Я вернулся домой через заднюю дверь уже после полуночи. Снял футболку и бросил ее в стирку. Норма никогда не спрашивала, почему моя одежда воняет хлоркой. Думаю, она просто шла мне навстречу. Как будто понимала, что мне необходимо именно то, что я получаю в бассейне. И не задавала вопросов до тех пор, пока меня не поймали за вторжение на чужую территорию (или пока в школе никто не узнал об этих визитах).
В доме темно и тихо, если не считать храпа Харриса, доносящегося из спальни в конце коридора.
Я закрыл за собой дверь в комнату, и меня охватило странное ощущение.
«Здесь кто-то побывал», – решил я.
Включил свет и огляделся. Все выглядело так же, как и когда я уходил. Я втянул носом воздух, словно мог уловить остатки чужого присутствия. В комнате пахло чужаком. И пусть это казалось полной чушью, но ощущение не покидало меня. Я собрался проверить сейф в комоде и деньги, которые платит мне Харрис, спрятанные под доской под кроватью, но прогнал сомнения прочь.
«Вот такого рода дерьмо приносит тебе неприятности. Сюда никто не заходил. Веди себя нормально. Иди спать», – сказал я себе.
Забираясь в постель, я предполагал, что после такого вечера не смогу уснуть. Но оказалось совсем наоборот. Следующее, что я осознал, – звук старого цифрового будильника, зазвонившего в шесть утра и вырвавшего меня из крепкого сна. Нормального человеческого сна. Одного из хороших. Лучшего за последнее время.
Джо Кларк. В бассейне. Момент, когда она пыталась вытащить меня из воды. Она думала, что я тону, и пыталась спасти.
Меня.
Мы оказались друг напротив друга, а вода откинула ее волосы назад. В лунном свете виднелась неровная линия страшного шрама – белого с легкой просинью. Прозрачного. Но он не портил девушку. Во всяком случае, я так не считал. Джо слишком красива. Бледная кожа. Большие темные глаза с длинными ресницами и темными бровями. Ее рот…
Черт.
В моем сне ее рот был слегка приоткрыт от удивления, а губы манили прикоснуться к ним. Вместо того чтобы злиться – как это случилось в реальности, – она обрадовалась, встретив меня. Сердечно улыбнулась, и ее темные глаза загорелись. Джо хотела мне что-то сказать, и я уверен: что бы она ни произнесла, это сделало бы мой день прекрасным. Но тут зазвонил чертов будильник, и Джо исчезла, когда я открыл глаза, увидев наклонный потолок своей спальни.
Хороший сон, но он никогда не станет явью. Я спрятал мысли о Джозефине Кларк в металлический сейф. Обернул вокруг него железные цепи и навесил замок размером со щит. Она бы никогда так не улыбнулась – свободно и открыто – и уж точно не мне.
Но есть способы проснуться и похуже, чем ото сна об улыбающейся тебе прекрасной девушке.
– Она спасла меня, – пробормотал я, ухмыляясь.
Не совсем, правда. Как и сказала Джо, я не тонул, но большинство дней в доме Сэлинджеров похожи именно на это. Удушье. Рамки. Моя тюрьма. Я метался по ней между тем, кто я есть, и тем, кого они хотели видеть. Это давило на меня так, что я едва мог дышать.
Я сел на свою маленькую кровать в своей крохотной, заполненной книгами спальне. За выходящим во двор окном солнце медленно поднималось над городком.
Отсюда ли я родом?
Мой ли это дом?
Моя ли семья?
Даже не представляю, кому и зачем я задаю эти вопросы. Может, в то неведомое место в глубине души, где живут мечты? Ответом всегда было категорическое «нет», ни приносящее облегчения. Я читал, что приемные дети продолжают искать биологических родителей, какими бы замечательными и любящими ни оказались приемные, потому что те семья. Клан. Принадлежность.
Я оделся и спустился вниз, где уже был готов завтрак. Я понял это по звукам еще до того, как дошел до кухни. Ложки скребли по чашкам с овсянкой, и у меня тут же заболели зубы.
«Четыре минуты! – подумал я, чтобы отвлечься. – Я провел под водой целых четыре минуты».
