В этом году февраль украсил зиму большими сугробами. Под деревом калины образовался большой белоснежный пушистый сугроб. Отец, когда убирал во дворе снег, под кустом решил этот сугроб оставить: для красоты, и птицам весёлая банька будет, посмеивался он.
Многие гроздья калины мама не собирала с куста, и сладкие ягоды в зиму были хорошей подкормкой птицам. На калине можно было всегда увидеть, как лакомятся воробьи, громко чирикая, и другие пернатые, но я ждала снегирей. Студёным февральским утром наконец красногрудые красавцы прилетели. Они по-хозяйски расселись небольшой стайкой на ветках и принялись за ягоды. Их весёлый щебет и красные кафтанчики оперения на груди нельзя не заметить. Даже сильный мороз, который стоял в это утро, не смог бы теперь удержать меня в доме.
Захватив фотоаппарат и видеокамеру, я выбежала во двор и притаилась за углом дома. Порадовали первые снимки прекрасного обеда или завтрака – какая разница – для чудных зимних птиц это был пир, и я ещё долго стояла, наблюдая за снегирями. Насытившись, стайка дружно взмыла ввысь и растаяла в зимнем небе, а под кустом оставила красные пятнышки калины, которые хорошо разукрасили снег под ней. Но через несколько минут на куст опустилась более многочисленная стайка снегирей, и пир продолжился теперь для них. Эта стайка надолго задержалась у нашего куста калины. Снегири, перелетая с ветки на ветку и выбирая ягоды получше, явно спорили и веселились. Ну чем не птичий пир!
Вдруг один самый быстрый снегирь нырнул в пушистый сугроб, тут же выскочил из него, взлетев на ветку, взъерошенный, помахал крыльями, стряхивая последние снежинки, и опять скрылся в снежном сугробе. Мгновение – он уже на ветке у ярких ягод. За ним другой вспорхнул с ветки и скрылся в сугробе. И теперь почти все снегири ныряли один за другим в сугроб, тут же выныривая, как из воды, и быстро взлетая на ветки к ягодам. Казалось, птицы купались в чистом мягком снеге, и это им очень уж нравилось. Но секрет скоро открылся: кусочки варёного сала заранее для птиц были спрятаны под кустом отцом. Красивые алые птицы лакомились ягодой, перелетая с ветки на ветку, громко щебетали, споря на своём птичьем языке о чём-то, веселясь, ныряли вниз головой в мягкий белый сугроб за редкими кусочками сала.
Маленькая сестра, которая стояла рядом, не выдержала, подбежала к кусту, звонко захлопала в ладоши, как и они, защебетала, запрыгала от радости, и стайку будто ветром сдуло с калины. Обнимая сестру и успокаивая, я спешила сделать интересные снимки. Испуганные птахи всё кружили над кустом, над нашими головами, не улетали и опять дружно расселись на ветках поближе к сладким ягодам. Вдруг весёлая стайка снегирей дружно вспорхнула и также неожиданно, как первые снегири, скрылась, будто растаяла в морозной мгле.
Наш большой куст калины остался одиноко стоять с расклёванными красными ягодами, сломанными кое-где ветками, но ещё с неплохим на нём запасом ягод. А под кустом на белоснежной зимней скатерти красовался ковёр из остатков сытного их обеда – это густо разбросанные красные косточки ягод, которые ярко светились и сияли огнями по вечерам. Птичий пир удался на славу, улыбался папа.
Февральские морозы в этом году держались весь месяц, и снегири посещали калину почти ежедневно, они прилетали обычно до обеда, всегда до перехода солнца в зенит. Так было пока куст калины не опустел. Грустно было теперь смотреть на любимый куст калины – растрёпанные ягоды, пожухлая листва, сломанные веточки и ярко-красное покрывало под кустом на снегу – это всё осталось от обильной роскоши осенних сладковатых, чуть с горчинкой ягод калины. Радовало, что кормились здесь ягодой алые снегири, да и другие пернатые прилетали, а не почернели ягоды от зимнего одиночества.
