводителю, о которой часто говорится в Илиаде, а в мирное время – от правильного функционирования обширного, но сравнительного простого царского домашнего хозяйства, более подробно описанного в Одиссее. Для обеих поэм характерны одинаковые исходные посылки, но в той, события которой развиваются на фоне масштабной военной кампании за пределами Греции, по вполне понятным причинам делаются особые акценты.
В Илиаде говорится, что выдающиеся герои приходятся друг другу гетайрами, соратниками, выполняющими общее дело, каждый из которых во имя чести должен прийти на помощь другому, когда тот оказывается в опасности. На эту сторону войны поэт обращает гораздо больше внимания, чем на рассказ о том, как Агамемнон руководит военными действиями. Последователи каждого героя также являются его гетайрами. В тексте содержится намек (хотя и довольно прозрачный) на то, что залогом будущей мощи героя является его собственная родня, и становится ясно, что основой войска, о котором идет речь в Илиаде, не служили родовые группы, подобные описываемым в главе 5. Войска состояли не просто из людей, решивших последовать за своим предводителем, а из представителей племен, крупных и малочисленных, каждое из которых имело собственное название. Некоторые из воинов, особенно такие гетайры, как Мерной, постоянный спутник критского правителя Идоменея, обладали таким же статусом, как и сам царь. Но рядовые солдаты, огромное количество которых участвовало в Троянской войне и на которых поэт почти не обращает внимания, также были гетайрами. К примеру, именно так названы члены команды корабля Одиссея. В Илиаде периодически упоминаются или описываются другие формы организации, но поэт быстро забывает о них, в то время как связь гетайров с их предводителем превалирует во всем тексте.
Цель этого многочисленного и неорганизованного войска заключалась в том, чтобы захватить и разграбить Трою. Притязания предводителей на верность приведенных ими с собой людей основывались не только на положении, полученном ими при рождении, но и на том, насколько успешными были их действия, направленные на достижение этой цели. В первую очередь здесь имеется в виду доблесть, проявленная ими во время странных и нередко безрезультатных поединков, в большом количестве описанных в поэме (многие из них оказывались безрезультатными потому, что главных героев нельзя было убить до того, как завершится история каждого из них; но убийства становятся более частыми и жестокими, когда речь заходит о менее значимых персонажах, появляющихся в повествовании только для того, чтобы встретить свою смерть, причем поэт тщательно следил за тем, чтобы каждая из них не напоминала предыдущую). Гомер старательно подчеркивает, что главные герои его поэм достойно вели себя на советах и были непревзойденными воинами, но в этих источниках не говорится ни о чем таком, что можно было бы назвать рациональным военным планированием. Возможно, закрепленная форма рассказа о Трое давала слишком мало свободы, в то время как менее масштабные походы, подобные предпринятому правителем Пилоса Нестором в молодости, давали больше возможностей для хитрости. В рамках Илиады большой военный опыт Нестора значил лишь то, что он обладал большим багажом героических деяний, на который можно ссылаться, делая наставления. Его речи были ясны и красноречивы, предвосхищая ту роль, которую ораторское мастерство будет играть в Греции в более позднее время.
Не менее важным, чем доблесть, качеством была величественность. Высокое положение, несомненно, обязывало героев обладать ею. Они вели свою родословную, пока еще не очень длинную, от богов, и между ними и простыми людьми разверзлась широкая пропасть. Было желательно, чтобы непосредственные предки царя уже правили государством, а сам он обладал сокровищами и землями, которыми мог распоряжаться по своему усмотрению. В первую очередь он должен был демонстрировать свой героический характер, негодуя, быстро воспламеняясь и буквально излучая опасность. В Трое, где собралось вместе большое количество правителей, соревнование за престиж было особенно ожесточенным (достаточно вспомнить гнев Ахилла) и стало двигателем всего сюжета Илиады. Сам Агамемнон обладал большим авторитетом, ибо поэт называет его «пространно-властительным» и «повелителем мужей», правда, мы не очень хорошо понимаем, что подразумевается под этими эпитетами, – поэт не объясняет их, говоря, что Агамемнон правил большинством людей, хотя статус царя, как правило, не зависел от числа его подданных. Но эта власть не помогла ему, когда Ахилл ушел в свою палатку.