Рекорд. Я ходил в «Фантаун» с тех пор, как он открылся в прошлом году. Мне хотелось окунуться в спокойную прохладу и научиться задерживать дыхание. Не знаю, почему и как это стало важным. Я воображал себя готовящимся к марафону стайером [10]. Вот только это не совсем верно. Я не представлял, для чего мне нужны эти тренировки. Единственное, что важно, – увеличить время, пробыть под водой шесть, семь, а может, даже восемь минут… Азарт горел во мне, как в чемпионе, жаждущем бежать все быстрее и быстрее. Я не видел финишной черты, к которой привела бы меня тренировка, но желал достичь ее. Мне просто необходимо было добраться туда.
Но четыре минуты? Я улыбнулся про себя. Интересно, как долго я мог бы продержаться, если бы не вмешалась Джо? Моя улыбка стала еще шире.
Она спасла меня.
Эта мысль не покидала моего сознания. Как песня, которая застревает в голове, но не раздражает. Я не привык, чтобы обо мне беспокоились.
Шейн фыркнул над своей тарелкой.
– Посмотри на Эвана, улыбается, как дурак, – сказал он Мерлу, – похож на умственно отсталого.
Странное сравнение, учитывая, что уровень интеллекта у Мерла колеблется ниже семидесяти баллов. Я взглянул на Норму. Она вроде не слышала. Или ее это просто не волновало. После трех лет жизни здесь мне следовало догадаться, что она не замечает недостатков своих сыновей. Помощи от нее не было, нет и ждать не стоит. Мерл издал смешок, и они с Шейном обменялись понимающими взглядами. Руки Шейна подергивались этим утром сильнее обычного, визгливый смех вырывался, казалось, из ниоткуда.
«И это они называют меня фриком».
Хихиканье Шейна и скрежет ложек продолжались до тех пор, пока Гаррет окончательно не проснулся и не начал безостановочно болтать о своем научном проекте. Норма кивнула и слабо улыбнулась, и больше его никто не слушал. Позавтракав, мы собрались в школу.
Шейн и Мерл направились к своему общему пикапу – блестящему черному «Форду F150», который отцу подарил благодарный клиент. Машина досталась им даром. У меня тоже имелся пикап – потрепанный, старый «Шевроле», купленный за собственные деньги. Те самые, которые мне требовались, чтобы после окончания школы свалить из Планервилла. Но и без машины у меня не получится осуществить побег. Элементарно, чтобы доехать до Гранд-Каньона. Поэтому я не жаловался.
Краем глаза заметил, что братья идут, склонив головы и смеясь. Как только мы приблизились к гаражу, они повернулись. В своей когтистой лапе Шейн держал записку.
Сердце остановилось, я забыл, как дышать. Кусочек бумаги, больше похожий на клочок, старый и потрепанный, с пожелтевшими краями треугольник. Слова, написанные аккуратным плавным почерком, были едва различимы с того места, где я стоял. Только вот эти слова навсегда отпечатались в моей памяти.
«Позаботьтесь о нем, пожалуйста. Пожалуйста».
– Верни записку, Шейн, – сказал я, сжав руки в кулаки.
– Зачем? – Он помахал листком перед собой, в то время как готовый действовать Мерл стоял рядом, внимательно наблюдая за мной. И, черт возьми, я уже приготовился наброситься на него и выбить все дерьмо. Гаррет наблюдал за происходящим с широко раскрытыми глазами.
– Ты знаешь, зачем, – проговорил я, стараясь успокоиться. – Верни. Ты не имеешь права копаться в моих вещах…
И тут я осознал. То странное ощущение, которое сковало меня прошлой ночью. Они заходили в мою комнату. Шейн нашел маленький деревянный сундучок, в котором лежало несколько памятных вещей: корешки бейсбольных билетов, мой любимый кусочек мрамора из детства.
И эта записка.
Я всегда держал сундук запертым. Как ему удалось открыть?..
Мерзкая улыбка появилась на лице Шейна, когда он размахивал запиской передо мной. На безопасном расстоянии.
– А что ты мне за это дашь?
«Не сломаю твой нос», – хотелось ответить мне.
– Ничего. Она моя, Шейн. Отдай сейчас же.
– Мы опоздаем в школу, – сдавленно произнес Гаррет.
Шейн поднял другую руку, в которой оказалась маленькая зеленая зажигалка. Дыхание перехватило, и я ощутил, как напрягаются мышцы.
