Во второй половине дня я трудился в канцелярии господина Уильямсона в Скотленд-Ярде. Лорд Арлингтон был государственным секретарем, а Уильямсон – его заместителем. Кабинеты в Скотленд-Ярде он использовал как для того, чтобы управлять оттуда изданием правительственной газеты, «Лондон газетт», так и для сбора важных сведений.
Пасмурное осеннее небо, и до этого имевшее пепельный оттенок, постепенно темнело. Я читал письмо от информатора, однако его почерк оказался ужасно неразборчивым. Мои мысли снова обратились к Кэт. Я не влюблен в нее, но должен признаться, что за годы знакомства помимо воли проникся к этой женщине симпатией. Волею судеб нам вместе довелось преодолеть немало трудностей и опасностей, и в тяжелые времена мы привыкли полагаться друг на друга. Я чувствую определенную долю ответственности за благополучие Кэт, ведь она одинокая, беззащитная вдова. Стоит мне увидеть госпожу Хэксби с мужчинами вроде лорда Арлингтона или даже ван Рибика, и меня охватывает естественное, весьма похвальное желание оградить ее от них.
Не успел я прийти к этому обнадеживающему выводу, как мальчик, который служит у нас в конторе на побегушках, явился зажигать свечи. Выполнив свою задачу, паренек поспешил прочь, едва не врезавшись в дверях в самого господина Уильямсона.
– С каждым днем этот мальчишка становится все неповоротливее, – недовольно проворчал мой патрон. – Марвуд, можно вас на пару слов? И возьмите свечу.
Пройдя вслед за Уильямсоном в его личный кабинет, я закрыл дверь. Начальник жестом велел мне поставить свечу на стол. Огонек покачивался в сумерках, а тени в углах сгустились еще больше.
– Нынче утром вы долго отсутствовали.
– Как вы и хотели, сэр, я отнес докладную записку о Дувре в Горинг-хаус. Однако его светлость был занят, и мне пришлось ждать.
Лицо Уильямсона не отличалось выразительностью, но даже при тусклом освещении мне показалось, что он неодобрительно поджал губы. Мой патрон не любил, когда кто-то понапрасну тратил его время или время его подчиненных.
– Значит, его светлость был занят важными делами?
– Лорд Арлингтон хочет перестроить по новому проекту птичник госпожи Изабеллы, – ответил я, воспользовавшись шансом увести разговор в сторону от моей собственной персоны. – И конюшни в Юстон-холле.
– И кто же разрабатывает для него проекты?
– В основном госпожа Хэксби.
– Его светлость оказывает ей покровительство?
– Лорд Арлингтон доволен ее работой, сэр, – сухо ответил я. – И его дочь тоже, а для его светлости очень важно порадовать малютку. Раз уж госпожа Хэксби пришла осматривать птичник, лорд Арлингтон заодно попросил ее взглянуть на планы конюшен. А пока они обсуждали эти проекты, прибыл доктор Рен.
– Что за странный интерес к зданиям! – заметил господин Уильямсон. – Все это прекрасно, Марвуд, но про настоящую работу тоже забывать нельзя – она сама себя не сделает.
Когда я покинул Уайтхолл, уже окончательно стемнело. Заиндевевшая земля была твердой как камень. Я пешком направился к своему дому в Савое.
Приближаясь к ярко освещенной Новой бирже на Стрэнде, я заметил в тридцати ярдах от себя знакомую коренастую фигуру. Да это же Ричард Эббот! Ничего необычного в этой встрече не было – я случайно натыкался на него каждую неделю, ведь Эббот жил где-то на Флит-стрит и по дороге в Уайтхолл и обратно всегда проходил мимо ворот, ведущих со Стрэнда в Савой.
У Эббота была весьма своеобразная походка: нос задран кверху, спина идеально прямая – настолько, что иногда казалось, будто он бросает вызов законам природы и при ходьбе прогибается не вперед, а назад. А носки туфель Эббота смотрели в разные стороны – среди людей подобное строение ног редкость, зато среди уток это обычное явление.
