Эмили Ллойд-Джонс
Затонувший лес
Глава 5
ЛЕСНЫЕ ПРЕДГОРЬЯ АННУНА всегда были полны странностей.
Старые деревья переплетались корнями, их кривые ветви не пропускали солнечный свет. Землю устилал ковер жухлых листьев, диких цветов и ягод, и только самые смелые отваживались охотиться даже на окраинах чащи. Все слышали рассказы о тех, кто, отправившись в лес за добычей, пропадал всего ночь, а возвращался постаревшим на десять лет. Некоторые смельчаки и вовсе не выходили назад.
Когда Фейн был еще маленьким, мама дала ему подвеску из кусочка железа на кожаном шнурке, велев носить на шее или запястье. Имелись и другие способы защититься: набить карманы черствым хлебом, можжевельником или принести дары лесным обитателям. Но Фейну, сыну замочника, в самый раз пристало носить железо. Оно ему нравилось, и папа обещал научить, как придавать металлу форму, как делать замки и ключи, которыми Фейн так восхищался.
Сдержать слово у отца не вышло.
Когда Фейну было одиннадцать, к ним пожаловал гость. Он не представился и не поздоровался, разве что улыбнулся поджатыми губами. Ему нужно было вскрыть одну дверь, явно не свою.
Отец отказался. И схватил тяжелую раскаленную кочергу, стоило незнакомцу посмотреть на сидевшего в углу Фейна.
Мужчина отступил, выставив перед собой ладони и еще сильнее поджав губы.
С тех пор, когда Фейн вспоминал его, первой всплывала та улыбка. В ней угадывалась немая угроза, которую Фейн тогда не распознал.
– Кто это был? – спросил он, когда незнакомца спровадили.
– Просто человек, – не разжимая зубов, ответил папа, – которому жадность ум выела.
На этом Фейн и забыл обо всем, потому что по малости лет ничего не понял.
Зато неделей позже, возвращаясь с другого конца деревни, куда его отправили за яйцами, Фейн увидал столб дыма.
Бросив яйца, Фейн ринулся к дому. Вернее, к пожарищу: дом обрушился, от него остались головешки и жуткая вонь паленого мяса.
А в стороне стоял тот самый незнакомец, что приходил неделей раньше. Фейн закричал, не понимая, отчего его никто не остановил, отчего…
Не сразу разглядел, что тот явился сам-пять и вся компания восседает на конях, при оружии. Незнакомец вскочил в седло, пробормотал что-то спутникам, и они поскакали прочь.
Фейн кинулся следом.
Перехватил его сосед.
– Они уехали, парень, – прошептал он на ухо мальчонке. – Беда, но твои мама, папа и брат… их больше нет. Идем же со мной, пошли…
Эти слова разъедали горше, чем дым. Люди, убившие его семью, скрылись, а Фейн ничего не мог поделать. Совсем ничего. И потому позволил увести себя.
Добрый сосед привел мальчика в дом: добрые руки отмыли его и приголубили, уложили в кровать, но у него даже глаз сомкнуть не получалось. И когда сделалось уж совсем тошно, Фейн вылез из постели и подошел к жене соседа. Та сидела у очага в кресле-качалке и чинила рубашку. Увидев Фейна, она озабоченно улыбнулась уголком рта:
– Не спится тебе?
Фейн покачал головой:
– Почему?.. Моя семья… почему так?
Хозяйка поджала губы и отложила шитье:
– Я не знаю. Но плохое… порой случается. С хорошими людьми.
У Фейна все сжалось в животе от гнева и возмущения.
– Это же не само случилось, – выпалил он. – Те люди. Зачем они сделали всё это?
Женщина со вздохом протянула руку, и Фейн шагнул к ней, позволив погладить себя по плечу.
Руки у хозяйки были нежные, но все же чужие. Не мамины.
– Эти люди – наемные мечи, – сказала она. – Такие частенько промышляют воровством. Думаю, они хотели, чтобы твой папа помог им попасть кое-куда, а когда он отказал, расправились… чтобы другим было неповадно.
– И их никто остановит? – спросил Фейн. – Кто-то ведь должен. Надо пойти к барону, он что-нибудь сделает. – Вельможа, владевший чуть ли не всеми окрестными землями, казался мальчику чем-то далеким, но сейчас он ухватился за соломинку. – Эта деревня принадлежит барону, не станет же он спокойно смотреть, как убивают здешних жителей!