– Даже не думай…
– О, теперь я привлек твое внимание? – нервно усмехнулся Шейн. Его руки дрожали, и он медленно придвинулся ближе к Мерлу. – Я повторю еще раз. Что я получу взамен?
Он щелкнул по колесику зажигалки большим пальцем, высекая искру.
Внутри все перевернулось.
– Чего ты хочешь?
– Жду твоих предложений.
– Хватит, Шейн, – сказал Гаррет, – верни записку.
– Заткнись, Гаррет. – Шейн не сводил с меня глаз. – Ну?
– Моя зарплата. За две недели, – ответил я, ненавидя себя за эти слова, но записка была важнее. – Три, – добавил, когда Шейн покачал головой.
– Я передумал, – заявил он, нарочито пожимая плечами. – В конце концов, мне ничего не нужно. И Гаррет прав: мы опоздаем в школу.
На полсекунды во мне вспыхнула надежда… пока Шейн не щелкнул зажигалкой. Пламя взметнулось вверх и лизнуло уголок бумаги, который сразу же почернел и сжался.
– Нет!
Я рванулся вперед, сосредоточившись на записке, и врезался в Мерла. Тот ударил меня кулаком в живот. Я ахнул и согнулся пополам, продолжая тянуться к руке Шейна. Словно в замедленной съемке я наблюдал, как пламя пожирает бумагу, безжалостно уничтожая написанное.
«Позаботьтесь…»
– Нет! Ты гребаный ублюдок! Остановись! – кричал я, вырываясь из рук Мерла.
Я ударил его локтем в челюсть, отчаянно пытаясь дотянуться до записки, но было уже слишком поздно. Шейну пришлось выбросить то, что осталось, прежде чем пламя коснулось его пальцев. Я перестал бороться. Мерл заехал мне локтем по спине. Боль пронзила правую лопатку, и я упал на четвереньки рядом с обугленной бумагой. Мерл затоптал остатки пепла, отправляя все в небытие.
Я смотрел на оставшееся пятно.
– Зачем? – прохрипел я.
– Ты слишком стар для этого детского дерьма, – заявил Шейн, когда они с Мерлом направились в гараж и забрались в свой пикап. – Повзрослей, фрик. Твои ненормальные родители не хотели тебя. Смирись с этим.
Они выехали из гаража рядом с тем местом, где я сидел на подъездной дорожке, глядя на серое пятно.
Шейн опустил стекло.
– Обращайся! – крикнул он, когда машина тронулась с места.
Меня накрыли ярость и боль, проникая до самых потаенных участков души. Руки снова сжались в кулаки. Левой я схватил измельченный известняк вместе с пригоршней мелких камней, которые покрывали всю подъездную дорожку, и швырнул их в удаляющийся пикап. Камни ударили по металлу, а звук походил на выстрел. Даже отсюда я увидел царапины, которые остались на черной краске. Машина с визгом остановилось. Братья вышли из нее, на лицах обоих отражался шок.
Рядом со мной съежился Гаррет.
– О нет…
– Ах так! Ты покойник. Покойник. – Шейн уставился на меня, проводя костлявой рукой по белым царапинам на заднем крыле пикапа. Они выглядели, словно меловые пометки на доске. – Папа тебя убьет.
Мерл, считавший машину предметом гордости, осмотрел повреждения, и его поросячьи глазки расширились.
– Я убью тебя, – буркнул он.
Я сделал приглашающее движение.
– Тогда вперед! – Мое сердце стучало так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. – Давай, ублюдок!
Мерл неизменно жаждал драки. Он, не колеблясь, бросился на меня, как бык на матадора. Я подготовился. Образ клочка бумаги, скрючившегося, почерневшего и превратившегося в пепел, разогревал мою ярость. Размахивая кулаками, Мерл налетел на меня. Я пригнулся и ухитрился нанести правый хук в почку здоровяка, вложив в удар весь свой вес и прочувствовав всю его силу до самого плеча. С любым другим на этом бы драка и закончилась. Мерл лишь усмехнулся, поднял руку и врезал мне в нос. Хлынула кровь, но я не чувствовал боли, не слышал проклятий Шейна и криков Гаррета. Наша схватка превратилась в потасовку с недоударами и шарканьем ног по цементу.
