Эмма Скотт
Стань моим завтра
Он молча смотрел на меня с минуту, показавшуюся мне бесконечностью, а потом моргнул и коротко рассмеялся, словно не веря своим ушам.
– Ты хочешь быть моей соседкой по комнате, – еще раз произнес он.
– Да.
– В моей студии площадью тридцать семь квадратных метров?
– Ну да…
– У тебя не будет личного пространства. У меня не будет личного пространства.
– Я изо всех сил постараюсь тебе не мешать.
Бекетт на пару секунд замолчал, задумчиво глядя перед собой, а потом произнес:
– Прости, если разочарую, но я не хочу себе соседей по комнате. Мне они не нужны.
– Но тебе же нужны деньги?
Он сложил руки на груди.
– Черт, мне так чертовски приятно, что ты используешь против меня личные вещи, которые я рассказал тебе вчера.
– Поверь мне, я в более отчаянном положении, чем ты, – проговорила я. – Со времени нашего последнего разговора моя дерьмовая ситуация стала еще хуже. Эти идиоты – мои соседи в Вегасе – сдали мою комнату, ничего мне не сказав.
Я протянула руку под стол и извлекла оттуда мусорный пакет.
– Вот полюбуйся. Тут все вещи, которые у меня остались в этом мире.
Бекетт посмотрел на пакет, и я заметила, как его взгляд смягчается – но всего лишь на пару мгновений. Я засунула пакет обратно под стол между своих ног.
– Я говорю это не для того, чтобы на тебя надавить, – продолжила я. – Просто смотри: мы оба в фиговом положении. И мы можем друг другу помочь. Вот он, способ.
Бекетт постучал пальцами по столешнице, а потом махнул головой, словно прогоняя непрошеную мысль.
– Ты меня не знаешь, – тихо проговорил он. – Совсем.
– Кое-что я все же знаю. Я про тебя спрашивала…
– Ты про меня спрашивала? – Он наклонился еще ближе ко мне, повышая голос. – Кого же?
Я отодвинулась назад.
– Винса. И Дарлин.
Как по команде, к столику подошла Дарлин и поставила передо мной суп.
– Держи, милая.
– Она спрашивала тебя обо мне? – обратился к ней Бекетт.
– Было такое. – Дарлин потянулась к нему рукой и ущипнула за щеку. – Я сказала, что ты прекрасный образец мужской привлекательности.
Бекетт тут же покраснел, а я беззвучно застонала.
– Нет, – произнесла я, чувствуя, что к моему лицу тоже приливает краска. – Скажи лучше, что еще ты мне рассказала.
Дарлин вздохнула.
– А, да. Я говорила, что ты один из немногих по-настоящему хороших людей, оставшихся в этом мире. Один из лучших.
Она наклонилась ко мне поближе, словно собиралась рассказать секрет.
– Он пытается держать это в тайне, но у него очень плохо получается.
Подмигнув Бекетту, Дарлин удалилась, оставив его безмолвно смотреть ей вслед.
Я глотнула колу, пытаясь скрыть улыбку.
– Конечно, это не полицейская проверка, но Винс сказал то же самое. Может, чуть другими словами.
– А.
Бекетт откинулся на спинку стула, по-прежнему держа руки сложенными на груди. На его лице не читалось никаких эмоций.
– А что еще выяснилось при твоей полицейской проверке? Пожалуйста, просвети меня.
Я вздохнула и отодвинула от себя стакан.
– Прости. Я не хотела лезть в твою жизнь. Просто я девушка, а ты парень… – Я пожала плечами. – Для девушки, оказавшейся в незнакомом городе, ставки немного выше, согласен?
– А как насчет моих ставок? К кому мне обратиться, прежде чем пускать в дом незнакомку? У кого запросить твою характеристику? Может, у этих твоих соседей-идиотов из Вегаса?
– Ты прав, – согласилась я. – Серьезно, ты абсолютно прав. У тебя есть ручка?
Он моргнул, а потом издал саркастичный смешок.
– Ручка? Найдется, почему бы и нет.
Он порылся в кармане фартука, который был частью его формы, и извлек оттуда шариковую ручку.
Подтянув к себе салфетку, я написала на ней имя и номер телефона, а потом подвинула ее обратно на другую сторону стола.
Бекетт взял салфетку в руку.