Женщина убрала ему волосы со лба.
– Мой милый мальчик. Эти люди… – Хозяйка посмотрела на огонь. – Они сами служат барону.
Фейна как молнией поразило. Он вернулся к своей кровати в закутке, и женщина не стала его задерживать.
Впрочем, он не лег. Вместо этого улизнул из дому и покинул деревню. Он просто не мог оставаться на земле, где господин нанимает убийц, где нельзя отомстить за близких и где он сам оказался не в силах спасти родных.
Вдалеке, в полудне пути, вздымались горы Аннуна. Фейн устремился туда, босой, в старом истертом плаще. Не замечая грязи под ногами, все бежал и бежал. Его несла вперед ярость, какой он прежде никогда не испытывал. И наконец он влетел в окутанные туманом влажные дебри.
Фейн слышал рассказы про этот лес. Про детей-подменышей, про чудовищ, про бессмертные и жуткие создания. Но слышал и о том, как в обмен на миску молока и безделушки люди получают помощь; о героях, отправившихся к иным и разжившихся волшебными мечами. И он пошел к иным, потому что выбора не осталось.
Фейн блуждал по чаще два дня.
В конце концов, обессиленный, он рухнул на колени; в желудке было пусто, стертые ноги кровоточили. Потом он узнал, что именно кровь и привела к нему иных. Железо истощало магию, и лесные обитатели ощутили его ядовитое присутствие.
Фейна нашли лесные тилвит-тег. Они носили венцы из белого переступня, ожерелья из ягод рябины и одежду, сотканную из мха.
Если бы Фейн испугался, все могло бы закончиться иначе: его бы загнали, как зверя, или заперли в клетке древесных корней, – но иным, похоже, приглянулось его безрассудство.
Одна из дозорных шагнула к нему. У нее были браслеты из можжевельника и милое лицо, а вот глаза – какие-то неправильные. Там, где полагалось быть белкам, они чернели; это были глаза оленя или какого-то другого дикого создания.
Фейн уставился на деву, слишком пораженный, чтобы пугаться.
– Прошу, – прохрипел он. – Пожалуйста.
Дева опустилась перед ним на колени и улыбнулась. Отвела у него с глаз прядь грязных волос. Это прикосновение могло бы утешить, не источай ее пальцы холод.
– Зачем пожаловал, смертное дитя?
Фейн задышал быстро и сбивчиво:
– Семеро… Семеро сгубили моих родных. Я хочу… отомстить убийцам. – Произнести эти слова, эти проклятые слова его заставили безысходность и слепая отвага.
Дева кивнула, блеснув странными темными очами:
– И что ты предложишь взамен?
С пустыми руками в лес совались только потерянные и отчаявшиеся. Фейну было нечего предложить: ни миски молока, ни золотых вещиц; впрочем, он слышал, как людей принимают в услужение.
– Себя, – сказал Фейн. – На что ни сгожусь, все сделаю. Прошу вас.
Стоило тогда поторговаться, хорошенько взвесить слова, как купцы взвешивают серебро. Однако он был ребенком, у него болели ноги, урчало в желудке, а закрывая глаза, он видел пожарище на месте дома.
Фейн не мог оставить убийство семьи без отмщения.
Дева снова кивнула:
– Семь лет службы за семь человеческих жизней.
Фейн коснулся протянутой изящной руки с длинными пальцами и ощутил, как в нем пробуждается магия.
На следующий день после боя, когда Фейн проснулся, ребра саднили, а улегшийся поперек груди корги радостно пыхтел в лицо.
– И тебе доброго утра, – сонно пробормотал Фейн, почесывая Тревору спину. Песик со стоном перекатился на бок, но дышать легче не стало. – Ты же размером с половину пони. Слезай давай.
Беззаботно виляя хвостом, песик скатился с Фейна. Ну хоть кто-то просыпается в добром расположении духа.