Рядом с моим бывшим сослуживцем шел еще один мужчина, намного выше его. Подстраиваясь под Эббота, он старался шагать не слишком широко. Вот они остановились возле витрины лавки. В это заведение наведывались только зажиточные покупатели: там продавали ост-индский фарфор, расписанный в Голландии. Оба повернули голову и стали разглядывать выставленные товары. Спутника Эббота я успел разглядеть лишь мельком, к тому же освещение было скудным. Я заметил только, что у этого мужчины вытянутое лошадиное лицо и крупный нос. На поясе у него висела шпага, да и держался он как человек из общества. В его облике было что-то знакомое, но я никак не мог сообразить, кого же он мне напоминает.
Не желая встречи с ними, я замедлил шаг. Вскоре оба отошли от Новой биржи, пересекли Стрэнд и, оказавшись на северной стороне, скрылись в переулке Блю-Буш[1].
Кроме одноименной таверны, зайти в этом переулке было некуда. Я, помнится, как-то ходил туда с друзьями вскоре после того, как поступил на службу в Уайтхолл, но с тех пор больше в «Синий куст» не заглядывал. Это заведение называлось таверной, поскольку там можно было и перекусить, и выпить, и повеселиться в дружеской компании. Но на самом деле в «Синий куст» приходили ради того, чтобы сразиться в кости или в карты, ради того, чтобы выиграть и проиграть деньги. В тот единственный вечер я в пьяном угаре спустил больше, чем мог себе позволить, и дал зарок, что отныне ноги моей там не будет. С тех пор до меня доходили слухи, что, когда в «Синем кусте» идет большая игра, внутри костей прячут тяжелые металлические винты и дают посетителям крапленые карты.
Эббот вел себя глупо, но, поскольку меня это никоим образом не касалось, я продолжил путь. Уже почти добравшись до дома, я вспомнил костяной диск, который Эббот сегодня утром обронил в кабинете лорда Арлингтона. И тут я понял, что на нем было изображено вовсе не дерево, а синий куст.
Господин Фэншоу сдержал свое обещание. На следующий день после их случайной встречи в Театре герцога Йоркского Кэт получила от него письмо: он предлагал ей проинспектировать новый склад в ближайшую среду в десять часов утра. В это время господин Фэншоу как раз прибудет в порт, чтобы проследить за разгрузкой корабля, которым владеет на паях.
Кэтрин ответила согласием, гадая, будет ли там также и господин ван Рибик. Получив это приглашение, она в преддверии встречи неоднократно вспоминала голландца. Ей пришлись по душе и его благовоспитанность, и манера вести беседу.
Дождя утром в среду не было, и Кэт пешком шла по Темз-стрит в сопровождении Бреннана.
– Вчера вечером я опять видел Марвуда, – нарочито небрежным тоном сообщил тот.
– Вот как? – Кэтрин надеялась, что ее собственный тон такой же скучающий. – И где?
– На том же самом месте – на углу Вер-стрит и Клэр-маркет.
– Если он долго там простоял, то наверняка вымок до нитки. Дождь вчера лил как из ведра. Пойдемте по Сент-Беннет-хилл, срежем угол.
Остаток пути они проделали молча. Не то чтобы Бреннан и Марвуд недолюбливали друг друга – их взаимная враждебность осталась в прошлом, – однако недоверие между ними сохранилось до сих пор. С начала года Бреннан снимал квартиру неподалеку от Вер-стрит. Он упоминал, что за прошедший месяц несколько раз видел там Марвуда. Кэт не нужно было гадать, для чего он посещает эту часть города. Вер-стрит находилась меньше чем в пяти минутах ходьбы от Театра герцога Йоркского на краю парка Линкольнс-Инн-Филдс. Там снимали комнаты многие актеры и актрисы.
Склад Фэншоу располагался в стороне, у одной из пристаней между Лондонским мостом и Тауэром, одобренной таможней для выгрузки грузов, в нескольких сотнях ярдов к востоку от пристани в Биллингсгейте. Новый склад стоял на том же месте, что и его предшественник. После Великого пожара 1666 года у Фэншоу была возможность отстроить склад на участке ниже по течению, за Тауэром: земля там стоила дешевле, а навигация была удобнее. Однако Фэншоу отказался.