Пришло время уезжать и мне. Недалеко, за деревней, которую я обычно проезжала по дороге, была удивительная полянка, где я тоже видела зимних алых красавцев. Тогда немного свернув с дороги, я останавливала машину и пешком шла к ней, чтобы не спугнуть птиц. Между трёх неказистых сосен на пригорке была полянка, слишком неприветливо выглядела она. Здесь в любое время года дули порывистые ветра – сухие знойные летом, обжигающие холодные зимой. Но жители деревни не оставляли полянку без присмотра. Чем-то она была интересна людям, а может, жители были рачительными к земле и берегли каждый клочок. Зимой они выставляли здесь специальные деревянные ограждения для задержки снега. Высаживали поблизости саженцы деревьев почти каждую весну, но они не приживались. По весне они засевали поляну рожью, пшеницей или кормовыми травами. Тогда меня радовала полянка то своим зелёным ковром, то спелыми колосками с голубыми васильками среди редких зрелых колосьев. И круглый год на пригорок к полянке слетались на подкормку самые разные пернатые. Зимой холодный резкий ветер сметал снег с поляны и собирал вдали от неё большие снежные сугробы, оставляя лишь тонкий слой снежного покрова. Одиноко качались ветки прошлогодних трав, остатки колосьев, полные семян. Но в студёные зимние дни полянка и подкармливала прилетающих к ней птиц, но особенно здесь любили кормиться алые снегири.
Мне приходилось частенько наблюдала, как какая-нибудь стайка красногрудых рассеивалась по тонким сухим веткам пшеницы, дикой травы. Они раскачивались под порывами ветра, и издали были похожи на ярко-красные цветы маков. Прилетало сюда одновременно и несколько стаек снегирей сразу, но каждая держалась отдельно, не удаляясь от своих. Тогда поляна украшалась живыми красными клубочками, словно яркими маками среди зимы – алыми снегирями, и знакомая полянка на пригорке уже не казалась мне совсем неприветливой.
Дикий голубь
Мне 13 лет, майское солнечное утро. Встав пораньше, я успела уже сбегать в лес за маслятами, побродив в молодом сосновом лесу, который в это время особенно густо и прекрасно дышал зелёной влажной хвоей. Мне было весело и легко в лесу, воздух, напоённый запахами елей и сосен, слегка бодрил.
Наш дом стоит недалеко от леса, но мама не решалась отпускать меня одну в лес – с подругами только можно. Да я очень упрашивала, за молодыми грибками у меня сами ноги просились, в лес хотелось – там в разгаре весна, многое интересного. В школу во вторую смену обязательно успею, волноваться за это не надо – это точно, – кивала я головой в ответ маме. После короткого молчания мама сказала, чтобы я не задерживалась и отпустила меня, только на один часик, как она любила всегда говорить.
Солнце поднималось уже к зениту, когда я заспешила обратно домой. Бежала где вприпрыжку, где быстрым шагом по узенькой лесной тропинке. Вскоре выскочила на опушку леса, дальше мчалась наперегонки с попутным ветром вдоль поля босая по белоснежному тёплому песку. Тропинка свернула к железнодорожному полотну, и теперь я мчалась вдоль железной дороги точно быстрее ветра. Грибов у меня оказалось немного, дождик не прошёл, но я была рада и этим. Как ни спешила я, а пришлось всё-таки сбавить ход – бежала мимо огромного муравейника и в него угодила почти носом. Стряхнуть всех на ходу не удалось – кое-где впились мураши мне здорово. Напевая что-то невесёлое и морщась от укусов, пришлось остановиться, оглядеться.
Вдруг впереди, в стороне от тропинки, моё внимание привлёк странный белый предмет. Странный, потому что он двигался, но не удалялся далеко, хотя порывы ветра были сильными. Густые кусты вокруг не давали рассмотреть издали его, а любопытство моё было сильнее мысли про мамин нагоняй. Решив, что прохожий потерял тряпку или платок, да что бы там ни было не опаздывать же в школу пустякам. Но тут мне послышалось, что кто-то всхлипывал в кустах тоненьким голоском. Подумала, что девочка маленькая как-то оказалась здесь, в колючках, а это же ужас. И я, крадучись, чтобы не напугать, поползла к кустам. Чем ближе я подползала, тем больше белое пятно привлекало моё внимание. Наконец, не выдержав, вскочила и побежала к нему. За пару метров остановилась от промелькнувшей в сознании мысли, что не могу разобрать до сих пор, что это. Но было точно видно, что меня заметили.
