«Спроси ее о чем-то, что ей интересно», – напоминаю я себе. Я улыбаюсь, готовясь спросить ее, когда она откроет свой бассейн на лето, как она начинает кричать. В смысле – орать как банши. Никогда не слышала таких первобытных, животных звуков. На кого это она орет? В голове пролетают идеи, что можно схватить и запихнуть ей в рот.
На нас пялятся учителя и мамы. Я никак не могу понять, что она говорит, пока не слышу четкое:
– Фэллон, что с тобой не так последнее время?! – Думаю, ее слышно даже в Боснии и Герцеговине.
К щекам подкрадывается волна жара.
– Что, прости? – взвизгиваю я в ответ. – Со… со мной? – запинаюсь я. Мои уши горят, сердце колотится.
Беатрис шипит в ответ:
– Да, с тобой. Ты специально отправила меня по другой дороге! – Пока она распинается, ее дети выпрыгивают из минивэна и со всех ног бегут в школу. Сесилия несется так, словно от этого зависит ее жизнь.
Дерьмо. Я прочищаю горло и как можно жизнерадостнее говорю:
– Это была случайность, но вот, ты же приехала!
Я не хочу, чтобы ситуация накалялась. Она уже тянет на десять баллов по шкале Рихтера.
– Иногда ты бываешь последней стервой!
Я потираю заднюю часть шеи. Голова кружится. У меня нет слов. Я никак не ожидала таких слов от Беатрис, да и вообще от кого угодно в Спрингшире. Даже у бешеных обезьян манеры будут получше.
Я не хочу разыгрывать сцену еще драматичнее, поэтому убегаю к своему автомобилю. Колеса машины Беатрис визжат, она вылетает с парковки. Моя кровь кипит. И это я тут стерва? Это не я ее не пригласила.
Я возвращаю Майе рюкзак, растекаюсь по водительскому сиденью и делаю глубокие вдохи. Не могу поверить в то, что сейчас произошло. Делаю еще три глубоких вдоха. Подумываю позвонить Эйвери, но она просто спросит, почему я не сказала Беатрис, что она – стерва похлеще моего. Действительно, почему? Во-первых, я поразилась тому, что она говорит. Во-вторых, я не мыслила здраво. В-третьих, та часть меня, которая сразу могла дать отпор, осталась в том дне, когда мы переехали в Спрингшир.
Когда все пошло наперекосяк? Дело ведь не просто в паре пропущенных футбольных матчей. Реакция Беатрис граничила с истерией. Мне нужно добраться до сути происходящего. Написать ей? Нет. Пусть лучше сначала остынет. Тут я понимаю, что мне тоже нужно остыть, только буквально. С подмышек льется пот, я поджариваюсь, словно маршмеллоу на огне.
Приглашения на чаепитие по-прежнему лежат на пассажирском сиденье. После этого ненормального скандала с Беатрис я уже не уверена, что хочу что-то организовывать. Я беру приглашение Беатрис и смотрю на него. Потом обмахиваю им пылающее лицо. Хоть на что-то сгодится.
Дома я заползаю под пледик с коробкой шоколадных конфет. Вспоминаю цитату из «Форреста Гампа»: «Жизнь как коробка шоколадных конфет: никогда не знаешь, какая начинка тебе попадется». Вот уж действительно.
Слезы катятся по щекам, пока ванильный сливочный крем тает во рту. Вот тебе и чаепитие. Не помню, когда я в последний раз чувствовала себя такой брошенной. Наверное, в старшей школе, когда меня не позвали на самую крупную вечеринку года. Я плакала неделями; семнадцатилетняя я была убита горем и совершенно подавлена. Не уверена, собрала ли я себя обратно по кусочкам после того случая. Теперь я, по сути, в той же ситуации, только сейчас я старше и мудрее. Правда, порой мне до сих пор кажется, что я по-прежнему в старшей школе.
Это произошло, когда мне было семнадцать. Я не хотела, чтобы мой спутник на выпускном балу видел, как я запихиваю в себя хот-дог, и поэтому шмыгнула в коридор. Вот-вот должны были объявить короля и королеву бала, и мне нужно было быстро вернуться, хотя я ни на что не претендовала.