– За стенами Сити безопаснее, – объяснял он Кэт. – Да и в здешних доках за порядком надзирают строже. К тому же вам ведь известно, каким товаром я торгую, и здесь места для него более чем достаточно.
Кэт и Бреннан повернули к реке. Слева высилось недостроенное здание таможни, над которым трудился Рен. При бледном свете зимнего солнца стены из кирпича и камня выглядели кричаще-яркими. Склад Фэншоу смотрелся намного скромнее: простое прямоугольное строение из кирпича с зарешеченными окошками в стенах высоко над землей. Но даже такое маленькое помещение Фэншоу не использовал целиком, благодаря чему мог позволить себе сдавать свободную площадь.
Вода в реке поднялась высоко. У причала стоял корабль, двухмачтовая бригантина с прямым парусным вооружением. Двери склада, ведущие к реке, были открыты, и на причале высились горы ящиков, бочек и тюков. Портовые грузчики носили товары на склад под пристальным взором кладовщика. Из-за прилива нужно было торопиться. Два таможенника уже прибыли: с ними беседовал сам Фэншоу. Ван Рибика нигде видно не было. Кэтрин одновременно почувствовала и облегчение, и разочарование.
Никем не замеченные, они с Бреннаном свернули на заканчивавшуюся тупиком дорожку, которая вела к дверям в стене склада, обращенной к суше. В это время года сюда почти не проникало солнце, и от сырости старая мостовая стала скользкой.
– Ах вот в чем дело, – произнесла Кэт, указывая на вытянутую лужу под стеной склада: вода явно натекла изнутри.
Часть ее просачивалась под запертые двери здания.
– Видно, сток забит, – задумчиво нахмурившись, предположил Бреннан. – А с нашим фундаментом все в порядке, и уклон земли мы тоже определили верно. Он включен в расчеты.
– Если сток старый, то вода по нему попадает не напрямую в реку, а в дренажную трубу, – стала рассуждать Кэт. – Я ведь права?
Бреннан кивнул:
– Готов биться об заклад, что загвоздка именно в этом. Здешние сточные воды наверняка попадают в реку через ту же систему, что и нечистоты с Флит-стрит. А значит, нашей вины тут нет.
Они вышли к пристани. За время их отсутствия общее настроение там изменилось. Отчего-то все умолкли. Моряки выстроились вдоль борта корабля. Грузчики стояли без дела. Все взгляды были прикованы к судну, на него же смотрели и Фэншоу с таможенниками. Заметив рядом с Фэншоу высокого мужчину, Кэтрин сразу оживилась. Ван Рибик все-таки пришел. Будто почувствовав ее присутствие, он обернулся. Кэт уже успела забыть, до чего же он высоченный. Голландец ничем не дал понять, что узнал ее.
Все собравшиеся на пристани следили за тем, как при помощи лебедки на берег выгружают какой-то огромный ящик. Он висел в воздухе в своеобразном гамаке из веревок и холстины. Между грубыми досками виднелись зазоры. Ящик раскачивался и вертелся в воздухе, медленно опускаясь на пристань.
Внезапно, когда груз уже почти касался земли, раздался треск рвущейся холстины. Ящик резко перекосило вбок. Угол выскользнул из «гамака» и с оглушительным треском ударился о каменную пристань. Присутствующие дружно ахнули. От удара доска с одной стороны отлетела. Стоявший рядом грузчик кинулся к ящику и попытался вставить ее на место.
Ван Рибик что-то прокричал и уже сорвался с места, собираясь вмешаться, но было поздно.
В прорехе что-то мелькнуло. Грузчик закричал и отпрянул с такой поспешностью, что упал и растянулся на спине. Из-под него по серому камню пристани растеклась кровавая лужа. Но поначалу на грузчика никто даже не взглянул. Все не сводили глаз с ящика. За оторвавшейся доской что-то двигалось.
Наружу, царапая когтями воздух, высунулась огромная лапа.