Светлое пятнышко заметалось, замахало, как оказалось, крыльями, пытаясь взлететь или хотя бы удалиться подальше, и не желая подпускать к себе. На цыпочках подошла я к кустам – там сидел голубь, беспомощно метавшийся на колючках высокого куста. В белоснежном оперении, испуганный, он всеми силами пытался отлететь подальше, спасаясь от меня, и вырваться их колючего плена.
С осторожностью я накрыла платком дрожащую птичку и прижала к себе. Обрадовавшись своей находке, я решилась его рассмотреть, но голубь бился в испуге. Оказалось, голубь был серьёзно ранен, одно крыло у него беспомощно висело, и другое было тоже сильно повреждено. Я сразу решила, что заберу его с собой, вылечу, а потом отпущу на волю. Аккуратно сложила голубю крылья, укутала в платок и припустилась бежать домой ещё быстрее. Не хотелось, чтобы мама волновалась из-за моего отсутствия.
Вот и калитка, дома про грибы я забыла, а поспешила заняться голубем. Он был белый-белый, ни одного тёмного пятнышка не видно среди его перьев. Пёрышки красивой белизны отливали на солнце.
Мы с мамой осмотрели его, оказалось, одно крыло перебито в двух местах, на другом была только ранка. Мама сказала, что голубь дикий, не домашний и в общем здоровый. Озорники попали, видно, ему из рогатки два раза в одно крылышко, перебили. Голубь вырывался из моих рук, больное крыло у него неподвижно повисло. У мамы он присмирел, успокоился. Мы подвязали больное крыло на тонкую дощечку, перевязали его, ранки на втором крылышке обработали, и голубь даже свободно встал на лапки, пытаясь взлететь. Красные лапки у дикого голубя были покрыты густыми мелкими пёрышками, издали казалось, что он в белых сапожках. Из еды он ничего не брал, клюнув меня в палец, он рванулся взлететь, испугавшись, возможно, нашего кота, ударился об оконное стекло и затих.
Мне надо было спешить в школу. В доме я его оставить не решилась из-за кота, а взобралась по лестнице на чердак дома и оставила моего знакомого на кирпичной площадке возле печной трубы, поставив рядом воду, крошки хлебные и пшено. На чердаке голубю будет спокойнее, он ведь дикий и опасается, видно, не только кота, но и людей. На кота мама очень строго посмотрит, кот у нас был понятливый, и маму побаивался, даже больше, чем папу и нашу собаку.
Голубь успокоился, присел на лапках и закрыл глаза. Я тоже притихла, глядя на Дикарика, так я уже успела назвать его, и чуть не уснула с ним рядом. В школе меня всё время мучил вопрос: чем кормить голубя?
На следующий день Дикарик тоже не притронулся к хлебным крошкам, пшенным и другим крупам. Кажется, он даже не пил воду, которая стояла рядом. Я не отходила от него, поглаживала спинку, отчего он отодвигался подальше в сторону от меня. Я очень боялась, что голубь погибнет. Мама успокоила, что голубь жил на свободе, сейчас очень напуган людьми, болен, и раны у него серьёзные, поэтому не стоит его трогать руками, а надо подобрать обязательно ему еду и лечить раны. Следующий день я просидела с ним рядом, не спускалась с чердака к завтраку, обеду, даже чуть не опоздала в школу.
Прошло два дня, голубь по-прежнему не трогал еду, только иногда открывал глаза и опускал свой розовый клювик в воду.