В таверну Ренфру, Мер и Фейн не пошли и переночевали в заброшенном доме из опасений, что отряд Блайта станет искать Фейна. Поздний час и выпитое лишь подогрели бы их злость, а драться со всей бандой у Фейна желания не было. Собственно, так он всего за пару часов и превратился из бойца в наемного вора. Он много кем был: сыном, братом, юным подмастерьем замочника, железоносом, бойцом… Теперь стал убийцей, единственный верный спутник которого любил таскать чужие сапоги и вылизывать себе то, о чем не принято говорить.
Пережив такую потерю, кто угодно мог перестать осознавать себя.
Однако у Фейна еще оставалось его слово, которое он ни разу не нарушил и сейчас тоже не собирался. А значит, он отправится вместе с двумя ворами за сокровищами князя.
Услышав, как распахнулась дверь, Фейн поднял голову. Он сосредоточился, пытаясь уловить в комнате присутствие железа, но его было не много. Так, разбросанные по полу гвозди да обломки сорванных дверных петель. Дом прочесали в поисках ценностей, прихватив и металл – его всегда можно продать кузнецу.
А вот за дверью железо уже пело свою грубую песню. Оно было острым. Ножи. И еще небольшой кусочек металла – наверное, инструмент, ключ. Фейн расслабился, когда в дом вошла Мерерид. Из-под капюшона виднелась только нижняя половина лица и темно-медовые волосы.
– Ты ведь Мерерид, верно? – спросил Фейн.
Она посмотрела на него:
– Можно просто Мер. Ренфру ушел, но с утра прогулялся и принес нам это. – Девушка приблизилась. В руках она держала сверток с тремя пирогами. Фейн уловил запах козьего сыра и порея.
– Спасибо. – Он взял пирожок. Разделил угощение с заскулившим Тревором.
Жуя, Мер покосилась на Фейна.
– Уж больно у тебя мягкое сердце, – заметила она, – для убийцы.
Сухая корка вдруг встала Фейну поперек горла. Он несколько раз насилу сглотнул и спросил:
– Так куда Ренфру делся?
– Пошел разведывать нам путь в Кайр-Витно. – Мер опустилась на корточки у очага и поводила рукой над угольками. При этом она старалась не смотреть на Фейна прямо. – Слухи о твоем бое поползли. Снимемся отсюда как можно скорее, чтобы не привлечь еще больше внимания. Повезло, что дружки Блайта вчера напились и не смогли как следует поискать тебя. – Она стряхнула с пальцев крошки и одновременно откинула с головы капюшон.
Когда она закончила есть, Фейн вгляделся получше: волосы темно-медовые, а глаза – теплого карего цвета.
– Налюбовался? – спросила Мер. Сняла с пояса ножик для овощей и стала аккуратно чистить им ноготь на большом пальце.
– Могу и дальше смотреть, если хочешь, – ответил Фейн.
Мер продолжила ковырять под ногтем:
– Умеешь ты занятно выразиться.
– Это после жизни в лесу. Человеческие манеры там забываются.
– Да, говоришь так, будто ты не человек. – Она поморщилась и убрала ножик. Пристально посмотрела на Фейна. – Ренфру думает, что ты нам нужен, а вот я в этом не уверена.
Фейн сделал единственное, что пришло в голову: встал и подошел ближе. Мер застыла, словно кошка при виде кого-то больше себя, – готовая напасть или бежать. Фейн, стараясь двигаться медленно и легко, указал на нож.
– Можно посмотреть?
Мер колебалась, и Фейн прекрасно ее понимал: каких-то несколько часов назад он у нее на глазах убил человека.
И все же она ловко перевернула ножик рукояткой вперед и, держа лезвие двумя пальцами, протянула его Фейну.
– Спасибо. – Он выпрямился и погладил клинок.
Железо пело, словно струна арфы. «Железо твоей наделенной магией крови, – объясняли иные, – взывает к металлу во внешнем мире». Некоторые железоносы воспринимали его как свечение, кто-то ощущал его кожей как холод. Фейн слышал музыку, и этот нож пел чисто и ровно.
– Высокое качество. Скорее всего, руду добыли в южных шахтах. А будь я одним из иных, прикосновение к нему опалило бы меня. – Он вернул ножик Мер, и та убрала его в кожаный чехол. – Я человек, как и ты.
– Разбираешься в металлах? – спросила Мер.
– Я это железо с другого конца комнаты ощутил, – просто ответил Фейн.
