Энни Берроуз
Скандальный портрет

Полная версия

Глава 2

Нейтан встал, вручил законченный рисунок своему первому сегодняшнему клиенту и протянул руку в ожидании платы. Поблагодарив других людей, сидевших за столиком, за комплименты, он сделал в ответ несколько остроумных замечаний, весьма удачных, если судить по тому, как те рассмеялись, запрокинув головы. Однако сам он едва ли отдавал себе отчет в том, что говорил. Разум Нейтана никак не мог справиться с шоком, который он испытал, увидев Эмитист Делби.

После того как десять лет назад она оставила его в покое, Эмитист вторглась на территорию, которую он привык считать своей.

Впрочем, Нейтана это не испугало.

И чтобы доказать это, он готов был схлестнуться с ней.

Нейтан повернулся, обвел ресторан нарочито ленивым взглядом и, задержавшись на ее столике, изобразил удивление, а затем отвел глаза.

Раз уж она решилась появиться на публике в городе, где обитал ее бывший возлюбленный, то и он мог не церемониться. Те дни, когда Нейтан щадил женские чувства из нелепой веры в необходимость рыцарского отношения к слабому полу, давно остались в прошлом.

Слабый пол! Скорей уж коварный пол. Он не встречал ни одной из них, которая не скрывала бы какого-нибудь секрета, и как минимум это был возраст или то, насколько она превысила отпущенное ей содержание.

Хотя ни один из их секретов не стал для него таким разрушительным, как ее секрет.

– Мисс Делби, – сказал Нейтан, подойдя к ее столику. – Какой сюрприз видеть вас здесь.

– Вы хотите сказать – в Париже?

– Где угодно, – ответил он с мрачной улыбкой. – Я думал… – Нейтан замолчал, оставив ее саму домысливать, что он имел в виду под этими словами. Нейтан имел о ней вполне определенное мнение с тех пор, как десять лет назад обнаружил, насколько двуличной она была. Впрочем, тогда у нее хватило ума оставить светское общество и, надо полагать, вернуться в деревню.

Он не позволял себе думать о том, что могло стать с ней потом. Но теперь Эмитист была здесь, так почему бы не выяснить это? Нейтан взглянул на ее руку. Кольца нет. К тому же она не стала поправлять его, когда он назвал ее мисс Делби.

Значит, не похоже, чтобы ей удалось, изображая из себя невинность, окрутить какого-нибудь бедолагу мужского пола и заставить его жениться. И этот человек с землистым цветом лица и хмурыми бровями, чье лицо казалось Нейтану смутно знакомым, не ее муж. Тогда кто он? Любовник?

– Вы не хотите представить меня? – Нейтан приподнял бровь в сторону спутника Эмитист, гадая, где мог видеть его раньше.

– Не вижу в этом никакой необходимости, – ответила она с натянутой улыбкой.

Нет? Впрочем, возможно, не совсем удобно представлять бывшего любовника нынешнему. Особенно если он ревнив. Нейтан пытливо посмотрел на мужчину и встретил взгляд, исполненный ответной антипатии. Неужели тот почувствовал в Нейтане какую-то… угрозу? Хотя вполне возможно, что этот человек вообразил в нем соперника. Если отвлечься от деталей, Нейтан был моложе, стройнее и красивее, чем тот мужчина, которого ей удалось заполучить. Правда, он ни в коем случае не видел себя претендентом на ее благосклонность. О боже, только не это!

– К тому же, – насмешливо продолжала Эмитист, – не думаю, чтобы вы явились сюда для того, чтобы возобновить наше знакомство. Судя по всему, вы ищете здесь работу. Не так ли?

Конечно да. Она могла бы и не напоминать ему о том, что между ними все кончено.

– Я уже объяснил madame, – вставил мужчина, его сильный акцент явно свидетельствовал о его национальности, – что так вы зарабатываете себе на жизнь. Рисуя нечто похожее на туристов.

