Эндрю Тейлор
Королевский порок
Глава 10
Эта улица носила официальное название Португал-стрит в честь нашей королевы Екатерины Брагансской, но все упорно продолжали называть ее Пикадилли. Дорогу к западу от Гайд-парка, ведущую к Редингу, проложили давно. Много лет назад частью здешних земель владел человек, разбогатевший на изготовлении широких старинных кружевных воротников с зубчатыми краями, называемых пикадилли, и постепенно так же начали называть и саму дорогу. В последнее время поместья богачей вырастали среди полей, будто гигантские грибы. Самое обширное из них – Кларендон-хаус.
Передо мной предстало огромное строение из грубого камня, способного выдерживать любые удары стихии. Его окружали высокие стены и ограды. Кларендон-хаус выходил на Пикадилли, спускаясь с холма на юг, к Сент-Джеймсскому дворцу, казавшемуся маленьким и даже довольно обшарпанным на фоне великолепного нового соседа. Я слышал, как господин Уильямсон говорил, что король недоволен: дом подданного не должен затмевать дворцы его величества.
Большинство лондонцев разделяли нелюбовь короля к этому поместью. Пока лорд Кларендон наслаждался роскошью в своей новой резиденции, тысячи из них лишились домов во время Пожара. Люди прозвали поместье Дюнкерк-хаус: говорили, что бывший канцлер нашел способ присвоить львиную долю государственной прибыли от продажи этого города, в свое время завоеванного Кромвелем, французскому королю.
Была середина дня, однако главные ворота были заперты. Столбы ворот местами почернели. Во время беспорядков в июне толпа разводила здесь костры и сожгла деревья, росшие вдоль улицы снаружи. Будь у них воля, они спалили бы и сам дом.
Толпа винила лорда Кларендона во всех своих бедах, прошлых и нынешних, и даже в том, что королева так и не смогла подарить королю наследника. Смутьяны полагали, что Кларендон нарочно отыскал для монарха бесплодную жену, чтобы его собственные внуки, дети герцога Йоркского, в один прекрасный день взошли на престол. На Кларендона возлагали ответственность за сокрушительное поражение, нанесенное нам голландским флотом в битве при Медуэе. Его обвиняли во всем. Если верить общественному мнению, для лорда Кларендона не существовало ни слишком крупных хищений, ни слишком мелких. Поговаривали даже, что он присвоил камень, предназначенный для восстановления собора Святого Павла после Пожара, и выстроил из него свое поместье.
Дом был погружен в траур – разумеется, не из-за Олдерли, а из-за леди Кларендон. На воротах висела мемориальная доска с изображением ее герба. Двое слуг, оба вооруженные, дежурили за воротами под временным навесом. Я предъявил рекомендательное письмо и попросил отвести меня к господину Милкоту. Упоминания его имени оказалось достаточно, чтобы меня впустили во двор. Один из слуг провел меня к боковой двери в западной части дома, а потом мы с ним вошли в приемную, задрапированную черной тканью. Помещение было так велико, что там целиком поместился бы мой дом в Инфермари-клоуз, от кухни до чердака. Меня оставили ждать под недоверчивым взглядом лакея, а другой слуга отправился на поиски господина Милкота.
Сначала я услышал быстрые шаги, а потом в дверях, ведущих к лестнице, показался секретарь лорда Кларендона.
– Добрый день, господин Марвуд. К вашим услугам, сэр.
Мы обменялись поклонами. Это был высокий джентльмен лет тридцати, неброско одетый и в светлом парике, который, судя по цвету лица господина Милкота, оттенком ненамного отличался от его собственных волос. Секретарь тоже был в трауре.
– Надеюсь, слуги не заставили вас долго ждать. К сожалению, сейчас мы не имеем возможности принимать гостей так, как желал бы его светлость. – Уголки рта господина Милкота опустились вниз. – Вы же понимаете, в свете недавних событий…
Я кивнул. Мне сразу пришлась по душе открытость Милкота, причем это качество сочеталось у него с деликатностью и тонким чутьем, что уместно, а что нет.
Я тихо произнес:
– Я здесь по поручению короля.