В ее глазах промелькнула тревога:
– Так ты заклинатель? Повелеваешь металлами?
– Не совсем. Иные даруют своим искателям умение чувствовать железо. Дар не постоянный, и чары надо плести каждый год в солнцестояние. А приказывать железу, как истинный заклинатель, я не умею. Чутье нужно было мне для работы. – Он улыбнулся уголками губ. – Потому-то я и знаю, что на тебе еще четыре клинка, какая-то проволока в сапоге и, кажется, ключ на поясе.
Следовало отдать девушке должное: удивление она прятала хорошо.
– Я вам не нужен, – сказал Фейн. – Но может наступить момент, когда вы порадуетесь, что взяли меня с собой. – Он подобрал с пола сумку и направился к открытой двери. Тревор засеменил следом, и они вместе вышли за порог.
На востоке небо за горами посветлело, возвещая о наступлении утра. Фейн огляделся: кругом брошенные дома, вдалеке шумит океан. В этот час те, кто видел Фейна в бойцовом кругу, либо спали, либо так напились накануне, что попросту не узнали бы, повстречав его снова. Тревор негромко гавкнул, и Фейн поднял взгляд: широким шагом прямо к ним приближался человек.
В свете зари Ренфру вел за поводья медленно бредущую лошадь.
– Вижу, ты занят был. – Мер стояла в дверях, прислонившись к косяку и скрестив на груди руки. – Друзей завел?
Ренфру криво усмехнулся:
– Я одолжил этого мерина у встречного солдата. Он еще несколько часов не заметит пропажи. Довольно крепко спал.
– Да уж, не сомневаюсь, – поддела Мер. – После того, как ты подсыпал ему кое-чего в кружку.
Теперь Фейн окончательно убедился, что эти двое – не просто злоумышленники, сговорившиеся на время дела. Их объединяло общее прошлое: опыт, воспоминания и, наверное, дом. Они были друг другу семьей, пусть даже их и не роднила кровь.
– Еще я нашел в кармане у солдата вот это. – Ренфру показал клочок мятого пергамента в пятнах. Мер взяла его, пробежалась глазами по строчкам и побледнела. Фейн подался вперед, чтобы разглядеть рукописное объявление:
По велению князя: награда золотом за водяную ведьму, отравительницу и убийцу.
Внизу был портрет молодой женщины: длинные волосы, скрывающие левую половину лица; прямой нос, высокие скулы. Красивая, как куст шиповника в цвету, но такой красотой лучше восхищаться издалека.
Сходство не идеальное, но довольно близкое.
– Ненавижу, когда меня называют ведьмой. – Мер скомкала пергамент.
Ренфру коротко вздохнул:
– За твою голову назначена награда, дорогое дитя. Нам лучше сейчас разойтись. Если у князя есть остатки здравого смысла, он прикажет солдатам искать мужчину средних лет и молодую женщину. А вот у вас двоих больше шансов незамеченными проскользнуть в город.
– Ты ведь так и не сказал, как задумал провести нас в Кайр-Витно, – напомнила Мер.
– Решил, что моя помощь тебе не понадобится, – спокойно ответил Ренфру. – В конце концов, последние четыре года ты неплохо справлялась сама. – Он отступил на шаг и крепче сжал поводья лошади. – Ступайте в дом на Пряной улице. Второй за углом: красная дверь и могильницы цветут в саду. – Он похлопал лошадь по шее. – Мне надо найти еще одного человека. Через два дня встретимся на месте.
Мер нахмурилась:
– Еще наемник?
– Что-то вроде того. – Ренфру легко вскочил в седло. Слабо улыбнулся и, ударив лошадь пятками в бока, послал ее рысью.
Мер проводила шпиона взглядом.
– Второй дом за углом на Пряной улице. Красная дверь. Ладно, хорошо, – пробормотала она. Выпрямилась, натянула капюшон и с усмешкой обернулась к Фейну: – Это твой последний шанс сбежать из его дела. Остановить тебя могу только безобидная я.
Фейн тряхнул головой:
– Если в листке, где обещают награду за твою поимку, правда, то ты меня остановишь на раз.
Водяной ведьмой называли там Мер.