Я услышала, как ко мне направляется Уитни. Я не ожидала, что она остановится и будет разглядывать свое отражение в стеклянной витрине для трофеев, поэтому без задней мысли повернулась, чтобы сказать ей что-нибудь, и врезалась в нее с хот-догом в руке. Горчица размазалась по ее темно-синему платью, по ткани побежали желтые ручейки, и тут голос директора в динамиках объявил: «Королева бала – Уитни Росс». Я взяла салфетку, попыталась оттереть горчицу и размазала ее большим пятном, похожим на солнце. Платье для выпускного превратилось в наряд для детского сада. Уитни не была жизнерадостным солнышком. Она обратилась свирепой бурей, осыпала меня проклятиями и заставила прямо там поменяться платьями. Иронично, но в ее платье я выглядела как пухлая сосиска для хот-дога длиной в фут[11], которую запихнули в булочку обычного размера. Уитни возненавидела мое розовое платье из тафты, которое висело на ее худеньком теле мешком.
И вот так я умудрилась вылететь из популярной компании всего за десять секунд и не попала на вечеринку в честь окончания школы, которую организовал Джейсон Мартин, самый богатый ребенок города. Уитни пустила отвратительные сплетни обо мне и хот-догах, повторять которые я не буду. С тех пор я хот-доги не ем.
Но что случилось с моей дружбой с Беатрис? Не могу припомнить трагичный случай, который по масштабам хоть приблизился бы к Ужасной Катастрофе Хот-Дога.
В день, когда я встретила Беатрис, я вышла погулять по району рано утром с Майей в коляске, наслаждаясь теплым летним днем. Я описывала дочери деревья и птиц, говорила про рисунки мелом, баскетбольные кольца на проезжей части и велосипеды, которые оставляют на газонах на ночь. Я сказала ей, что однажды ей будут нравиться все эти занятия.
Я даже не заметила кучку дерьма посреди тротуара. Сначала я проехалась по нему, а потом и сама вляпалась в новой обуви. Все мои знакомые в курсе, что мою обувь трогать нельзя. У меня где-то сотня пар, и это – мое самое желанное имущество. Я проскрипела пару ласковых, напугав Майю, и она заплакала.
Женщина в розовом халате и с разноцветными бигуди в волосах крикнула с крыльца: «О нет, я собиралась это убрать!»
Я, похоже, посмотрела на нее обвиняюще, потому что она подняла руки, показывая, что это не она оставила огромную кучу посреди тротуара.
– Это была не моя собака, – в ужасе сказала она.
Я-то думала, мы живем в приятном районе, где люди убирают за своими питомцами. Я ошибалась. Здесь проживает как минимум один невнимательный идиот. В правилах объединения жирным шрифтом прописано: «Убирайте за своей собакой».
Женщина подбежала ко мне в тапочках.
– Давайте я вам помогу, у меня есть шланг неподалеку.
Я прошла за ней, и она отмыла колеса коляски и мою обувь, заодно задев легинсы и верх. Я выглядела так, словно участвовала в конкурсе мокрых футболок.
– Я Беатрис. – Она протянула мне руку.
С тех пор мы с Беатрис прогуливались по району вместе, с нашими девочками в колясках, и всегда осматривались в поисках собачьих какашек.
Потом, когда девочки подросли, мы постоянно выбирались играть в парк, чтобы выходить из дома и оставаться в здравом уме. Беатрис родила Бенджамина, и у нее стало еще меньше времени. Началась школа. Иногда, когда Беатрис могла оставить Бенджамина с нянькой, а девочки были заняты на весь день, мы обедали вместе.
Вскоре после знакомства с Беатрис мы познакомились и с остальными мамами на детской площадке. Я, Беатрис, Лайла, Вивиан и Эленор сблизились. Наши дети были одного возраста, ходили в один и тот же класс. Но нас связали не только наши дети: наши мужья вместе играли в гольф. И всем все подходит. Это та самая идеальная группа друзей, о которой я мечтала. Мы так сблизились за последние несколько лет. Мы ходили на бранчи, устраивали девичники, собирались семьями, а по выходным даже выбирались кататься на лыжах или в аквапарк.
Мы через многое вместе прошли. Когда я получила сотрясение мозга, упав с кровати и ударившись головой о тумбочку, – до сих пор не понимаю, как это произошло, – во время восстановления мне можно было пялиться в стену и больше ничего. Тогда Беатрис принесла огромную стопку дешевых журналов и читала их мне, и я впервые в жизни узнала все голливудские сплетни. Поэтому я и не падала духом. Я уверена, что благодаря этому восстановилась в два раза быстрее нужного.
