Эми Сью Натан
Повороты судьбы
Глава 3
Бетти
Лето 1951
Бетти нужно было ускорить шаг, иначе она пропустила бы то, чего ждала целую вечность. Время близилось к полудню, и летний персонал должен был прибыть в Саут-Хейвен примерно через три часа. А теперь, когда ей исполнилось восемнадцать, она перестала быть «крошкой Бетти Штерн» и смогла бы влиться в коллектив.
Теперь она была уже достаточно взрослой, чтобы участвовать в тайных вечеринках у костра, которые были не такими уж секретными; могла провести выходной, играя в карты в домиках для персонала, или отправиться на близлежащий пляж в Бентон-Харбор или Сант-Джозеф, где их никто не знал. Большинство ребят приезжали группой из нескольких машин из Мичиганского университета, расположенного примерно в ста пятидесяти милях отсюда. Анн-Арбор казался таким далеким, когда Бетти была маленькой девочкой, но с того момента, как она увидела свой первый журнал мод, примерно лет в десять, – экземпляр Harper’s Bazaar, оставленный ее матерью – Бетти хотела уехать из Мичигана в Нью-Йорк. Именно там издавались журналы. Так сказала бабушка, когда Бетти ее спросила.
Сначала она не обратила внимания на статьи и потерялась среди изображений женщин в купальниках на ветреном пляже – пляже, мало чем отличающемся от ее собственного, если не считать пальм. Позже в тот же день она прочитала статьи – так у нее была причина держать журнал открытым и на коленях. Бабушка никогда бы не запретила ей читать. Бетти хорошо умела читать, намного лучше, чем требовалось в классе. Кто-то написал эти слова о моде, тканях и стилях – конечно же, написал: ведь слова не появлялись по волшебству. Мысль о том, что это было чей-то работой, разожгла ее воображение. С того самого дня Бетти захотела стать этим человеком, иметь такую работу. И вот через несколько месяцев она должна была отправиться в Барнард-колледж в Нью-Йорк. Она не стала приписывать свои стремления матери и приписала их Диане Вриланд и журналу Harper’s Bazaar.
Единственное, за что она благодарила свою мать, – это за волосы и фигуру, но и это не было заслугой Тилли.
В один из своих визитов родители Бетти решили подарить ей куклу Салли Кинс, с мягким телом и твердой, отлитой из пластмассы головой и волосами. Бетти уже перестала интересоваться куклами, теперь ее привлекали книги и головоломки – но откуда им было знать?
Бетти листала страницы последнего выпуска журнала Seventeen, но смотрела в окно прачечной. По небу проплыло несколько облаков, но их было недостаточно, чтобы затенить его яркость или омрачить ее радостное волнение. Она положила открытый журнал поверх коробки с борным мылом, перевернула еще одну страницу и прочитала заголовок: «Ваше будущее: где оно?» Она загнула кончик страницы на потом. Затем опустила руки в карман фартука, зная, что найдет там заколки для волос и резинки, оставшиеся с прошлого лета. Кусочки ворса забились у нее под ногтями. Зажав заколки для волос между губами, она убрала волосы с шеи, собрав их в конский хвост, отвела выбившиеся пряди от лица, закрутив и заколов их.
Работу нельзя было больше откладывать. Она взъерошила стопку синих занавесок с вышивкой, которые повесят в гостевых коттеджах, как только она их отутюжит. Этот же синий цвет, по желанию ее дедушки, присутствовал на всех скатертях, салфетках и покрывалах «Летнего курорта Штернов». Даже спичечные коробки и пепельницы имели тот же оттенок. Этот цвет «был приятен для глаз и в самый раз подходил для отпуска», – говорил Зейде. Он окрестил его «королевский синий Штернов». Бетти всегда сомневалась, что он понимал иронию такого названия.
Утюг зашипел, готовый к работе, и Бетти положила льняное и кружевное полотно на гладильную доску, у которой сидела. Скользящие движения взад и вперед были гипнотическими. Последние три лета Бетти занималась глажкой в одиночестве, пока девочки-прачки не заступали на свои смены.