Это было не совсем так. Но Нейтан пропустил его слова мимо ушей. На данный момент ему было… удобнее, чтобы все думали, что он зарабатывает на жизнь рисованием. Так было проще.

И что поэтому он подошел к столику Эмитист. Именно поэтому.

Другой причины быть не могло.

– Madame желает, чтобы вы набросали ее портрет, – сказал француз.

Мисс Делби бросила на своего французского любовника неодобрительный взгляд. Он ответил ей твердым взглядом без малейшей доли раскаяния.

Интересно. Француз явно чувствовал необходимость продемонстрировать свою власть над ней. Напомнить ей, кто хозяин. Или он уже знал, насколько она непостоянна, и не собирался позволять ей флиртовать с очередным потенциальным поклонником прямо у него на глазах.

Мудро.

Мисс Делби требовалась крепкая рука, если мужчина надеялся удержать ее там, где ей надлежало быть.

Внезапно перед глазами Нейтана возникло видение, в котором он делал именно это. Эмитист лежала на спине, под ним. Он удерживал ее руки над головой… Нейтан отмахнулся от видения, занявшись своим складным стулом и прочими принадлежностями. Всего одной минуты в ее присутствии ему хватило, чтобы доказать, какую власть над ним имели ее чары. Француз, к которому Нейтан оказался спиной, когда сел на стул, имел основания быть ревнивым. Должно быть, ему постоянно приходится отражать поползновения других претендентов. Какому мужчине из плоти и крови, оказавшемуся рядом с такой сиреной, не захочется уложить ее в постель?

Даже далеко не самое лучшее платье не могло скрыть красоты Эмитист. В юности она была на удивление хорошенькой. Но с годами – несмотря на тот образ жизни, который она вела, судя по ее компаньону, – она стала еще лучше. Щеки округлились. Покрывавшая их кожа была розовой, чистой и нежной, как сливки. Темно-карие глаза остались такими же глубокими, манящими и загадочными, как прежде.

Жаль, что для своих беглых набросков Нейтан использовал только черный карандаш. Ему хотелось бы добавить цвета в портрет. Возможно, потом он с удовольствием вспоминал бы эту встречу, запечатленную в картине.

Между тем его рука летала над листом бумаги, схватывая линию ее лба и дугу бровей. Так легко. Впрочем, этот объект не был для него новым. Много лет назад Нейтан проводил часы, рисуя ее лицо, ее руки, изгибы плеч и тени там, где ее тело скрывалось под шелком вечернего платья. Конечно, тогда Эмитист не сидела перед ним, поскольку изображала из себя невинную дебютантку, а он был слишком зеленым юнцом, чтобы пренебрегать условностями. Но по ночам, один в своей комнате, когда Нейтан не мог уснуть, томимый желанием… Да, тогда он рисовал ее. Старался поймать ее образ, ее суть.

Каким же он был глупцом.

Нейтан даже купил краски, пытаясь воспроизвести цвет ее прекрасных волос. Тогда ему это не удалось. Не хватило мастерства. Ему не разрешили брать уроки, чтобы осуществить свою мечту.

– Это занятие для молодых дам и простолюдинов, – фыркнул отец, когда они обсуждали, чем бы Нейтан хотел заняться в жизни, и он не высказал желания последовать за своими братьями, выбравшими традиционные занятия. – Такое времяпрепровождение недостойно сыновей знатного рода.

Зато теперь Нейтан мог заниматься этим сколько угодно. Он научился передавать свет и тень. Цвет и перспективу.

Его рука остановилась. Вопреки тому, что говорил его приятель Филдинг, Эмитист не была просто брюнеткой. Ее волосы по-прежнему отливали теми теплыми оттенками, которыми отливает по-настоящему хороший портвейн в пламени свечи. Когда Нейтан признался в своей страсти, Филдинг со смехом похлопал его по спине:

– Однако здорово же ты не в себе.

Нейтан посмотрел вверх, его рука зависла над незаконченным рисунком. Может, он и был здорово не в себе, но насчет ее волос он не ошибся. Они были так же великолепны, как тогда. Спустя десять лет можно было ожидать, что в этих темных кудрях блеснет серебряная нить. Или уловить признаки краски, поддерживающей видимость молодости.