Наступила среда – день обязательного еженедельного визита Марии на Слотер-стрит. В этот раз мать не требовала, чтобы она непременно взяла с собой вышивку, дабы продемонстрировать свои успехи дедушке, господину Фэншоу. У Марии гора с плеч свалилась – вышивание она ненавидела почти так же сильно, как Эббота. Мать, сама будучи искусной рукодельницей, предъявляла к дочери высокие требования, а на этой неделе работа Марии, и в обычное-то время далекая от идеала, являла собой жалкое зрелище. Однако радость девочки омрачило то, что сегодня матушка вознамерилась ее сопровождать.
– С нами будет обедать твой дядя Хенрик. – Взглянув на дочь, она скорчила недовольную гримасу. – В гостях постарайся глядеть веселее. С такой унылой физиономией только на похороны ходить.
– Я не знала, что дядя Хенрик в Англии.
– Ты много чего не знаешь.
Когда они покидали свою квартиру в доме под знаком арапчонка, дверь перед ними открыла Ханна. Следуя за матерью, Мария пошла по коридору, ведущему к боковой двери дома на Флит-стрит. Перед тем как выйти на улицу, девочка обернулась. Ханна стояла на том же месте, глядя им вслед.
Больше девочки про куклу не говорили. Однако Мария сделала все в точности так, как велела служанка. Распороть шов на матрасе и пропихнуть куклу внутрь оказалось не так просто, как она ожидала. А зашивать дыру было еще труднее: нитка толстая, материал плотный и неподатливый, а шить такой большой иглой Мария не привыкла. И теперь у нее появился новый повод для тревог: вдруг кто-то заметит следы ее манипуляций с матрасом?
На Слотер-стрит мать с дочерью шли пешком, чтобы сэкономить деньги. Госпожа Эббот рассчитала время на дорогу, и они должны были прийти ровно за полчаса до обеда, который подадут в полдень. Во время пути Мария с матерью почти не разговаривали. Когда они добрались до Смитфилдского рынка, торговля уже почти закончилась и начали убирать заграждения. По площади медленно ехала повозка, запряженная волами, а рядом с ней шли несколько мужчин.
Мать ахнула и остановилась. Она пробормотала что-то по-голландски. Один из мужчин повернулся к ним и помахал рукой. Мария узнала высокую фигуру дяди Хенрика. Оставив своих спутников, он быстрой походкой направился к сестре и племяннице.
– Анна! – проговорил он, подойдя ближе. – И Мария с тобой! Вот так удачная встреча! Как поживаете?
– Все благополучно, – ответила матушка.
Он прижал ее к себе, и в ответ она обняла брата с теплотой, которую приберегала только для него одного. Повернувшись к Марии, дядя с улыбкой отвесил девочке шутливый поклон:
– К вашим услугам, маленькая госпожа.
Уставившись себе под ноги, Мария сделала книксен.
– Фэншоу пошел вперед, чтобы подготовиться к нашему прибытию, – продолжил дядя. Он говорил на голландском – так же, как и мать. – А я сказал, что буду сопровождать повозку: надо же составить льву компанию.
– Льву? – Матушка озадаченно нахмурилась. – Хенрик, что за шутки?
– Я вовсе не шучу. – Дядя указал на повозку, медленно катившуюся вперед, к Слотер-стрит. – Почти все утро мы наблюдали, как выгружают товары. Бо́льшую часть отнесли на склад, но Фэншоу пожелал, чтобы несколько предметов мебели сразу доставили на Смитфилдский рынок. И льва тоже прихватили. Вот он, в ящике сзади.
– Это еще что за причуды? Лично я ничего забавного во львах не нахожу.
– Что правда, то правда, сестра. Многие с тобой согласятся. На пристани от ящика оторвалась доска, и эта проклятая зверюга чуть не сбежала. К счастью, обошлось, зато он едва не отхватил руку грузчику.
– Тогда я бы предпочла, чтобы господин Фэншоу не тащил к себе в дом такого свирепого зверя.
Брат улыбнулся ей:
– Господин Фэншоу хочет показать льва всему свету. Сама знаешь, как он ведет себя, когда находит очередную диковинку. Точь-в-точь ребенок, забавляющийся с новой игрушкой.