Утром мама дала мне рис и сказала, что, возможно, голубь его возьмёт. Я поднялась на чердак. Дикарик также сидел, нахохлившись, склонив головку набок и закрыв глазки. Я так испугалась, что он умер, и от бессилия тихо зарыдала, чтобы не услышали домашние, прикрывая лицо юбкой. Но, услышав меня, голубь немного встрепенулся, отскочил в сторону. Медленно и осторожно я протянула ему в ладошке зёрна риса, ближе и ближе подвигая к нему руку. Голубь насторожился, но на этот раз не отскочил, а как-то внимательно наблюдал за приближающимися зёрнышками. Совсем осторожно я приближала свою руку прямо к его клювику. Голубь вдруг клюнул в мою ладошку раз, другой и быстро начал склёвывать все крупки подряд. Я замерла, он подбирал зёрнышки риса с вытянутой моей руки, а другой я подсыпала ему новую порцию риса. Вскоре Дикарик перестал клевать рис, но и этих зёрен ему было достаточно на первый раз.
Забыв про осторожность спускаться вниз по кривой лестнице, я мигом слетела, чтобы обрадовать этой новостью маму и всех остальных. Голубь поклевал рис, теперь он не погибнет, это моё сообщение обрадовало всех и маму особенно. Видела, как она улыбалась, и я радовалась вдвойне.
Вскоре я взобралась к Дикарику вновь и издали наблюдала за ним, мысль, что он выживет окрыляла. Голубь важно стал расхаживать по кирпичикам у печной трубы, потом попил воды, присел. Я боялась шевельнуться и стояла в стороне, чтобы не спугнуть его.
Теперь каждые утро и вечер, а когда было свободное время, и в обед, я поднималась к моему белоснежному голубю на чердак. Он всегда клевал только рис, даже сладкую булку не ел, а пил только холодную воду из колодца. Так и стал жить дикий голубь на чердаке, по-прежнему отказываясь от всего, кроме риса и медленно, но поправляться. Каждый вечер я меняла ему повязки на крыльях, проверяла, чтобы раны были чистыми, стараясь не причинять боль. Он не вырывался из моих рук, сидел спокойно, когда я поглаживала его спинку. Когда я появлялась, он не опасался меня, брал рис из моих рук, позволял перебирать его белоснежные мягкие пёрышки, но к сильным лапкам не подпускал, быстро отскакивал в сторону, когда я пыталась их потрогать.
Повязку со сломанного крылышка сняла мама только через месяц. Голубь теперь был совсем здоровым, но оставался жить на чердаке. Я почти не расставалась с ним, поднималась сюда по любому поводу, брала книгу и, лёжа на тёплых опилках чердака, читала или фотографировала дикого голубя. Белоснежный голубь копался в опилках, а бывало, что устраивался у меня на плече и закрывал глаза, тогда я тоже начинала дремать. Казалось, голубь перестал меня замечать, не боялся прыгал на моём платье, усаживался на плечи или важно расхаживал на чердаке, собирая крошечные камешки.
Фотоаппарат у меня появился через несколько дней, как я принесла дикого голубя домой. Я давно мечтала фотографировать. И отец подарил мне настоящий хороший фотоаппарат. Он похвалил меня за то, что я не бросила птицу раненую в лесу.
Солнечные лучи падали сквозь ветряные доски фасада чердака и отдушины под самой крышей на тёплую подстилку, и нам с Дикариком здесь было уютно и тепло. Я устроила для него под самой крышей жёрдочки. Крылья у него восстановили подвижность, и он хорошо взлетал на них, подолгу оставаясь сидеть там. Так мы окончательно подружились с ним. С чердака в коридор он не пытался слетать, а садился на краю и поглядывал вниз. Когда видел меня, начинал громко ворковать и топать лапками, так он радовался мне, а может, подзывал к себе.
Летом время летит быстро, начали желтеть листья на деревьях, увядала постепенно зелень трав, вместо ярких летних зацветали осенние скромные цветы. Я надеялась, что голубь останется у нас жить зимой. Уверена была, что он привык к месту на крыше. Но мама часто говорила, что это голубь дикий, ему нужна свобода, и к зиме он должен улететь, да и в холодные дни у печной трубы на чердаке оставаться не безопасно.
