Энн Грэнджер
Дорога к убийству
Всем читателям, которые много лет наблюдают за Митчелл и Маркби
Глава 1
На коврике у парадной двери лежат три конверта. Почтальон сунул их в щель с небрежностью человека, не имеющего никакого понятия о последствиях своих действий, и удалился, хрустя ботинками по гравию. Старый черный лабрадор Бет ткнул прибывшую корреспонденцию носом, принюхался, вопросительно и тревожно посмотрел на медленно подходившую по коридору хозяйку, поскуливая и нерешительно виляя хвостом.
Знает, подумала Элисон. Чует что-то нехорошее, понимает, что это связано с почтой, хоть и не соображает, в чем дело. Человека можно провести, собаку никогда.
Она положила руку на голову старого пса:
– Все в порядке, Бет.
Тот энергичнее замахал хвостом, хотя поверил только наполовину, и ткнулся лбом в колено Элисон, наклонившуюся к конвертам. Один длинный, коричневый, официальный. Все вопросы, изложенные в таких конвертах, решает Джереми. Второй смахивает на послание от кредитной компании. Все проблемы подобного рода обычные, повседневные. Третий меньше – белый, квадратный, с напечатанной фамилией адресата: миссис Элисон Дженнер. Сердце екнуло. Мгновенно накатила дурнота, колени подогнулись, Элисон опустилась рядом с псом на пол, скрестив ноги, как бы готовясь принять позу для медитации. Минуту просто так и сидела, не сводя глаз с конверта, потом Бет ткнулся носом ей в ухо и робко лизнул.
Элисон вышла из забытья в нахлынувшее смятение. Конверт по-прежнему лежит на месте. Еще одно письмо! Умоляю, не надо!.. Но вот оно, очередное…
– Как ты смеешь так со мной поступать? – в ярости выкрикнула она в пустом тихом холле. Бет склонил голову набок, озабоченно сморщив мохнатый лоб. – У тебя нет никакого права! – Слова гулко разнеслись вокруг.
Элисон вдруг сполна осознала безнадежность и никчемность гнева. Рот наполнила кислота, горло жгла едкая желчь. Она с трудом проглотила комок, собрала конверты, поднялась, пошла в столовую в сопровождении лабрадора. Кричать в пустоту не только бесполезно, но и опасно – миссис Уиттл может услышать.
В столовой прохладно и почти темно. Солнце попадает в эту часть дома лишь во второй половине дня. Длинный узкий обеденный стол из полированного дуба убран после завтрака. В последнее время завтрак для них с мужем ограничивается кофе с тостами. Стол – один из драгоценных раритетов Джереми – куплен давным-давно, еще до их знакомства. Темная столешница со старыми царапинами и выбоинами наверняка видела не один кризис. Страшно подумать, сколько невзгод претерпевают неодушевленные предметы, когда люди буквально ломаются и разваливаются на части! Элисон бросила на стол два длинных конверта и повертела в пальцах квадратный. По крайней мере, Джереми нет дома. Взял машину и поехал в Бамфорд по какому-то делу. Он ничего не знает о письмах и знать не должен. Не то пожелает принять меры, но, что бы он ни сделал, будет только хуже. Она разорвала конверт, вытащила сложенный листок с печатным текстом. Полные ненависти слова знакомы до ужаса. Изредка варьируется лишь пара фраз. Слов немного, но они вселяют невыносимый страх, причиняют нестерпимую боль.
«Ты ее убила. Ты убила Фреду Кемп. Думаешь, будто вышла сухой из воды, а я знаю. Скоро все узнают. Увидишь, что с тобой станется. Кровь будет справедливо отомщена».
– Зачем ты со мной так? – прошептала Элисон. – Ненавидишь меня? Если да, почему? Кто ты? Я тебя знаю? Не из тех ли, кого я считаю друзьями, с кем часто встречаюсь, сижу за столом, смеюсь и шучу? Или кто-то незнакомый?..
Было бы лучше, гораздо лучше, если бы злые письма писали чужие. Предательство друзей, жестокость человека, которому доверяешь, настолько хуже, что теперь понятно, чем так страшно предательство Иуды. Он был другом, сидевшим за одним столом. Такое злодейство особенно больно. Неужели автор писем тоже улыбчивый, давно знакомый близкий человек?