Пока мать и дядя разговаривали, Мария наблюдала за ними. Их лица были очень похожи, особенно в профиль. Анну и Хенрика часто принимали за двойняшек, хотя на самом деле брат был на шесть лет моложе сестры, да и родились они от разных отцов. Иногда госпожа Эббот общалась с братом так, будто он все еще малое дитя. У Марии создавалось впечатление, что Хенрика ее матушка любит больше всех на свете. А может быть, он и вовсе единственный, к кому она испытывает любовь.
Хенрик предложил сестре руку, и они втроем пошли следом за повозкой.
– И где же господин Фэншоу собирается держать этого зверя? – спросила госпожа Эббот; она по-прежнему говорила на голландском.
– Он уже приготовил место на конюшне. Один капитан, с которым мы ведем дела, привез льва из Африки, а я организовал доставку из Амстердама в Лондон.
Они шли между загонами для овец. Мать и дядя шагали впереди и беседовали, а Мария следовала за ними, пытаясь разобрать, что они обсуждают. Сама она говорила по-голландски вполне сносно, но не бегло, поскольку почти все детство провела в Англии. И все же звуки голландской речи были привычны ее уху, и девочка довольно-таки хорошо ее понимала. Но до нее долетали только обрывки разговора.
– Ты видел моего мужа? – поинтересовалась матушка.
– Позапрошлой ночью… – Что Хенрик сказал дальше, Мария не расслышала. Кажется, что-то про синий куст.
Госпожа Эббот издала резкий звук, напоминающий лай, – для нее это было равносильно смеху. Однако похоже, ей было совсем не весело. Дядя прибавил что-то еще, но понизил при этом голос.
Повозка сворачивала в узкий переулок, ведущий к конюшне господина Фэншоу, расположенной в дальней части сада. Левое колесо ее зацепилось за выступающий край большой прямоугольной каменной плиты на углу Слотер-стрит. Поверхность камня крест-накрест пересекали желоба. Дед рассказывал, что в стародавние времена на этом камне убивали зверей, а желоба нужны были для того, чтобы по ним стекала кровь. Потому улицу и назвали Слотер-стрит[2].
Кучер беспощадно хлестал ревущих волов, пока те мощным рывком не перетащили повозку через препятствие. Дернувшись, она с грохотом перевалила на другую сторону. Из ящика донесся утробный рев, и на секунду все резко притихли. Не удержавшись, Мария вскрикнула.
Дядя ван Рибик с улыбкой взглянул на племянницу:
– Наш лев разворчался не на шутку.
Двадцать первого февраля Кэт во второй раз получила послание от лорда Арлингтона: его светлость снова желал, чтобы она нанесла ему визит. В Горинг-хаус Кэтрин прибыла к назначенному времени, ровно в два пополудни, однако ей пришлось ждать в приемной. Милорд заставил госпожу Хэксби пробыть там почти час. Когда Эббот наконец провел Кэт в кабинет, Арлингтон стоял, низко склонившись над письменным столом. Он изучал новую пачку чертежей. При появлении посетительницы милорд даже не поднял головы.
Эббот так и оставил госпожу Хэксби посреди комнаты, а сам уселся за столик в дальнем углу от камина. Не дожидаясь приглашения, Кэт подошла к столу Арлингтона ближе. Она почти сразу же узнала чертежи, выполненные ее собственной рукой: над этими предварительными планами и рисунками фасадов для птичника Таты она работала почти два года назад. У Кэт упало сердце. Неужели в конструкции обнаружен изъян? Перед мысленным взором тут же предстала картина: за прошедшие несколько месяцев тяжелый снег на крыше создал чрезмерную нагрузку, на которую постройка не рассчитана, и в результате балки…
Арлингтон поднял взгляд:
– Добрый день, госпожа Хэксби. – Отвесив ей дежурный поклон, он широким жестом обвел бумаги. – Я снова изучал ваши чертежи.
– Что-то не так, ваша светлость?
– Вовсе нет, напротив. – Милорд потер черный пластырь на носу: эта привычка стала его второй натурой, и он перестал ее замечать. – Хочу, чтобы вы спроектировали для меня еще один птичник, только намного больше и с роскошным убранством.