Милкот взглянул на дежуривших в приемной слуг, взял меня под руку и отвел в сторону.
– Не сочтите за грубость, но лучше нам побеседовать на улице. – Он поднял взгляд на серое небо. – Ну хоть одна радость – дождь наконец унялся.
Мы зашагали по выложенной каменными плитами дорожке. Перед нами вздымалось отличавшееся безупречной симметрией и аскетичностью боковое крыло здания, загораживавшее почти весь свет. Мы остановились у калитки из кованого железа, Милкот отпер ее, и мы прошли в разбитый за домом сад.
– Осмелюсь предположить, что вы пришли в связи с нашей… находкой? – уточнил Милкот.
– Да, сэр.
– У его светлости много дел, – продолжил Милкот. Если он заметил шрамы от ожогов на моем лице и шее, то, будучи хорошо воспитанным человеком, не подал виду. – Вероятно, сегодня лорд Кларендон не сможет с вами встретиться.
– Ему известно, что я здесь?
– Да. Герцог предупредил, что к нам придут.
Мы остановились на углу дома. Отсюда весь сад был виден как на ладони. Размахом он ничуть не уступал дому – акров пять-шесть, не меньше, и со всех сторон его окружали высокие стены. Дорожки уже проложили, а вдоль них высадили множество кустарников. Однако сразу бросалось в глаза, что работы по благоустройству еще не закончены: некоторые участки были затянуты линялой, неоднократно залатанной парусиной, дорожки покрыты жидкой грязью и изрыты колдобинами. Несмотря на плохую погоду, целые отряды садовников трудились вовсю. У дальней стены стояли два недостроенных павильона. У одного отсутствовала крыша. Зазор между ними загородили массивным деревянным забором.
– Когда завершатся работы, этот сад будет прекраснейшим в Лондоне, – объявил Милкот. – Проект мистера Ивлина. Жаль, что этот… неприятный инцидент произошел именно здесь.
– Где именно?
Милкот указал на павильон слева – тот, что без крыши.
– Желаете сразу пойти туда?
Милкот направился к дорожке, идущей параллельно боковой стене. На полпути он остановился и велел садовнику держаться подальше от этой части сада и передать то же самое другим слугам. Я оглянулся на фасад дома. На юго-западном углу в окне второго этажа я разглядел размытое белое пятно. Кто-то наблюдал за нами. Из-за стекла лицо искажалось и выглядело призрачным. Мы пошли дальше.
– Строителей я отослал, – произнес Милкот.
– Они прибыли после того, как обнаружили тело?
– Да. Они могли бы поработать в другом павильоне, но я рассудил: чем меньше посторонних людей вокруг, тем проще нам будет разобраться с этим делом.
– И много народу о нем знает?
– Кроме меня, только слуга, нашедший тело, по имени Мэтью Горс, и, разумеется, сам лорд Кларендон.
– Но остальным домочадцам наверняка любопытно, что стряслось.
– Я объявил, что на крыше работать опасно и пока не привезут новую черепицу, туда лучше не ходить. – Милкот нахмурился. – А еще я отправил записку, чтобы строителей на сегодня освободили от работы. Но долго держать всех в неведении не получится.
Павильон состоял из двух этажей и подвала, сверху по краям тянулась балюстрада. Хотя стена, обращенная в сторону сада, была из того же камня, что и особняк, боковую стену сложили из крошащихся красно-коричневых кирпичей, смотревшихся здесь весьма неуместно. У земли я заметил маленькое двойное окно в каменной раме, зарешеченное стальными прутьями.
Поднявшись по низкому крыльцу, Милкот отпер двойные двери. Я обернулся, высматривая лицо в окне.
– Нас кто-нибудь видит? – спросил Милкот.
– Кажется, из дома за нами кто-то наблюдал.
На секунду во взгляде Милкота мелькнула тревога, но он тут же взял себя в руки.
– Вы заметили человека? В каком окне?
– В крайнем правом, на втором этаже.
– Там личные покои его светлости. – Милкот улыбнулся и добродушно прибавил: – Лорд Кларендон, может, и стар, но он следит за всем, что происходит вокруг.