Я проигрывал. Мерл нашел лазейки в моей защите, чего нельзя было сказать обо мне. Но я наслаждался болью, которую принимал легче, чем потерю записки.
Словно из тумана, до меня донесся еще один голос. Мерл тут же оттолкнул меня. Я отшатнулся и увидел Норму рядом с подъездной дорожкой. Скрестив руки на груди, словно стараясь держать себя в руках, она стояла с искаженным от ярости лицом.
– Что, ради всего святого, вы творите, мальчики? На виду у всей улицы? – прошипела она.
Я промолчал, только вытер нос рукавом рубашки. Раньше я никогда не бегал к ней из-за братьев. Не доносил на них раньше и не собирался этого делать сейчас. Только вот Шейн начал жаловаться первым.
– Посмотри, что он сделал! Бросил камни в нашу машину! Теперь вся задняя часть нуждается в покраске.
При виде повреждений глаза Нормы Сэлинджер расширились, сузились и зло сфокусировались на мне. Мы все хорошо знали этот убийственный взгляд.
– Это правда?
– Они сожгли его записку! – воскликнул Гаррет, стоявший рядом со мной. – Ту, что осталась у него после пожара. Когда он был ребенком. Сожгли без всякой причины!
Старшие посмотрели на своего младшенького, молча обещая отомстить.
– Гаррет, успокойся, – попросил я.
Впервые даже Норма поразилась жестокости собственных детей.
– Это правда? – потребовала она. Оба старших сына вздрогнули под ее пристальным взглядом.
«Неужели пришло время? Заступится ли Норма за меня? Положит ли конец садистским замашкам Шейна?»
Но нет. По выражению лица Нормы можно было проследить, какие мысли мелькают у нее в голове. Она встанет на сторону кровных детей, поведение которых не выглядит для нее суровым по отношению ко мне.
– Мы не копаемся в чужих вещах, подобно воришкам, – ледяным тоном произнесла она, обращаясь к братьям, а потом повернулась ко мне, – и не оскверняем то, что нам не принадлежит. Никто ничего не сделал. А теперь марш в школу. Вы опоздали. Когда вернетесь домой, я решу, как с вами поступить. Убирайтесь.
Мы разошлись в разные стороны, Шейн бросал на нас с Гарретом косые взгляды, возмущенный тем, что попал в беду. Боже, что за чушь. Норма даст им с Мерлом какую-нибудь легкую работу, а мне придется заплатить за повреждение пикапа. Или сам буду исправлять его в мастерской.
Только маленький Гаррет избежал наказания, по крайней мере от матери. Я всегда подвозил его до начальной школы.
– Послушай, ты должен перестать заступаться за меня. Иначе у тебя будут неприятности, – сказал я, как только мы выехали на дорогу.
– Я знаю, – ответил он, вытирая нос, – но это несправедливо. Записка много для тебя значила.
– Я переживу. Но ты еще слишком мал. Тебе будет больно.
– Разве ты не должен отстаивать свою правоту? Этому нас учит в школе мисс Джонстон. А то, что сделал Шейн, неправильно.
Взглянув на Гаррета, я заметил наворачивающиеся на его глаза слезы. И сердце сразу смягчилось, ярость и горечь немного поутихли.
– Нет, не нужно. Если продолжишь меня защищать, они переключатся на тебя.
Гаррет снова фыркнул, на этот раз вызывающе. Он вздернул маленький подбородок, глядя куда-то вдаль.
– Я справлюсь.
Я вспомнил убийственный взгляд Шейна, когда малыш заступился за меня. «Нет, не выдержишь», – подумал я. Сгоревшая записка оставила зияющую рану, которая не затянется в ближайшее время, но безопасность Гаррета важнее. Несмотря ни на что.
Я молча управлял автомобилем, набираясь храбрости. Когда мой младший – и единственный – брат взвалил себе на колени огромный рюкзак, я въехал на кольцевую развязку Уильямсбургской начальной школы. Он потянулся к ручке дверцы, но на секунду задержался.
– Тебе нужно уехать, – произнес он, глядя на меня сквозь взъерошенную копну светлых волос. – Тебе следует держаться от них подальше.
– Это я и планирую, – отрезал я настолько каменным голосом, насколько это было возможно, и посмотрел вперед. – Выходи уже, иначе опоздаешь.