А я как-то раз прыгнула в бассейн Беатрис прямо в одежде, чтобы спасти ее годовалого сыночка, пока сама Беатрис трепалась с чистильщиком бассейна.
Последний раз я виделась со всеми подругами в начале марта, мы ходили играть в парк. Я что-то не то сказала и задела их? Я говорила про свой шоколад и кое-какие новые рецепты. Ничего необычного. Лайла рассказала, что учителя думают просить у объединения еще денег, а если школьный совет к ним не прислушается, проблем не избежать. Ко мне это никакого отношения не имело. Помню, как Сесилия и Майя ругались из-за последних качелей. Не знаю, кто это начал, но мы с Беатрис разняли их и объявили тайм-аут. К концу дня они снова спокойно играли вместе.
Было одно замечание от Беатрис, которое меня поразило. Тогда-то оно показалось мне смешным, но, может, за этими словами крылось что-то еще?
– Терпеть не могу то, что мусорщики вечно оставляют мой бак открытым в дождь. Когда я выбрасываю мусор, вода повсюду расплескивается и попадает мне на обувь, – сказала я.
Беатрис ответила:
– Ох, Фэллон, мне бы твои проблемы. – Она раньше никогда меня так не осуждала. – И потом, это всего лишь обувь. У тебя их сотня пар.
А там уже между Майей и Сесилией разгорелся спор, и я ничего не ответила.
В приступе сентиментальности я принялась искать цитаты о дружбе, словно это мне поможет.
«Хорошие друзья – они как звезды. Порой ты их не видишь, но все равно знаешь, что они там».
Я скучаю по Беатрис. Раньше она писала мне каждый день, принося забавные истории о том, какие глупые вещи порой вытворяют люди. Обычно они доходят до абсурда, и на их фоне я чувствую себя не таким уж и плохим родителем. Однажды Беатрис написала мне: «Слышала о парне, который привязал надувной бассейн к капоту машины и повез в нем своих детей?» К счастью, дети не пострадали.
Зачастую лишь она привносит в мои серые будни капельку юмора. А теперь я не могу вспомнить, когда она в последний раз писала мне что-то смешное. Я не видела ее четыре недели, и она спланировала поход в спа без меня. Я читаю следующую цитату.
«Люди приходят в твою жизнь по определенной причине. Кто-то остается лишь на время, а кто-то – на всю жизнь».
Меня поражает глубина этих слов, и я читаю весь длинный отрывок. Не знаю, кто автор, но он явно умен и проницателен. Я задумываюсь над значением прочитанного, размышляю, к какой категории относятся мои подруги. Мы же будем дружить всю жизнь, да?
Я читаю остальные цитаты.
«Психологи говорят, что если дружба длится больше семи лет, то она будет длиться всю жизнь».
«Если дружба длится больше семи лет, вы уже не просто друзья, вы – семья».
Семь лет. Сейчас идет решающий седьмой год. Я делаю глубокий вдох.
Мне не хватает нашей связи, и я открываю сообщения и нахожу диалог с ними, который не смогла удалить.
Беатрис: Если когда-нибудь подумаете, что день у вас был дерьмовый, то вот… Я поставила обжигающе горячий кофейник в кладовку.
Лайла: У меня такое было. Если ты ищешь телефон, пока разговариваешь по нему, то понимаешь: все плохо. Это я вчера.
Вивиан: У меня есть история похлеще вашего. Я случайно отправила электронное письмо, которое предназначалось Эндрю, физруку Грейс, и подписала его «секси».
Лайла: Лол, он ответил? В каком-то мальчишеском смысле он и правда секси.
Вивиан: Фуу, ага, если тебе нравятся лица как у ящериц. Я тут же отправила письмо с извинениями.
Эленор: Я только что выплюнула кофе, теперь отмывать коричневые пятна с белой стены.
Я: 😂😂😂 Я как-то сказала телефонному рекламщику «люблю тебя» и положила трубку.
Эленор: Теперь мне нужно отмыть две стены.
Беатрис: И что, он предложил тебе выгодное страхование автомобиля?