– Тео Флетчер.
– Начальник тату-салона в Вегасе, где я работала. Он может за меня поручиться.
Бекетт еще с минуту буравил меня изучающим взглядом, после чего бросил салфетку на стол и потер глаза рукой.
– Слушай, Зельда, мне правда жаль, что обстоятельства сложились для тебя так дерьмово, но жить со мной… Это не выход.
Под столом я сжала руки в кулаки.
– Это единственный выход, который у меня есть, и при этом мы оба окажемся в выигрыше. Ты же сам говорил мне попробовать еще раз, не помнишь?
– Когда?
– Вчера вечером. Я сказала, что попыталась и облажалась, а ты ответил: «Попытайся еще раз».
Я наклонилась вперед.
– Я не могу оставаться в том хостеле. Там шумно и небезопасно, а мне нужно работать над романом. Мне нужно переработать его, чтобы попытаться еще раз. Я знаю, что если сейчас уеду отсюда, то больше не вернусь. А если вернусь, то очень нескоро. Я чувствую, что я стою на пороге чего-то нового. Мне всего лишь нужно немного времени, а тебе нужно немного денег.
Я закусила губу.
– Разве не так?
– Забудь о том, что тебе сказала Дарлин, Зельда. – Теперь в голосе Бекетта звучала тяжесть. – Тебе нужно говорить не с ней, а с моим инспектором по условно-досрочному освобождению.
Я отодвинулась назад.
– С твоим инспектором?
Бекетт понаблюдал за проступившим на моем лице шоком, горько и обреченно улыбаясь поджатыми губами, а потом поднялся из-за стола.
– Был рад с тобой поговорить. Мне пора возвращаться к…
– Постой! – крикнула я. – Подожди… пожалуйста.
Бекетт замер в нерешительности, но все же опустился обратно на стул. Я не знала, что сказать и как задать следующий вопрос. Мой суп, стоявший между нами, остывал, а Бекетт стучал пальцами по столу.
Наконец он сказал:
– Вооруженное ограбление.
– Вооруженное ограбление, – повторила я. – Значит… у тебя был пистолет.
– Да, – подтвердил он, буравя меня холодным взглядом. – У меня был пистолет. И маска. Как у плохих парней в кино.
Я не знала, что на это ответить. Мне было страшно задавать новые вопросы, потому что его ответы могли лишь ухудшить ситуацию и отправить меня обратно в Вегас.
– Ладно.
– И все?
Бекетт подвинулся на стуле и заговорил. Его слова сочились сарказмом.
– Может, ты ответишь «ладно», если я расскажу, что пришел грабить особняк в Верхнем Ист-Сайде с тремя другими парнями? И что хозяева – муж и жена – рано пришли домой и напугали нас? А мы явно до хрена напугали их. Если точнее, мы настолько напугали их своими пистолетами и масками, что мужчина упал замертво от сердечного приступа.
У меня сжался желудок. Хлеб, который я съела, застыл внутри меня куском цемента.
– Он умер?
– Конечно, умер, – ответил Бекетт. – Нас не осудили за убийство, несмотря на старания окружного прокурора. У мистера Джохансэна был повышенный холестерин, а еще он незадолго до этого переболел ангиной, бла-бла-бла, так что в этом отношении нам повезло.
Слова Бекетта были насквозь пропитаны горечью. На самом деле он явно не считал, что ему в чем-то повезло.
– В общем, я принял участие в ограблении, случайно убил человека и отсидел два года в тюрьме. Как тебе такое? До сих пор считаешь, что я идеальный сосед?
Я слабо рассмеялась.
– В интернете я видела объявления и похуже.
Бекетт уставился на меня.
– Прости, – сказала я. – Постоянно глупо шучу в самые неподходящие моменты.
– Ты шутишь, – проговорил Бекетт. – То есть тебя совсем не беспокоит то, что я тебе рассказал? Как насчет моей судимости? Как насчет того, что я убил человека?
– Ты не убивал его, – сказала я. – Тот мужчина умер, но ты его не убивал. Ты же не замышлял убийство. Просто так сложились обстоятельства. Ты не хотел…
– Не имеет значения, чего я хотел, – произнес Бекетт. – Важно только то, что случилось. Тот мужчина умер. А если бы мы не пришли грабить его дом, он был бы жив. Конец истории.