Но волосы Эмитист не были подкрашены. Они выглядели такими мягкими, такими блестящими, такими естественными и… к ним так хотелось прикоснуться…

Нейтан нахмурился, опустил голову и вернулся к работе. Ему не нужно касаться их пальцами, чтобы почувствовать, действительно ли они такие мягкие, как на вид. Чтобы насладиться красотой, достаточно глаз. В конце концов, он художник. Но он готов был бросить вызов любому, кто стал бы отрицать, что у Эмитист великолепные волосы. И прелестное лицо. И сверкающие глаза.

И, несмотря на все это, она была как яд.

Нейтан поднял взгляд и посмотрел ей прямо в глаза. В глаза, которые когда-то смотрели на него с обожанием. Во всяком случае, так ему казалось. Он хмуро усмехнулся. Теперь, когда он стал старше и мудрей, ему легче было разгадать ее. Эмитист смотрела на него оценивающе, с вызовом, как будто пыталась просчитать, как скоро он потеряет самообладание. Как ловко она скрывала все это от него прежде.

Да, она настоящий яд. Яд в завораживающем сосуде.

Нейтан услышал, как у него за спиной нетерпеливо заерзал на стуле любовник Эмитист. Должно быть, он жалел, что позволил ей так себя вести. Должно быть, его задело, что она так пристально смотрит на другого мужчину, когда он сидит всего в нескольких дюймах от нее. Однако он ничего не делал, как будто не имел власти что-либо запретить ей.

Боже, до чего же она, наверное, хороша в постели…

Сжав губы, Нейтан бросил взгляд на лист бумаги, лежавший у него на коленях, и добавил несколько умелых штрихов, придавших глубину созданному им образу.

– Вот, – сказал он, закончив рисунок, и кинул его любовнику Эмитист.

Мужчина взглянул на портрет, поднял брови и протянул его мисс Делби, которая быстро схватила лист.

– Это… – Она нахмурилась, разглядывая рисунок. – Это поразительно, особенно учитывая, как быстро вы его сделали. – Выражение ее глаз изменилось, теперь Эмитист смотрела на него почти с уважением.

А Нейтан почувствовал, как в лицо бросилась краска, что случалось с ним всякий раз, когда люди признавали его талант. Его дар.

И хотя во всем остальном его жизнь можно было считать неудачной, рисовать он действительно умел.

– Сколько вы хотите?

Мисс Делби смотрела на рисунок, который держала в руках, как будто не могла поверить своим глазам. Нейтан встал, сложил свой стул и небрежно пожал плечами, как всегда поступал со своими клиентами. И ответил ей так же, как отвечал всем:

– Во сколько вы его оцените.

Во сколько она его оценит? О! Да он бесценен! За одно то, что он просителем сидел у ее ног, Эмитист была готова заплатить сколько угодно. Десять лет назад Нейтан самодовольно порхал туда-сюда, раздавая улыбки направо и налево, словно молодой бог, снизошедший до того, чтобы явиться в мир смертных. Увидеть, как он работает ради куска хлеба, – это дорогого стоило. Ведь было время, когда он считал, что такое ничтожество, как Эмитист с ее низким происхождением и отсутствием влиятельных связей, можно просто отбросить в сторону. В ее сознании вспыхнула приятная мысль.

– Месье Ле Брюн. – Эмитист поманила своего посыльного, который наклонился ближе, чтобы она могла шепнуть ему на ухо. – Я хотела бы, чтобы этот молодой человек получил сумму, эквивалентную двадцати пяти фунтам. Во французских франках. – Это была годовая зарплата ее дворецкого. – У вас есть с собой столько денег?

Его глаза полезли на лоб.

– Нет, madame, было бы непростительной глупостью носить с собой так много.

– Тогда возьмите их в банке и проследите, чтобы он их получил. Сделайте это завтра утром.