Он нахмурился, услышав мой холодный ответ.
– Я буду скучать по тебе, Эван. Если ты уедешь, я буду скучать по тебе, но думаю, так будет лучше. Так они не смогут больше причинить тебе боль.
Я вцепился обеими руками в руль. До тех пор, пока не побелели костяшки пальцев. Даже невзирая на то, что на них остались ссадины после драки.
– Выходи. Из машины.
Я почувствовал, как меня заполняет боль Гаррета, и едва не сдался.
– Почему ты так груб со мной, Эван? – воскликнул он дрожащим голосом.
Я не хотел так с ним поступать. Однако должен был. Чтобы защитить его. Будет безопаснее, если и он станет ненавидеть меня.
Позади нас засигналила машина. Я потянулся через Гаррета и распахнул дверь, затем снова посмотрел вперед, не обращая на него внимания.
– Вылезай из этого чертова пикапа.
Гаррет схватил рюкзак и выбрался наружу. Он немного постоял, с вызовом глядя на меня. Я пробормотал проклятие и потянулся, чтобы закрыть дверь, но брат оказался быстрее. Он захлопнул ее с выражением горечи и злости на лице, повернулся и зашагал к своей школе. Выражение его глаз ранило почти так же сильно, как боль от сожженной записки.
«Хорошо, – подумал я, наблюдая за ним, – так для него будет лучше». Я не мог позволить себе такой роскоши, как гадать, будет ли так лучше для меня.
Этим утром спортсмены вели себя с Эваном еще хуже. Со стороны моего шкафчика, который стоял там же, где и шкаф Шейна Сэлинджера, открывался прекрасный обзор. Когда он проходил мимо, опустив голову, ссутулив плечи и засунув руки в передние карманы джинсов, тощий маленький ублюдок что-то бормотал Джареду, Мерлу и остальным.
– Мерл позаботился об этом, – услышала я слова Шейна.
Мерл Сэлинджер сжал руку в кулак и многозначительно ударил ей по ладони. Глаза Джареда расширились, и он рассмеялся.
– Сегодня утром на подъездной дорожке для тебя развели костерок, да, фрик? – крикнул он.
Эван проигнорировал их, но я заметила выражение его голубых глаз. Взгляд, которым он одарил Шейна, мог бы заморозить все девять кругов ада. Тот отшатнулся, немного повозившись с тростью, но расслабился, стоило Эвану продолжить свой путь.
Мы договорились встретиться с Джаредом на перемене, но я кинула его. За обедом я еще раз отшила его. На истории Запада он бросил на меня вопросительный взгляд. Я отвернулась, демонстрируя ему лишь стену волос, и обратила внимание на Эвана. Голова опущена, глаза смотрят вниз, плечи сгорблены так, словно он хочет целиком погрузиться в свою книгу. А еще я заметила засохшее пятно крови под его носом. Костяшки его пальцев покраснели и распухли. Он дрался.
С кем? Возможно, со своим братцем-буйволом, Мерлом. А может, со спортсменами. С Джаредом, например. Тот, кстати, снова попытался привлечь мое внимание, и я показала ему средний палец. Его глаза расширились, а затем он разочарованно покачал головой, но губы предупреждающе скривил. Я не сомневалась, что слухи быстро расползутся. Легкодоступная. Подстилка. Шлюха.
Я тяжело вздохнула. Расставания бывают такими грязными.
Остаток урока я желала, чтобы Эван хоть раз взглянул в мою сторону. Но очевидно, что у него выдался ужасный день. Он не смотрел ни на меня, ни куда-либо еще. Только вниз. Словно и не было прошлого вечера.
«Можно ли винить его? Ты вела себя, как настоящая сука», – подумалось мне.
Я смотрела на свой стол, прячась за волосами и отговорками. Эван напугал меня ужаснейшим образом. Я решила, что он решил утопиться. И все же ощущала вину за то, как себя с ним повела. Ему и без меня хватает дерьма в жизни.
Ближе к концу урока я увидела, что Эван прячет книгу под листками и читает, пока мистер Альбертин бубнит о родине демократии.
– Эй, – дружелюбно прошептала я. Наверное, я выглядела, как Уэнсдэй Аддамс из «Семейки Аддамс», когда попыталась изобразить улыбку.