Милкот распахнул дверную створку ровно настолько, чтобы мы могли пройти внутрь. Я очутился в комнате с кирпичными стенами, на которых до сих пор уцелели островки старой штукатурки. Свет проникал внутрь через два высоких окна, одно смотрело на дом, а второе, в соседней стене, – на другой павильон в противоположном углу сада. На каменных плитах пола время оставило свой след в виде неровностей и пятен. В углу высилась гора досок и только что обтесанного камня. В воздухе ощущался пронизывающий холод.
– Тело внизу, на кухне, – пояснил Милкот, закрывая за нами дверь и задвигая засов. – Прошу за мной.
В стене слева обнаружилась дверь, ведущая в переднюю. Я обратил внимание на лестницу с истертыми ступенями и посмотрел вверх.
– Куда ведет эта лестница?
– В хозяйские покои. А оттуда – на смотровую площадку.
Следом за Милкотом я спустился в подвал. Он оказался того же размера, что и верхнее помещение, однако гораздо сумрачнее: два зарешеченных оконца были совсем малы и располагались под самым потолком. На кухне стоял большой очаг, а рядом с ним – две печи. Мебель отсутствовала, если не считать деревянной конструкции в углу, рядом с которой лежала гора шестов, предназначенных для возведения лесов. Непонятное сооружение почти упиралось в цилиндрический свод.
– Тело здесь, – произнес Милкот, указывая на пол перед пустым очагом.
На кирпичном островке лежала фигура, которую издали можно было принять за огромную кабанью гончую, греющуюся у огня. Тело накрыли лошадиной попоной.
Я шагнул к нему, но тут Милкот взял меня за локоть:
– Осторожно. Рядом колодец.
Впереди, примерно в футе от деревянного сооружения, я разглядел в полу деревянный диск около пяти-шести футов в диаметре. Крышка колодца была встроена в пол так, что я не сразу ее заметил.
– Я бы не советовал на нее вставать, – заметил Милкот. – На всякий случай.
Обойдя колодец, я присел на корточки возле трупа и откинул попону. Меня замутило. За прошедшие несколько лет мертвые тела мне приходилось видеть даже слишком часто. Во время чумы их сваливали прямо на улицах. Но я так и не привык к этому зрелищу.
Не оставалось никаких сомнений – передо мной Эдвард Олдерли. Его единственный глаз глядел на меня. Лицо приобрело серый оттенок. Со времени нашей последней встречи его черты стали грубее. В открытом рту виднелись почерневшие зубы. Олдерли лишился парика, его голую макушку покрывала щетина. На коже я заметил капельки воды.
Я потянул попону к себе, открывая тело до пояса, затем до колен. На полу рядом с телом лежала вынутая из ножен шпага. Острие сверкнуло в свете фонаря. Почерневшие от пребывания в воде кожаные ножны, свисавшие с пояса на двух тонких цепочках, запутались в ногах.
Как это часто бывает, смерть придала ему нелепый вид. Нахмурившись, я дотронулся до воротника Олдерли, потом до камзола.
– Он весь мокрый.
– Разве вам не сказали? – удивился Милкот. – Бедолага упал в колодец и утонул.
Я покосился на крышку.
– Как же он умудрился? Колодец закрыт.
– Утром он был открыт. Кто-то прислонил крышку к стене.
– Когда ее убрали?
– Работы закончились в субботу вечером. Видимо, крышку подняли после их окончания и до прихода слуги, который отпер дверь павильона. Это было рано утром.
– Возможно, этот человек в субботу зашел в павильон по какому-то делу, а строители, уходя, случайно его заперли, – предположил я.
– Может быть, но вряд ли, – пожал плечами Милкот. – Землемер, под руководством которого они трудятся, очень здравомыслящий, добросовестный человек. В субботу он был здесь, я видел его своими глазами. – Милкот запнулся. – Между нами говоря, пока не известно, возобновят работы или нет. Господин Хэксби весьма обеспокоен, да и немудрено: он ведь уже нанял строителей.
Я вздрогнул.
– Вы сказали Хэксби?