Однажды, взобравшись на чердак, как обычно, я стала звать голубя, но мой любимый Дикарик не подлетал ко мне, его нигде не было. Я обшарила все уголки чердака, но так и не нашла птичку. И чем дольше искала его, тем сильнее поселялся у меня непонятный холодок и тревога. Я быстро перебирала варианты его исчезновения: поймал кот или хорёк, но хоть одно перышко где-то, да осталось бы. Голубь был отважной дикой птицей и не дался бы самому злому коту. Я видела, как ещё с перевязанным крылом он смело защищался от рыжего соседского кота, так что тому пришлось отступить. С тех пор коты его не трогали, а наш кот успел подружиться с диким голубем. Иногда я видела их на чердаке спящими рядом.
С этой неразгаданной загадкой я спустилась с чердака и объявила всем, что Дикарик наш исчез. Отец сказал, что скучно ему одному стало и улетел. Все в доме успокоились постепенно и стали забывать о голубе, только я часто рисовала Дикарика на обложках тетрадей, но тоже смирилась и даже радовалась, что он опять умеет летать. Вскоре произошло событие, которое оставило у меня мгновения счастливых минут.
Был конец сентября, стояло чудесное бабье лето! Я копалась во дворе, помогая маме перебирать картошку. Вдруг какой-то странный крик или точнее сильный птичий клич вверху привлёк наше внимание. Подняв голову, я увидела очень высоко в безоблачном небе белеющую стайку птиц. Вот одна из них стала медленно снижаться, ещё ниже, за ней другая белоснежная птица камнем бросилась вниз и оказалась рядом с первой. Они спустились совсем низко, сделали круг над нашим домом и плавно уселись на крыше. Теперь я чётко разглядела в одном из них знакомого голубя, моего Дикарика, рядом с ним была белая птица поменьше. Отец, который столярничал во дворе, улыбнулся, вот, мол, нашёлся твой знакомый голубь, да ещё прилетел с друзьями.
Стайка голубей высоко, красиво кружила над домом, а ниже не спускалась. Дикарик рядом с подругой ворковал на крыше, может, хотел рассказать, что он помнил нас, и прилетел с друзьями. Вдруг дикий голубь отделился от подружки, стал спускаться в мою сторону, подлетел и смело уселся мне на плечо. От неожиданности я радостно подпрыгнула, Дикарик мой сразу взлетел, покружив низко надо мной головой, он поднялся опять на крышу и присел рядом с голубкой.
Прибежала моя подружка из соседнего дома, мы, задрав головы, рассматривали голубиную стаю, которая продолжала кружить над моим домом, где сидел голубь с белоснежной подругой. В эти минуты я верила, что мой голубь понимал и радовался вместе со мной этой встрече. С голубкой они ворковали, топали лапками, быстро передвигаясь по коньку крыши. В ответ мы махали платками, звали голубей. Вскоре прекрасная пара одновременно взлетела, сделала ещё круг над нами и стала подниматься всё выше и выше. Вот они присоединились к остальным голубям, и любимый мой Дикарик теперь быстро удалялся с голубиной стаей, растворяясь в небесной дали. И через несколько минут дикие голуби исчезли из вида. Мне было почему-то немного грустно, но сейчас я точно знала, что мой любимец остался жив. Когда он совсем поправился, набрался сил, то, конечно, вылетел через отдушины на фасаде дома на волю, в свою стихию, и нашёл своих красивых белоснежных друзей.
Ещё два раза, ранней осенью, в канун бабьего лета, прилетала к нам дикая белая стайка, кружила над домом и улетала, а Дикарик спускался к нам на крышу. Я уже не удивлялась, а даже хотела его приучить опять клевать его любимый рис, но мама предупредила, что там вверху их настоящая жизнь, они дикие птицы. Проходили осенние дни, которые заканчивались зимним снегом, потом весна, но Дикарик всё не появлялся, и эти события постепенно уходили от меня в прошлое, я взрослела.