– Но ты переживаешь из-за того, что произошло, – проговорила я, чувствуя себя человеком, свисающим с края утеса и отчаянно цепляющимся за камни, чтобы не упасть. – Ты же не…
Взгляд Бекетта стал ледяным.
– Я из-за этого переживаю? Я чувствую себя…
То, что я сказала, настолько его обескуражило, что он не смог подобрать слов. Я поняла, что все испортила, еще до того, как он сказал:
– Этот разговор окончен.
Он поднялся на ноги, но в этот раз я его не остановила. Я осталась сидеть в одиночестве, так и не притронувшись к своему супу. Я чувствовала себя окончательно разбитой.
«Может, и хорошо, что так получилось, – думала я. – Вооруженное ограбление – это плохо. Два года в тюрьме – это плохо. Я его совершенно не знаю; глупо было надеяться, что из всего этого что-то выйдет».
Только вот Бекетт казался мне не опаснее тех незнакомцев, у которых я пару часов назад пыталась снять комнату. И он явно сожалел о своем преступлении. Когда он говорил, в его остекленевших глазах блестела боль. Я уже видела такой взгляд – в каждом зеркале, в которое смотрелась. Я почувствовала груз ответственности на его плечах, потому что носила на своих точно такой же.
Возможно, по этой причине я до сих пор чувствовала себя рядом с ним в безопасности и совсем не боялась того, что он совершил.
Или, возможно, ты так отчаянно хочешь остаться в этом городе, что готова смыть осторожность в унитаз и жить в одной комнате с преступником.
Но никакие «возможно» больше не имели значения. Мое предложение было Бекетту неинтересно. Вселенная явно предупреждала меня не совершать очередной страшно тупой поступок.
Дарлин снова подошла к моему столику, чтобы перелить суп в контейнер.
– Ну что, у тебя тоже не получилось? – Она печально надула губы и цокнула языком. – Вот облом. Но ты молодец, что попыталась.
– Да, я попыталась, – пробормотала я.
Попыталась еще раз. И снова облажалась.
Я подняла взгляд на Дарлин.
– Ты знаешь о… его прошлом?
– О том, что он сидел? Конечно. Он же мой лучший друг. Можно сказать, мы благодаря этому и познакомились. Наш начальник сотрудничает с управлением исправительных учреждений. Он часто нанимает ребят с судимостью. Дает им шанс начать жизнь сначала.
Она заправила за ухо прядь каштановых волос и, опустив взгляд на свои туфли, пожала плечами.
– Мне он тоже дал такой шанс.
– Тебе?
– Да.
Дарлин опустилась на стул напротив меня.
– У меня были проблемы с наркотиками, понятно? Но Бэкс… Он вообще не преступник. У него золотое сердце, я честно говорю.
Она понизила голос.
– Он оказался в плохом положении. В отчаянном. Поэтому совершил глупость, но он страшно об этом сожалеет. Каждую минуту своей жизни.
Она посмотрела куда-то за мое плечо.
– Видимо, мы уже сейчас закрываемся. Начальник говорил, что может так сделать – очень уж плохая погода. Его жена переживает, что может отключиться электричество.
Дарлин встала и махнула рукой.
– В общем, ты еще заходи к нам, ладно? Не позволяй этому дурачку оттолкнуть и тебя тоже.
Я хотела сказать ей, что уже слишком поздно, но какой в этом был смысл? Я все равно видела ее в последний раз в жизни. Взяв со стола портфолио и пакетик с едой, я встала и направилась к двери.
Я вышла из бистро, опустив голову. Я была готова покончить с этой безнадежной поездкой.
На улице дождь лил стеной; капли, ударяясь об асфальт, разлетались сотнями брызг. Я покопалась в своих вещах, сваленных в мусорный пакет, и вытащила из них красно-белый складной зонт.
За моей спиной открылась дверь, и из нее показались несколько ребят, работавших в бистро. Они принялись натягивать капюшоны и открывать зонтики.
– Как я и говорила, начальник решил сегодня закончить пораньше, – крикнула Дарлин, натягивая на голову воротник пальто. – Логично, посетителей у нас все равно не было.
Она широко улыбнулась, стоя под дождем, и теперь, когда я знала про ее проблемы с наркотиками, я увидела отпечаток, который зависимость оставила на ней. Прошлое плескалось в ее карих глазах и просачивалось наружу, залегая под ними глубокими тенями.