Воздух наполнился паром и ароматом испаряющегося крахмала. Бетти закрыла глаза и представила, будто это был еще не рассеявшийся запах потухшего костра. Все свое детство она просыпалась от этого запаха и от смеха, летевшего в окно ее спальни, выходившее на пляж. Когда ей было двенадцать, ее любопытство и подростковая влюбленность в официанта по имени Джеральд вынудили ее подойти к окну, и она поняла, что на улице гуляли не скучные взрослые, как она думала раньше. У кромки озера она увидела тени, танцующие без музыки – по крайней мере, она ничего не слышала – поднявшие руки вверх или обнявшие друг друга. Другие, тесно прижавшись, лежали поверх расстеленных на песке одеял. С этого самого момента Бетти захотелось быть той девушкой, которую дразнил красивый мальчик, гоняясь за ней по пляжу, а она в ответ дерзко смеялась, как бы бросая вызов: «Попробуй догони». Той девушкой, которая до восхода солнца танцевала медленные танцы в объятиях удалого студента, будущего юриста, и чей вечер закончился на рассвете идеальным поцелуем. Прямо как в кино.
К младшему классу средней школы, после месяца молочных коктейлей и просмотра фильмов вместе с Робертом Смитом Бетти была втайне взволнована, когда Роберт взял с собой одеяло во время их обычной прогулки по пляжу после наступления сумерек. Это было так романтично, тем более что стояла осень, и Бетти знала, что он обнимет ее. Роберт развернул одеяло, всколыхнул его, как красный клетчатый парус, и оно легло на песок. Он выбрал место подальше от окон ее дома или домов ее соседей. Вскоре его объятия привели к поцелуям, и Роберт прижался всем телом к Бетти так, что ей пришлось откинуться на одеяло. Она не прервала поцелуй, хотя от колючего шерстяного одеяла ее икры, спина и плечи чесались, как будто по телу бегала армия муравьев. Она заерзала, что каким-то образом побудило Роберта скользнуть руками по ее блузке и расстегнуть ее. Все эти ощущения, сменявшие друг друга, были странными, но не совсем неприятными.
Позже Бетти рассказала Джорджии, что разрешила Роберту прикоснуться к своей груди, потому что ей было шестнадцать и пришло время. Правда, она не призналась Джорджии, что ей это вроде как понравилось.
Неделю спустя она установила границы с Робертом, когда он расстегнул молнию на ее бриджах. Испытывая волнение и любопытство, она позволила ему сделать это; затем, несмотря на отсутствие ясности в мыслях, она подняла руку Роберта и положила ее себе на талию.
– Ну, попытка – не пытка, – сказал он.
Ощутив жгучую боль, Бетти широко открыла глаза.
– Черт! – Она прижгла нижнюю сторону предплечья передним концом утюга. Лето еще даже официально не началось! Бетти стоило бы быть более внимательной, витая в облаках.
На кухне бабушка крепко, но нежно держала Бетти за руку и круговыми движениями смазывала ожог маслом, неодобрительно хмыкая. Четкими движениями она вытерла жирные пальцы о фартук. Даже в таких мелочах бабушка была педантичной.
– Бетти, сколько раз я должна тебе говорить, чтобы ты не гладила с закрытыми глазами?
– Я закрыла их всего на секунду. – Не больше. – Я задумалась.
Бетти не хотела, чтобы бабушка знала, что она мечтала о поцелуях с объятиями, когда ей следовало бы думать о складках и сборках. К тому же Роберт бросил ее ради Джоан Кеплер, у которой грудь была значительно больше, а нравственности гораздо меньше.
– Ожог достаточно серьезный, – сказала бабушка. – О чем только ты думала? Вероятно, о мальчиках?
– Нет! Я размышляла, вернутся ли Блумфилды в этом году.
Бабушка прищурилась.