Подлинных заклинателей было мало. Считалось, что их коснулись иные, что магия у них врожденная. Некоторые заклинатели отправлялись к иным за советами и уроками, расплачивались годами службы за то, чтобы лучше понять свою силу. Фейн, пока был в Аннуне, встречал двух таких. Старика, что, выводя свистом рулады, прогонял бури, и ребенка, которого нашли посреди огня неопаленным.
Фейн посмотрел на Мер.
Она была той, что родилась с магическим даром, а он – тем, кто отдал за свой дар семь лет жизни.
Как знать, вдруг вместе они сумеют сотворить невозможное.
Глава 6
ПО ВОЛНАМ ОКЕАНА шла краденая лодка.
Скользила она плавно и быстро, ни приливы, ни ветер не чинили ей препятствий. Мер сидела у борта, опустив руку в воду и рассекая пальцами буруны.
Водами океана управлять оказалось не так просто, как пресными. Все из-за соли, которая не гасила магию, как железо, но ослабляла силы заклинателя. Мер высвободила свой дар, позволив ему ручейком уйти в пучину. Волны оттолкнули ее; океану не понравилось, что в его дела вмешиваются. Это было все равно что двигать гору, кидаясь всем телом на сплошной камень. В голове, отдавая в челюсть, в нос и глаза, забарабанила боль, но Мер натиска не убавила.
Она – последний живой заклинатель воды.
Настало время напомнить океану об этом.
Они подошли к Кайр-Витно с моря. Иначе туда было не попасть: неприступные стены Гвелода охранялись людьми князя. Однако за всем побережьем просто не уследить.
Изрезанных берегов Гвелода они достигли, когда день уже клонился к вечеру. Дикая красота зелени здесь уступала место утесам и замшелым камням. Мер направила лодку к галечному пляжу. Тревор, едва выскочив на сушу, принялся отчаянно лаять на чаек.
Если смотреть из города Кайр-Витно, то простиравшееся в низине княжество напоминало расшитый лесным узором зеленый гобелен. Близ берега виднелась россыпь островов, попасть на которые можно было только в отлив: дважды в день океан отрезал пути к ним. Налетавшие с моря ветры секли камни, заставляли изгибаться стволы деревьев, трепали полевые цветы, которые стелились по земле. Все, что росло здесь, имело сильные корни.
Но земля эта была прекрасна.
Мер вдыхала сладкий аромат цветов и острый запах морской соли. На других островах такого не найти, и Мер, против собственной воли, ощутила, как узелок тревоги в животе ослабевает.
Дом. Эта мысль звучала в голове песней сирены, сколько бы Мер ни пыталась ее задавить. Ее привезли сюда, забрав с отцовской фермы. Домом это место ей не было, но все же она считала его домом.
Мер его ненавидела.
И любила.
Но больше всего ненавидела то, что до сих пор любила его.
Долгое время они шагали молча. По неровному берегу тут и там были разбросаны дома, сушилось во дворах белье на веревках, из труб валил дым. Спускался вечер, и Мер поняла, что им придется искать ночлег. Ветер с туманом и морская соль пробирались под теплую одежду, а в желудке словно рычал дикий кот.
Заметив впереди очередной дом, Мер разглядела в одиноком окошке фигуры людей. Внутри наверняка было светло и уютно, пахло жареной картошкой с луком.
– Предлагаю поступить так, – сказала Мер. – Ты стучишься и спрашиваешь, далеко ли до соседней деревни, а я пока прошмыгну в окно.
Фейн поднял бровь:
– И украдешь нам ужин?
– Раз я оставляю монету, значит, это не кража.
– Возможно.
Мер зло посмотрела на Фейна:
– Нам нужна еда, если только ты не припрятал у себя под плащом голову сыра.
– Жди тут. – Не дожидаясь возражений, Фейн пересек двор и остановился у двери.
На стук вышла молодая женщина. У нее был округлый живот и собранные в неплотный узел волосы.
С такого расстояния Мер не слышала, о чем Фейн говорит с ней, но всего за несколько мгновений выражение лица женщины смягчилось. Она взглянула на Фейна, затем мимо него, на Мер. Мер потупилась и поправила волосы, скрывающие клеймо. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел отметину.
Наконец Фейн вернулся:
– Можно переночевать у них в сарае. Нас даже покормят.