– Но, madame…

– Я настаиваю.

После мгновенного колебания Ле Брюн пробурчал:

– Я понимаю, madame.

Сунув руку в карман, он достал пригоршню монет, которые высыпал в протянутую ладонь Хэркорта.

– Будьте так любезны, напишите мне свой адрес, – произнес он, – и я распоряжусь, чтобы вам доставили оставшуюся сумму.

Пока Нейтан писал адрес на обратной стороне своего рисунка, его губы невольно изогнулись в циничной улыбке. Очевидно, что этот нахальный тип намеревался явиться к нему, чтобы предупредить держаться подальше от красотки, находящейся у него на содержании. Судя по его насмешливой ухмылке, француз решил, что он сидит без гроша. Нейтан знал, что на эту удочку попадались многие люди, поскольку, отправляясь рисовать, он надевал старую одежду, которую не боялся испортить углем и в которой мог спокойно сесть на землю, если попадался интересный сюжет, достойный того, чтобы тут же перенести его на бумагу.

Этот француз собирался сообщить Нейтану, чтобы он не пытался с ним тягаться. Француз был достаточно богат, чтобы удовлетворить ее. Содержать ее. А что мог предложить ей жалкий бродячий художник?

Кроме относительной молодости, привлекательности и манящей улыбки?

Внезапно Нейтан ощутил почти непреодолимое желание отобрать ее у этого мужчины. Овладеть ею, одержать над ней верх, подчинить ее, привязать к себе… а потом бросить.

Потому что, черт подери, кто-то должен был наказать ее за все, что ему пришлось вынести за эти десять лет. Если бы она не положила на него глаз и не превратила почти в раба, он не был бы так раздавлен, когда обнаружил, что скрывалось за этим красивым фасадом. Он не согласился бы на тот ужасный брак, к которому принудила его семья, и не оказался заложником не менее ужасающей политической карьеры, избавиться от которой ему удалось, только совершив то, что окрестили социальным самоубийством.

О да, если бы в мире существовала хоть какая-то справедливость…

Только ее конечно же не было. Тот урок, который преподала ему жизнь, Нейтан усвоил слишком хорошо. Честность никогда не вознаграждается. Миром владели лживые, а не смиренные.

Сунув монеты в сумку вместе со всем остальным, он изобразил на лице улыбку, которой в совершенстве овладел за годы, проведенные в политике, и обратил ее к французу, мисс Делби и неприметной женщине, сидевшей с ними за столиком.

И быстрым шагом направился к двери.

– Боже правый, – выдохнула миссис Монсорель. – Я, конечно, слышала о нем, но никак не ожидала, что он такой… – Она то вспыхивала, то бледнела, продолжая щебетать что-то невнятное.

Но на то и был рассчитан весь этот спектакль, который так часто разыгрывал Нейтан, приводя чувствительных дам в трепет. И если бы не то удовольствие, которое она испытала, видя его склонившимся у своих ног, пристальный взгляд его опытных, все понимающих глаз под тяжелыми веками, мог бы оказать подобный эффект и на Эмитист. Кроме того, сочетание его аристократической красоты и бедной одежды могло бы тронуть ее сердце, если бы только в нем осталась хоть одна струна, до которой он мог дотянуться.

– У этого человека весьма сомнительная репутация в том, что касается дам, – с самым постным выражением лица заметил месье Ле Брюн.

– О да. Я все знаю об этом, – прощебетала Финелла. – Мисс Делби постоянно читает в газетах про его похождения. Бедняжка его жена. Жаль, что она не умерла прежде, чем появились эти чудовищные слухи. А потом, когда судьба отвернулась от него, ни у кого не осталось сомнений в их правдивости. В противном случае ему следовало подать на газеты в суд за клевету. Разве не так?

– Вы говорите так, словно восхищаетесь им, – прищурив глаза, заметил месье Ле Брюн.

– О нет, не я. Это Эмитист. Она внимательно следила за его карьерой и положением в свете. Я имею в виду мисс Делби, конечно.

