Энканта
Накажи себя мной

– Умница. Видишь, все не так уж и трудно, – бесстрастно произнес он позади нее и задрал ей подол платья, полностью обнажив ягодицы. О боже. Ее голый зад теперь может увидеть любой, кто пройдет мимо.

Вздрогнув, Тома сжалась и попыталась выпрямиться, но тут тяжелая ладонь легла между лопаток, полностью блокируя такую возможность. Вот теперь он давил – и держал ее. Обжигающий шлепок не заставил себя ждать – огромная ладонь, впечатавшаяся в обе ягодицы, сообщила всем телу такой толчок, что даже диван под ней слегка скрипнул.

– А-а-а!

От шока она вскрикнула. Это было гораздо больнее, чем ожидалось – ничего себе игра. И тут же второй.

– А! А! А!

Всего пять – и он опустил ее прежде, чем она успела сообразить, что произошло: ее отшлепали. Быстро и больно – до горящей, как факел, попки, за считанные секунды.

Тяжело дыша, Тома поджала под себя ноги и забралась в угол дивана, не в силах поднять глаз. Сжалась в комок, обхватила себя руками.

– Нет, малыш, не так, – он мгновенно оказался рядом, сгреб ее в охапку и усадил на колени, – после наказания нижнюю всегда утешают. Тихо, тихо, не дергайся.

Он тихо рассмеялся, когда Тома начала яростно сопротивляться от инстинктивного возмущения, и очень скоро мягкие утешающие объятия превратились в железную хватку.

– Тома. Прекрати, – резко потребовал он, хоть и не повысил голоса. Но его повелительный тон затронул внутри какую-то струну, и она замерла, тяжело дыша. Теплый, даже слегка разгоряченный, вкусно пахнущий – он был совсем рядом. И слишком довольный собой – больше, чем она могла вынести.

– Это унизительно, – сорвалось с ее губ.

– Конечно, унизительно. Ради этого все и делается, – снова хмыкнул он и снова с легкостью предотвратил ее попытку вырваться:

– Стоп-слова помнишь?

– Н… да. Желтый и красный.

– Хорошо.

Одним движением он поменял позу, опрокинув ее на диван.

Глава 4

Руки Томы тут же оказались за ее головой – он крепко удерживал их одной ладонью, а вторую положил на грудь, мягко поглаживая. Его колено прижало подол платья, дополнительно фиксируя ее в лежачем положении, а свободной рукой он продолжал мучительно медленно ласкать ее, наблюдая за лицом. Тома дважды открывала рот, чтобы что-то сказать, но закрывала, так и не придумав, что.

Ей было неловко вот так молча лежать, не шевелясь – она привыкла всегда отдавать партнеру больше, чем получала. Активно ласкать, дарить наслаждение… с прижатыми за головой руками все ощущалось так странно, словно чего-то очень сильно не хватало, и это вызывало тревогу. Особенно когда ее тело начало реагировать на ласки, и Тома поняла, что откровенно и очень пассивно наслаждается.

С ее губ сорвался стон – потом еще один, когда он немного отпустил подол и задрал его, начиная ласкать между ног. Два пальца бесцеремонно проникли внутрь, в уже очень влажное лоно.

– Интересно, это не унизительно? – еле слышно спросил он.

– Что?

Еле соображая, Тома приподняла ресницы, замирая и настораживаясь от его вопроса.

– Когда течешь вот так и стонешь под тем, кто тебя отодрал по попе, – пояснил он, глядя в глаза.

От ее лица отхлынула кровь, а затем она почувствовала, как кожа в мгновение ока приобрела свекольный оттенок, и даже в глазах полыхнуло красным. Рванувшись из его рук, она только что не зарычала – но дом был готов и засмеялся, удерживая ее:

– Идем наверх. Там подерешься со мной. Я дам фору, – явно забавляясь, предложил он. Тома сузила глаза и, изловчившись, вцепилась зубами в запястье – он не сразу успел отодвинуть руку, и на коже остались заметные отметины. Но мастер только снова хмыкнул, и в его глазах что-то блеснуло:

– Ах, ты, сучка.

Он встал, поднял ее, извивающуюся, в воздух, и закинул на плечо. Мир перевернулся – а висеть к тому же было страшно. Но злость перехлестывала:

– Пусти. Немедленно поставь меня!

– Ага, – сказал он и хлопнул по попе так, что звук выстрелом отозвался в ушах, а боль на несколько секунд парализовала. И это видела и слышала, наверное, добрая половина клуба. А сейчас все зеваки с интересом наблюдают, как ее несут кверху попой на второй этаж, словно она была подстреленным животным на плече у охотника.