Многое из этого напрямую связано с тем, как поэт и его слушатели представляли себе героя, человека, поражающего воображение не только силой и богатством, но и своим кодексом чести. Но подобно тому, как честь является преувеличенным вариантом поведения, считавшегося нормой для верхушки древнегреческого общества более позднего времени, возможно, и другие качества героев как-то связаны с реальностью. Мы должны найти в истории место для этих царей, которые не могли стоять на вершине иерархии микенского общества или мириться с ограничениями, наложенными на древнегреческих правителей, живших в более позднее время. Неупорядоченная структура, необходимость четкого руководства, возможно даже доходящего до неистового индивидуализма героев Троянской войны, – все это прекрасно подходит для народа, переселяющегося из одного места в другое. Вполне вероятно, что войском, осаждавшим Трою, в эпической традиции после некоторой идеализации стали ватаги переселенцев, распространившихся по побережью Малой Азии после гибели микенской цивилизации.
Часть событий, описанных в Одиссее, если не считать ее довольно большой фрагмент, где описываются приключения главного героя, так или иначе связанные с волшебством, происходит в Греции. Ее события разворачиваются на фоне описания мирного существования царского домашнего хозяйства, благополучие которого поставили под угрозу обреченные женихи Пенелопы. Картина, правда, получилась далеко не полной, ибо Гомера интересует только происходящее во дворце, а менее значимые фигуры в его рассказе фигурируют только в связи с правителями. Язык поэмы настолько соответствует этому высокому уровню, что, когда повествование начинает разворачиваться в хижине свинопаса Евмея, на нее переносится часть свойственного дворцам великолепия, а сам Евмей оказывается «повелителем мужей».
На Итаке и на материке пасутся многочисленные стада Одиссея. Его дом, полный одежд, масла, вина и всего необходимого для домашнего хозяйства, поражает великолепием и размерами. Хранятся там и многочисленные сокровища. Архитектура, описание которой вплетено в повествование, напоминает характерную для дворцов Тиринфа. И здесь есть много отголосков микенской эпохи, но справедливо и то, что многие события, описанные в Одиссее, могли происходить и в гораздо более скромном доме, что во многом богатство Одиссея состоит из довольно простых вещей, количество которых многократно увеличено, и что сам правитель, как и его жена, в отличие от царей микенской эпохи, не пользуется услугами большого количества слуг, а делает очень многое самостоятельно. Когда герой не охотился, не пировал, демонстрируя свои атлетизм и доблесть, и не слушал песни, ему приходилось тратить время на личные инспекции своих владений. Так, например, Телемах оправдывал редкие посещения Евмея тем, что очень занят из-за поведения женихов. Женщин поэт хвалит за их умение ткать, причем Пенелопа в этом не отставала от своих служанок, и они, подобно гречанкам более позднего времени, самостоятельно следили за содержимым кладовых.
Практически все необходимое домашнее хозяйство могло производить самостоятельно, издалека завозили в основном рабов и металлы. Большинство рабов составляли женщины, и самым очевидным способом их добычи являлось разграбление захваченных городов, мужское население которых перебивали. Но самого Евмея, похищенного финикийцами, отец Одиссея Лаэрт обменял, а за Евриклею, умудрявшуюся и в старости помогать Пенелопе по хозяйству, он отдал 20 быков. Единственными торговцами, описанными в поэме, были финикийцы, но ее автора совершенно не интересовали их дела – их роль в произведении ограничивается похищением героя или, наоборот, перевозкой его из одного места в другое. В то же время поэт по большей части описывает, как они получают ценности, а по меньшей мере в одном случае они, очевидно, получают в обмен продукты. Остальные мореплаватели были пиратами, причем этим делом, не более постыдным, чем война, могли заняться даже герои.