Эван быстро окинул меня тяжелым и потускневшим взглядом, кивнул в знак приветствия и вернулся к чтению.
– Что ты читаешь?
Он продолжал держать голову опущенной, не отрывая глаз от страницы, но подвинул книгу так, чтобы я смогла рассмотреть название. «Граф Монте-Кристо».
– Эту я упустила. Хорошая?
– Да, – прошептал он, так и не глядя на меня.
– О чем она?
– Про побег из тюрьмы.
Не нужно копать слишком глубоко, чтобы понять подтекст. Эван говорил, что хочет уехать из Планервилла. Что бы с ним ни случилось сегодня, это не заставило его передумать.
Я желала спросить парня о разбитом носе и о том, почему братья по отношению к нему ведут себя как придурки. Хотелось услышать все от него, а не через школьные сплетни. Я внезапно осознала, что хочу узнать его поближе, а это мало походило на меня. Обычно я не тянусь к людям.
Прозвенел звонок, Эван, не сказав ни слова и не оглянувшись, молниеносно собрал вещи и ушел.
Той ночью, лежа в кровати с блокнотом и постукивая шариковой ручкой по губе, я размышляла над заданием мисс Политано. Строки для любовного послания крутились в голове.
Поэма о любви.
От меня.
В разы лучше с ее заданием справился бы могильщик, если бы того попросили написать про рождение ребенка. Любовь для меня являлась неизведанной территорией. Смерть, потеря и одиночество – вот мои сильные стороны. Любовь принадлежала серому прошлому. Словно человек, которого я когда-то хорошо знала, но потеряла с ним связь, а сейчас не могу вспомнить ни лица, ни голоса, ни ощущений, когда он рядом.
Я попробовала написать несколько строк, но они вышли удручающими. Учительница просила не о почерневшей, гниющей версии любви. Она хотела видеть настоящие эмоции.
Летняя школа замаячила перед моим взором.
Я судорожно продолжила писать, вычеркивая все больше слов, в итоге вырвала лист и бросила его в мусорную корзину. Я никак не могла сосредоточиться на задаче. Все мысли крутились вокруг Эвана Сэлинджера.
Чем он сейчас занимается? Доставили ли его братья ему еще больше неприятностей? Или, может, он в бассейне, старается узнать, насколько получится задержать дыхание? Я прикусила губу, обдумывая, хорошая ли это идея – отправиться в «Фаунтаун». Черт возьми, а почему бы и нет? Я вольна идти куда угодно. Свободная страна и все такое.
«А вдруг он ходит туда, чтобы сбежать? Вдруг это его единственное проклятое убежище?» – засомневалась я.
И закусила губу.
Последние шесть лет я жила в режиме выживания. Мама оставила меня одну. Я не отдавала и не получала знаков внимания от парней, конечно, если это не секс. Но со мной ничего не случится, если я пойду в «Фантаун» и засеку для Эвана время…
Задержи дыхание.
Я буду считать минуты.
Охраняя твой покой…
Я моргнула, увидев написанные слова.
«Боже, что это еще за странное дерьмо?»
Откинувшись на спинку кровати, я решила хоть раз попытаться выспаться.
И уставилась в потолок.
Проверила время на телефоне. Почти девять часов. Мобильник в хорошем рабочем состоянии. Не сломался. Ботинки не расклеились. А вот я по отношению к Эвану проявила себя стервой и ненавидела это ощущение.
Поэтому встала, надела старые джинсы и сандалии, которые не носила в школу, и направилась к выходу.
На этот раз сквозь душную, липкую темноту в аквапарк я ехала на велосипеде. Цикады оглушительно пели, и их непрерывное стрекотание обволакивало уже уснувший город. Желтый свет горел в окнах лишь нескольких домов. На улице никого не наблюдалось. Ни одна машина не проехала мимо. Словно я попала в город-призрак.
Как и в прошлый визит, аквапарк оказался пуст. Как и в прошлый раз, Эван находился в бассейне. Руки лежали на цементном полу, подпирая подбородок. Он выглядел измученным. Поверженным. Словно проплыл сотню кругов, хотя вода выглядела спокойной.
Сандалии шлепали по дорожке, сообщая о моем вторжении. «Эван пришел сюда, чтобы сбежать, – твердила я себе. – Я незваный гость. Мне следует вернуться и оставить его в покое». Только вот я не повернула. Он смотрел на небо, не поднимая головы, и его голубые глаза выглядели еще более потускневшими.