Мер так и вытаращилась на него:
– Ты что, запугал их?
– Нет.
– Сунул денег?
– Нет. – Фейн явно не знал, то ли смеяться, то ли недоумевать.
– Тогда как вышло, что нас пустят переночевать в сарае?
– Я попросил, – пожал он плечами.
Мер покосилась на него, прикидывая, за кого его мог принять незнакомый человек.
– А… Должно быть, она решила, что ты бежишь от войны. Лицо у тебя…
Фейн коснулся синяка:
– По твоему потрепанному виду можно то же самое подумать.
Мер хотела огрызнуться, но сдержалась. Уже несколько дней она не мылась и не расчесывалась.
В дверях снова появилась молодая женщина. Кутаясь в шаль, она ласково улыбнулась.
– Мы не первый раз странников в сарай пускаем, – сказала она. – Мой двоюродный брат тоже лишился дома. Пришлось и ему полагаться на доброту людей, пока до нас не добрался.
– Спасибо, – чуть скованно ответила Мер.
Женщина взглянула на нее, но не с подозрением, а с грустью.
– Вы оба служили? – спросила она.
Фейн покачал головой:
– Нет, а что?
Женщина зорко посмотрела на него:
– Ты похож на солдата. Совсем как мой муж, когда его завербовали. И волосы острижены коротко. А она стоит как солдат.
В животе у Мер свело от тревоги. Она и не заметила, что привычно напружинилась, едва не хватаясь за ножи на поясе сзади. Усилием воли заставила себя опустить руку, чиркнув пальцами по бедру.
Хозяйка проводила их к сараю, отперла замок и извинилась, что внутри холодно.
В сарае хранились рыболовные снасти: на крюках висели сети, вдоль стены, к которой были прислонены весла, тянулась стойка с ножами для чистки рыбы. Мер так и тянуло туда, хотелось проверить лезвия, но она заставила себя обернуться к хозяйке и поблагодарить ее.
– И часто ты так? – спросила Мер, когда они с Фейном устроились на полу, с плошками бараньего каула на коленях. Мясо в супе было жестковато, но Мер с голоду даже не обращала на это внимания. – Очаровываешь дам, чтобы они дали тебе кров и накормили?
Чуть помедлив, Фейн ответил:
– Аннун я покинул почти без денег. По пути забредал в деревни, искал постоя, а в обмен предлагал нарубить дров или выполнить еще какую работу по мелочи.
Мер нахмурилась. Она и помыслить не могла о том, чтобы спать рядом с чужими людьми. Даже сейчас присутствие Фейна не давало ей успокоиться. Одно дело ночевать так, если Ренфру поблизости: какая бы запутанная смесь привязанности и презрения ни связывала ее и старого наставника, возле него хотя бы не страшно. Ренфру – это ловкие руки и острый глаз, уклончивые речи и флаконы с ядом у пояса, однако причинить вред Мер он никому не позволил бы. И совсем другое дело – оказаться наедине с молодым человеком, у которого на руках кровь, а за спиной – смерть. Держался он неизменно учтиво, но Мер по опыту знала: самые страшные чудовища – те, что не боятся света дня.
Мер села в углу, спиной к стене и лицом к Фейну. Тот съел половину супа, отдав остальное Тревору: корги умял все в три глотка и вылизал плошку, а потом взглянул на Фейна с надеждой на добавку. Губы Фейна дрогнули в теплой улыбке. Бормоча что-то неразборчивое, он погладил собаку по голове.
На свете сыскалось бы мало чего, во что верила Мер. Инстинкты, сила воды под землей, способность человека к жестокости – и то, что о людях можно судить по тому, как они относятся к беззащитным. Она повидала добрых с виду людей, пинавших попрошаек, и тех, что казались злыми, но делились с бедняками монетой и приветливым словом. В конце концов, маска хороша, когда тебе что-то надо от окружающих. Так зачем надевать личину при нищих?
Фейн обращался с собакой с неизменной нежностью, и это располагало лучше любых его слов.
– Доброй ночи, – пожелала Мер, заворачиваясь в плащ.
– Доброй ночи, – ответил Фейн и снова погладил Тревора. – Постараюсь держать его при себе. Не то попытается привалиться к тебе.