Основным металлом, который упоминается в поэмах, является золото. При этом иногда из него изготовлена посуда, но, как правило, его прятали и запирали, чтобы потом преподнести в дар заезжему герою. Подарки играют очень важную роль в жизни героев, порой умеряя гнев, но в основном используясь в качестве демонстрации благосклонности по отношению к гостю. За время путешествий, очевидно, можно было собрать неплохое состояние. Герои восхищаются ценностью этих даров, а хозяин искренне надеется на то, что когда он сам отправится с визитом, то получит равноценный подарок. При этом дары являются символами, и их ценность зависит от статуса дарителя и одаряемого. Неизбежная потребность в более полезных металлах приводила к тому, что в некоторых случаях обмен был более прагматическим. Так, Афина, изменив свой облик, говорит Телемаху, что отправляется в Темесу за бронзой, в обмен на которую везет на своем корабле железо. Это один из немногочисленных фрагментов текста поэм, где, несмотря на то что в мире героев царила бронза, упоминается железо. В другом фрагменте текста говорится об огромном куске железа, служившем призом для победителя игр, организованных Ахиллом в честь погибшего Патрокла:
Сколько бы кто ни имел и далеких полей, и широких, —
На пять круглых годов и тому на потребы достанет
Глыбы такой; у него никогда оскуделый в железе
град не пойдет ни оратай, ни пастырь, но дома добудет[2].
Это был очень полезный подарок, но в данном случае речь также не идет о торговле, ибо это железо было частью добычи, захваченной Ахиллом.
Торговля не была делом, достойным героев. Юный финикиец нанес Одиссею глубокое оскорбление, заявив, будто тот не похож на атлета, а выглядит скорее как человек, отправившийся в плавание, чтобы получить выгоду от торговых операций. Слово «купец» здесь не используется (или употребляется только в отношении финикийцев), а для характеристики данного вида деятельности используется иносказание. В целом описание торговли поэт мог «позаимствовать» из своего времени, когда греческие купцы, несомненно, плавали по Средиземному морю, чтобы заработать. Однако вряд ли греки когда-либо, даже в «темные века», последовавшие за гибелью микенской цивилизации, полностью отказывались от торговли. Но купцу не было места в доме героя, из-за чего поэт почти не уделяет внимания этому причиняющему ему неудобства чужаку.
В целом принадлежность к дому героя гарантировала человеку безопасность. В знаменитом фрагменте Одиссеи тень Ахилла говорит о худшей участи для живого человека. По его мнению, это быть поденщиком, работающим в поле на бедного хозяина-пахаря. Перед нами еще один намек на то, что могло происходить за декорациями мира царских домов, куда поэт, как правило, не заглядывает. Наоборот, он подчеркивает, что работой в поле и домашними делами занимались рабы или слуги. Менее богатые герои, имевшие свои дома, могли быть приближенными царя и при нормальных обстоятельствах, исключением из которых были, в частности, безудержные пиры женихов Пенелопы, причинявшие огромный ущерб хозяйству ее мужа, могли принимать пищу за его столом. В случае войны царь становился их военачальником, именно поэтому члены собрания Итаки, созванного Телемахом, первым делом спрашивают у него, зачем он решил их позвать – чтобы объявить о прибытии враждебно настроенного войска или говорить о другом «деле народном». В мирное время царь также считался пастырем – при хорошем правителе, царствующем с отцовской заботой, люди процветают. Правда, единственным примером этого, который можно почерпнуть из эпоса, является доброта, с которой Одиссей и Пенелопа относились к отдельным людям. Перед нами сложившийся мир, но в нем, за исключением некоторых деталей, почти ничего не осталось от микенской цивилизации. И это основной довод в пользу гипотезы о том, что в эпосе, по сути, описано общество, существовавшее в то время, когда ситуация в Греции стабилизировалась после переселений. Стабильной она была по сравнению с катастрофическим периодом, когда были разрушены микенские дворцы. Однако в Греции все еще было недостаточно безопасно, и ничто не могло защитить от внутренних распрей и насилия. Это было время, когда царь или просто знатный человек, обладавший достаточным запасом удачи, мог в той или иной степени обеспечить своим подданным стабильность, отсутствовавшую, если речь шла о защите слабых от их собственных покровителей.