– С чего бы им не вернуться? Все возвращаются. Ты что-то услышала?
– Нет. Мне просто нравилось сидеть с их детьми по вечерам. Вот и все. – Бетти наслаждалась этими вечерами, потому что Блумфилды были красивой парой, которая заслуживала провести вечер вдвоем и отдохнуть от своих трех дочерей. Или, может быть, потому что Блумфилды давали ей чаевые, хотя в этом не было необходимости.
– Я позабочусь о том, чтобы ты была первой в списке. – Бабушка снова осмотрела руку Бетти, затем обмотала ее хлопчатобумажной повязкой, которую держала под рукой на случай ожогов на кухне. – Ты встретишь милого еврейского мальчика в Колумбии во время учебы в Барнарде. Вот увидишь. Кого-то с амбициями. Умного. Просто наберись терпения.
У Бетти были другие планы, отличные от терпения.
Бабушка положила масло в коммерческий холодильник фирмы Frigidaire, помеченный буквой «М», только для молочных продуктов. Затем она последовала за Бетти в прачечную. Бетти подняла половину стопки отглаженных штор с пола. Их тяжесть надавила на импровизированную повязку и вызвала волну покалывающей боли, поэтому Бетти аккуратно передала занавески в руки бабушки. Она не хотела гладить их снова.
Бабушка встала на цыпочки и поцеловала Бетти в лоб, покрутила пальцем в неподвижном влажном воздухе.
– Я закончу с этим, – сказала она. – Ты иди домой и приведи себя в порядок. Некрасиво будет выглядеть, если ты опоздаешь.
* * *
Час спустя Бетти вернулась. Она не надела розовую клетчатую английскую блузку с длинным рукавом, которую бабушка положила на ее кровать, но бабушка не стала бы отчитывать Бетти на людях. В тот день она должна была встретиться с некоторыми работниками из числа обслуживающего персонала, которые знали ее с тех пор, как они были первокурсниками колледжа, а ей было четырнадцать. Бетти хотела выглядеть взрослой, и чтобы ее воспринимали всерьез. Она больше не училась в средней школе, и ее внешний вид должен был говорить «студентка колледжа». Она переступила с ноги на ногу и уставилась на свои новые летние мокасины, прижимая влажную траву то в одну сторону, то в другую. Никаких двухцветных кожаных туфель, хотя они были в моде.
Бабушка и Зейде расположились на кованой железной скамейке, которая стояла на центральной лужайке под самым большим кленом на территории их владений. Каждый год они сидели здесь в ожидании работников, которые обычно приезжали до выходных, посвященных Дню поминовения.
Она послала бабушке воздушный поцелуй. Позже Бетти собиралась объяснить, что не ослушалась бабушку, надев другой наряд; она просто берегла эту блузку для другого случая и не хотела ее испачкать. Бабушка, конечно, раскусила бы обман Бетти, поскольку видела ее насквозь. Но летом бабушка обычно была отвлечена гостями, кухней и своим образом балабусты – лучшей хозяйки курортного комплекса и хранительницы домашнего очага – Саут-Хейвена. Она, возможно, даже не осознавала, что Бетти надела подарок, который получила от Тилли.
Во время одного из визитов родителей Бетти поняла, что бабушка называла их «Тилли» и «Джо», поэтому она тоже начала называть маму и папу по именам. Все думали, как это так мило, что шестилетняя девочка со светло-каштановыми, выгоревшими на солнце локонами и в платье как у Ширли Темпл называет своих родителей по именам.
Или, по крайней мере, так это запомнила Бетти, поскольку никто никогда не опровергал и не подтверждал, правдивы ли ее воспоминания. На первый взгляд, подобное решение должно было защитить ее чувства, но незнание того, куда и почему уехали ее родители, оказалось благодатной почвой для полета фантазии маленькой девочки. Однако, когда ей исполнилось десять лет, взрослые решили открыть ей правду, и она довольно сильно расстроилась, что ее родители не были шпионами или специальными агентами или что они не были похищены пиратами. На самом деле Тилли была певицей, а Джо – ее менеджером и пианистом. Они возили свою дочь с собой до тех пор, пока ей не пришло время посещать детский сад, а затем сдали ее родителям отца.