– В Юстон-холле?
– Нет. – Арлингтон с улыбкой вскинул указательный палец: отчего-то он был явно доволен собой. – Я выбрал для него совсем другое место. И сам проект, и, может быть, даже возведенное по нему здание будут моим подарком, знаком высочайшего уважения и восхищения. – Его светлость выдержал паузу. Он перевел взгляд с Кэт на каминную доску, однако госпоже Хэксби показалось, что мыслями ее собеседник витает где-то далеко. – Может быть, нам следует сделать птичник двойным – и ради симметрии, и для того, чтобы разные виды птиц были отделены друг от друга. А между двумя корпусами будет арка, ведущая в просторный двор, где пернатые смогут гулять в полной безопасности. И как я уже сказал, весь комплекс должен быть надлежащим образом украшен.
Арлингтон умолк. Возведя взор к потолку, он улыбнулся, будто увидел там что-то приятное.
– Надлежащим образом для чего, сэр? – уточнила Кэт.
– Не для чего, госпожа Хэксби, а для кого. – Арлингтон снова посмотрел на нее. Он больше не улыбался. – Пусть птичник будет подарком, достойным принцессы крови.
Со дня нашей последней встречи с Эбботом прошло почти две недели. Я снова увидел его двадцать третьего февраля, в среду, около трех часов дня. Я возвращался из Скотленд-Ярда в свой дом в Савое. В тот день было сыро и туманно. Свежий снег превратился в слякоть. На улицах было многолюдно. Несмотря на пасмурное небо и грязь под ногами, в такую погоду добираться до места назначения пешком значительно быстрее, чем ехать в наемном экипаже, да и отыскать свободного извозчика та еще задача.
Я стоял на северной стороне Стрэнда, вместе с другими пешеходами дожидаясь возможности перейти улицу. Вдруг рядом со мной кто-то резко и шумно втянул в себя воздух. Я обернулся и увидел его.
Секунду Эббот смотрел на меня застывшим взглядом, как будто не узнавая. От переулка Блю-Буш нас отделяло ярдов двадцать, не больше, и я предположил, что мой бывший сослуживец как раз возвращается оттуда. Должно быть, Эббот увидел меня первым и хотел потихоньку улизнуть, прежде чем я его замечу.
Когда он сообразил, что отступать уже поздно, на смену неподвижной маске пришла сконфуженная улыбка. Схватив меня за руку, Эббот так горячо меня поприветствовал, будто мы с ним были лучшими друзьями. Стоило ему подойти ближе, и в нос мне ударил запах перегара.
Среди экипажей образовался просвет, и толпа прохожих хлынула на Стрэнд, неся нас по течению, будто два прутика в быстрой реке. Эббот споткнулся и врезался в меня. Не поддержи я его, он бы упал. Только тогда я понял, как сильно он пьян.
На другой стороне улицы Эббот, тяжело дыша, прислонился к стене. Он не выпускал мою руку.
– Хорошо поужинали, сэр? – осведомился я.
– Поужинал?.. Не помню. – Он говорил громче, чем обычно, и его речь звучала невнятно. – Однако вино точно было, Марвуд, уж поверьте мне на слово. Без выпивки не обошлось, Богом клянусь. – Слова слетали с его языка почти без пауз, отчего казалось, будто они сталкиваются друг с другом. – Ох и славно мы потрясли стакан с игральными костями! Сначала леди Фортуна мне благоволила, но, черт подери, разве от этой шлюхи дождешься постоянства?
Эббот издал невеселый смешок. Вдруг выражение его лица изменилось. Он отвернулся, и его обильно вырвало на стену, а после небольшой паузы – еще раз. Между рвотными потугами он бормотал ругательства.
Когда Эббота перестало выворачивать наизнанку, я спросил:
– Его светлости сегодня еще требуются ваши услуги?
Лорд Арлингтон строг с теми, кто ему служит. Его люди трудятся в поте лице. К тому же он много лет провел при испанском дворе и с тех пор высоко ценил чувство собственного достоинства, не дозволяя представать в постыдном виде ни себе, ни подчиненным, которых считал кем-то вроде своих представителей. В нынешнем, отнюдь не красящем его состоянии Эббот наверняка изрядно себе навредит, если сумеет доплестись до Горинг-хауса или кабинета Арлингтона в Уайтхолле.