– Да. Это наш главный архитектор. Опытный человек с блестящими рекомендациями. – Милкот с любопытством взглянул на меня, и я понял, что не смог скрыть потрясения. – Я, конечно же, побеседую с ним, но даже не сомневаюсь, что перед уходом господин Хэксби убедился, что колодец закрыт и в павильоне нет ничего, представляющего опасность. У него есть свой ключ.
– Да, – произнес я. – Или я поговорю с ним сам. – Я попытался скрыть смятение, направив разговор в другое русло. – Кто узнал в утопленнике Олдерли?
– Я. С этим джентльменом меня связывало шапочное знакомство, к тому же он несколько раз посещал Кларендон-хаус. – Милкот помедлил. – Но я даже не подозревал, что он здесь. Ума не приложу, как Эдвард Олдерли оказался в павильоне.
Я собирался поподробнее расспросить о знакомстве Милкота с Олдерли, как вдруг у нас над головами раздался громкий стук. Мы принялись испуганно оглядываться, будто застигнутые на месте преступления. Звук отражался от стен, и гулкое эхо заполнило пустое пространство кухни.
Милкот вполголоса выругался. Он кинулся вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени. Я поспешил за ним. Милкот отпер дверь. Через щелку я заметил слугу.
– Господин Милкот, его светлость ждет вас у себя в покоях. А с ним – еще один джентльмен.
Старик сидел у окна, кутаясь в стеганый халат. Перебинтованные ноги покоились на мягкой скамеечке. По пути наверх Милкот объяснил, что Кларендон страдает от подагры, и мучения его так велики, что ступени лестниц в особняке сделали почти плоскими, чтобы хозяину было как можно проще по ним подниматься.
В камине вовсю пылал огонь, и в комнате царила удушающая жара. После великолепия парадной лестницы и внешних покоев я не ожидал, что кабинет его светлости окажется столь мал. Однако комната так и пестрела яркими красками. Чего здесь только не было: картины, скульптуры, ковры, фарфор, всевозможные диковинки и книги, очень много книг повсюду.
Королевский ордер лежал у Кларендона на коленях. Он настоял на том, чтобы изучить документ самолично, и даже поднес его к лившемуся из окна свету, будто сама бумага, на которой он написан, хранила какие-то секреты.
– Марвуд, – произнес лорд Кларендон. На вид он казался ровесником века, однако его голос звучал четко и твердо. – Кажется, в Лондоне работал печатник с такой фамилией? Насколько мне известно, ныне покойный.
– Да, милорд. Это мой отец.
О памяти Кларендона ходили легенды – так же, как и о его внимании к деталям. Его маленькие глазки окинули меня изучающим взглядом, но, к моему облегчению, развивать тему он не стал.
– Вы ведь служите в Уайтхолле?
– Я секретарь господина Уильямсона, работаю в «Газетт».
– Вы из «Газетт»? – Взгляд лорда Кларендона стал подозрительным. – Стало быть, вездесущий лорд Арлингтон и в это дело влез?
– Нет, милорд.
Рядом со мной послышался скрип: Милкот переступал с ноги на ногу.
– К вам обратился король? Или герцог?
– Нет, ордер мне выдал господин Чиффинч, и он же направил меня сюда.
Лорд Кларендон фыркнул:
– И часто ли Чиффинч дает вам поручения?
– Иногда… Я ведь еще служу секретарем в Совете красного сукна, где состоит господин Чиффинч.
– Нам прекрасно известно, что это значит, – язвительным тоном заметил Кларендон. – За государственное жалованье члены Совета и пальцем не шевельнут. Королю они служат, скажем так, менее официальным образом. Равно как и их секретари. – Лорд Кларендон поглядел на Милкота. – Ну что ж, Джордж. Мы, разумеется, должны помогать властям, то есть оказывать господину Марвуду всяческое содействие, насколько это в наших силах. Так Олдерли убит?
Милкот пожал плечами:
– Тело мы еще не осматривали, милорд, но трудно представить, чтобы он упал в колодец сам. Если в павильоне было темно, он, конечно, мог оступиться. Но как он вообще там оказался?
– Вы ведь его знаете? Как вы с ним повстречались? – Кларендон выдержал паузу и поглядел на Милкота.
У меня возникло ощущение, будто этим взглядом хозяин желал что-то сказать своему секретарю.
Милкот кашлянул:
– Я был немного знаком с ним несколько лет назад, милорд, когда дела Олдерли процветали.
– Вы имели в виду, до краха его отца. Свет не видывал такого коварного плута!
– Каков бы ни был его отец, тогда Эдвард Олдерли отнесся ко мне по-доброму. – Милкот снова прокашлялся. – Когда я встретил его несколько месяцев назад, его положение, увы, изменилось не в лучшую сторону. Кажется, Олдерли пытался приумножить то немногое, что осталось от его состояния, за карточным столом.
– Игроки – самые большие глупцы из всех представителей рода человеческого. – В тоне Кларендона прозвучали резкие нотки.
– Олдерли хотел взяться за ум. Он стремился поправить дела менее рискованными методами и обратился за помощью ко мне.
– И вы, как последний простофиля, одолжили ему денег?
– Да, милорд, немного. Ровно столько, чтобы он вернул самые срочные долги.
– Вы чересчур мягкосердечны, Джордж. Этих денег вам не видать как своих ушей.
«Милкот не просто мягкосердечен, – отметил я. – Этот человек до такой степени наивен, что поверил проходимцу вроде Эдварда Олдерли».
– Олдерли сказал мне, что хочет стать респектабельным человеком и поступить на службу, – продолжил Милкот. – Я обещал помочь ему найти место. Я бы обратился к вам, но я понимал, что вы даже слышать о нем не захотите.
– Значит, вы не совсем уж безнадежный олух. – Кларендон не улыбался, однако его голос зазвучал теплее. – И как же Олдерли попал сюда? Что он делал в павильоне?
– Не знаю.
– Милорд. – Я начал терять терпение. – Мне сказали, что единственный человек, кроме нас, кому известно о гибели Олдерли, – тот самый слуга, который сегодня утром отпер павильон и нашел тело.
Кларендон строго поглядел на меня. Он не жаловал тех, кто заговаривал с ним прежде, чем он сам к ним обращался.
– Для начала обсудим главные вопросы. Обещаете ли вы, что будете хранить эту историю в секрете? В такое сложное время я не могу позволить себе быть замешанным в скандале.
– Да, милорд.
– Если поползут слухи, я буду точно знать, кто виноват. – Лорд Кларендон не сводил с меня глаз. – Вам не нужен такой враг, как я.
Я решил, что не позволю ему меня запугать. У меня есть ордер от самого короля.
– Разрешите побеседовать с тем самым слугой.
– Разумеется. – Кларендон взглянул на Милкота. – Кто нашел тело?
– Горс, милорд.
– Не знаю такого. Велите, чтобы этого человека привели ко мне.
– К сожалению, его сейчас нет, – ответил Милкот и вполголоса прибавил, будто напоминая лорду Кларендону: – Траурные кольца.
– Возможно, вам известно, что месяц назад скончалась моя жена, – произнес Кларендон ровным, абсолютно бесстрастным тоном.
– Сегодня Горс раздает траурные кольца в память о ее светлости, – объяснил мне Милкот. – В основном ее бывшим протеже и знакомым. Ему предстоит объехать весь город. Думаю, раньше обеда его ждать не стоит. Точнее сказать не могу.
– Вы уверены, что этот Горс – надежный человек? – уточнил Кларендон.
– Полагаю, что да, милорд. Я знал его, когда он еще служил на прежнем месте. Это я рекомендовал Горса нашему мажордому.
– Хотелось бы разрешить эту загадку, – проговорил лорд Кларендон, по-прежнему не сводя с меня глаз. – Вы меня понимаете? И ради короля, и ради моего личного блага. В моем доме можете проводить любые изыскания, какие сочтете нужным, однако только в сопровождении Милкота – и внутри, и снаружи.
Я кивнул:
– Как вам будет угодно, милорд.
– Моя покойная супруга любила этот павильон, – уже мягче прибавил лорд Кларендон. – В прежние времена там располагался банкетный зал, с которым у нее были связаны теплые воспоминания о юности. Я хотел снести павильон и выстроить на его месте новый, в том же стиле, что и особняк. Но жена умоляла меня не трогать павильон, и в конце концов я согласился его сохранить – во всяком случае, частично. Однако я настоял на том, чтобы павильон реконструировали: он ведь должен сочетаться с домом и садом. – Лорд Кларендон выдержал паузу, пристально глядя на меня. – Вы женаты, господин Марвуд?
Я покачал головой.
– Нет? Если когда-нибудь вступите в брак, то сами убедитесь, что семейная жизнь требует постоянных компромиссов.
Лорд Кларендон умолк, повернул голову и устремил взгляд в окно.
– Тело Олдерли обнаружили в колодце, милорд, – заметил я. – Он был частью старого здания?
– Да. – Лорд Кларендон снова повернулся ко мне. Отчего-то его глаза заблестели ярче. – Леди Кларендон питала особую слабость к здешней воде. Говорила, что даже в самый жаркий день она остается студеной, а ключ, питающий наш колодец, отличается исключительной чистотой. – Тон лорда Кларендона изменился, и я, сам не зная как, понял, что он взбешен. – Труп отравил колодец моей жены, Марвуд. Загрязнил чистый ключ. Передайте королю, что ради моей супруги я хочу избавиться от этой скверны.
Глава 11
И вот пришло время для худшей из моих обязанностей. Этого момента я боялся с самого начала. Мы с Милкотом вернулись в павильон, чтобы внимательно осмотреть тело. Я как мог откладывал эту малоприятную работу. Для начала я остановился у калитки в дальней стене сада. Она была частью временного частокола, установленного на месте, где позже будут садовые ворота. Калитка оказалась заперта на замок и на засов. Милкот сказал, что ею почти не пользуются, садовники и строители ходят здесь лишь изредка.
Затем я поднялся на второй этаж, чтобы осмотреть главный зал павильона. Здесь работы продвинулись дальше, чем внизу. Застекленные окна оказались заперты. Вверху лестницы я заметил дверь, ведущую на смотровую площадку. Она тоже была заперта на замок и засов.
Наконец стало ясно, что нельзя и дальше откладывать неизбежное. В подвале мы с Милкотом сняли с Эдварда Олдерли верхнюю одежду. Даже вдвоем ворочать труп оказалось непросто. Олдерли был крупным мужчиной, отличавшимся избыточной полнотой, а с тех пор как я видел его в последний раз, он раздался вширь еще больше.
После событий прошедшего года доскональный осмотр трупов и близкое соприкосновение со смертью и ее последствиями должны были бы даваться мне легче. Но привычка еще не помогла мне зачерстветь и побороть брезгливость. Возможно, этого не произойдет никогда.
– Как Горс догадался, что в колодце человек? – спросил я, когда мы вытаскивали руки Олдерли из рукавов.
– Крышка была убрана, – ответил Милкот. – А еще Горс споткнулся о шляпу Олдерли – она валялась на полу. Тогда он и сообразил заглянуть в колодец.
– Что ваш слуга делал в павильоне в столь ранний час? Он всегда приходит сюда в это время?
– Нет. Однако с утра должны были привезти известь, а господин Хэксби не мог прийти так рано. Я поручил Горсу принять доставку. Он вошел со стороны сада, отпер дверь и спустился в подвал, чтобы открыть окна. В павильоне сыро, и мы следим, чтобы помещение регулярно проветривалось. Внизу было еще темно, и Горс нес в руке фонарь.
Ноги трупа упали на каменный пол, и из утробы с длинным, протяжным звуком вырвались газы.
– Боже правый! – произнес Милкот. – Ну и работа! Неужели к подобным вещам можно привыкнуть?
– По всей вероятности, нет, – сердито бросил я.
Он что же, полагает, будто я с утра до вечера покойников ворочаю?
Я отметил, что стадия окоченения, через которую проходят все трупы, еще не наступила. Возможно, ее отсрочило пребывание в студеной колодезной воде. Если бы мы умели точно измерять временны́е этапы разложения, мы смогли бы определить, когда утонул Олдерли, – во всяком случае, приблизительно. Однако единственное, что нам известно: он утонул после того, как в субботу вечером Хэксби ушел вместе со строителями и запер павильон, и до того, как сегодня утром Мэтью Горс пришел отпереть павильон, чтобы туда занесли известь.
Я отогнал неприятную мысль о том, что есть и другой вариант: в субботу Кэт пришла сюда вместе с Хэксби, и Олдерли утонул прежде, чем они отправились домой.
Сапоги с трупа нам удалось снять только вдвоем: кожа набухла от воды. Даже тяжелый физический труд не помог мне согреться. Казалось, в подвале становилось все холоднее и холоднее. От колодезной воды стыли руки, вся моя одежда была забрызгана.
– У кого есть ключ? – выговорил я, отдуваясь, когда мы наконец обнажили ступни с нестрижеными ногтями, напоминавшими бледные когти.
Милкот зашвырнул сапог в угол.
– У господина Хэксби. У меня – я распоряжаюсь всеми ключами в хозяйстве. У его светлости, но он им не пользуется, он лежит под замком в его кабинете. И у мажордома – Горс наверняка взял ключ именно у него.
– А ключи от дома и сада?
– Они спрятаны за семью замками. После беспорядков вокруг дома мы соблюдаем предельную осторожность. Ночью по саду бродят мастифы, а сторожа каждый час устраивают обход. В доме глаз не смыкают два лакея, а в переднем дворе всю ночь горят фонари.
– Тогда как же Олдерли проник в павильон? – спросил я.
Милкот пожал плечами:
– Для меня это загадка. Хотя, может быть, он пришел днем, когда здесь трудились строители. А когда они запирали павильон, Олдерли был уже мертв.
Милкот рассуждал в том же направлении, что и я, и мои мысли снова обратились к Хэксби и Кэт. Повернувшись к Олдерли, я расстегнул ремень у него на животе. Стянуть с трупа бриджи оказалось почти так же трудно, как и сапоги.
Смерть придает человеку не только нелепый, но и жалкий вид. Когда мы раздели Олдерли до рубашки, он будто съежился и стал казаться уязвимым, точно малое дитя. Милкот поднял фонарь, и я постарался как можно более добросовестно осмотреть тело. На предплечьях и плечах я заметил царапины, да и на пальцах была содрана кожа. Вот они, мрачные свидетельства того, что утопающий барахтался в воде, со всех сторон окруженный лишь отвесными стенами колодца. Ощупывая голову, я заметил синяк на лбу.
Олдерли ударился, когда летел в колодец? Или на него кто-то напал раньше?
Присев на корточки, мы перевернули тело обратно на спину. Я решил заняться карманами. Милкот пристально следил за мной. У Олдерли был с собой кошелек с почти тридцатью шиллингами серебром и двумя фунтами золотом. Для большинства людей это целое состояние, но бедность – понятие относительное.
Еще я обнаружил кольцо с двумя ключами, один из почерневшей стали, с длинной шейкой, а второй намного меньше и изящнее: похоже, он был изготовлен из серебра, а его головку украшало ажурное кольцо – судя по всему, с монограммой. Я поднес второй ключ к свету, но буквы так переплетались друг с другом, а окружавший их орнамент был столь затейлив, что я даже не разобрал, сколько их, две или три.
Затем во внутреннем кармане я обнаружил пачку размокших бумаг. Я попытался разлепить листы, но бумага порвалась.
– Вы не могли бы дать мне мешочек или сумку? – спросил я.
– Что? – Милкот оторвал взгляд от имущества Олдерли. – Мешочек?
– Я заберу вещи покойного с собой. Мне нужно куда-нибудь их положить.
Милкот кивнул:
– Разумеется.
Он ушел и вернулся с мешочком на завязках из грубой холстины.
– Подойдет?
– Идеально.
Милкот открыл мешочек, вытряхнул на пол содержимое – около дюжины только что выкованных гвоздей – и протянул его мне. Я положил внутрь бумаги, ключи и деньги.
– Олдерли раньше жил в Холборне, в Барнабас-плейс, – произнес я. – Это огромный особняк, там можно разместить целую армию. Он до сих пор там обитал?
– Нет. Чтобы расплатиться с долгами, он был вынужден продать дом вместе с львиной долей обстановки. Однако Эдвард Олдерли по-прежнему владел частью дома неподалеку, там он и жил. На Фэрроу-лейн.
– Вы там бывали?
Милкот покачал головой:
– Мы встречались в таверне, или Олдерли приходил сюда. Он жаловался, что его квартира очень мала. К тому же часть дома была заложена, и Олдерли приходилось сдавать помещение плотнику. – Милкот печально улыбнулся. – Думаю, ему было стыдно. Олдерли не хотел, чтобы я видел, до какого жалкого состояния он опустился. По правде говоря, я не слишком хорошо его знал, однако мне было его жаль.
Я снова повернулся к телу. У Олдерли отвисла челюсть. Я взял шпагу. Это был тонкий клинок из хорошей стали. Вокруг рукоятки были обвязаны две шелковые ленты, одна красная, а другая синяя. Возможно, некая леди подарила их Олдерли в знак благосклонности. На клинке прямо под рукояткой был выгравирован какой-то рисунок. Я поднес шпагу к окну и узнал герб Олдерли – самка пеликана кормит птенцов.
– Это старинная шпага работы самого Клеменса Хорна, – произнес Милкот. Вытянув руку, он с почтением дотронулся до клинка – так влюбленный касается руки прекрасной дамы, принадлежащей другому. – Хорн – немецкий мастер, – продолжил он. – Должно быть, шпаге лет пятьдесят, но лучшего оружия вы не найдете.
– Я бы хотел заглянуть в колодец, – проговорил я.
Отойдя от трупа, я испытал глубокое облегчение. Мы с Милкотом подняли крышку и положили ее на пол. Она легко поддалась. В случае необходимости взрослый мужчина может открыть колодец без посторонней помощи. Или взрослая женщина.
Милкот присел на корточки на краю колодца и посветил фонарем в темную бездну. За пределами круга света было ничего не разглядеть. По моей просьбе Милкот принес веревку и привязал ее к кольцу в верхней части фонаря. Затем он спустил фонарь в колодец. Свет заплясал на гладко обтесанных камнях – шахта колодца оказалась выложена камнем, а не кирпичом.
Тут мне в голову пришла еще одна мысль, но я снова промолчал. По первому впечатлению Милкот мне понравился, но мы с ним служили разным господам.
Спускаясь все ниже и ниже, фонарь раскачивался и вертелся вокруг своей оси. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем фонарь наконец повис над водой.
– Господин Хэксби измерял глубину колодца, – заметил Милкот. – До уровня воды примерно сорок футов. Ну а до дна еще футов двадцать.
Я вспомнил синяки и царапины на теле Олдерли. Умел ли он плавать? Я представил, как он барахтается в воде, отчаянно пытаясь за что-нибудь ухватиться или нащупать опору, однако вокруг лишь гладко обтесанный камень. И все это время вода утягивала его на дно, не выпуская свою жертву из ледяных объятий.
Но сейчас не до подобных размышлений, и я воспользовался шансом отвлечься.
– Как вы достали тело?
Вопрос настолько очевидный, что мне стало стыдно: как же я не додумался до него раньше?
– Мы с Горсом воспользовались лебедкой. – Милкот указал свободной рукой на деревянную конструкцию, которую я с самого начала заметил в углу подвала за колодцем, рядом с горой деревянных шестов. – Это приспособление привезли каменщики. С его помощью они клали новый раствор между камнями в колодце. Горс спустился к воде и прицепил к поясу Олдерли пару крюков.
– Хладнокровия вашему слуге, похоже, не занимать, – заметил я. – Оно и к лучшему, иначе в колодец пришлось бы лезть мне.
– Осмелюсь предположить, что Горс видал зрелища и похуже, – ответил Милкот. – Он рассказывал мне, что некоторое время служил подмастерьем у мясника, но они с хозяином не сработались. Однако, прежде чем истек срок его договора, Горс наверняка перетаскал немало туш.
Фонарь покачивался в нескольких дюймах от черной маслянистой поверхности воды.
– Господи помилуй! – вскричал я. – Что это?
В воде мелькнуло что-то темное. В колодце плавало живое существо!