У меня не было привычки спонтанно обнимать людей, но я вдруг обвила Дарлин руками и прижала к себе.
– Ой, – проговорила она. – Хорошо.
И обняла меня в ответ.
– Береги себя, – сказала я, отпуская ее.
– Спасибо, обязательно. Ты тоже!
Она побежала прочь, и у меня сжалось сердце от того, как сильно она обрадовалась, что ее обняла незнакомая девушка.
Я начала открывать зонт, и в этот момент из-за двери появился Бекетт с велосипедом на плече. Он бросил на меня взгляд, опуская велик между нами, и натянул на голову капюшон вет-ровки.
– Ты промокнешь насквозь, – ровным тоном заметила я.
– Все нормально, – ответил он.
Тем не менее я заметила, как он обвел улицу взглядом и обреченно вздохнул.
– Мы уезжаем с одной станции, так ведь?
– Да, похоже, что так.
Я открыла зонт и, придвинувшись к нему, попыталась заслонить от дождя нас обоих. Из-за его чертова роста дотянуться оказалось непросто.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Господи, ну ты и каланча, – пробормотала я. – У меня руку сводит, слишком высоко тянуться. На, держи.
Я протянула ему зонтик.
– Я повезу велосипед, а ты укрывай нас от дождя.
Он наконец взял зонтик, который я совала ему в руки. От меня не скрылась легкая улыбка, которая тронула губы Бекетта, когда я положила руки на руль велосипеда и зашагала вперед, толкая его между нами. Бекетт поднял зонтик повыше, заслоняя нас обоих от основной массы дождя.
Хотя ливень хлестал что было сил, ветер успел утихнуть. На нас не дуло со всех сторон, но капли по-прежнему стучали по моему зонту громко и неумолимо. Мы быстро шагали по темным и пустым улицам, пока не добрались до станции Астор. Бекетт отдал мне зонт и потащил велосипед вниз по лестнице.
Горстка промокших людей в ожидании поездов разбрелась по обеим платформам. От их зонтов и пальто на полу растекались лужи.
– Спасибо, что не дала промокнуть, – сказал Бекетт.
– Без проблем, – отозвалась я. – Тогда до встречи. Хотя встреч больше, видимо, не будет.
– Ага, – с тяжестью в голосе проговорил он. – До встречи.
У основания лестницы мы разошлись в противоположных направлениях: его поезд прибывал на другую сторону от путей. Я смотрела, как Бекетт везет свой велосипед, подходя к краю перрона, к которому уже подъезжал поезд. В следующую секунду вагон заслонил от меня его фигуру. Отрезал нас друг от друга.
Что ж, вот и все.
Внутри моих ног словно образовалась пустота, и я побрела к круглой бетонной скамейке, стоявшей на моей платформе. Мне нужно было присесть и дождаться поезда, чтобы он вернул меня в хостел, в Вегас, в прошлую жизнь, совершенно отличную от той, которую мне хотелось бы прожить.
Поезд, остановившийся у другой платформы, тронулся с места и поехал в сторону Бруклина.
Бекетт по-прежнему стоял на перроне.
К моему горлу подступил комок, и я застыла, не в силах сдвинуться с места. Я могла лишь смотреть, как Бекетт идет к моей платформе, везя за собой велик. Он опустился на круглую скамейку рядом со мной, оперев велосипед о колени и наполовину отвернувшись в другую сторону.
Спустя пару секунд он сказал:
– Пистолет не был заряжен.
– Понятно, – сказала я.
– Друг дал мне его перед взломом. Я сказал, что он мне не нужен и я не хочу иметь его при себе, но друг настаивал: это на всякий случай. Чтобы можно было припугнуть того, кто попытается нам помешать.
Его взгляд потяжелел от воспоминаний.
– Это сработало.
– Понятно.
– Но то, что пистолет не был заряжен, ничего не меняет. С точки зрения закона это вооруженное ограбление, – продолжил он, а потом посмотрел мне прямо в глаза. – Я не хотел, чтобы пострадали люди. Никогда не стал бы этого делать.
Я не знала, что ответить, поэтому сказала правду.
– Я верю тебе.
Лицо Бекетта немного расслабилось.
– То, что я сделал… Это была адская глупость.