Бетти помнила почти все визиты своих родителей. Она приводила в порядок свою и их комнаты, надевала лучшее платье и ждала у двери. Многие дни, недели и месяцы до этого она принимала каждую бездетную пару на улице за своих папу и маму, слышала их призрачные голоса, видела абсурдные сны о нормальной семье. Когда они приезжали, Тилли и Джо вели себя как дальние родственники – вежливые и заинтересованные, но отстраненные. Как будто Бетти не имела никакого отношения к их жизни. Она знала, что так и было.
Бетти всегда махала рукой в окно и делала вид, что их отъезд не причинял ей боли. Она боялась, что, выдав свои страдания, она тем самым обидит бабушку и дедушку, которые хотели только одного – чтобы их внучка была счастлива. Она была обязана им всем.
Вот почему Бетти обычно упаковывала редкие и бесполезные подарки Тилли, но этот было трудно отложить в сторону – желтую блузку без рукавов со стоячим воротником, похожую на ту, которую Бетти видела в журнале Seventeen, пышную юбку из ткани «шамбре» и – самое приятное – узкий красный пояс из лакированной кожи. Тилли знала, что этот наряд будет в самый раз, потому что Бетти была очень похожа на нее: такая же превосходная кожа, голубые глаза с зелеными крапинками и светло-каштановые волосы. Знала ли Тилли, как блузка и пояс подчеркнут изгибы фигуры Бетти? Заботило ли ее это?
Бетти никогда не хотела давать бабушке и Зейде повод сожалеть о том, что они ее воспитали. Матери большинства девочек, не говоря уже о бабушках, не поддерживали своих дочерей и внучек так, как бабуля поддерживала Бетти. Она восхищалась оценками и амбициями Бетти так же сильно, как (или, может быть, даже больше) признавала красоту Бетти, пусть даже она унаследовала это от «другой стороны» семьи. Стороны, которую она не знала. В сердцах и глазах своих бабушки и дедушки Бетти не могла поступить неправильно.
Один выбор наряда не мог этого изменить, кто бы его ни отправил.
Лучшие подруги Бетти вышли из главного дома вслед за ней. Это не был дом в обычном смысле этого слова, потому что там никто не жил. Зейде купил его в двадцатые годы, тогда в нем располагался отель. Высотой в два этажа, дом был обшит белым деревянным сайдингом, у него была зеленая скатная крыша и ставни в тон. На каждом окне красовался наружный ящик для цветов, где пышно цвели бальзамин и жимолость, как только миновала угроза ночных заморозков. Веранда вела к огромной входной двери с медным молотком, которым никто не пользовался. Внутри гостей встречал вестибюль, слева располагалась просторная столовая с люстрами из хрусталя, парчовыми обоями и окнами, выходящими на пляж и территорию курорта. По правую сторону находились зал для вечерних приемов и небольшие комнаты для занятий и игр. В задней части дома своей жизнью жила кухня, там постоянно что-то шипело и гудело по восемнадцать часов в сутки, наполняя воздух аппетитными ароматами. В когда-то роскошных номерах наверху раньше размещались гости, но теперь эти комнаты использовались для хранения вещей.
Джорджия и Дорис спустились по выкрашенным зеленой краской ступенькам, подбежали к Бетти и встали рядом с ней, как часовые.
– Твоя бабушка попросила нас убедиться, что в столовой все накрыто, – сказала Джорджия. – Поскольку ты опоздала. И я вижу, почему.
– Я не опоздала, – ответила Бетти. – Мне нужно было подготовиться. – Она повернулась к Джорджии. – Зейде сказал, что нанял несколько новых будущих старшекурсников. Я просто не могла надеть тот же наряд, который носила в средней школе.