Лайла: У меня тоже такое было, только с нашим бухгалтером. Вообще он нашел лазейку в налогах, и нам вернули больше денег. Получается, я не так уж и сильно промахнулась. 😘
Я: 😂😂😂
Не могу удержаться и снова смеюсь. Я хочу еще такое общение. Оно мне необходимо. Я слезаю с дивана, собираясь заварить успокаивающий чай, и тут мой взгляд падает на старую добрую «Банку Счастья» на книжной полке рядом с книгами по самопомощи. Я открываю ее, только когда мне совсем грустно. Беру банку и сдуваю пыль с крышки. Это мой самый ценный подарок от Мел с вечеринки, которую она устроила в честь Дня мертвых. Мы все пришли, потому что нам пообещали тайну и развлечения. Я умирала (это намеренный каламбур) от любопытства. Такие вечеринки в Спрингшире не устраивают. Празднование дня рождения, книжные клубы, барбекю на заднем дворе – такое есть, а День мертвых – это что-то необычное. Понимаете, идентичные дома с гаражами на три машины, в среднем два с половиной ребенка на семью, белые заборчики и дверные звонки с камерой, чтобы проверять местонахождение койотов, – все это уже не вызывает интерес.
Поэтому я воспользовалась шансом попробовать что-то новое. Мы оделись в черное и разрисовали лица белым, черным и красным цветами. Мел сделала потрясающий алтарь с фотографиями своих предков со свечами, бархатцами, черепами, крестом из соли и перфорированной цветной бумагой. Я до сих пор могу представить его во всех прекрасных деталях.
Много стаканов мескаля спустя Мел вручила нам эти банки, клочки бумаги и красные ручки. Задача была такова: написать всем присутствующим, что бы ты выложил в их соцсетях, если бы они умерли. Потом эту бумажку нужно положить в их банку. Можно было подписать свое имя или остаться анонимным. Прежде чем начать писать, я скрестила пальцы, надеясь, что это отпугнет смерть. Хотела ли я вообще читать, что напишут мои подруги?
В итоге лишь Мел подписала свое имя, поэтому ее послание нам сказали открыть последним. Она написала его на желтой бумаге, и узнать его было легко. Мы забрали банки домой, и я прочитала записки, принимая теплую ванну. Я рыдала. Может, тут сыграл свою роль алкоголь – как в их сентиментальности, так и в моей реакции.
Я открываю банку, запускаю туда руку и достаю измятый кусок бумаги. На складке виднеется отпечаток моего пальца, перемазанного шоколадом, – это я открывала записку в прошлый раз, когда мне было грустно после ссоры с Максом. Я читаю послание.
Фэллон не заслуживала умереть оттого, что ей в глаз упало голубиное дерьмо и пустило заразу по всему телу. Если бы она увидела, что на обувь ей тоже попало, она бы перевернулась в своей могиле. Ладно, это я бы не стала писать в соцсетях, но подумала, что ты оценишь.
Фэллон Монро – это человек с прекрасной душой, который ушел слишком рано. Люди вроде Фэллон редко приходят в твою жизнь. Она словно маяк в шторм – всегда поможет тебе проложить свой путь. Она была таким человеком, который даже не подумал бы о своей драгоценной новой обуви и кинулся бы в воду, чтобы спасти твоего ребенка. Она была готова на все, лишь бы спасти любимых. Я многим ей обязана, а теперь ее больше нет. Я никогда не смогу отплатить ей за все те моменты, когда она прибегала срочно посидеть с моим ребенком или забрать его из школы. Счастливого пути.
Эта записка Беатрис – подтверждение тому, что она любила меня. Вот почему меня сбила с толку вся эта ситуация с «Мамочками в спа». Мне хочется сфотографировать текст и отправить его Беатрис.
Я достаю записку на желтой бумаге.
Так, чика, я не собираюсь писать тебе что-то сентиментальное. Я поражаюсь тому, что вы все восприняли мои слова всерьез. Кто вообще хочет думать о своей смерти или о смерти друзей? Ну, в любом случае теперь у тебя есть милые записки, в которых говорится, что ты чудесна. Всегда пожалуйста. Наслаждайся своей Банкой Счастья. Но не забывай, что ты живешь в Дерьмошире, так что будь осторожна.
Мел, дамы и господа. Вечно нас удивляет. Она всем написала один и тот же текст? Я так ее об этом и не спросила.