Тревор издал тихое «гав», похожее на увещевание. Мер пожала плечами:
– Лишь бы не храпел.
– Он-то нет, а вот я – запросто. – Фейн улыбнулся, и в уголках его глаз залегли морщинки.
– Встречался мне ночлег и похуже, – сказала Мер и закусила губу.
Фейну незачем было знать, что она проводила ночи на холодном полу подземелья, среди крыс, не дававших уснуть. И что ее почти все время лихорадило, а незажившее тавро на скуле пульсировало болью.
Ребенком Мер без удержу носилась по отцовским полям, босая взбиралась на деревья, не ведая боязни, но с тех пор, как подросла и увидела людскую жестокость, страх следовал за ней тенью. Вот почему Мер не оставалась на одном месте надолго. Поначалу казалось, что страх удастся обогнать, спрятаться, но теперь она знала: от него не избавиться, пока Гаранхир за ней охотится.
Мер ненавидела и презирала страх, угнездившийся в ней. Она сняла с пояса маленький нож и сжала в руке затертую рукоять.
Страх, конечно же, не убить.
Зато тем, кто его вызывает, кровь пустить можно.
О городе многое можно сказать судя по его рынкам, стокам и гильдии воров.
Мало какой город потягался бы с Кайр-Витно. Основание замка было вытесано прямо в скале. Крепость возвышалась над городом, словно памятник каменному зодчеству, простоявший тут почти три столетия. Ходили истории, будто бы Кайр-Витно возвел кудесник, которого обманом завлек к себе на службу князь. Правитель подбросил монетку: мол, если выпадет загаданное, то маг воздвигнет для него крепость, не имеющую равных. Не подозревал маг, что и сама монетка обман – ведь обе ее стороны были одинаковы, – но слово свое сдержал. Построил крепость из камня на утесе, но затем проклял князя: коли магия возвела замок, она же в один день его и обрушит.
Последний раз эту историю Мер слышала в десять лет, от прачек. Им нравилось брать девочку с собой, когда Ренфру было не до нее; женщины угощали Мер всякими лакомствами с кухни, а взамен просили разогреть без огня воду. Мер садилась около них, слушая сплетни и старинные сказания. Теперь она думала, что тот кудесник из легенды – заклинатель камня, которого силой принудили служить. Это больше походило на правду, чем фокус с монетой и проклятие.
Мер с Фейном добрались в Кайр-Витно к полудню. Дороги, ведущие в город и из него, бурлили: купцы везли товар на повозках, стражники заступали на пост и присматривались к прибывшим с привычной настороженностью, нищие тянули за подаянием грязные руки. Были тут и те, кто не мог позволить себе жить в городе. Под внешними стенами всегда стояли наспех возведенные хижины, небольшие поселки, возникшие из отчаяния и нужды. Сколько бы стража ни сносила их, они появлялись снова и снова.
– Приобними меня, – тихо сказала Мер, когда они вышли к предместью. Удивленный взор Фейна она скорее почувствовала, чем увидела.
– Быстрее. Если стража ищет меня, то станут высматривать одинокую женщину, а не молодую пару с собакой.
– А-а-а, – протянул Фейн и обнял Мер за талию.
Рука у него была крупная и удивительно теплая, это Мер ощутила даже сквозь слои одежды. Сразу захотелось высвободиться, но она терпеливо стиснула зубы.
Решение было верным – у самых городских ворот Мер поймала на себе взгляд стражника. Однако со стороны они казались обычной парой: одежда поношенная, хоть и не дешевая, по пятам семенит упитанный пес. Они не походили ни на бедняков, ни на опасных людей – то есть на тех, кого стража постарается не пустить. Как и следовало ожидать, солдат кивнул в знак приветствия и переключился на шедших за ними.
Уже в пределах города Фейн убрал руку, и Мер задышалось чуть легче. А в следующее мгновение суета Кайр-Витно подхватила их.
Мер ощущала себя призраком, вернувшимся в старый дом. За время, что ее не было, город не изменился. Улицы по-прежнему петляли и кружили; слышались голоса детей, зазывающих посетителей в лавки хозяев; шныряли в толпе юркими угрями карманники; пахло мокрым камнем, солью и потом; продавались свежие сердцевидки[6] и мидии. Каждую улочку в этом городе и каждый шажок по ней Мер помнила как рисунок вен у себя на запястье.