Я кивнула.
– Ну, а я бросила все и приехала за четыре тысячи километров в незнакомый город без какого-либо запасного плана.
Бекетт усмехнулся.
– Это не совсем одно и то же.
Я не смогла спасти сестру.
– Пусть так, – сказала я. – Но все мы совершали ошибки, разве нет?
Он несколько долгих секунд не отрывал от меня взгляда своих темно-синих глаз и наконец кивнул. Мне показалось, что за это время он смог рассмотреть мое сердце и теперь соглашался с тем, что там увидел.
– Они должны были в него влюбиться, – проговорила я, чтобы объяснить боль, звучавшую в моем голосе. – В мой графический роман. Я не сомневалась, что они влюбятся в него, но этого не произошло. Разве это не адская глупость?
Бекетт опустил взгляд на велосипед, прислоненный к его ноге. Он провел рукой по раме, и в моем воображении возникла зарисовка: маленький мальчик с растрепанными светлыми волосами гладит любимого пса. Друга, который ластился к его ноге и лаял от радости, когда он возвращался домой из школы. Только вот однажды он не вернулся.
Эта сценка постепенно исчезла из моего сознания, и я снова увидела молодого человека, сидевшего рядом. Скучал ли по нему кто-нибудь, пока он сидел в тюрьме? Мне хотелось это узнать. Ждал ли кто-то, когда он выйдет на свободу? Были ли у него родственники, которым он – так же, как и я – не мог спокойно посмотреть в лицо?
– Я не хочу больше продавать пластинки, – произнес он, вырывая меня из размышлений.
– Я не хочу возвращаться в Вегас.
На станции остановился еще один поезд и уехал прочь. Мы молчали.
– Я живу в квартире-студии, – наконец произнес он. – Никаких стен, никакой спальни. Никакого личного пространства. Диван крохотный и не раскладывается.
От этих слов в моей груди разлилось нежданное тепло. Внутри меня загорелась надежда.
Я заговорила – так спокойно и небрежно, как только могла:
– Я думала купить надувной матрас. Ну, такой, который можно будет убирать днем, чтобы он не занимал место.
– Хорошая мысль.
– И я понимаю, что четырехсот долларов не хватит, чтобы покрыть половину аренды, но я в ближайшее время найду работу и отдам тебе остальное.
– У тебя даже нормальной кровати не будет, – сказал он. – Четырехсот долларов хватит.
– Это половина арендной стоимости? Я хочу платить половину…
– Практически половина.
Я подождала, пока он скажет что-нибудь еще. Он молчал, поэтому я заговорила сама:
– От меня не будет много шума. Я не слушаю громкую музыку – только в наушниках. Я буду ходить на работу и исправлять свой графический роман. Постараюсь тебе не мешать.
Бекетт кивнул.
– Отопление почти не работает, хотя я уже много раз просил хозяина его починить, – сказал он. – Ты будешь мерзнуть. Сильно.
– Я не боюсь холода.
– С понедельника по пятницу я работаю курьером по десять часов в день, – продолжил Бекетт, водя пальцами по кусочку желтой металлической рамы велосипеда. – По вечерам пятницы и субботы у меня смены в ресторане, но в воскресенье – завтра – у меня выходной. По воскресеньям я делаю, что хочу. Если ничего не хочу делать, не делаю ничего. Я смотрю американский футбол, слушаю музыку – на проигрывателе, не в наушниках – или сплю.
Я кивнула.
– Я не буду тебе мешать.
– Тебе придется познакомиться с Роем – моим инспектором, – произнес он, посмотрев мне в глаза.
– Хорошо, – ответила я, не отводя взгляда.
– Мне придется рассказать ему про изменения в своей жизни. Проблем не будет, если ты, конечно, не станешь приводить в квартиру людей, которые прячутся от полиции или имеют дело с наркотой.
– Я здесь никого не знаю, – ответила я. – И я не очень-то общительный человек. Я соответствую всем стереотипам о гиках, повернутых на комиксах, которые ты только слышал в своей жизни.
Бекетт иронично улыбнулся.
– Для гика ты довольно отважная.
– Ради искусства я готова на любые жертвы.
Я протянула ему руку.
– Росси. Зельда Росси.
Он сжал мою руку своей. Она была большой и немного грубой. Теплой. Сильной.