Я ставлю банку обратно на полку и иду на кухню делать чай. Вот, собственно, и чаепитие. В одиночестве. Я опускаю чайный пакетик в кружку и пугаюсь звонка в дверь. Ставлю кружку на стол и иду открывать. На моем крыльце покоится большая коробка из Bed Bath&Beyond. Здорово. Теперь у меня есть все необходимое для жалкого чаепития на одного. Я беру тяжелую коробку и ставлю ее на обеденный стол. Щеки и шея горят, словно я пробежала олимпийский марафон и упала лицом в факел.
Это не нормально. Я слишком молода для менопаузы, так ведь? Я замираю. Я слишком стара для беременности, так ведь?
Я беру телефон с дивана и открываю календарь.
У меня задержка в два месяца.
Я роюсь в шкафчиках в ванной. Один точно должен где-то лежать, хотя я уже давно их не искала. По ощущениям, я перерыла сотню полупустых средств для волос и макияжа – надо бы выкинуть все, что я не использую, – и наконец нашла розовую коробочку. Я ищу срок годности, но не нахожу его, значит, все нормально. Делаю глубокий вдох. Через несколько минут я узнаю, беременна ли я.
Я жду результата и вспоминаю, сколько грусти связано с этими тестами. Сколько я плакала и бесилась, когда они показывали отрицательные результаты несколько месяцев подряд. Тогда я обратилась к Ben&Jerry. Они снова и снова поднимали мне настроение мороженым с двумя вкусами. Я играла в прятки с Майей, пряталась в одном из шести шкафов и объедалась им. К тому времени, как она меня находила, я оставляла ей полную ложку мороженого. Эту часть пряток она любила больше всего.
После шести отрицательных результатов я набрала десять фунтов[12] от терапии с Ben&Jerry – это как набранный из-за ребенка вес, только без ребенка. Спустя год попыток мы наконец пошли к специалисту. С моими яйцеклетками все было нормально. Дело было в низком уровне сперматозоидов у Макса.
Учитывая его образование, Макс понял все медицинские термины, которые я уже позабыла, и свое заболевание получше моего. Тогда мы узнали, что для нас практически невозможно завести еще детей. Никакое лечение не поможет. Лучшим вариантом было бы опекунство, но мне это не подходит.
Это открытие повергло меня в пучину отчаяния, которую я скрыла и от Макса, и от всех своих знакомых. Мой образ мышления только добавлял стресса к браку и сложному времени, когда Майе было два и три годика.
Я погружаюсь в мысли о прошлом и вспоминаю, как в два года Майя нашла перманентный маркер и разрисовала свое лицо и стены. Я отошла в туалет буквально на две минуты и не могла поверить тому, сколько вреда она успела причинить за это время. Я неделю оттирала маркер с ее лица, а стену пришлось перекрасить.
Когда Майе было три, я открыла в ее комнате упаковку подгузников-трусиков ножницами и забыла их там. Я думала, она спит, но она почему-то решила отрезать свои волосы под стать кукле. На голове остались проплешины, словно лишай. Я два дня плакала и видела ночные кошмары о том, что ее волосы никогда не отрастут.
Я кое-как пережила ее истерики, и мы долгие годы восстанавливались от неплодородности Макса. И вот я снова в подвешенном состоянии. Мне не нравится это чувство. А если результат положительный? Я уже смирилась с тем, что одного ребенка достаточно. Убедила себя, что у меня больше не получится. Я очень хочу еще одного, но, если говорить со всей честностью, я наконец вернулась к душевному равновесию – ну или хотя бы куда лучше со всем справляюсь, – и еще один ребенок, когда мне сорок, может подтолкнуть меня к нервному срыву.
С другой стороны, снова топот маленьких ножек, хихиканье и гуканье, считать пальчики на руках и ногах, обнимашки – все это может улучшить мое настроение. Я могу перетерпеть усталость. Я уже так делала, и я выжила. Как говорится, все, что нас не убивает, делает нас сильнее. У Майи может появиться напарник для игр. Она будет хорошей старшей сестрой и будет мне помогать.
Я вытерла потные ладони о спортивные штаны, сделала глубокий вдох и уже собиралась посмотреть результат, как на телефон пришло сообщение от Мел.
Мел: Привет, чика, como estas?
Я: Хорошо. Ты как?
Мел: Тоже хорошо. Как в Дерьмошире?