Однажды осенним днём, собирая вещи перед очередным отъездом на учёбу, я вышла на крыльцо. Солнце светило в этот день особо ярко, пытаясь всё ещё согреть землю, упавшая листва жёлтая, разноцветная не успела укрыть засыпающую к зиме землю, и мне было по-осеннему скучно и грустно. Вдруг я услышала знакомый птичий клич, а подняв голову, увидела стайку голубей. Они появились неожиданно в небесной синей синеве осеннего неба. Это была до боли знакомая стайка диких голубей! Я, не отрываясь, смотрела вверх. Красиво, плавно они покружили над нашим домом и медленно стали спускаться вниз. От стайки отделилась знакомая белоснежная парочка и стала спускаться ниже, ещё ниже. Они спускались прямо на меня, сдерживая дыхание, я стояла не шевелясь. Вот они уже рядом, кружат над моей головой, машут белоснежными крыльями, и на плечо ко мне плавно присел мой Дикарик. Голубка, покружив немного и поворковав с Дикариком, тоже осторожно присела на другое плечо. Дикий голубь сильным клювом перебирал мои волосы и продолжал ворковать. Я медленно повернулась к нему лицом. Дикарик вытянул шейку, и я прильнула к его клювику, закрыв глаза, а когда открыла, увидела необыкновенное чудо. Высоко в небе над головой кувыркаются и кружат в воздухе, словно в танце, почти вся стайка голубей! У меня перехватило дыхание от такой красоты, я стояла, будто вросла в землю.
На крыльцо вышла мама с фотоаппаратом в руках, она прижала палец к губам, показывая, чтоб я не шевелилась. Щелчок аппарата – есть снимки, а Дикарик и его подруга одновременно взлетели, кружа, поднимаясь всё выше и вскоре затерялись в общей стае. Сделав круг, потом второй, третий, они взмыли, присоединяясь к общей стае голубей. Я продолжала стоять, задрав голову, пока белоснежные птицы не скрылись из вида в высокой дали.
Жёлто-красная, ещё кое-где зелёная осенняя красавица осень вскоре загрустила затяжными дождями, да и мне пришло время уехать из дома, чтобы продолжить учёбу. В редкие осенние дни я приезжала к родителям. Часто вспоминала Дикарика, его белоснежных друзей и тайком поджидала их. Но с той поры голубь вместе с подругой не прилетал, я убеждала себя, что дикие голуби любят простор, высоту – это им важнее любых привязанностей. Только бы прекрасную белоснежную стайку диких голубей не поранили люди своим злом или просто любопытством, часто думала я. Домашние и городские голуби не сторонятся общения с людьми, свободно расхаживают на городских площадях, живут на голубятнях, где их подкармливают, ухаживают, а дикий голубь – птица свободы!
Красавица лесная
Встретила я красавицу леса случайно и неожиданно для себя. От встречи с ней остался испуг первых минут и ожидание чего-то неизбежного, даже страшного. Но главное, что запомнилось – это радость, которая навсегда запечатлелась от необычной встречи. Вот как это случилось.
Однажды летом отдыхала я в знакомой деревне у любимого дедушки. Лесные места, берёзовая роща рядом со знакомой деревушкой, где грибов и ягод видимо-невидимо, и красивое чистое озеро с островком посредине. А недавно появились там зубры и лоси, которых в тех местах давно не наблюдали местные жители. Незаметно для себя, отдыхая у деда, взяла я за правило – рано утром прогуливаться на велосипеде по дорогам и тропинкам деревушки. Я объездила почти все окрестности этих заповедных мест.
Сегодня я отправилась в сторону густых лесных зарослей, вдоль железной дороги, которая вела на север от деревушки, втайне даже от себя надеясь хоть глазком, издали увидеть гордого лесного красавца лося. Здесь в былые ещё не такие далёкие времена радовал людей, давал им работу, пищу был процветающий большой совхоз-миллионер. В известные девяностые годы совхоз был развален и разграблен, но что-то всё же от него сохранилось до наших дней, к примеру, неплохо работающий маслозавод, пилорама, магазины, почта, медпункт и даже средняя школа. Оставались асфальтированными подъездные дороги. Сохранили всё это местные жители, которые не хотели бросать родные места, сберегли для жизни, что успели и смогли. Они сами охраняли школу для своих детей от разграбления, следили за подъездными дорогами, многие так и остались на родной земле, у могил предков. Позже организована была людьми и местная администрация.