Эббот вытер губы краем плаща.
– Пускай его светлость провалится ко всем чертям! И все остальные тоже! Особенно тот проходимец, с которым я играл. Кстати, может, пропустим вместе по бокальчику вина?
– Думаю, вам лучше пойти домой.
Эббот как будто не услышал меня. Он моргнул и вдруг расплылся в хитрой ухмылке:
– А за вином сыграем во что-нибудь. Как вы на это смотрите? Только не в кости – они меня сегодня не любят. Давайте в карты! Это совсем другое дело.
– На сегодня с вас игр довольно.
Эббот похлопал меня по плечу, и на секунду вновь дала себя знать его привычка разговаривать свысока.
– Вот я всегда утверждал, что вы, Марвуд, вообще-то, малый неплохой. Но есть у вас один недостаток: уж больно вы серьезны. Абсолютно безвозмездно дам вам совет, друг мой, – вы человек умный, поймете с полуслова, – в Уайтхолле вы карьеры не сделаете, если не научитесь пить как джентльмен.
Эббот протяжно рыгнул, и я отпрянул, боясь, что его опять замутит.
А мой бывший сослуживец снова погрузился в уныние.
– Мне теперь одна дорога – к дьяволу, – доверительным тоном сообщил он, вцепившись в мою руку и тяжело опираясь на меня. Его губы дрожали. – А ведь я не виноват, Марвуд. Клянусь, не виноват. Просто не повезло, только и всего! – Он обратил взор к небу, вернее, к скату крыши. – Господь милосердный! Избави меня от злых людей!
С этими словами он сполз по стене и разразился рыданиями. Некоторые прохожие бросали на нас любопытные взгляды. Я подосадовал на несчастливое стечение обстоятельств. Окажись я на Стрэнде чуть раньше или чуть позже, я мог бы и вовсе избежать встречи с Эбботом. Но раз уж так вышло, я никак не могу бросить его одного, ведь иначе его окружат пристальным вниманием бродяги, забияки и воры. Не пройдет и пятнадцати минут, а беднягу уже затащат в темный переулок и оберут до нитки.
– Идемте, – произнес я. – Провожу вас до дома, и вот увидите, все предстанет перед вами совсем в другом свете. Обопритесь на мою руку.
Плач сменился тихими всхлипываниями, и мы побрели по Стрэнду. Воинственное настроение покинуло Эббота, теперь передо мной был лишь ни на что не годный пьяница. Его мотало туда-сюда, совсем как дочку Арлингтона, Тату, которая еще только училась ходить.
– Ну и дурак же я, – бормотал Эббот. – Тупица несчастный!
– Тут я с вами не спорю, – ответил я. – Но разумнее всего сейчас будет поскорее вернуться домой.
Качаясь, мы кое-как продвинулись вперед еще на несколько шагов.
– Вы не понимаете, Марвуд. И никто не понимает.
Из-под шляпы лица его было не видно, однако, судя по голосу, Эббот опять прослезился.
– Меня тоже никто не понимает, – успокоил я его. – Вы лучше не разговаривайте – идти будет легче. Вы, кажется, живете у Темпл-Бар? Рядом с «Таверной дьявола»?
– А ведь я ничего дурного не хотел.
– Верю, верю. Любому иногда случается перебрать. Вот проспитесь, и, глядишь, к утру дела наладятся.
– Правда? – Эббот вцепился в меня крепче. – Вы так думаете? А то я боюсь, что тут уже ничего не исправить.
Мне стало любопытно, сколько же он сегодня просадил.
– А вы попробуйте больше не играть на деньги.
– Моя беда не в этом, Марвуд.
– А в чем же?
Эббот проигнорировал мой вопрос и лишь туманно заметил:
– А ведь начиналось все совсем не так.
– А потом вы велели принести вино и кости – и понеслось?
– Это не я велел! – Внезапно оживившись, Эббот вскинул палец вверх. – Не я, а он.