Осознав это, Тома пришла в ярость и вцепилась ногтями в его спину. Она старательно царапала все то время, что он тащил ее вверх по лестнице, но получалось плохо – ногти все время проскальзывали по ткани рубашки из-за тряски. А когда вновь оказалась на ногах, в глазах резко потемнело, и времени, чтобы броситься на него снова из удобной позиции, не хватило – уже через несколько мгновений он взял ее за шею и как котенка втолкнул в слабо освещенную комнату, захлопнув за ними дверь.

Отлетев на несколько шагов, тяжело дыша, Тома злобно уставилась на него. Она плохо соображала, осознавая лишь то, что очень сильно зла и также сильно возбуждена.

– Иди сюда, – улыбаясь, позвал дом от двери и поманил рукой. Ее глаза сузились в ответ сами собой: он явно желал отлупить ее еще сильнее, и если она бросится на него с голыми руками, то сразу проиграет. А хотелось обязательно треснуть его хотя бы разок, чтобы почувствовал.

Быстро оглядевшись по сторонам, Тома сориентировалась: справа кровать, слева огромная доска на стене с орудиями пыток. Шкаф, пара кресел. И Михаил между ней и дверью. Хорошо бы треснуть его чем-нибудь побольнее и сбежать. Подлетев к стене с развешанными девайсами, она наугад схватила первый попавшийся стек.

– Ой, не советую, – тихо сказал он, покачав головой, и сделал шаг в ее сторону.

– Я тебя сейчас ударю, – предупредила Тома, раздувая ноздри.

– Допустим. Но потом знаешь, что с тобой будет?

Он сделал еще один шаг, не спуская взгляда со стека, который Тома держала наизготовку.

– Ты меня не запугаешь.

– Ага, – сказал он, и вероломно быстрым движением оказался рядом, перехватывая руку.

До обидного легким поворотом он выкрутил ее запястье так, что Тома вынужденно выпустила этот девайс, а затем снова поднял и швырнул на кровать. Вскрикнув, она сгруппировалась, чтобы не упасть на пол, когда матрас спружинил, и вцепилась в покрывало руками, а дом успел сорвать с себя рубашку и сразу затем бросился на нее всем своим огромным телом, придавливая к кровати.

Она ожесточенно сопротивлялась еще минуту, пока он полностью не обездвижил: перехватил руки, развел коленом бедра, лег между ними и прижал чуть сильнее:

– Сдавайся.

Его улыбка бесила и вызывала желание зарычать от бессилия:

– Ни за что, засранец.

– Ты не можешь так говорить с домом. Поставить тебе кляп?

– Не смей. Не смей!

Протянув цепь со спинки кровати, он быстро и ловко закрепил ее руки. Потом задрал платье вверх до локтей, оставив ее голой, и широко развел ноги, тоже фиксируя их в цепях. После чего встал, заметно довольный собой, и расстегнул брюки:

– Еще одно слово – и будет кляп. Ты можешь кричать и плакать, издавать любые звуки – но чтобы ни слова, ясно?

Тома открыла рот и закрыла. Она все еще была в легком шоке от того, что так быстро оказалась перед ним полностью обнаженной. А ее внимание было теперь приковано не столько к его словам и угрожающему тону, столько к члену – красивому, гордо стоящему и довольно крупному. Но как же он ее злил.

И все же кляп она не хотела – ей хотелось быть уверенной, что она сможет произнести стоп слово, если что. А потому пришлось молча наблюдать, как он надевает презерватив и снова присоединяется к ней на кровати.

– Интересно, что ты сделаешь, если отпустить тебе руки? – с интересом спросил он, сближая расстояние между их лицами до минимального, заглядывая в глаза, – попробуем?

Тома раздула ноздри, тяжело дыша, когда он снимал наручники с ее запястий, стаскивал платье. И почти сразу она стала бить его с тихим рычанием – по плечам, груди. Но стоило только попытаться заехать в лицо, как он перехватил обе руки, зажал за головой и переместился, резким безжалостным рывком входя в ее разгоряченную текущую киску. Большой, горячий… такой же разозленный, как она.

Запрокинув голову, она застонала, сжимая его внутри, сгибая ноги, насколько позволяли цепи. Сладкая боль… сладкая ярость. Он начал трахать ее, с каждым ударом входя все жестче, пока она не закричала, уже совсем не контролируя себя и ничего не соображая. Последнее, что она еще помнила перед окончательным забытьем, как вцепилась в его плечо зубами и как он стал двигаться внутри еще жестче, словно пытаясь размазать по кровати.

Приходя в себя на его влажной широкой груди, Тома с опаской подняла ресницы и посмотрела в лицо: уставшее, но не сердитое.

– Прости. Я не всегда такая.