– Привет, – сказала я.
– Привет, Джо.
И почему в устах Эвана мое имя звучит так необычно? Он всегда обращался ко мне по имени. Даже в снах. Я же никогда не произносила его имя вслух.
– Я не хотела тебя беспокоить.
– Ты мне не мешаешь.
– Я уйду, если ты хочешь побыть один. – Он что-то пробормотал себе под нос. – Что? – спросила я.
– Ничего, – ответил Эван, а потом нырнул, вынырнул и откинул волосы с лица. – Зачем ты сюда пришла?
Я села на ближайший к глубине шезлонг.
– У меня есть телефон. В нем таймер. Я подумала, что могу засечь для тебя время, пока ты будешь задерживать дыхание под водой.
– Ты действительно хочешь провести вечер среды таким образом? – удивился он. Парень покачал головой, молча отвечая на собственный вопрос. – Тебе лучше уйти. Если кто-нибудь увидит тебя здесь, то не дадут жизни.
– Как будто мне не плевать, что обо мне думают! – Эван оглядел меня с головы до ног, взглядом задержавшись на длинных волосах, которые подобно щиту прикрывали шрам. Я скрестила руки на груди. – Ты хочешь, чтобы я засекла время или нет?
– Нет, спасибо, Джо, – тихо проговорил он, – не сегодня.
Я встала и подняла сумку.
– Тебе хочется побыть одному. Понимаю. Мне не следовало приходить. Прости.
– Нет, мне очень жаль. Просто сейчас я не лучшая компания.
– Плохой день?
– Можно и так сказать.
Я снова села.
– Что случилось? Я имею в виду… если ты, конечно, хочешь поговорить об этом.
– Ничего нового, все как всегда. – Он о чем-то вспомнил, и на вмиг помрачневшем лице погасла улыбка. Эван ткнул большим пальцем в цемент на краю бассейна. – Но на этот раз он зашел слишком далеко.
– Что произошло?
На мгновение наступила тишина.
– Ты когда-нибудь теряла нечто ценное для себя? Я не о людях или каких-то эмоциональных потерях. Я говорю о памятном предмете.
Мне на ум сразу же пришел голубой кит. Куда бы ни ехала, я не расставалась с игрушкой. Не могла вспомнить, почему так дорожила ею. Просто любила эту вещь, наверное. Где-то в том хаосе, когда умерла моя мать, а Джаспер попал за решетку, я потеряла своего кита.
– Да, – ответила я, – но прошлого не вернуть, правда же? Ты ничего не можешь с этим сделать.
Эван кивнул.
– Я раз за разом повторяю себе об этом. Не помогает.
– Что ты потерял?
– Тебе действительно интересно?
Я остановила готовое сорваться с языка замечание, что иначе бы не спрашивала. Однако парня, казалось, искренне заинтересовало мое желание пообщаться. Полный отстой. Одиночество вышло на новый уровень.
– Да, – подтвердила я, – мне интересно.
Судя по всему, он собирался все рассказать, но потом покачал головой.
– Это мои братья. Мои приемные братья, о чем они не устают напоминать. Они уже не знают, куда копать и на какие кнопки нажимать, чтобы я потерял все.
– Им обоим нужен хороший пинок под зад, – заявила я с ухмылкой. – Просто мое наблюдение.
Эван слабо улыбнулся и оттолкнулся от стены, чтобы окунуться в воду.
– После окончания школы станет легче. Когда я отсюда уеду.
– Уедешь?
– Как только закончится церемония.
– Ох, круто. – Я смахнула с шезлонга опавший лист.
– А что насчет тебя?
– Не знаю. Через несколько недель мне исполнится восемнадцать. Думаю, Джерри избавится от меня.
– Джерри?
– Кузен моей матери. Мой опекун.
– И он так поступит? Просто вышвырнет тебя?
– Ага. Он заботился обо мне шесть лет, думаю, с него хватит.
– Что ты будешь делать? – нахмурился Эван.
Я пожала плечами.
– Я скопила немного денег. Все будет хорошо. Найду работу. Какое-нибудь место. – Я закашлялась. – Со мной все будет в порядке.