Другой вопрос вертится в голове.
– Откуда тебе все известно? – спросила Элисон анонимного автора. – Здесь никто не знает. Это было двадцать пять лет назад, за много миль отсюда. Кто-нибудь рассказал? Кто и как узнал в свою очередь? Или ты прочел репортаж в пожелтевшей газете, застилавшей дно ящика комода? Мне было двадцать три года! Я ни в чем не виновна. А теперь ты хочешь, чтобы расплатилась за то, чего не совершала?
Надо уничтожить письмо следом за предыдущими. Но придет другое, и, может быть, Джереми первым успеет к почте. Конечно, он не вскроет конверт, адресованный лично жене. Хотя, может быть, спросит, от кого письмо, и придется соврать. А врать не хочется. Пока во избежание неизбежного приходится придумывать изощренные способы забирать корреспонденцию раньше его. Поскольку доставка в последнее время все сильней запаздывает, приходится почти все утро прислушиваться к хрусту шин почтового фургона, беспечному свисту водителя, шороху конвертов в дверной щели. Иногда в погожее утро она отправляется перехватить почтальона под предлогом прогулки с собакой. Таскает туда-сюда упирающегося пса по садовой аллее, пока не появится красный фургончик. Но нельзя ежедневно проделывать это, не возбудив подозрений у почтальона. Известно, что молодой парень уже считает ее странноватой. Видно по озадаченной физиономии. Возможно, рассказывает сослуживцам про чокнутую из поместья Овервейл. Если догадается, что она до ужаса боится почты, начнет разносить об эксцентричной женщине совсем другие байки. Он ведь достаточно молод, чтобы проявить любопытство. В результате может обнаружиться существование писем. Долго это будет продолжаться? Не устанет ли автор со временем от игры в кошки-мышки? И что тогда сделает? Перестанет писать или исполнит угрозу и разгласит информацию?
Тошнота вернулась. Элисон уронила письмо на стол, где оно сверкнуло девственной белизной на фоне потемневшего дуба. Метнулась вниз в туалет, где ее долго и тяжело, до боли в диафрагме, рвало в раковину. Она вся горела в жару и обливалась потом. Плеснула в лицо холодной водой, насухо вытерлась, взглянула в зеркало, придя к выводу, что, несмотря на красные пятна, выглядит вполне нормально, во всяком случае, с точки зрения Джереми.
Джереми!.. Письмо осталось на столе, а он скоро вернется. Элисон побежала обратно в столовую.
Опоздала. Нагнувшись над раковиной, она не слышала, как он пришел. Муж стоял у стола с маленьким белым листком. Взмахнул им, когда она влетела в комнату.
– Давно это началось, черт возьми?
* * *
Сегодня четверг. Точнее, Страстной четверг. После ланча Мередит Митчелл покинет свой кабинет в министерстве иностранных дел и отправится на пасхальные каникулы до вторника. Поэтому так легко на душе. Погода всю неделю стояла хорошая и, если повезет, останется таковой на недолгие праздники. Будет время отдохнуть вместе с Аланом, обсудить покупку дома и того, что потребуется для приведения его в порядок. Работа не будет давить на мозги, а им обоим необходим перерыв. Полли, расположившаяся в другом конце кабинета, уже собирает вещички. Мередит протянула руку к лотку с входящими документами, где в луче солнечного света из высокого окна лежит одинокая тонкая папка. Убрать с глаз долой, и можно уходить, ты свободна.
Внезапно луч погас. Перед столом кто-то вырос. Она подняла голову и воскликнула:
– Тоби!.. Откуда, скажите на милость?
– Из Пекина, – сообщил Тоби Смайт. – Только что завершил служебное кругосветное путешествие. Теперь дома, в отпуске, жду, пока мне подыщут новое место. По крайней мере, – озабоченно добавил он, – надеюсь, что подыщут. Я прямо объявил нынче утром, что не хочу наподобие вас застрять в лондонской конторе до конца света.