Ле Брюн, нахмурившись, повернулся к Эмитист:

– Что ж, madame, я… я понимаю ваше желание помочь человеку, которого вы когда-то знали. Быть великодушной – это одно, но я заклинаю вас не дать его очаровательной улыбке ввести вас в заблуждение.

Так вот почему на сей раз Ле Брюн не стал с ней спорить по поводу того, на что она решила потратить свои деньги. Он считает, что с ее стороны это великодушное желание помочь другу, переживающему тяжелые времена.

Если бы он только знал!

– Это так печально, – сказала Финелла, – видеть, что этот человек с его происхождением пал так низко.

– Он сам творец своего счастья, – жестко отозвалась Эмитист.

– Но, несмотря на это, вы проявили к нему такое великодушие, – не удержался месье Ле Брюн.

– Ну… – начала Эмитист, покраснев и неловко ерзая на своем месте. Отнюдь не великодушие, а желание утереть ему нос заставило ее заплатить ему годовое жалованье за десять минут работы.

– Не понимаю, что вас так удивляет, – строго заметила Финелла. – Я полагала, что вы более проницательны, monsieur. Вы наверняка заметили, что Эмитист не нравится, когда люди замечают ее великодушие. Она скрывает его под жесткими манерами и… и эксцентричным поведением. Но в глубине души нет никого добрее моей дорогой мисс Делби. Вы же видели, как она бросилась спасать меня, так почему…

Взяв ее за руку, Эмитист заставила подругу замолчать:

– Финелла. Прекрати. Ты же знаешь, что я наняла тебя в приступе гнева на дам из Стентон-Бассета. Через пять минут после похорон тетушки Джорджи ко мне явилась миссис Подмор, чтобы сообщить, что теперь, когда я осталась одна, мне необходимо нанять нескольких компаньонок, в противном случае я больше не буду считаться респектабельной. Вот я и пошла прямо к тебе и предложила это место, просто чтобы досадить им.

– Только мисс Делби не сказала вам, – вмешалась Финелла, поворачиваясь к месье Ле Брюну, с удивлением смотревшему на свою нанимательницу, – что всегда с отвращением относилась к слухам, которые обо мне распускали. Но пока не умерла ее тетушка, Эмитист ничего не могла с этим поделать, кроме того, чтобы предложить мне свою дружбу.

– Ну, знаешь ли, то, как они к тебе относились, было просто чудовищно. Должно быть, тяжело приехать одной с маленьким ребенком туда, где никто тебя не знает, встретить там людей, которые распускают слухи о том, что твой муж – плод твоей фантазии.

– Но ты ведь понимала, что это вполне возможно.

– И что? Какая разница? Если бы по молодости и глупости ты поверила обещаниям какого-нибудь сладкоречивого негодяя, если бы тебя соблазнили и бросили, неужели ты не была бы достойна сочувствия и поддержки?

«Разве я все еще говорю о Финелле?» – задумалась Эмитист, протягивая дрожащую руку к своему бокалу и допивая то, что в нем осталось. Или это встреча с Нейтаном Хэркортом всколыхнула в ней воинственный дух? Однако тут она заметила, что месье Ле Брюн снова привольно расположился на своем месте и смотрел на них с живым интересом.

Они обе выложили о своем прошлом гораздо больше, чем он имел право знать.

– Думаю, пора закончить этот разговор, – сказала Эмитист, со спокойной решимостью поставив бокал на место.

– Она всегда смущается, когда кто-то говорит о ее достоинствах, – проинформировала Финелла месье Ле Брюна. – Но я не могу не говорить о них. Ведь Эмитист дала мне работу, которая позволяет мне содержать себя и Софи. Она сделала так, чтобы моя маленькая девочка имела все, что положено иметь дочери джентльмена. Все то, – произнесла Финелла дрогнувшими губами, – в чем мне отказала моя семья из-за того, что они не одобряли Фредерика. Няню, красивые платья, пони и самое главное – образование…

– Она ведь такая маленькая прелесть.