– Бекетт Коуплэнд.
– Приятно познакомиться, Бекетт Коуплэнд.
Когда мы разжали руки, табло у противоположной платформы замигало, сообщая о том, что скоро прибудет следующий поезд.
– Наверное, я сошел с ума, – пробормотал он. – Или это ты спятила.
Он указал на рельсы.
– Это мой поезд. Или… наш?
К перрону подходил наш поезд.
Я ехала в Бруклин с Бекеттом Коуплэндом.
5. Бекетт
30 ноября
Выйдя на станции Клинтон-Вашингтон Авеню, мы увидели, что дождь закончился. От метро до моей квартиры идти было недалеко, и большую часть этого пути мы молчали. Только вот мои глаза говорили довольно много, постоянно мечась в сторону, чтобы увидеть Зельду Росси.
Она была мне по плечо, да еще и горбилась, кутаясь в пальто, но я знал: это от холода, а не от страха или нервов. На ее губах играла тень улыбки, а в ее потрясающих зеленых глазах – когда на них падал свет от фонарей – отражалось то же облегчение, которое чувствовал я сам.
Мы прошли два лестничных пролета и, оказавшись на моем этаже, остановились перед квартирой 2С.
– Точно не хочешь оставить это на завтра? – спросил я, приподнимая пакет, в котором лежал контейнер с супом из ресторана. Она сказала, что зря его заказала.
Она взглянула на пакет и отвела глаза.
– Точно. Видимо, мне стоит на время завязать с итальянской едой.
В ее глазах промелькнула тень грусти. Точно так же, как прошлым вечером, когда она сказала, что у нее поблизости нет родственников.
Видимо, миссис Сантино услышала наши голоса, потому что дверь квартиры 2С открылась, едва костяшки моих пальцев успели к ней прикоснуться.
– Здравствуйте, миссис Сантино! – произнес я. – Надеюсь, вы сегодня не против поесть супа?
Она ничего мне не ответила, только подозрительно прищурилась, глядя на Зельду.
– Пфф, – фыркнула она, после чего выхватила пакет из моей руки и захлопнула дверь.
Я бросил взгляд на Зельду.
– Я знаю, что глубоко внутри она испытывает благодарность.
Зельда тихо рассмеялась.
– Вчерашняя еда тоже досталась ей? – спросила она, пока я катил велосипед к квартире 2Е.
– Я стараюсь приносить ей еду, когда получается, – сказал я, доставая из кармана ключ. – Не помню, когда и как это началось, но я ни разу не видел, чтобы она выходила из квартиры. Или чтобы туда заходил кто-то другой. Правда, я почти каждый день работаю по десять часов, но…
Я пожал плечами.
– Когда бы я ни зашел, она не спит, и она всегда берет то, что я ей приношу. Видимо, ей это нужно.
– Это весьма мило с твоей стороны, Коуплэнд.
Открывая дверь, я бросил на Зельду взгляд. Тень грусти пропала из ее глаз. На смену ей пришла нежность. Какое-то мечтательное выражение, из-за которого я стукнулся коленкой о велосипед, пока перекатывал его через порог.
– Вот мы и на месте? – спросила она, следуя за мной.
– Вот мы и на месте, – подтвердил я.
Теперь отступать было поздно. Когда я согласился, чтобы Зельда сюда переехала, я либо спас свою задницу от проблем с оплатой аренды, либо совершил громадную ошибку.
Либо впустил в свою жизнь что-то очень хорошее.
Я выбросил эту мысль в подъезд и закрыл дверь. Вчера в письме для миссис Джей я написал правду. Я не заводил серьезных отношений с женщинами. Зельда будет для меня всего лишь соседкой. Поживет здесь пару недель, а потом съедет.
Она молча осматривалась в квартире.
«Это все, что у меня есть, – думал я. – Сама решай, подходит ли это тебе».
Я скрестил руки на груди, ожидая, что она скажет что-нибудь саркастичное. Или даже напрямую заявит: «Нет, из этого ничего не получится».
– Что ж, у нас тут будет уютно, – произнесла она и негромко рассмеялась.
– Что смешного-то? – спросил я, надеясь, что не выгляжу обидчивым придурком.
– Нет-нет, ничего смешного, – сказала она. – Просто я так рада. Ты не представляешь, какое это облегчение! Да, квартира маленькая, но здесь чисто. Все убрано!