Не слишком деликатно, но правда. Мередит уже давно застряла в офисе. Фактически с самого возвращения несколько лет назад из Федеративной Республики Югославии, где она служила консулом. Теперь просто конторская служащая министерства. Югославия, как известно, распалась, и приблизительно в то же время карьера, похоже, заглохла. Красноречивая параллель. Несмотря на повторные запросы, ей не предлагается никаких долгосрочных зарубежных постов, кроме кратких командировок на две-три недели, чтобы заткнуть дыры, заменить заболевших или пополнить ряды в экстренном случае. Сначала она возражала, громко протестовала, понимая, что есть какая-то причина для подобного с ней обращения, о которой она никогда не узнает. Где-то перешла кому-то дорогу или приобрела ненадежную репутацию благодаря независимости, встревожившей большое начальство. Однако теперь положение дел изменилось. Она уже не чувствует необходимости «бежать из страны», по выражению Алана Маркби, который именно так трактует ее стремление работать за границей. Не хочет, чтобы она уезжала. Мередит про себя улыбнулась и обратилась к Тоби:
– А я не против службы в Лондоне. Летом замуж выйду.
Он театрально отпрянул, воздев обе руки ладонями вперед.
– Неужели за того самого копа, которого вы столько лет за нос водили?
– Его зовут Алан, – сердито напомнила Мередит. – О чем вам отлично известно. И за нос я его не водила.
Полли тихо хихикала в другом конце кабинета. Краткий всплеск раздражения улегся. Нечего ершиться из-за слов и поступков коллеги. Тоби есть Тоби, а сегодня, слава богу, начало пасхальных каникул.
– Значит, у меня не осталось никакой надежды? – мелодраматично вздохнул он.
Полли фыркнула.
– Никогда и не было, – указала Мередит. – Но я рада вас видеть.
– Я не мог прийти в контору и не повидаться с вами. – Тоби оперся руками о стол и наклонился к ней. – Подумал, если не слишком торопитесь очутиться в объятиях мистера Плода[1], то, может быть, позволите пригласить вас на ланч.
– Не позволю, если будете обзывать его мистером Плодом.
– Извините. Пойдемте закусим. Обещаю не употреблять неуважительных прозвищ. Обменяемся новостями, вспомним старые времена и… – Тоби слегка замялся. – Честно сказать, я скорей рад, что вы с Маркби до сих пор вместе, поскольку у меня возникла небольшая проблема. То есть не у меня, а у одного моего друга. Может, он что-нибудь посоветует.
Мередит затрясла головой:
– Если у вашего друга проблема с законом, пусть лучше обратится к юристу. Алан не психотерапевт. Если это действительно дело полиции, процедура простая. Ваш друг должен пойти в ближайший участок и с кем-нибудь поговорить. В любом случае Алан не вмешивается ни в какие вопросы за пределами своей территории. Когда ведется серьезное уголовное расследование за этими пределами, обязательно оговаривает каждый шаг с чужими следственными бригадами. Он не станет нарушать правила ради небольшой проблемы вашего приятеля. Ясно?
– Ах, – лукаво прищурился Тоби. – Дело в том, что упомянутая проблема возникла как раз в ваших лесах, под самым носом у суперинтендента Маркби. Поэтому он идеальная кандидатура.
Мередит вздохнула. Алан не особенно расположен к Тоби. Инстинктивно чувствуется, что просьба о помощи не будет услышана. Но Тоби стоит перед нею и смотрит с надеждой. Вдобавок это старый друг. Надо держаться старых друзей. Она внимательно его осмотрела. Никогда не отличался аккуратностью. Костюм такой мятый, будто именно в нем он прилетел домой в самолете. Впрочем, Тоби не разъезжает в деловых костюмах. Верхняя пуговица рубашки отсутствует, узел галстука расположен в двух дюймах под ней. Мередит вдруг осознала, что по-настоящему рада видеть его.
– Разумеется, я с вами пообедаю, – сказала она.
Должно быть, еще мысленно пребывая в Пекине, Тоби повел ее в ресторан в Чайнатауне. Там стоял дым коромыслом, было полно народу, официанты бегали туда-сюда. Суета и гул голосов означали, что можно побеседовать конфиденциально.