Помимо содержания поэм Гомера, о «темных веках» мы можем судить только по данным археологии. Даже когда во второй половине VIII в. до н. э. в Греции возродилась письменность, положив таким образом конец «темным векам» в узком смысле этого слова, письменные источники на протяжении долгого времени оставались настолько бессвязными, что для того, чтобы делать какие-либо выводы, нам все равно приходится основное внимание уделять археологии. Значит, мы снова вынуждены очень во многом опираться на керамический материал, что создает уже упомянутую мной выше угрозу ложного истолкования. Но верные выводы, которые можно сделать, изучив керамику, являются для нас крайне полезными.
К примеру, мы можем выяснить, что Афины стали лидером по изготовлению протогеометрической керамики, произошедшей от субмикенской, хотя они не обладали монополией и весьма характерные стили развивались по всей Греции. Керамика геометрического стиля в каждой местности имела свои особенности, но сделанная в Аттике была наиболее выразительной и оказывала наибольшее влияние на керамические производства, существовавшие в других центрах. Погребения того времени свидетельствуют, что Аттика была более богатой и менее изолированной, чем другие области. Геометрический стиль получил свое название (все эти наименования, естественно, возникли в наше время – ни в одном из письменных источников не приводится классификация этих давно утраченных артефактов) благодаря характерным геометрическим элементам декора. Они варьируются от простых зигзагов и треугольников до сложных меандров и других тщательно продуманных узоров, покрывающих всю поверхность даже самых больших сосудов плотной аккуратной сетью, в которой полосы орнамента, нанесенные более жирным линиями, подчеркивают контуры этих прекрасно сделанных сосудов (илл. 6). В VIII в. до н. э. мастера, изготавливавшие и украшавшие геометрическую керамику, стали покрывать поверхность своих изделий рисунками, представляющими собой схематичные изображения силуэтов, находящиеся в движении (илл. 8). На больших погребальных сосудах, содержавших прах умершего афинянина или стоявших на его могиле, изображены заупокойные сцены и связанные с ними игры, но на них встречаются также изображения битв, кораблей, иногда участвующих в сражениях с врагом, находящимся на берегу. Помимо керамики, в нашем распоряжении имеются небольшие изделия из бронзы, в основном представляющие собой почти столь же схематичные фигурки людей и животных. Археологами не были найдены каменные скульптурные изображения этого периода, но в более позднее время в некоторых храмах поклонялись деревянным культовым изображениям, считавшимся очень древними. Возможно, некоторые из них были созданы именно в рассматриваемый нами период. Монументальная архитектура, судя по глиняной модели храма, найденного неподалеку от Коринфа, в святилище архаического периода, с двускатной крытой крышей и двумя колоннами, призванными обозначать портик, была низведена до небольших зданий.
Что еще более важно, благодаря археологическим данным мы знаем, что конец «темным векам» положило возрождение активных связей и торговли с Востоком. Иногда в древнегреческих погребениях «темных веков» археологи находят импортные предметы, но чаще они начинают встречаться только в захоронениях, датируемых VIII в. до н. э., причем наиболее активной торговля, судя по всему, стала во второй половине столетия. Сначала это сказалось на изделиях из металла, а затем на керамике, в которой стал появляться так называемый ориентализирующий стиль. Для него характерны растительные мотивы, лишенные геометрической четкости, и среди традиционных древнегреческих орнаментов появляются изображения бутона лотоса и пальметта. Фигуры людей перестают быть схематичными и приобретают свой естественный облик, предвосхищая натурализм более позднего древнегреческого искусства. На сосудах появляются изображения сфинксов, грифонов и еще более странных крылатых существ.
Все это появилось под сирийским и финикийским влиянием. В Леванте в то время было неспокойно, но затем сначала маленькие государства в Северной Сирии, сохранившие многие черты цивилизации хеттов, а потом евреи и финикийцы стали ощущать на себе возрождение мощи Ассирии. Развитие древнегреческой металлообработки свидетельствует о том, что в Грецию перебрались многие финикийские ремесленники. Но основным каналом, по которому происходили эти контакты, являлась торговля, в которой греки перехватили инициативу. Важную роль в этом играл Кипр, а связь с Месопотамией поддерживалась благодаря древнегреческому поселению в Аль-Мине, расположенному в устье реки Оронт. Обнаруженные там сооружения предназначались исключительно для целей торговли и служили скорее складами, чем жильем. Река смыла наиболее ранние слои, поэтому мы не знаем, находилось ли на этом месте, а также на территории других памятников Сирии поселение микенского периода. Но греки, жившие на островах, особенно на Эвбее, вели здесь активную деятельность почти с самого начала VIII в. до н. э. Через долину Оронта можно было попасть вглубь материка, а оттуда, пройдя через хорошо заселенные земли, – в знаменитый изгиб Евфрата и в Месопотамию.
Древнегреческие первооткрыватели, жившие в VIII в. до н. э., не меньшее внимание уделяли западному направлению, где находились Италия и Сицилия. Там им по большей части встречались племена, находившиеся на более низком, чем они сами, уровне развития. Целью этих экспедиций была не торговля предметами роскоши или изучение технологий производства, на протяжении многих лет пребывавших в забвении, а овладение пахотной землей, на которой могли поселиться «лишние» жители Греции. Но этруски, с которыми они столкнулись, уже обладали собственной развитой цивилизацией, на которую греки впоследствии оказали огромное влияние. В их лице эллины обрели поставщиков металла, которого им так сильно недоставало. Древнейшая греческая колония на западе, появившаяся во второй четверти VIII в до н. э., располагалась в Кумах, стоящих на берегу Неаполитанского залива. Ее местонахождение свидетельствует о том, что древнегреческие торговцы пытались завязать отношения с этрусками, надеясь получать от них металл. Основная волна колонизации, направленной на овладение пахотной землей, началась позже – в 730-х гг. до н. э.
Даже на первом этапе возрождения контактов с Востоком, когда греки, и в особенности их художники, были скорее учениками, чем учителями, они сумели проявить самобытность, причем не только в том, что изобрели сами, но и в обращении с тем, что было позаимствовано ими у других. Так, например, древнегреческие художники переняли грифона у других народов, но именно они сумели превратить довольно невзрачный оригинал в изящное, совершенно по-гречески выглядящее существо. Острые черты лиц статуэток из известняка, которые они начали вырезать, совсем не похожи на мясистые восточные оригиналы. Крупномасштабная скульптура и архитектура появятся позже – в середине VII в. до н. э., когда греки ближе познакомятся с Египтом. Здесь прослеживаются те же изменения. Позы статуй обнаженных юношей, названных куросами (илл. 7) и нередко превышающих натуральную величину, довольно неподвижные. Но даже в древнейших из них прослеживается намек на движение, свидетельствующий о том, что они стали первым экспериментом греков за их долгий путь, а не неизменной моделью, предназначенной для копирования. Возможно, греческий храм чем-то обязан древнеегипетским колоннадам, но архитекторы придали ему силу и утонченность, неизвестные египтянам.
Непохожесть древнегреческой версии на изначальный финикийский алфавит просто поражает. Письмо, которым некогда пользовались греки и которое затем было утеряно, являлось слоговым. Подобная письменность существовала во многих частях света. Для того чтобы им пользоваться, нужно большое количество знаков, причем почти все из них обозначают комбинацию из согласного и следующего за ним гласного звуков. В линейном письме Б также имеются самостоятельные символы, предназначенные для обозначения гласных. Эта форма письма проще, чем некоторые другие, использовавшиеся в Древнем мире, но она довольно неудобна, причем не только из-за количества знаков, но и потому, что с его помощью нельзя записать согласный звук без следующего за ним гласного. В греческом, как и в большинстве индоевропейских языков, присутствуют слова, в конце которых стоит согласный звук. Для того чтобы решить эту проблему, при записи слов слоговым письмом необходимо использовать знак, подразумевающий наличие гласного звука, отсутствующего при произношении данного слова, который читатель должен игнорировать. В других случаях, как в линейном письме Б, опускается сам последний согласный. Те же трудности возникают, когда в слове оказываются два согласных звука подряд.