Я: Без тебя уже не то. Я собиралась устроить чаепитие для нашей компании.
Мел влетела в Спрингшир могучим ветром, к которому никто не был готов, и покинула его так же. Она немного по-другому видела жизнь – к этому ее привело пережитое. Она переехала полгода назад, чтобы устроиться на работу в Нью-Йорке.
Мы встретились, обсуждая идиотские правила нашего района. Объединение провело встречу, на которой объявило, что трава не должна быть выше четырех дюймов[13] и они будут проводить замеры. Мел шепнула мне, что есть у нее кое-что, что они могут замерить, и показала средний палец. Мы быстро стали друзьями.
Мел переехала вскоре после того, как к ней обратилась полиция объединения с фотографией ее умирающих кустов. Ей сказали либо убрать их, либо заплатить баснословную сумму. Она не стала выкапывать кусты или платить. Новые владельцы дома понятия не имели, как глубоко уходили корни. Мел сказала: «Теперь это не моя проблема». Я с ней согласилась.
Мел: Что? Чаепитие? Да ну, скукотень. Забей на своих ненастоящих друзей, приезжай ко мне в Нью-Йорк.
Было бы здорово, но я не знаю, могу ли оставить Майю одну, да и бизнес требует внимания. Я говорю ей, что подумаю.
Я сажусь на кровать рядом с Максом. Он читает медицинский журнал; наверное, там все, что может быть интересно гинекологам: ЗППП, взятие мазков и всякие холодные металлические штуки, которые они засовывают в вагину женщине.
– Я сегодня сделала тест на беременность. – Я прижимаю к животу подушку.
Макс откладывает журнал на тумбочку и поднимает брови.
– Что?
– У меня два месяца не было месячных.
– Да? – Его темно-карие глаза расширяются.
– Отрицательный, – шепчу я.
Макс притягивает меня к себе, и я вдыхаю запах черной смородины, его одеколон.
– Мне так жаль. Как ты?
– Нормально. Нам же говорили, что ничего не получится. – Я кладу голову ему на грудь, слушаю, как бьется его сердце. Он гладит меня по волосам, и несколько минут мы лежим в тишине. Какая-то часть меня по-прежнему надеялась, что мы можем завести еще одного ребенка. Тогда моя жизнь приблизится к тому, какой я себе ее представляла.
– Не хочу нести плохие вести, но, может, у тебя симптомы перименопаузы. – Макс переходит в режим доктора Монро.
Мое сердце ухает вниз. Это и правда может быть менопауза? Я не готова к тому, что за ней последует: гормональный дисбаланс, набор веса, угрюмость, сухость влагалища… Хотя для последнего у доктора Монро найдется средство.
– Знаю, – говорю я. – Этого я и боялась.
– Или это из-за стресса, – добавляет он, чтобы смягчить удар. Он убирает прядку волос с моего лица.
– Думаешь?
– Конечно. Ты слишком молода для симптомов менопаузы, – говорит он и заправляет прядку моих волос за ухо. – Стресс вызывает кучу проблем со здоровьем. Фэллон, с этим бизнесом у тебя теперь слишком много дел.
– Но шоколад делает меня счастливой, – говорю я.
– То, что делает тебя счастливой, тоже может вызывать стресс. Вспомни хоть нашу свадьбу.
Он прав. Планирование нашей свадьбы – один из самых счастливых, но еще и самых нервных периодов моей жизни. Я наняла организатора свадеб, потому что даже я поняла, что сама не справлюсь. Большая часть стресса исходила от родителей Макса: они хотели пригласить тысячу человек в их маленький городок, включая троюродных кузенов и кузин, которых они не видели тридцать лет. Помимо этого, его мама настояла на том, чтобы местный пекарь сделал наш торт с миниатюрными свинками, которые бы символизировали их фермерское сообщество. В конце концов я отказалась от свиней и людей, которых мы не знаем. Макс меня поддержал.
Тогда месячные тоже задержались на два месяца. Как же я об этом забыла? Я тогда очень радовалась, что могла забеременеть. Когда узнала, что не забеременела, то не слишком расстраивалась – думала о том, что у нас еще полно времени.
И вот опять: задержка могла появиться из-за стресса, и есть у меня небольшое подозрение, что это связано с моими подругами.
Макс делает глубокий вдох, будто готовится сказать что-то важное, но потом поджимает губы и целует меня в лоб.