Эмитист про себя подумала, что вряд ли когда-нибудь сможет завести собственных детей. В свои двадцать семь она была твердо убеждена, что ни один мужчина не посмотрит в ее сторону дважды, если только не польстится на состояние, оставленное ей тетушкой. Она знала это слишком хорошо.

– И не подумайте, – сказала она, потирая сзади шею, – что я… курица, которую можно ощипать. Один неверный шаг, и я укажу вам на дверь, – закончила она.

– Мисс Делби! – Финелла повернула к ней удивленное лицо. – Не нужно постоянно угрожать месье Ле Брюну, как будто он только и думает, как бы обобрать вас. Разве во время нашего путешествия он не доказывал ежедневно свою честность? Разве не он делает всю тяжелую работу… и так хорошо справляется?

А месье Ле Брюн сидел и слушал.

– Если тебе хочется обсудить многочисленные высокие достоинства месье Ле Брюна, пожалуйста, прошу тебя, дождись, когда мы вернемся к себе и останемся наедине, – заметила Эмитист.

– Мне кажется, это шок от встречи с Нейтаном Хэркортом лишил ее здравого смысла, – объяснила Финелла месье Ле Брюну, который теперь взирал на них не без некоторого удовольствия. – Они ведь когда-то были близко знакомы. Он заставил бедную мисс Делби поверить в то, что намерен жениться…

– Финелла! Месье Ле Брюну совершенно ни к чему знать об этом.

Финелла улыбнулась ей и тем же доверительным тоном продолжила:

– Знаете ли, Нейтан ведь был младшим сыном графа. Впрочем, полагаю, он им и остался. – Она хихикнула.

Тут Эмитист не выдержала:

– Финелла, мне кажется, ты слишком много выпила.

Финелла заморгала. Ее глаза расширились.

– Ты действительно так считаешь? – Она взглянула на свой бокал. – Уверена, что нет. Я лишь слегка пригубила вино, и смотри… мой бокал до сих пор наполовину полон…

Чего она явно не заметила, так это того, что официанты не забывали подливать туда вина. И уносить пустые бутылки, заменяя их новыми.

– Так или иначе, но нам пора домой. Как вы считаете, месье Ле Брюн?

О том, сколько вина, сама того не желая, выпила Финелла, красноречиво свидетельствовал тот факт, что Эмитист и месье Ле Брюну пришлось вдвоем надевать на нее пальто и вести к выходу. Оказавшись на свежем воздухе, она пошатнулась. Месье Ле Брюн продемонстрировал замечательно быструю реакцию, подхватив ее под руку и тактично поддерживая, пока Финелла не пришла в себя. Дабы избежать неприятностей, Эмитист взяла ее под руку с другой стороны, и так они провели ее через толпу, прогуливающуюся по центральному двору Пале-Рояля.

Тем не менее Эмитист была почти уверена, что слышала, как Ле Брюн тихо засмеялся.

– Не нахожу ничего забавного, – фыркнула она, когда они вывели Финеллу через арку на улицу, которая вела к их дому. – Она не привыкла к подобным обедам. Не привыкла, что вокруг снуют официанты, постоянно наполняя бокалы. А что касается вина… что ж, оно оказалось очень коварным. У него такой приятный фруктовый вкус… оно больше напоминало ароматный напиток, чем алкоголь.

– Это не вино. Это Париж, – откликнулся месье Ле Брюн, беззаботно пожимая плечами. – На многих людей он производит самое непредсказуемое впечатление. Теперь нам, как ее друзьям, следует быть к миссис Монсорель особенно внимательными.

Ее друзьям? Неужели месье Ле Брюн считал себя другом Финеллы? Но что еще хуже, он ставил себя на одну ступень с ней, как если бы они были… чем-то вроде одной компании.

Ну уж нет. Это никуда не годится. Совсем не годится.

Эмитист должна была как можно скорее найти правильные слова, чтобы поставить месье Ле Брюна на место.

Но не раньше, чем они благополучно доведут Финеллу до дома.