Она сунула голову в ванную, находившуюся справа от входной двери.
– Боже мой! Это же, блин, чудо какое-то!
Она выпрямилась. Ее улыбка сияла ярко, как никогда.
– Знаешь, в Вегасе у нас была общая ванная с одним парнем… Смывать за собой ему не позволяла религия.
– Как же это…мерзко, – сказал я, и сквозь мою напускную холодность прорвался смешок.
– Именно. А одна девица сразу заявила, что не моет посуду. Она готовит, ест и пользуется посудой, но не моет ее.
Зельда уже стояла на кухне, проводя пальцами по ободранной, но чистой столешнице из термостойкого пластика.
– Кажется, я попала в рай…
– Я не люблю беспорядок, – сказал я, пожимая плечами.
– Я тоже. Можно сказать, что я повернута на чистоте, – проговорила Зельда.
Она подняла большие пальцы вверх.
– Это хороший знак, Коуплэнд!
– Ну да, пока все идет хорошо, – признался я. – Только я не знаю, где ты будешь спать сегодня ночью. В это время надувной матрас нигде не купишь.
Она сделала шесть шагов, отделявших ее от дивана.
– Я маленькая. Помещусь и тут. Тем более это только на одну ночь.
– Уверена?
Я потер шею. Она начинала болеть от одной мысли о сне на этом старом, обшарпанном диване.
– Я хорошо умею приспосабливаться к новым условиям, – сказала Зельда.
Ее взгляд упал на стол перед окном и задержался на нем.
– Да, ты можешь работать за этим столом, – сказал я, подходя к нему, чтобы убрать бумаги и древний ноутбук, который уже давно дышал на ладан.
В глазах Зельды разлилось какое-то странное счастье. Она подошла к поцарапанному столику и положила на него портфолио.
– Идеально. – Она посмотрела на меня. – Это просто идеально.
– Я рад, – произнес я.
Это было правдой. После того как я отсидел два года из положенных пяти, судья выпустил меня за хорошее поведение. Он сказал, что я выплатил свой долг перед обществом, но я был с ним не согласен. Мне предстояло возместить еще очень многое.
Между нами сгущалась тишина. Зельда перевела взгляд на мои пластинки, вертикально стоявшие у стены между столом и телевизором, а потом опустилась рядом с ними на колени.
– Можно посмотреть?
– Конечно.
– Обычно я не слушаю такую старую музыку, – проговорила она, рассматривая мою коллекцию. – С музыкальной грамотностью у меня все плохо. Если песню сейчас не крутят на какой-нибудь радиостанции с альтернативной музыкой, я, скорее всего, ее не знаю.
Она вдруг замолчала и вытянула одну из пластинок.
– Постой-ка… А вот этот альбом я знаю.
Она повернула его ко мне. «Parallel lines» рок-группы Blondie.
– «One way or another» можно считать заглавной песней к моему графическому роману.
– Правда?
– Ага. Действие происходит в будущем, поэтому для моей героини это что-то вроде классической музыки. Она слушает эту песню, чтобы настроиться.
– На что?
– На то, чтобы вернуться в прошлое и наподдать плохим парням.
– А, ну конечно.
Она снова повернула альбом к себе, чтобы прочитать аннотацию.
– «I’m gonna getcha, getcha, getcha», – тихонько пропела она, не попав ни в одну ноту, и рассмеялась сама над собой. – Как-то так.
Она взглянула на альбом еще раз, а потом поставила его ровно на то же место, где взяла, и выпрямила спину.
– Да, Коуплэнд, все это просто идеально. Наверное, для меня в большей степени, чем для тебя.
– Это хорошее решение для нас обоих, – проговорил я.
– Мне все-таки кажется, что я получаю больше преимуществ. А еще, я лишаю тебя личного пространства.
– Я два года делил с другим парнем камеру в два метра длиной и один шириной. Я думаю, эти пару месяцев я тоже как-нибудь продержусь.
«Отлично, – подумал я. – Пытаешься ее успокоить и при этом напоминаешь, что сидел в тюрьме».
Она обхватила себя руками, хотя все еще была в своем теплом пальто.
– Тогда хорошо. Наверное, мне нужно позвонить моему прежнему соседу. Сказать, что планы поменялись.