– Боже упаси! – засмеялась Дорис. На ней была блузка из лёгкой рубашечной ткани в полоску, которую Бетти видела сотни раз. Впрочем, это не имело значения. У Дорис не было никаких планов на лето, кроме хорошего загара.
– Ты уже выглядишь как модный писатель, Бетти! – сказала Дорис.
– Редактор моды, – поправила ее Бетти.
– Держите, мисс Редактор. – Дорис протянула Бетти бумажную табличку с именем и булавку. Бетти прикрепила ее на груди с левой стороны, как и другие девочки. По крайней мере, ещё на одно лето ее сердце принадлежало Саут-Хейвену.
– Это лето будет потрясающим, – заявила Бетти.
Джорджия рассмеялась.
– Ты говоришь это каждый год. И работа здесь из года в год почти одна и та же.
Дорис подняла руки над головой, изображая прыжки «ноги вместе, ноги врозь».
– И раз, и два…
– В этом году все будет по-другому, – заявила Бетти.
– С чего бы? – спросила Дорис. Она казалась младшей сестрой, которой не было ни у Бетти, ни у Джорджии, хотя она была их ровесницей. Дорис, ростом четыре фута одиннадцать дюймов, была жизнерадостной и немного наивной девочкой, которая во всем видела светлую сторону. Она дружила со всеми, и все ей действительно нравились. Бетти находила Дорис милой, но утомительной с ее романтическими представлениями о прекрасных принцах и счастье до гробовой доски. Бетти нравились мальчики – действительно нравились, – но она смотрела на вещи немного более практично.
– Помешанная на мальчиках Бетти ищет свою летнюю любовь. – Джорджия произнесла последнее слово с придыханием.
– Я уверена, что тебе будет из кого выбрать, – сказала Дорис.
– Я не ищу любви. Я просто люблю красивых парней. И я хочу повеселиться. – Чего на самом деле хотела Бетти, так это отправиться в Нью-Йорк и не выделяться там, как деревенщина.
– Я все равно не понимаю, почему ты думаешь о местных мальчиках, – сказала Дорис. – Ты встретишь парня, когда поедешь в Барнард. Студента Колумбийского университета. Может быть, кого-то, кто учится на врача или стоматолога. Или адвоката.
– Ты говоришь как бабушка, – ответила Бетти. Она покачала головой. – Я просто хочу провести чудесное лето, а что может быть великолепнее летнего романа? – спросила Бетти. Она повернулась к Джорджии. – Я бы сказала, что хочу завести интрижку, но это звучит очень грубо, – прошептала Бетти.
Джорджия кивнула, и Бетти поежилась от дуновения ветерка. Или предвкушения.
– Я встречу своего мужа в Чикаго, – заявила Дорис. В сентябре ее ждала работа продавщицей в магазине Маршалла Филда, и она собиралась жить в меблированных комнатах. – Не имеет значения, что ты будешь в Нью-Йорке. Конечно, мы по-прежнему будем подружками невесты друг у друга.
– Жизнь – это не только мальчики и замужество, – сказала Джорджия.
Дорис раскрыла рот, и, если бы у Бетти был персик, она могла бы засунуть его туда.
Джорджия, конечно, была права. Она собиралась в Северо-Западный университет в качестве слушателя подготовительных курсов при медицинском колледже. Она хотела стать врачом, и Бетти знала, что ее подруга своего добьется. Вот почему Джорджия понимала мечту Бетти о работе в глянцевом модном журнале, в отличие от других ее подруг. Дорис мечтала о работе в офисе и обручальном кольце, как и большинство девушек, которых знала Бетти.
Сначала Бетти планировала получить степень по английскому языку, а затем устроиться на работу журналистом и писать о моде в одном из журналов, которые она зачитала до дыр. Seventeen. Mademoiselle. Vanity Fair. Compact. А потом она собиралась подняться до должности редактора. Вот тогда-то у нее и появилась бы возможность высказывать свое мнение о тенденциях моды и красоты и о том, что женщины читают о них. Это был бы ее способ оказать влияние.