Между тем мы приблизились к воротам Темпл-Бар: в этом месте дорога, ведущая в Сити, сужалась. Шум повозок и крики здесь звучали особенно громко. А вот и «Таверна дьявола». На другой стороне улицы стояла Западная церковь Святого Дунстана, а за ней располагался Клиффордс-инн. С этой частью города у меня были связаны неприятные воспоминания, и я не хотел тут задерживаться.
– Кто – он? – прокричал я Эбботу в ухо. – Кто велел принести кости?
– А-а. Вот. Арапчонок.
– Арапчонок? – На секунду я подумал, что он имеет в виду моего слугу Стивена. Но какое отношение тот может иметь к игре в кости? Что за нелепость! – О чем вы говорите? Какой арапчонок?
Эббот резко остановился и так широко махнул рукой, что едва не стукнул меня.
– Этот. Вот, глядите.
Он разразился хохотом, а потом отвернулся, и его вырвало в третий раз.
Наконец я заметил знак над домом, мимо которого мы проходили. Действительно, там висел грубо вырезанный из дерева арапчонок с трубкой во рту. В окне рядом с дверью я увидел горящие свечи. Внутри находилась лавка, где торговали курительным и нюхательным табаком.
Снова погрузившись в меланхолию, Эббот со вздохом сообщил:
– Вот. Здесь я и живу.
Параллельно лавке тянулся коридор. Втащив меня внутрь, Эббот зашагал быстрее, совсем как усталая лошадь, завидевшая конюшню. Пришла моя очередь спотыкаться: не зная дороги, я брел в темноте наугад, к тому же под ногами было скользко. Наконец мы остановились возле двери слева. Эббот забарабанил в нее обеими руками.
– Служанка – ленивая потаскуха, – ругался он. – Давно подумываю ее выгнать.
Через некоторое время Эббот устал молотить в дверь и бессильно прислонился к косяку.
– Выпьем винца, – снова взбодрился он. Как пес возвращается на блевотину свою[3], так и пьяный снова и снова возвращается к теме, интересующей его больше всего. – Сейчас пошлю в таверну. Отпразднуем наше прибытие.
– Хватит на сегодня вина, – возразил я.
– Марвуд, вы верите в прощение?
– Что вы сказали?
– Если человек ракса… рас-ка-и-ва-ет-ся в том, что совершил, искренне рас… раскаивается, разве он не заслуживает прощения? Конечно заслуживает, так ведь? Это и ребенку известно.
Послышался скрип отодвигаемых задвижек. Затем по ту сторону двери сняли засов.
– В Молитвослове сказано: «Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Так-то, Марвуд. – Эббот принялся теребить меня за рукав. – Мне надо с вами поговорить, – с неожиданным пылом объявил он. – Мне нужен совет. Умоляю, обещайте, что поможете.
Тут дверь приоткрылась. Из передней на нас глядела служанка крупного телосложения и необычайно высокого роста. В полумраке трудно было как следует разглядеть ее лицо, однако что-то в нем показалось мне знакомым, хотя раньше я эту женщину определенно не встречал. На ней был длинный затрапезный передник.
– Будь добра, не смотри на меня так сурово, – выговорил Эббот, протягивая к ней руку. – Я этого не потерплю, ясно тебе? Я тебя высеку, женщина, если и дальше будешь ходить с такой унылой миной.
Она резким рывком распахнула дверь во всю ширь. Эббот рухнул в переднюю и распластался на полу. Снаружи торчали только ноги в туфлях.
– Ваш хозяин малость перебрал, – обратился я к служанке. – Возьмите его за одну руку, а я за другую. Отнесем его в постель.
– Ну уж нет, – ответила женщина. – Еще чего не хватало.
Не поднимая головы, Эббот встал на четвереньки самостоятельно. Служанка схватила хозяина за ворот камзола и резким, мощным рывком втащила в переднюю. Он оглянулся на меня и невнятно выговорил:
– Простите.
Я не знал, к кому обращается Эббот: ко мне или же к кому-то другому.
А женщина захлопнула дверь прямо у меня перед носом.