Повисла небольшая пауза.
– А что насчет тебя? – поинтересовалась я. – Куда поедешь? Вчера ты упоминал про Гранд-Каньон.
– Однозначно Гранд-Каньон, – проговорил парень и задвигал руками, чтобы удержаться на плаву. – Рядом с ним есть озеро Пауэлл. Поселюсь в хижине неподалеку. Думаю, смогу работать в местной автомастерской. Не хочу заниматься этим вечно, только пока не закончу подготовку по оказанию скорой помощи.
– Ты хочешь стать медиком?
– Пожарным. Я хочу быть пожарным. Но навыки по оказанию первой помощи должен пройти.
– Серьезно?
– Ага.
– Опасная работа, не так ли? Тушить бушующий ад, вытаскивать людей из горящих зданий? – Я криво улыбнулась. – Спасать кошек с деревьев.
Эван издал короткий смешок, и, клянусь богом, этот звук достиг моей души. Да и сердца тоже.
– Ну или типа того, – согласился он. – Мне нравится помогать людям.
– Я могу представить тебя пожарным.
– Да?
Боже, конечно. Я представила высокую фигуру Эвана, облаченную в тяжелую форму пожарного. Нужно быть сильным, чтобы носить ее. Фантазия двинулась дальше. Красивое лицо, покрытое по́том и копотью, бушующий позади огонь. Он несет маленькую девочку и отдает в руки благодарной матери…
Что со мной не так?
Эван Сэлинджер завладел моими мыслями. Я попыталась отгородиться, но это не помогло.
– А ты кем хочешь стать? – спросил он. – Ты упоминала, что найдешь работу, но как же твои стихи?
Мои брови взлетели вверх.
– Откуда ты знаешь, что я пишу?
– Я принес в жертву агнца на алтаре Баала, и мне явилось видение. – Он рассмеялся, увидев выражение моего лица. – Я читал ваш андеграундный журнал. Как его там? Mo Vay Goo? Там еще зернистая ксерокопия Моби Дика на обложке?
– А. Точно.
Его смех затих.
– Понимаю. Я в курсе, что обо мне говорят.
Желание расспросить у него о Вудсайде, о срыве в классе, о видениях так никуда и не делось. И я видела, что он готовится к моему любопытству.
«Не делай с ним этого», – подумала я. Эван и без того достаточно долго варится во всем этом. Больше никаких дурацких намеков. Я решила просто поговорить с ним.
– Ты читал Mo Vay Goo? – удивилась я. – Я думала, журнал выбрасывают в мусорку через шесть наносекунд после того, как Марни его раздаст.
Он снова подплыл к краю бассейна.
– Обычно я читаю журнал, хотя пока там не появилась твоя публикация, он не производил на меня впечатления. Твое стихотворение мне понравилось.
– Спасибо.
– Ты правда хорошо пишешь, – сказал он. – Разве не хочешь заниматься этим? Быть поэтом? Я имею в виду превратить это в профессию?
– В поэзии не так уж много денег. Ни гроша.
– Преподавание?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Я не очень люблю стоять перед людьми и говорить. И чтобы стать учителем, мне придется поступить в колледж. Джерри так много переезжал, что у меня дерьмовые оценки. Я не смогу получить стипендию, а провести остаток жизни по уши в долгах не хочу. Наверное, найду какую-нибудь работу в ресторане, а писать буду на стороне. – Я посмотрела на свои руки. – Знаю, не очень амбициозно…
Эван положил подбородок на руки, наблюдая за мной.
– Я был бы не против когда-нибудь почитать твои стихи. Если ты не возражаешь.
– А ты бы хотел?
– Определенно.
Я представила, как он читает мою коллекцию. Стихи, написанные глубокой ночью под шепот призраков.
– Это нелегкое чтение.
– Они о твоем шраме? – тихо поинтересовался он.
– Некоторые. Говорят, надо писать о том, что знаешь.
Эван кивнул, и я увидела незаданный вопрос.
– Автомобильная авария, – произнесла я. – Мне было тринадцать. Мама и дядя погибли, я порезалась. Об окно. В смысле… так я получила шрам.
Я отвела взгляд. Я так часто врала, что слова легко слетели с моего языка. Но мне казалось неправильным то, что я обманула Эвана. Как будто оскорбила его интеллект.