– Идем, – позвала она.
Накинув капюшон и опустив голову, Мер выглядела как обычная горожанка, что спасается от сырого морского воздуха. Когда какой-то воришка попытался залезть ей в карман, она схватила его за руку. Не то чтобы Мер носила ценности там, откуда мальчишка мог их легко свистнуть, просто ей понравилось удивление на его лице.
– Чисти-ка лучше кошели пожирнее, – посоветовала она.
Мальчишка – на вид ему было не больше одиннадцати – уважительно кивнул. Потом вырвался и, осклабившись, скрылся в толпе.
Фейн проводил его взглядом:
– Могла бы и не ограничиваться предупреждением.
Голос его прозвучал до того невыразительно, что Мер так и не поняла, восхищается Фейн или журит ее.
– Ну не стражу ведь было звать? – тихо сказала Мер. – Нам нельзя себя выдавать.
– Могла бы сломать ему запястье. При мне с карманниками так другие поступали.
Мер хмыкнула:
– За то, что он делал то, чему обучен? Люди ведь не просто так решают: а стану-ка я сегодня воришкой, какая волнующая мысль!
– Он сам выбрал кражу, – мягко напомнил Фейн.
– Люди такое вообще не выбирают, – уже резче ответила Мер. – Крадут, потому что очень голодны, и сломанное запястье кажется им сносной ценой за горячий обед. – Воспоминания о голоде никогда не покидали ее надолго. Вот почему Мер всегда носила пару монет в сапоге или зашитыми в подол нижней рубашки.
– Ты говоришь так, будто сама через это прошла.
– Я все делала, чтобы… – Мер еще сильнее понизила голос, не заботясь, слышит ее Фейн или нет. – Я все делала, чтобы выжить. И просить за это прощения не собираюсь.
Фейну хватило ума не ввязываться в спор.
– Ты знаешь, куда идти? – вместо этого спросил он и уступил дорогу женщинам, что, болтая между собой, несли на плечах корзины с бельем.
– Пряная улица. – Мер свернула на небольшую улочку, покинув гудящий торговый квартал. Они миновали шумную площадь, по краю которой стояли повозки. – Я знаю ее. Ренфру сказал, что в саду нужного дома растут могильницы.
– Могильницы, – повторил Фейн. – Странный выбор цветов.
– А ты предпочитаешь нарциссы?
Фейн покачал головой:
– На севере могильницы растут на курганах. Считается, если сорвать их, духи станут преследовать тебя как осквернителя.
– Что ж, надеюсь, в этом саду никто не похоронен, – ответила Мер. – Ты, наверное, считаешь нас, горожан, дураками, раз мы забыли старинные обычаи?
В стороне кучка прохожих слушала, как кто-то играет на кроте[7]. Какое-то семейство топталось сбоку от музыканта, и Мер протиснулась между ними.
– Не то чтобы глупыми, – сказал Фейн. – Другими. Города вроде этого, где полным-полно людей и железа – в крови и повсюду, – они отторгают старые обычаи. Вот и задумываюсь, к чему такое приведет…
– То есть?
– Люди постоянно ищут новые земли. А с таким обилием железа и военной силы рано или поздно кто-нибудь вроде Гаранхира обратит взор на Аннун.
Мер даже приостановилась:
– Вот это была бы глупость. Тому же Гаранхиру пришлось бы вторгнуться еще и в Гвинед с Поуисом.
– Разве не к этим самым границам присматривается твой князь? – спросил Фейн.
Мер отвернулась и ускорила шаг.
– Он не мой князь, – отрезала она, и Фейн не стал продолжать.
Путь отнял у них полчаса. Мер дважды поворачивала назад, петляя по переулкам и вокруг домов, пока не уверилась, что за ними нет слежки. Наконец она увидела нужный дом. Выглядел он как особняк благородного человека: дорогой, изысканный и слишком похожий на сказочный.
Однако Мер прошла мимо, увлекая за собой Фейна. Тот удивленно уставился на нее:
– Это же вроде…
– О, да, он самый. – Мер глядела прямо перед собой. – Не смотри на дом. Хватит таращиться.
Фейн обернулся, но через пару шагов смекнул:
