Эндрю Тейлор
Королевская тайна
Глава 13
Во вторник, спустя шесть дней после встречи с лордом Арлингтоном, Кэтрин взяла наемный экипаж от Ковент-Гарден до Горинг-хауса. Со вчерашнего дня дождь лил не переставая. Обсуждая с влиятельным клиентом достойные апартаменты для монаршей птицы, Кэт не желала походить на мокрую крысу.
Лорд Арлингтон заставил ее ждать всего четверть часа. Когда госпожу Хэксби провели в кабинет его светлости, хозяин был там не один. За столом сидела также его супруга. Кэт сделала книксен сначала перед ней (ее светлость ответила чуть насмешливой улыбкой), а потом перед лордом Арлингтоном.
– И впрямь женщина! – воскликнула леди Арлингтон. – Дорогой, как необычно!
Супруг улыбнулся ей. В облике этой добродушной женщины чувствовалась порода. Отец леди Арлингтон – незаконнорожденный сын принца Морица Оранского, а ее сестра замужем за сыном герцога Ормонда. Брак Арлингтона считался весьма удачным: его светлость одновременно обзавелся и женой приятного нрава, и обширными полезными связями.
По кивку лорда Арлингтона Кэт развернула планы на столе. Супруги принялись их изучать. Ее светлость восторженно ахала, разглядывая набросок главного фасада с центральной аркой, ведущей во двор за основным зданием.
– Очень изящно! А до чего современный стиль! Может быть, нечто в этом же роде подойдет и нам для Юстона? Я имею в виду для конюшен?
– Для входа? – Арлингтон с задумчивым видом кивнул. – Пожалуй. Только масштабом покрупнее. – Он ткнул указательным пальцем в орнамент, украшавший арку. – И без лишних деталей. Однако сейчас речь не об этом. Ну и каково ваше мнение? Вопрос в том, будет ли довольна она?
– Кто? Мать или дочь?
– Обе.
– Мадам – мать и при этом женщина со вкусом. А дочь – маленькая девочка. Такой птичник приведет в восторг и ту и другую, хотя и по разным причинам. Так же как наш птичник одинаково по душе и мне, и Тате, вот только мне он нравится и сам по себе, и по той причине, что дочка его любит. А любит она его за то, что там живут курочки и он принадлежит ей. – Арлингтон поднял взгляд на Кэт. – У вас сейчас много работы?
– Не более, чем обычно, ваша светлость, – солгала она.
– Я бы хотел, чтобы вы составили полный развернутый план птичника с рисунками фасадов, списком необходимых строительных материалов и любыми примечаниями, какие сочтете нужными. Пожалуйста, излагайте все как можно подробнее и пишите не по-английски, а по-французски. Указания должны быть достаточно исчерпывающими, чтобы ими мог воспользоваться хороший строитель.
Леди Арлингтон кашлянула.
– Ваша светлость, может быть, следует показать чертежи доктору Рену?
– Не думаю. Мадам понравится, что проект целиком и полностью выполнен женщиной.
Теперь кашлянула Кэт. Она уже подумывала о вознаграждении.
– А к кому мне обращаться по… мелким рабочим вопросам? К господину Эбботу?
Повисла пауза. Леди Арлингтон бросила вопросительный взгляд на мужа.
– Нет, – ответил тот. – Практической стороной займется господин Горвин. Пишите ему в мою канцелярию. У вас наверняка много дел, госпожа Хэксби, так что не станем вас более задерживать. Всего доброго.
* * *
Ближе к вечеру дождь наконец прекратился, и небо на юге расчистилось: время от времени даже выглядывало солнце. Кэт работала в чертежном бюро одна. Бреннан отправился на Фенчерч-стрит, где они следили за возведением трех второразрядных домов: их надо было построить в соответствии с требованиями, недавно закрепленными в новых городских правилах. Работа была однообразной, но зато, как не уставал повторять Бреннан, клиент, неплохо зарабатывавший на жизнь импортом вин с Канарских островов, оплачивал все без лишних напоминаний. Тут Бреннан прозрачно намекал на некоторых высокородных клиентов, похоже считавших, что титул избавляет их от необходимости платить по счетам.
В отсутствие помощника Кэтрин витала в облаках, представляя, сколько возможностей откроется перед их чертежным бюро благодаря эффектному подарку лорда Арлингтона герцогине Орлеанской, Мадам. В каком-то смысле больше всего Кэт в этом проекте нравился именно размах: ее воображение не ограничивали ни финансовые рамки, ни общепринятые нормы, ни соображения практичности. Отказываться от смелых идей нет нужды.
Стоя за чертежной доской у окна, Кэтрин дала своему перу полную волю. Она с головой погрузилась в работу, а стопка чертежей все росла и росла.
Кэт не замечала ничего вокруг, и неожиданный стук в дверь застал ее врасплох: она даже не услышала шагов на лестнице. Открыв дверь, женщина увидела за порогом высокую фигуру господина ван Рибика. Сдернув с головы шляпу, голландец отвесил ей поклон. Кэтрин инстинктивно отступила на шаг и сделала книксен.
– Здравствуйте, сэр, – произнесла она, жалея, что Бреннана нет на месте. – Я…
– Простите за вторжение, мадам, – перебил ее ван Рибик. Голос у него был низкий и на удивление звучный. – Я случайно оказался поблизости от вашего бюро. Господин Фэншоу рассказывал мне, где оно находится.
Произнося эту речь, голландец вышел на середину помещения. Там он замер, оглядываясь по сторонам и даже не пытаясь скрыть любопытство.
– Чем могу быть вам полезна?
– Восхитительно! – Казалось, ван Рибик не услышал ее вопроса. – Сколько тут света и воздуха!
Он стал разглядывать три большие чертежные доски, два шкафа, где хранились планы крупных зданий, и полки, заполненные тяжелыми ящиками: они занимали всю стену и поднимались от пола до потолка. Запрокинув голову, ван Рибик поглядел на длинное узкое окно в потолке. Будто нарочно выбрав момент, солнце выглянуло из-за туч.
– Как у вас светло, мадам! Даже в зимний день.
– Нам часто приходится рисовать мелкие детали. Поэтому мы стараемся использовать дневной свет на всю катушку.
Голландец направился к ближайшему окну, возле которого стояла чертежная доска Кэт.
– А какой от вас открывается великолепный вид на лондонские крыши! – Незваный гость снова повернулся в ее сторону. Он смотрел на Кэт пристально, без улыбки. – Я сказал вам неправду.
– О чем? – резко спросила она.
– Мой визит к вам не совсем случаен. – Его взгляд скользнул по чертежной доске. – Что это у вас? Как интересно!
Голос ван Рибика оказывал на Кэт удивительное воздействие: что-то в ее душе отзывалось на его звуки – так бывает, когда один колокол отвечает на звон другого или две одинаково высокие ноты, сыгранные на лютне, в чарующем созвучии воспаряют в воздух, словно бы они никак не связаны с инструментом, из которого извлечены. Кэт почувствовала, как кровь приливает к щекам.
– Это всего лишь ранние наброски, сэр, не более того. – Ей вдруг захотелось произвести на гостя впечатление. – Лорд Арлингтон заказал у нас проект еще одного строения.
– Еще одного? Значит, вы уже проектировали для него здания? Даже не сомневаюсь, что у вас много клиентов при дворе. Господину Фэншоу повезло, что он сумел к вам пробиться.
– Мы принимаем самые разные заказы, – с важным видом ответила Кэтрин. – У нас рады любым клиентам, лишь бы они платили за наши услуги.
– А это… кажется, это новый птичник?
Голос ван Рибика прозвучал чуть насмешливо. Тут Кэт сообразила, что голландец, похоже, с самого начала знал, какую именно работу она выполняла для лорда Арлингтона, а значит, он не поленился навести справки. Но даже роскошнейший из птичников, спроектированный для венценосной особы, совсем не тот проект, каким можно хвастаться.
А между тем ее гость склонился над эскизами:
– Два фронтона, колонны… А здесь что? Ряд статуй? Арка? Мадам, да у вас получился не курятник, а настоящий дворец!
Вопреки здравому смыслу Кэтрин снова поддалась соблазну блеснуть перед ним своими достижениями.