– А я позвоню Рою. Моему инспектору. Ему надо будет с тобой познакомиться.
Она слабо улыбнулась.
– Ладно.
Доволен, придурок? Ты ее напугал. И уж точно лишил ее того хрупкого равновесия, в которое она привела себя, осматривая квартиру. Хотя, возможно, это было к лучшему. Я не хотел, чтобы она жила в страхе, но, пожалуй, ей стоило помнить, кем я являюсь.
А главное, тебе самому стоит помнить, кем ты являешься.
Зельда присела на диван, чтобы позвонить своим, а я пошел на кухню и набрал Роя. Звонок перешел на автоответчик, и я оставил сообщение, торопливо и тихим голосом.
«Привет Рой, это Бекетт. В общем, ты оказался прав, когда говорил, что с арендой в этом месяце придется трудно, поэтому я нашел соседку по комнате. Максимум на пару недель. Я знаю, что тебе нужно с ней познакомиться, так что позвони, когда будет удобно. Спасибо».
Я уже хотел закончить звонок, когда меня вдруг охватило какое-то странное чувство. Непривычное тепло.
«Это Зельда», – добавил я в конце сообщения и положил трубку.
Я немного посидел, глядя на свой телефон, а потом повернулся к Зельде, чтобы посмотреть, закончила ли она разговаривать. Наши глаза встретились, и я улыбнулся ей. Она улыбнулась мне в ответ.
– Я попросила моего соседа отправить мне кое-какие вещи, – сказала она. – Не переживай, там совсем немного. Оставшаяся одежда, тату-машинка и чернила, хотя я не знаю, хочу ли и дальше заниматься татуировками.
– Я могу спросить начальника, нельзя ли устроить тебя в ресторан, – сказал я.
– Спасибо за предложение, но подавать итальянскую еду я тоже не хочу. Завтра начну что-нибудь искать.
– Звучит хорошо.
Напряжение, висевшее между нами, начало разряжаться и сменилось неловкостью. Мы были двумя незнакомцами, пытавшимися разобраться со своей жизнью. Я хотел сделать что-то еще, чтобы ее успокоить, но что я мог сказать? «Обещаю, что не трону тебя, пока ты спишь?»
– Я вырубаюсь, – сказала Зельда. – Ты не против, если я умоюсь и лягу спать?
На ее лице проступила неуверенность.
– Или ты сова? Может, ты хотел еще посмотреть телевизор?
– Нет, не хотел. А вот поиграть на аккордеоне собирался.
Она изогнула бровь.
– А что, я тебе не говорил? – поинтересовался я. – Я играю на аккордеоне с полуночи до четырех утра.
Я наклонил голову, делая вид, что забеспокоился.
– Это же не будет тебе мешать?
– Ну что ты, как это может помешать? – отозвалась она.
– Надеюсь, ты любишь польки.
– Кто же их не любит!
Зельда рассмеялась и сняла пальто. Я решил, что и то, и другое – хороший знак. Она начала расслабляться. Обживаться. Смеяться над моими глупыми шутками.
Она повесила пальто на крючок у двери и, захватив мусорный пакет со своими вещами, пошла в ванную. Прислушиваясь к звуку бегущей воды, я принялся снимать рабочую одежду так быстро, как только мог. Между комнатой и коридором не было двери, поэтому нас разделяла только дверь в ванную. Вероятность, что меня застукают полуголым, возросла с нулевой до высокой. Я натянул пижамные штаны и толстовку. Вода по-прежнему текла. Хорошо. А потом я вдруг понял, что диван не готов к тому, чтобы на нем кто-то спал.
– Черт.
Я порылся в крошечном комоде, стоявшем рядом с кроватью, и извлек оттуда старое синее одеяло – чистое, хотя и немного попахивающее плесенью – и маленькую декоративную подушку, появившуюся у меня неизвестно когда. Я как раз укладывал все это на диван, когда из ванной вышла Зельда. Она переоделась в легинсы, носки и мешковатую толстовку, зачесала волосы наверх и нацепила на свой маленький носик квадратные очки в черной оправе.
«Отлично, – с сарказмом подумал я. – Как же я рад, что она нисколько, блин, не соблазнительна».
– Я положила кое-какие вещи в шкафчик под раковиной, – сказала она. – Надеюсь, ты не против.