К тому же идея встречаться с мальчиками была для Бетти не на последнем месте. Вообще-то не с мальчиками, конечно, а с мужчинами, и, честно говоря, это было вторым по важности пунктом после ее карьеры.
Бабушка и Зейде хотели, чтобы «их девочка» получила образование и добилась успеха, даже если для этого ей пришлось бы покинуть Саут-Хейвен. Бетти и мечтать не могла о более добрых и щедрых бабушке и дедушке.
Джорджия расправила плечи, посмотрела на часы и улыбнулась Бетти, которая чувствовала себя так, будто находилась под защитой старшей сестры. Джорджия была ростом пять футов девять дюймов, и ее присутствие привлекало внимание. Ее рыжие волосы доходили до середины спины, а обруч из настоящего черепахового панциря удерживал непослушные пряди от лица, усыпанного веснушками. И глаза ее были изумрудно-зелеными, а не темно-карими. Она надела белую форму для тенниса, потому что была единственным тренером по теннису на курорте и не хотела, чтобы кто-нибудь из студенток решил, что может занять ее место.
Бетти пыталась уговорить Джорджию накрасить губы красной помадой, поскольку сегодня она не собиралась играть в теннис. «Яркий красный» от Max Factor выделил бы черты ее лица на фоне полностью белого ансамбля, но Джорджия остановилась на «Морском коралле» от Дороти Грей. Бетти вынуждена была признать, что Джорджия выглядела утонченной, и на мгновение ее кольнула ревность. Потом она вспомнила, что сама накрасила губы красной помадой. Если этот цвет вполне подходил Элизабет Тейлор, то для Бетти Штерн этого было достаточно.
Бетти не была такой же эффектной, как Лиз, но славилась привлекательной внешностью. Она слышала это всю свою жизнь. Ростом она была пять футов четыре дюйма, но больше в ней не было ничего заурядного. Ее слегка волнистые волосы не нуждались в услугах парикмахера. Хотя сегодня она собрала их в красный шарф и завязала его, как та девушка с плаката, узлом наверху, вытянув несколько прядей вперед на лоб. Женственная фигура Бетти оформилась, так сказать, в десятом классе. Особенность Бетти заключалась в том, что она при этом была очень умной, получала одни пятерки и награды за лучшую посещаемость все четыре года учебы в средней школе Саут-Хейвена. Она усердно работала над своими оценками и была благодарна за признание со стороны сверстников. Ее одноклассники выбрали ее самой перспективной и самой красивой старшеклассницей. Это окончательно утвердило ее решение. Она всегда думала, что примет участие в конкурсе «Мисс Саут-Хейвен», когда ей исполнится восемнадцать, и бабушка с дедушкой поддерживали ее мечту. С такой уверенностью, а также учитывая, что любимица города, Нэнси Грин, путешествовала по Европе, у нее действительно мог появиться шанс на победу.
Зейде считал, что она станет бесспорным победителем.
– Проиграешь ты или выиграешь, для меня ты все равно останешься красоткой в купальнике, – говорила бабушка.
Бетти верила ей и встала немного прямее, думая о наследии «Мисс Саут-Хейвен», а также о том, что у ее бабушки с дедушкой появится возможность похвастаться своей внучкой, не говоря уже о бесплатной рекламе курорта.
Три машины показались из-за угла с востока, из открытых окон гремела музыка. Лето было всего в квартале отсюда.
– Как я выгляжу? – прошептала Бетти.
– Ты выглядишь шикарно, – ответила Дорис. – Как настоящая студентка колледжа. Жаль, что мне этого не дано. – Дорис поправила короткую песочного цвета челку, опустила руку. Ее клетчатая юбка больше подходила для зимы, чем для весны, но Бетти ничего не сказала.