– Серьезно, – сказал Тоби, сделав заказ. – Поздравляю с будущей свадьбой, и прочее. Но что вас заставило сменить позицию? Знаю, коп страстно хотел жениться, а насчет вас у меня складывалось иное впечатление.
– Я позиции не меняла. Просто довольно медленно принимала решение.
Очень медленно. Прежде мысль о браке и оседлой жизни вводила ее в штопор. Но, как ни странно, когда все решилось, опасения испарились.
– Говорите, событие века состоится летом? – уточнил Тоби. – Конечно, хотелось бы сплясать на свадьбе, но, если повезет, к тому времени мне найдут место. Простите, нехорошо прозвучало. Хотя вы понимаете, что я имею в виду. Если буду где-нибудь в Европе, непременно заеду, если пригласите.
– Уже пригласила. Назначено на лето – к тому времени дом уже будет готов. Мы купили дом викария в Бамфорде. Церковные власти давно хотели продать, и Алан там мечтал поселиться, особенно из-за сада. Только все в катастрофическом состоянии. Нужна новая кухня, ванная, проводка, отделка сверху донизу. Естественно, с началом работ постоянно что-то возникает, не одно, так другое. По обыкновению.
– А викария куда дели?
– В кирпичную коробку в новом микрорайоне. По мнению церкви, там он будет ближе к своим прихожанам. Есть такая надежда. Джеймс, по его утверждению, не возражает. Его невообразимо старая экономка ушла на покой. Никто не знает, сколько ей лет. Возраст миссис Хармен – нечто вроде государственной тайны. Однако она сложила оружие, а Джеймсу будет легче справляться самостоятельно в новом доме с современной кухней и садиком размером с почтовую марку. В итоге все довольны и счастливы. Только я отказываюсь разбивать лагерь среди бесчисленных рабочих, топающих по лестницам. По-прежнему живу в своем коттедже в Бамфорде, а Алан у себя. Оба наших дома выставлены на продажу. Если один купят, в другом съедемся. Если продадутся оба, поселимся среди банок с краской.
– А у меня все та же квартира в Кэмдене, – сообщил Тоби, когда запыхавшийся официант поставил перед ними еду и заторопился дальше. – Стоит нынче бешеные деньги. Даже трудно поверить.
Мередит ухватила палочками креветку, окунула в кисло-сладкий соус.
Тоби впился зубами в хрустящий кусок утки.
– У каждого свои проблемы, что снова напоминает мне о том самом приятеле.
– Послушайте, – твердо сказала Мередит, – если вас что-то действительно беспокоит, перестаньте кивать на приятеля. Бросьте глупое ребячество, я соглашусь выслушать только чистую правду. Это первое. Второе: не обещаю обратиться к Алану. Могу высказать только личное мнение, чего бы оно ни стоило.
– Справедливо, – согласился Тоби. – Честно, не моя проблема. Речь идет… э-э-э… о родственнике. Джереми Дженнер – кузен моего отца. В детстве я называл его дядей. Он от души потрудился в межнациональных корпорациях, вышел в отставку, поселился в поместье под Бамфордом, проматывая неправедно нажитые деньги.
– В самом деле неправедно?
Тоби замотал головой:
– Нет-нет, абсолютно законно, если вы не принадлежите к банде антиглобалистов. Если принадлежите, то назовете его врагом общества. Но он чист как стеклышко. Женился на очень славной женщине по имени Элисон. Она несколько моложе. Ей за сорок, ему за шестьдесят, хотя Джереми на свои годы не выглядит.
– Понятно. И в чем же проблема? С виду все неплохо.
– Проблема, собственно, не у него, а у Элисон.
Мередит застонала.
– Отклонение еще на градус!
– Я с ним созвонился, – продолжал Тоби, – как только вернулся в Англию. Хотел наладить связь и, по правде сказать, напроситься в Овервейл на уик-энд в пасхальные выходные. Получил приглашение, но был вынужден двадцать минут выслушивать изложение проблемы Элисон.
– Мне так же долго будете излагать? – уточнила Мередит.
– Буду краток, потерпите. Старик явно подавлен и здорово злится. Оказывается, бедняжка Элисон получает анонимки с угрозами, о чем ему только что стало известно.
– Надо нести их в местную полицию, – с готовностью подсказала Мередит.
– У них всего одно, остальные Элисон сожгла. Джереми в то же самое утро отправился в участок, и реакция его не обрадовала. Поэтому он был буквально бешеный во время нашей беседы. Назвал местных копов нецивилизованными и некомпетентными недомерками.
– Недомерками? – переспросила Мередит, сомневаясь, не ослышалась ли в окружающем гаме. – Что это значит?
– Значит, ростом не вышли. По мнению Джереми, занижены стандарты роста для копов. По его словам, бамфордские настоящие лилипуты. Не производят впечатление.
– Близко даже не подпущу Алана к вашему кузену, – объявила Мередит. – Если услышит нечто подобное, крышу снесет.
– Признаюсь, – кивнул Тоби, – старик Джереми довольно категоричен. По-моему, приобрел это качество на посту капитана индустрии. Отдавал приказы, миньоны кидались выполнять сломя голову. Видно, выступил перед копами с речью, его вежливо завернули.
– Близко даже не подпущу к нему Алана! – твердо повторила Мередит.
– Постойте, с ним он будет вести себя по-другому, ибо Маркби правильный.
– Правильный? – Креветка выпала из палочек в соус. – Что это значит, господи помилуй?
– Чин высокий – суперинтендент. Джереми привык иметь дело с высокопоставленными персонами. Маркби окончил привилегированную школу, обходителен с дамами, туфли начищены. Даже рост, насколько я помню, хороший. Вполне соответствует представлению Джереми о росте копа. Будет принят по высшему разряду.
– Сомневаюсь. Похоже, ваш кузен истинный сноб.
– Да нет, просто слишком долго сидел в совете директоров. Отчасти консервативный зануда, и все. От Элисон, благослови ее Бог, снобизмом вообще не пахнет. Она очень милая. Вам понравится.
– Допустим, а кузен Джереми вряд ли. Кстати, возможно, я отвечаю его представлениям о росте полицейского!
– Не настраивайтесь против него, – взмолился Тоби. – Это достойный порядочный человек, хоть сейчас в ужасающем состоянии из-за тех самых писем. Ему нужна помощь. Поверьте, он из тех, кто просит помощи лишь в отчаянном положении. Обожает Элисон. Готов убить автора писем, кем ты тот ни был. У него сердце слабое. Не на пользу подобные встряски.
Мередит взглянула в озабоченно сморщенное лицо. Тоби почесал макушку и тоже посмотрел на нее. Что ж, подумала она, зачем тогда нужны друзья? Кажется, Тоби искренне переживает за своего несимпатичного кузена. Надо хотя бы попытаться помочь.
– В полиции не обмолвились, – спросила она, – что в округе еще кто-нибудь получает подобные письма? Насколько мне известно, их часто пишут люди, обиженные на общину в целом. Сидят, сочиняют пасквили, рассылают всем и каждому. Нередко на автора никто даже и не подумал бы.
Тоби покачал головой:
– Нет. Письма предназначены только для Элисон. По крайней мере, никто больше в полицию не обращался. Это не обычные грязные письма. Никаких бранных слов, обвинений в извращенном сексе, ничего из традиционного репертуара помешанных кляузников. Речь идет об одном событии из прошлого Элисон, причем абсолютно реальном. Поэтому она так встревожена. И Джереми тоже. Страшно подумать, что некий маньяк раздобыл глубоко личные, до сих пор конфиденциальные сведения!
– Это уже хуже, – мрачно согласилась Мередит, гадая, расшифрует ли Тоби событие или надо прямо спросить. Проблема с семейными тайнами в том, что люди неохотно их открывают, даже когда вынуждены обращаться за помощью. Джереми, Элисон и Тоби должны усвоить, что придется открыться. Мередит испробовала окольный ход. – Автор требует денег?
– Нет. Пока, во всяком случае. Просто вновь и вновь обвиняет, угрожая публичной оглаской.
– Где сейчас это письмо?
– У местной полиции. Попытаются снять потожировые следы или что-то еще. Элисон сходит с ума при мысли, что письмо читают. Не хотела, чтоб кто-нибудь знал. Джереми знает – она перед свадьбой ему рассказала. Я знаю – слышал от него по телефону. Больше никто, пока автор не выполнит свою угрозу. Кстати, неизвестно, мужчина это или женщина. Я лично думаю на женщину. По-моему, больше похоже на женские штучки.
– Хотите сказать, яд – женское орудие, будь он в пузырьке или на листке в конверте? Многие мужчины пишут подметные письма.
– Ладно. Ради удобства будем говорить об авторе в мужском роде. Слушайте, Элисон в панике. Говорит, если факты выйдут на свет, придется продать дом и уехать. В округе масса любопытных с нездоровым интересом к чужим делам. Сплетни распространяются по деревням, словно лесной пожар.
– Не быстрей, чем в больших городах, – выступила Мередит в защиту деревенских нравов.
– Не скажите. Старожилы чтут внешнюю форму, безжалостно карая каждого, кто ее, на их взгляд, нарушает. В деревнях мало что происходит, поэтому общественное лицо – это самое главное. Когда соседи перестали вас приглашать, разражается настоящая катастрофа. В городе можно завести новых друзей и знакомых – выбор шире. В деревне ты привязан к землякам. Если об упомянутых в письмах фактах станет известно, они убьют холодом Элисон и старика Джереми. В большом городе столько всего творится, что до соседей никому нет дела, и времени тоже.
– Конан Дойль, – возразила Мередит, не желая принимать аргумент, – с другой стороны смотрит. По крайней мере, Холмс в одном рассказе говорит Ватсону, что никто не знает о происходящем в деревне, ибо жители изолированы друг от друга.
Тоби обдумал мысль.
– В любом случае деревенская тишина и покой на пользу не идут. У людей возникают всякие странности, не знаешь, чего они выкинут.
– Хотите сказать, будто кто-нибудь из соседей выведал тайну Элисон и письменно ее об этом уведомляет? Но как он мог узнать? Если выяснить как, вполне можно вычислить кто. – Мередит нахмурилась. – Зачем мучить Элисон угрозами? Если, как вы сказали, огласка приведет к изгнанию из общества, почему просто этого не сделать, чтобы ей навредить? Вместо этого он письма пишет. С какой целью?
– На этот вопрос нет ответа. Элисон даже мухи не обидит. У нее нет врагов.
– Есть, как минимум один, – поправила Мередит, – если анонимки не злая и гадкая шутка. Конверт сохранился? Если отправитель сам его заклеивал, могла остаться слюна для анализа ДНК.
– Видите? Вы во всем разбираетесь. Я хорошо знаю, к кому обращаться.
Тоби, видно, очень рад был переложить ношу на чужие плечи. Мередит обозвала себя жалкой овечкой. Зачем ей такое приключение на голову?
– Еще одно, – сказала она. – И это очень важно. Прежде чем я признаю проблему настолько серьезной, чтобы обратиться к Алану, мне надо точно знать, какое событие в прошлом Элисон привело к нынешним неприятностям. Я молчать умею, трепаться на каждом углу не стану. Но вы меня просите уговорить Алана взяться за дело, которым занимается местная полиция. Поднимется волна. У него своих хлопот полон рот. Я должна убедиться, что дело того стоит. Риск, что Джереми с Элисон потеряют друзей, – недостаточное основание, прошу прощения. Значит, друзья у них ненастоящие.
Тоби кивнул:
– Конечно, понимаю. Сразу предупредил Джереми, что вам надо сказать.
– Предупредили, что поговорите со мной?.. Слушайте, Тоби…
Тоби прервал возмущенную тираду, начав свой рассказ, отлично зная, как с кривой ухмылкой заметила себе Мередит, что любопытство слушательницы пересилит гнев.
– Двадцать пять лет назад Элисон судили. Признали невиновной. То есть она и была невиновна, с чем согласились присяжные.
– Тогда что за проблема? Зачем беспокоиться, что соседи узнают? По-моему, сельские жители гораздо терпимее, чем вы считаете. – Мередит помолчала. Тоби избегал ее взгляда. – В чем дело было? В чем ее обвиняли?
– В убийстве, – просто ответил он.