– Ничего. Тебе надо было куда-то деть эти эмоции. И обращайся ко мне на «вы», мы все еще в игре.

Он лениво потрепал ее по плечу.

– Простите, мастер.

– Так лучше. Иди в душ, я после тебя.

Спустя четверть часа, освеженная и преисполненная стыда, она полностью остыла и ждала его на кровати. Этот мастер согласился поиграть с ней, чтобы сделать приятно, а она набросилась на него, как бешеная, вместо того, чтобы подчиняться и хотя бы попытаться вникнуть в местные правила. К тому времени, как он вышел из ванной, Томе хотелось забиться под кровать, чтобы спрятаться от собственных мыслей. Она повела себя как полная дура.

– Ты в порядке? – негромко спросил ее временный дом, появившись на пороге ванной полностью голым, если не считать небольшого полотенца на бедрах. Довольно габаритный, сильный и хорошо накаченный для мужчины явно старше сорока. Но фигура неидеальна – к ее большому облегчению. Ей никогда не нравились красавчики с идеальной фигурой, и худых она не любила. Такие крепкие, полные, здоровенные мужики – самое то. Ей всегда нравилось чувствовать себя намного меньше.

– Да, я… извините меня, пожалуйста, – тихо сказала она, ковыряя простыню пальцем.

– Опять за драку? Или ты успела еще что-то натворить?

Он оглянулся с таким видом, будто ожидал увидеть что-то вроде разбитого окна, и Тома слабо улыбнулась:

– За драку.

– А, так я тебя за это еще накажу, не волнуйся. А пока давай-ка на колени. На пол. Живо.

Тома ощутила, как сердце в груди пропустило удар. Так они еще играют? На самом деле? С каждым словом его тон быстро становился холоднее – так, что слово «живо» могло заморозить на лету небольшую птичку. Сама не помня как, она в мгновение ока соскользнула с кровати и послушно, хоть и не слишком изящно, бухнулась перед ним на колени.

– Сейчас я дам тебе небольшой урок, – сказал он, пока она разглядывала его ступни – крупные пальцы, аккуратно подстриженные ногти… слишком аккуратно. Неужели он делал педикюр?

В какой-то момент она поняла, что немного напугана. Теперь, когда вся злость была выплеснута, ее накрыло неловкостью и страхом, а потому было проще размышлять о его ногтях, чем о том, как он взял в руку трость и касается кончиком ее спины. Она не хотела получить удар такой штукой – по-настоящему не хотела. Сказать желтый? Но он ведь еще не ударил… с другой стороны, если ударит, будет уже поздно.

– Не думай, – сказал он довольно резко и легонько шлепнул ее – не тростью, ладонью по плечу. Тома вздрогнула всем телом, но слабо улыбнулась: значит, он не ударит ее этой штукой. Медленно выдохнув, она подавила улыбку.

– И не расслабляйся, – таким же резким тоном добавил Михаил и шлепнул ее тростью по попе.

– Ай!

Тома подпрыгнула на месте. Удар получился легоньким, но больно было всерьез – из-за того, что попа уже стала чувствительной после шлепков.

Гневно воззрившись на него, она раздула ноздри, но тут получила новый удар.

– Глаза – вниз, – холодно сказал он, выдерживая ее взгляд и заставляя отвести его. Тома покраснела до ушей и опустила ресницы. Черт. Она не понимала, что чувствует. Как странно. Одновременно хотелось дерзить ему, драться и подчиняться. А еще – это возбуждало, и от этого возникало безумное желание как-то уговорить его трахнуть ее снова.

– Я сказал: не думать. Итак, маленький урок подчинения. Я говорю – ты выполняешь. За каждую ошибку ты будешь получать удар тростью. Если ты сделаешь больше пяти ошибок – получишь кляп и, возможно, анальную пробку. Ясно?

– Да, мастер.

– Хочешь пробку?

– Нет!

Возглас Тамары прозвучал так отчаянно, что Михаил даже засмеялся:

– Наклонись и раздвинь ноги.

– Мастер, пожалуйста.

– Да не для этого, глупая саба. Просто хочу посмотреть на тебя.

Он снова засмеялся, а Томе ничего не оставалось, как выполнить приказ, с пылающими от унижения щеками. Злость опять начала зарождаться в животе как глухое ворчание, и она даже подумала, что хочет встать и уйти. Вот только ее тело считало иначе, и внизу даже заболело от желания.

Когда кончик трости скользнул сзади к самому интимному местечку и коснулся клитора, она невольно прикрыла глаза и широко открыла рот, дернувшись. И даже его смех не помешал наслаждаться этой лаской: с филигранной точностью и осторожностью он провел полированным кончиком по клитору, покружил вокруг него и слегка нажал на вход во влагалище:

– Хочешь меня?

– Да, мастер.

– Встань в коленно-локтевую.

– Но я и так…

– Делай, что говорят.

Получив резкий удар по бедру, Тома невольно прогнулась чуть сильнее, и тут же почувствовала, как он раздвигает ее бедра ногой – еще шире. А затем на попу опустилась горячая большая ладонь и крепко сжала – до легкой боли.

– Вот это правильная коленно-локтевая. Когда я говорю – ты прогибаешься подо мной, ясно? До конца, – прошептал он на ухо, наклоняясь так низко, что едва не лег на нее. Тома еле дышала, когда он положил ладонь на затылок и легонько прижал ее голову к ковру. Ее прическа растрепалась: косы теперь развалились окончательно, волосы лезли в лицо.

– Больно? – с садистским любопытством в тоне осведомился он.

– Да, – прошептала она, облизывая пересохшие губы.

– Неудобно?

– Да, мастер. Пожалуйста, можно я немного…

– Нельзя. Боишься меня?

Тома задохнулась и стиснула зубы, но страх и иррациональное удовольствие от этой боязни на этот раз пересилили злость. И ей захотелось подчиниться.

– Немного, – согласилась она, прикрывая глаза.

Сжатие на ягодице превратилось в поглаживание, а затем он снова сжал – и снова ласкал ее, пока его пальцы не коснулись ее киски. Тома издала тихий стон, но стоило лишь начать наслаждаться, как они отдернулись, и вместо нежности она схлопотала звонкий шлепок. Очень болезненный и обидный – такой, что на глазах даже выступили слезы.

– Ай! За что?

– За драку. Я ударю еще пять раз. И каждый следующий будет больнее.

– Ой, нет. Пожалуйста, не… АЙ!

Второй шлепок заставил содрогнуться всем телом – отдача ощущалась даже в макушке. Слезы потекли по щекам.

– Больно?

– Да. Очень. Пожалуйста, не надо сильнее.

– Серьезно?

– Да, – Тома сглотнула слезы и перевела дыхание, когда поняла, что он действительно услышал ее.

– А как же тебя наказать?

– Хочешь, я сделаю минет? Пожалуйста.

– Конечно, хочу.

– Спа…

– Хочу, но это не наказание. Потом отсосешь. Давай-ка все-таки пробку тебе поставим.

– Нет.

– Неужели?

Она готова была поклясться, что расслышала тихий смех из-за спины, но сама не ощущала никакого веселья.

– Да. То есть нет. Не надо, серьезно, – Тома застыла от страха, боясь даже пошевелиться. Дом явно веселился, а она пребывала в полном замешательстве: ни порки, ни анальной пробки не хотелось. Это пугало так, что даже возбуждение начало проходить.

– Ты не пробовала анальный секс?

В его голосе теперь слышался явный смех, и Тома с облегчением помотала головой. Если смеется – значит, не злится. А если не злится – может, смилуется над неофиткой.

– Ладно. У тебя будет другое наказание. Поднимайся.

Когда Тома выпрямилась и встала, выражение лица Михаила ей совершенно не понравилось. Он явно что-то задумал, и это что-то возбуждало его – что было видно невооруженным глазом не только по глазам, но и по брюкам.

А затем он подошел к тому углу, где размещались девайсы, но неожиданно не выбрал ни один из них, а, наоборот, положил трость на место и достал из кармана телефон. Но, словно почувствовав ее взгляд, обернулся и недовольно уставился прямо в лицо:

– Сядь на кровать, саба. Руки на колени, глаза в пол. И если хотя бы шевельнешься – клянусь, ты получишь оставшиеся четыре удара, ясно?

– Да, мастер.

Тома опрометью бросилась исполнять приказ, чувствуя, что его терпение на исходе – и не удивительно. Наверняка ему никогда прежде не попадалась такая несговорчивая саба. Уже глядя в пол, а, точнее, на свои руки, аккуратно лежавшие на коленях, она тихонько вздохнула. В фантазиях подчиняться было намного легче. Почему только она не способна продержаться дольше тридцати секунд? Ведь, если честно, он ничего такого ужасного с ней пока не делал. Словно внутри нее сидел какой-то чертик, норовящий испортить всю игру.

Ей просто надо взять себя в руки, и с этой же минуты пообещать себе, что будет подчиняться. Просто подчиняться ему, чтобы доставить хоть немного удовольствия… Но зачем ему телефон?

Не удержавшись, она подняла глаза, и Михаил цокнул языком, тут же поймав ее взгляд. Тома зажмурилась и сжалась. Ударит или не ударит? Но он все стоял на том же месте, копаясь в телефоне.