– Именно так и задумано. Его светлость желает преподнести этот проект в подарок даме королевской крови.
– Ах вот оно что.
Голландец поднял голову и взглянул на Кэт с улыбкой. Некоторое время он стоял неподвижно и молча глядел на нее. Затем ван Рибик снова застал Кэтрин врасплох, сменив тему так же резко, как прежде взялся за нее:
– Конечно, вы меня почти не знаете, но, пожалуйста, позвольте обратиться к вам с приглашением. Помнится, в театре вы упомянули, что предпочитаете музыку пьесам.
– Да, сэр, – ответила Кэт. – Я очень люблю музыку.
Он глядел на нее так же пристально, как и на ее наброски.
– В таком случае у меня есть для вас предложение. Прошу меня извинить, ведь наше знакомство совсем недавнее, однако жизнь коротка, так зачем же тратить время попусту? Для меня будет большим удовольствием и честью завтра вечером отправиться вместе с вами в Остин-Фрайерс. Один мой друг обещал устроить для нас музыкальный вечер. Вы слышали о месье Грабю?
– Разумеется. Ведь его величество назначил этого человека мастером королевской музыки.
– Мой друг клянется, что Грабю будет играть для нас, – объявил ван Рибик. – Как вам, возможно, известно, обычно он не исполняет музыку в камерной обстановке. Не говоря уже о том, что из-за придворных обязанностей месье Грабю редко удается выкроить время для выступлений в узком кругу. Но мой друг недавно помог ему совершить одну выгодную сделку, и этот концерт – своего рода благодарность за оказанную услугу. – Голландец снова одарил Кэтрин обезоруживающе неотразимой улыбкой. – Надеюсь, увеселения подобного рода вам по вкусу? Составите мне компанию?
Глава 14
Сад перед домом на Слотер-стрит занимал узкое пространство и обладал вытянутой формой. В дальнем конце его располагались конюшня, свинарник и птичий двор. Лев Калибан пока жил в конюшне: чтобы устроить для него импровизированный вольер, внутри установили перегородку с двойной дверью. Первая, внешняя, была изготовлена из прочного дерева. А за ней скрывалась вторая, внутренняя, представлявшая собой решетку из металлических прутьев. Через нее желающие могли поглядеть на зверя. А еще на уровне глаз в перегородке было проделано окошко.
Будучи уже пожилым животным, лев тихонько поскуливал во сне. Его привезли из Африки в трюме корабля голландской Ост-Индской компании. К тому времени как зверя доставили в Англию, шкура его покрылась многочисленными язвами, постоянно сочившимися гноем и доставлявшими льву немало беспокойства.
Господин Фэншоу нанял смотрителя, широкоплечего губастого мужчину по фамилии Брокмор. Сейчас тот говорил хриплым шепотом, видимо полагая, что Мария его не слышит:
– Изучи повадки этих зверюг и делай с ними что хочешь. Они боятся огня и острых предметов. А так целыми днями жрут, срут и спят. Когда есть с кем, то сношаются. А до всего прочего им дела нет. Это вам не люди.
Брокмору помогал сын, скроенный по тем же лекалам, что и отец, только размером поменьше. Каждый день старший и младший Брокморы привозили на тачке дешевое мясо со смитфилдских скотобоен и скармливали его Калибану. После трапезы льва обычно клонило в сон, и смотрители пользовались моментом, чтобы хоть частично вымести из вольера помет, однако не забывали при этом о необходимых предосторожностях на случай, если хищник вдруг захочет на них кинуться. Отведенный Калибану закуток они вычищали полностью только раз или два в неделю.
Сначала господин Фэншоу ходил смотреть на льва по два-три раза в день. Иногда он брал с собой Марию. Девочка изображала благоговение и восхищение, не подавая вида, что лев ей отвратителен – более того, свирепый зверь ее разочаровал. От него исходило зловоние. Он лишился нескольких зубов. Грива свалялась. Калибан почти все время спал, а когда бодрствовал, то уныло бродил туда-сюда по своему вольеру, покачиваясь из стороны в сторону, будто перепил эля и теперь его не держали ноги. А еще он остервенело чесался, порой до крови.
Оживлялся лев только один раз в день – перед трапезой и во время нее. Смотреть, как он вгрызается в мясо, было неприятно, однако это зрелище безусловно впечатляло. В первые недели после того, как льва доставили на Слотер-стрит, в дом стекались желающие взглянуть на заморского хищника.
– Калибан – превосходный образчик берберийского льва, – вещал господин Фэншоу, с гордостью потирая руки. – Второго такого зверя не сыщется во всей Англии. Он один стоит всего Королевского зверинца в Тауэре.
С каждым очередным пересказом история прибытия льва в Лондон обрастала подробностями, и нападение Калибана на несчастного грузчика создало ему незаслуженную репутацию коварного, свирепого и кровожадного хищника. Ценность льва в глазах господина Фэншоу возросла, так же как и любопытство гостей, которым он демонстрировал свое новое приобретение.
А неприязнь Марии к этому зверю только усилилась, когда дед пожелал, чтобы она вышила изображение льва или хотя бы нечто, отдаленно на него похожее. Госпожа Эббот встретила эту идею с энтузиазмом, причем не только потому, что угождать господину Фэншоу было в их интересах.
– Найти такой экзотический образец для рукоделия – большая удача, – заявила мать. – Вышей его сверху. И пусть он будет крупнее, чем единорог. В твои годы я бы пришла в восторг от такой необычной задачи. Мало того, в качестве образца у тебя перед глазами настоящий живой лев!
По мнению Марии, единственное, что льву удавалось на славу, так это рычать. Случалось, Калибана было слышно не только в доме, но даже на улице. Эти мощные, угрожающие звуки одновременно и пугали, и вызывали приятное волнение. Но Мария не понимала, ради чего льву так надрывать глотку. Может, он надеется отыскать на чужбине друга?
* * *
Во вторник днем, когда дождь прекратился, Мария отправилась погулять. Ей не разрешали выходить в Сити одной, поэтому воздухом девочка дышала в саду, стараясь держаться подальше от конюшни, где Калибан, как всегда, погрузился в послеобеденный сон.
Тут-то Мария и наткнулась на Ханну. С тех пор как они вернулись на Слотер-стрит, Мария видела служанку только в зале, где все домочадцы собирались на общую молитву. Они случайно повстречались в центре сада, возле павильона, в котором погожими летними вечерами джентльмены пили вино, музицировали или играли в карты.
– Ну, наконец-то, – произнесла Ханна своим резким, лишенным всякой интонации голосом. – А я уж думала, никогда больше тебя не встречу.
Мария выдавила из себя улыбку:
– Как тебе работается на кухне?
Служанка была одета в ту же заляпанную одежду, которую носила на прежнем месте. Из-под чепца выбивались пряди волос. По лбу размазана какая-то грязь – похоже, что жир. В каждой руке по деревянному ведру с очистками для свиней.
– А сама как думаешь?
На Флит-стрит, в доме под знаком арапчонка, они с Марией были союзницами, объединившимися против сурового мира и особенно против господина и госпожи Эббот. В последние беспокойные месяцы, предшествовавшие смерти отчима, на новую одежду для Марии в семье денег не было, и, когда они с Ханной вместе бегали по поручениям, их даже принимали за сестер. Однако теперь благодаря заботам господина Фэншоу положение изменилось. Мария вдруг увидела себя глазами Ханны: аккуратная сложная прическа, новый плащ из добротного камлота, чисто умытое лицо.
Она шагнула было к этой новой Ханне, казавшейся ей незнакомкой, но потом остановилась.
– А что ты делаешь на кухне?
– Все, что другим неохота. Отскребаю жир со сковородок в судомойне. Выношу помои свиньям. Убираю в курятнике. А в свободное время только и гляжу, чтобы мужики не совали свои вонючие руки мне под юбку. Меня даже мальчишка на побегушках считает легкой добычей.
– Зато у тебя есть крыша над головой. Когда умер Эббот, матушка могла бы выгнать тебя на улицу.
Ханна наклонилась к Марии:
– Между прочим, мы с тобой договорились. Ты берешь меня в горничные, а я взамен…
– Я пыталась. Честное слово. Я просила у матушки разрешения взять тебя горничной.
«Ханну? – воскликнула госпожа Эббот. – Да ты никак ума лишилась! Из Ханны такая же горничная, как из свиньи твоего деда!»
– И что ответила твоя мать? – накинулась на Марию Ханна. – Говори!
«Пусть эта нахалка радуется тому, что у нее есть! Не голодает, живет в хорошем доме. Да и вообще, ты еще слишком мала, чтобы обзаводиться личной горничной. Дождись, когда найдем тебе мужа, пусть он за это удовольствие и платит».
– Матушка сказала… сказала, что мне пока еще рано думать о своей горничной. Извини.
Ханна приблизилась к ней вплотную, и Мария едва удержалась, чтобы не пуститься наутек.
– Я свое обещание выполнила, – проговорила служанка. – А теперь ты должна сдержать свое слово.
– Но я же пробовала, просто…
– Я ведь могу и к властям пойти, – произнесла Ханна с недоброй улыбкой, выставляя напоказ зазор между зубами: два зуба девушке выбил воришка, когда пытался на Флит-стрит вырвать у нее из рук корзину. – Дам против тебя эти… как их?.. показания. Расскажу, как ты убила Эббота.
– Я его не убивала! – заплакала Мария.
– Разве? А чья была кукла? Ты ведь еще волосы его сперва раздобыла и ногти тоже.
– Но это же ты их собрала, а не я!
– Под присягой я буду говорить совсем другое. Это ты зашила отчиму в матрас узелок. Ты желала ему смерти. – Ханна выдержала паузу, оценивая произведенный эффект. – За тобой пришлют солдат и возьмут тебя под стражу. Тебя обвинят в убийстве с помощью колдовства. Сама знаешь, что за это будет. – Ханна понизила голос. – Тебя вздернут, да так и оставят висеть, чтобы твой труп клевали вороны.
Глава 15
В среду с востока дул сильный, пробирающий до костей ветер. Около полудня я зашел за Горвином в канцелярию лорда Арлингтона. Мы быстро шагали по Кинг-стрит, придерживая шляпы, чтобы их не сдуло с наших голов. «Топор» располагался на западной стороне улицы. Как только мы нашли свободные места за столом, к нам тут же подскочил половой, и мы заказали себе обед.
– Я сказал его светлости, что мы договорились вместе пообедать, – тихо сообщил Горвин.
Меня охватила смутная тревога.
– И?..
– Арлингтон ответил: тем лучше. Он велел показать вам вот это.
Порывшись в кармане, приятель вытащил письмо и протянул его мне. Оно было отправлено на адрес канцелярии лорда Арлингтона в Уайтхолле и адресовано лично господину Горвину, затейливый почерк изобиловал завитушками. Я развернул послание.
Первый день марта, 1670 год
Уважаемый сэр!
Господин Ричард Эббот из вашей канцелярии задолжал мне, и у меня есть договор о погашении долга, подписанный им и Вами. Подлинность Вашей подписи должным образом засвидетельствована, а также к документу прилагается расписка, в которой Вы берете на себя обязанности поручителя господина Эббота и гарантируете, что он целиком погасит свою задолженность. Назначенный срок окончательного расчета – первое число сего месяца, и я требую уплаты. Пени в размере десяти процентов в месяц начисляются ежедневно, а посему советую Вам не мешкать. Общая сумма долга – четыреста двадцать три фунта восемь шиллингов и девять пенсов. С трех часов дня меня можно найти по указанному ниже адресу. Договор с Вашей подписью будет передан Вам лишь при условии, что Вы заплатите всю сумму в полном объеме.
Ваш покорный слуга, Джеремайя Джонсон, магистр искусств.Таверна «Синий куст», что возле Стрэнда
Прочтя письмо дважды, я устремил вопросительный взгляд на сидевшего напротив Горвина.
Тот улыбнулся:
– Ужасно напыщенный тип, не правда ли?
– Вы действительно подписали договор?
– Разумеется, нет. Очевидно, Эббот подделал мою подпись. Чертов прохвост!
Я уже догадывался, к чему ведет Горвин, и такой оборот дела меня совсем не устраивал.
– Согласен, довольно странная история, но при чем же здесь я?
Я выдержал паузу, но мой собеседник молчал.
– Вы уверены, что не имеете к этому никакого отношения?
– Абсолютно. Ради всего святого, сэр, за кого вы меня принимаете? – В его голосе прозвучало негодование, но это еще ничего не значило: Горвин был умелым притворщиком. – Я бы не дал Эбботу и фартинга, не говоря уже о том, чтобы становиться его поручителем, когда он задолжал четыреста фунтов.
– А что, если этот Джонсон подделал не только вашу подпись, но и весь документ? – Однако я тут же ответил на собственный вопрос: – Нет, с его стороны это было бы очень глупо. Как вам кажется, до него уже дошла весть о кончине Эббота?
– Об этом я не думал. Может быть, и нет. – Горвин внимательно наблюдал за мной, оценивая мою реакцию. – Единственное, что мне известно наверняка: это письмо пришло сегодня утром. Я показал его лорду Арлингтону, и он посоветовал мне отправить к Джонсону вас.
– С какой стати? – Я сердито поглядел на Горвина. А впрочем, я ожидал чего-то подобного и возмущался больше для порядка. – Почему меня?
– Его светлость полагает, что вы с Эбботом были близкими друзьями.
– Если так, то лорда Арлингтона самым возмутительным образом ввели в заблуждение.
И похоже, виной тому не кто иной, как Горвин.
– Марвуд, вы же сами знаете: когда его светлости что-то втемяшится в голову, его не переубедить. К тому же в Уайтхолле нет никого, кто знал бы Эббота лучше, чем вы. Дело-то пустяковое. Единственное, что от вас требуется, – это сказать Джонсону, что подпись не моя, да и в любом случае Эббот мертв, так что долг он вернет, когда рак на горе свистнет. А если этот человек и дальше будет причинять нам беспокойство, предъявим ему какое-нибудь обвинение. Но, между нами говоря, милорд предпочел бы обойтись без крайних мер, чтобы не доставлять огорчения вдове Эббота. Вернее, чтобы не огорчать леди Арлингтон: в былые времена этих двух женщин связывала дружба, и ее светлость до сих пор испытывает теплые чувства к бедной госпоже Эббот.
Тут мальчик-слуга принес нам эль, и мы прервали разговор. Я не хотел тратить время на визит в «Синий куст» и малоприятную беседу с каким-то проходимцем, добывающим средства на пропитание хитростью и подлогом. Злоключения Эббота меня не касаются. К тому же мне совсем не понравилось, что лорд Арлингтон считает меня своим мальчишкой на побегушках, однако нечего было и надеяться его разубедить. Разумеется, господин Уильямсон будет недоволен, но перечить начальнику не осмелится.
– Кто такой этот Джонсон?
– Понятия не имею. – Как и любой человек, спихнувший неприятную обязанность на другого, Горвин сразу повеселел. – Магистр искусств – подумать только!
– Как бы то ни было, Джонсон игрок, причем играет он по-крупному.
– Нам это даже на руку, Марвуд. Посудите сами. Если Джонсон авантюрист, он наверняка понимает, как опасно для него переходить дорогу влиятельному человеку вроде лорда Арлингтона. Да и остальные ловкачи из «Синего куста» не скажут Джонсону спасибо за то, что по его милости их притон попал в поле зрения властей.
Нам подали обед. На мой вкус, говяжий фарш пересолили, а фасоль оказалась жесткой и волокнистой. Я отодвинул тарелку, почти не притронувшись к еде.
Горвин вздохнул:
– Марвуд, вовсе незачем делать из мухи слона.
Я пристально смотрел на него, пока он не отвел взгляд. Я был почти уверен, что Горвин ничего от меня не скрывает, хотя судить наверняка было трудно. Вот она, главная сложность выживания в Уайтхолле. Хорошо относиться к человеку – это одно, а доверять ему – совсем другое.
* * *
На первый взгляд переулок Блю-Буш ничем не отличался от других. Дорога, ведущая к таверне, была чисто выметена, сор убран, а само здание выглядело ухоженным. На первом этаже располагались лавки вполне респектабельного вида. Во время своего предыдущего визита я пришел сюда с компанией других клерков – будучи в подпитии, все как один готовы были забавы ради выбрасывать деньги на ветер.
Я шагнул через порог. Коридор вел прямиком в большую гостиную. Я специально пришел пораньше, однако в комнате уже горели свечи, а в камине вовсю пылал огонь.
В дверях я замер в нерешительности. Ко мне подошел высокий мужчина с огромным животом, обтянутым передником, и осведомился, что я буду пить. Заметив на моей щеке шрамы, он склонил голову набок, чтобы рассмотреть их повнимательнее.
– Я к господину Джонсону, – сообщил я.
Прищурившись, толстяк оглядел меня с головы до ног, будто покупатель, оценивающий лошадь на ярмарке.
– К господину Джонсону, ваша милость? – Я уловил в его речи легкий ирландский акцент. – По делу или с дружеским визитом?
– По делу. Он ждет меня.
– Как вас представить, сэр?
– Мое имя ему ни о чем не скажет. Но дело касается господина Эббота.
Повисла пауза. У моего собеседника было одно из тех гладких, с правильными чертами лиц, которые создают обманчивое впечатление добродушия.
– Вот как?
Похоже, новость о кончине Эббота еще не дошла до «Синего куста».
– Возможно, вы знакомы с этим джентльменом?
Мужчина неопределенно покачал головой: его ответ вполне можно было истолковать и как положительный, и как отрицательный. Жестом подозвав мальчика, он наклонился и что-то шепнул ему на ухо. Паренек вприпрыжку кинулся вверх по лестнице.
– Ежели хотите отдохнуть, присаживайтесь, – предложил толстяк, указывая на скамью у стены. – А коли не желаете сидеть, можете и постоять. Как вам будет угодно.
Он отошел на несколько шагов, показывая, что не намерен вступать со мной в разговор, но при этом давая понять, что глаз с меня не спускает. Прислонившись к обшитой деревянными панелями стене, ирландец принялся ногтем ковырять между зубами.
Потолок в гостиной был низкий. Комнату целиком заполнял дым, идущий и от камина, и от трубок гостей. Посетители по двое, по трое сидели за длинным столом. Все пили. Несколько человек читали газеты или беседовали, но большинство играли в кости и карты. В основном ставки были скромными: на столе лежали горки серебряных и медных монет, лишь кое-где поблескивало золото. Видимо, игра, приносившая заведению основной доход, шла этажом выше.
Мальчик с громким топотом сбежал вниз по ступенькам и направился к мужчине в переднике. Я сделал вид, будто их разговор ничуть меня не интересует. Наконец швейцар, или что там за должность занимал толстяк в этом заведении, подошел ко мне и сказал, что мальчик отведет меня наверх, к господину Джонсону.
– В другой раз приходите к нам отдохнуть, ваша милость, – неожиданно доброжелательным тоном прибавил он, обводя широким жестом игроков, склонившихся кто над картами, кто над костями. – Приятно проведете время. Ручаюсь вам, у нас в заведении все по-честному, никакого мухлежа. Я своими глазами видел, как некоторые джентльмены за одну ночь выигрывали целое состояние.
Я не ответил. Мальчик провел меня наверх, в сумрачный коридор со множеством закрытых дверей. Паренек постучал в одну из них, и чей-то голос изнутри велел нам заходить.
Я очутился в узкой, плохо освещенной комнате с единственным окном в дальней стене. Какой-то мужчина встал с кресла и отвесил мне поклон. Он был маленького роста, а из-за сгорбленных плеч, на которых словно бы лежал невидимый груз, казался еще ниже. Его шея была вытянута вперед, а голова опущена. Мужчина был одет в камзол из бордовой ткани, закапанной воском.
– К вашим услугам, сэр, – произнес он высоким тоненьким голоском. – Я Джонсон. С кем имею честь?
– Джеймс Марвуд, – представился я. – Меня прислали из канцелярии лорда Арлингтона.
– Прекрасно. Как поживает его светлость?
– Не знаю. Я пришел по поводу господина Эббота.
– Проходите, сэр, давайте присядем. Желаете вина?
Я ответил отказом. Мы расположились у камина за столом, вокруг которого стояли четыре стула. Джонсон отодвинул в сторону ящичек с костями и две колоды карт.
– Господин Горвин показал мне письмо, которое вы ему отправили, – вполголоса начал я. – Речь в нем шла о господине Эбботе.
– Действительно, – подтвердил Джонсон: он говорил так же тихо, как и я. – Господин Эббот задолжал мне, а господин Горвин – его поручитель. Даже не сомневаюсь, что он прислал вас, чтобы вы заплатили долг от его имени.
Джонсон подался вперед и окинул меня цепким взглядом. Кажется, пытался сообразить, принес ли я деньги. Четыреста фунтов – сумма крупная, и носить ее с собой незаметно трудновато, ведь золотые монеты весят немало.
Теперь лицо Джонсона оказалось в круге света, падающего от свечи. Мне в первый раз представился шанс рассмотреть этого человека как следует. Редкие седые волосы спадали до плеч. На щеках тут и там проступали сосуды и красновато-лиловые пятна примерно того же оттенка, что и камзол Джонсона. Судя по щетине, он давно не брился. Глаза у него оказались большие, блестящие и влажные: они напомнили мне выброшенных на берег морских моллюсков, еще шевелящихся в лужице воды.
– В своем письме вы утверждаете, что господин Эббот должен вам денег…
– Господь свидетель, сэр, так оно и есть – четыреста дв…
– И господин Эббот должен был расплатиться с вами до конца месяца…
– Если быть точным, до полуночи понедельника, сэр.
– А господин Горвин выступил поручителем и подписал соответствующий договор.
Джонсон достал из кармана лист бумаги и разложил его на столе между нами. Он придерживал документ рукой, однако бо́льшую часть текста я разобрал, в том числе и дополнение внизу, под которым стояла подпись «Дадли Горвин». Рядом расписались два свидетеля, одного из которых звали Томас Коннолли.
– Как видите, сэр, документ составлен и подписан должным образом, к тому же при свидетелях. Одного из них вы наверняка видели внизу – это Томас, наш швейцар. А второй джентльмен – постоянный посетитель, любитель раскинуть кости.
– Нет, это не подпись господина Горвина, – возразил я. – К тому же дополнение написано не его рукой. Видите ли, мне прекрасно знаком почерк этого человека: он мой сослуживец. – Я показал Джонсону бумагу, которую дал мне Горвин. – Вот как на самом деле выглядит его подпись.
– Однако вы должны признать, сэр, что подпись под дополнением очень похожа на ваш образец. – Джонсон потянулся ко мне и с доверительным видом положил руку на предплечье. – А если вам кажется, что вы заметили мелкие отличия, тому может быть много причин. Возможно, господин Горвин подписывал документ при свечах, или ночь была холодной и его рука дрогнула, или же перо нуждалось в очинке, так что ничего удивительного…
– Господин Эббот мертв, – объявил я, повышая голос.
Джонсон уставился на меня во все глаза. Я готов был поклясться, что новость его оглушила.
– Неужели вы не слышали? Господин Эббот скончался на прошлой неделе, не оставив ничего, кроме долгов. Не станете же вы требовать деньги с покойника, так что покончим на этом.
– Вы лжете, – слабым голосом выговорил Джонсон, и его пальцы выпустили мою руку. – То есть… Простите, сэр, у меня и в мыслях нет ставить под сомнение вашу честность. Уверен, вы просто ошиблись. Когда я в последний раз видел господина Эббота, он…
– Если не верите мне – сходите к нему на квартиру. Эббот жил в доме под вывеской с изображением арапчонка возле Темпл-Бар. Или, если так для вас будет убедительнее, спросите кого угодно в Уайтхолле. Болезнь сразила Эббота внезапно и унесла его жизнь всего за пару дней.
– Господи Боже! – воскликнул Джонсон: от неожиданности в нем вдруг проснулась набожность. – Воистину, ни один человек не ведает, когда за ним придет ангел смерти.