Вместо того чтобы беспокоиться о наряде Дорис, Бетти волновалась о своем собственном. Может быть, она оделась слишком нарядно. Будут ли старшие девочки насмехаться над ней? Отвернутся ли мальчики? Она захватила с собой шорты и теннисные туфли, чтобы переодеться позже. Ей не нужно было разгружать машины и распаковывать чемоданы, но она действительно хотела смешаться с остальными во время ужина для персонала в столовой в тот вечер.
Пять машин въехали на кольцевую подъездную дорожку курорта, и еще три вывернули из-за угла. Они выглядели более блестящими, их моторы ревели громче, чем когда-либо, а, может, Бетти просто наблюдала и слушала внимательнее, чем раньше. Может быть, следующим летом она соберётся посещать летние занятия или устроится на работу в журнал в Нью-Йорке. Возможно, это последнее лето, когда она могла воспользоваться известностью своей фамилии, со всеми ее преимуществами и недостатками.
Хром и стекло сверкали и танцевали, как озеро на закате, а выхлопные газы наполняли воздух и растворялись вместе со звуками музыки, которая гремела из радио колонок.
Припарковав машины, ребята повыскакивали наружу. Влажный, древесный аромат лосьона после бритья, смешанный с медицинским запахом лака для волос, издавал тот же аромат лета и солнцезащитного крема фирмы Коппертон. Хотя Бетти была ошеломлена и переполнена эмоциями, ей не хотелось, чтобы это зрелище заканчивалось. Но когда вновь прибывшие направились к ее бабушке и дедушке, Бетти вышла из транса. Теперь в течение следующих нескольких месяцев в семье Штернов Бетти предстояло стоять на втором месте после персонала и гостей.
Она посмотрела через лужайку на своих бабушку и дедушку, но больше не видела их в толпе. Что Бетти заметила, так это то, что ни одна из других девушек не стянула волосы шарфом. Она чувствовала себя взрослой и немного вызывающей, когда повязала его вместо предложенной бабушкой жемчужной заколки, но теперь Бетти не была так уверена. Выглядела ли она модной или старомодной? Ее охватил озноб, хотя на улице было достаточно тепло. Май в Мичигане славился переменчивой погодой. По крайней мере, снега больше не было.
Именно в тот момент, когда Бетти подумала о снеге в мае, она увидела мальчика, при виде которого ее сердце замерло. Даже издалека он был красив, как кинозвезда, – опрятный и подтянутый, как и все мальчики, но с некоторой естественной развязностью, которая привлекала ее внимание, как магнит притягивает гвозди. На нем были коричневые брюки, белая рубашка с короткими рукавами и галстук. Должно быть, он был новеньким. Она не забыла бы это лицо. Эти плечи. Но она не видела, как он выходил из машины. Был ли он видением? Воплощением ее мечты? Он отличался смелостью в выборе своего стиля. Никто из остальных мальчиков не надел галстук. Теперь она узнала его! Своими ямочками на щеках и всем остальным он напоминал молодого Уильяма Холдена.
Бетти отстегнула бейдж с именем и оторвала свое наследие, став «Бетти Ш» вместо более узнаваемого «Бетти Штерн».
– Моя помада в порядке? – Она мысленно помолилась Max Factor, чтобы все выглядело лучше, чем хорошо.
Джорджия ухмыльнулась.
– Да. Все в порядке.
Бетти скомкала оторванную часть бейджа с именем и засунула ее за пряжку ремня. Джорджия наблюдала за ней.
– Что? Я просто хочу весело провести лето перед колледжем, – сказала Бетти.
Джорджия многозначительно поиграла своими идеально выщипанными бровями.
– Он слишком взрослый для тебя.
– О ком ты говоришь? – спросила Бетти, ее сердце неистово колотилось от открывающихся возможностей.
– О том, у которого ямочка на подбородке, острячка. – Джорджия указала на него кивком головы. – Я знаю тебя, Бетти. С этим парнем у тебя будут неприятности.
– Бетти не настолько глупа, – возразила Дорис. Милая Дорис. – Что ты скажешь, если твои бабушка и дедушка увидят это? – Дорис указала на бейдж с именем. – Хочешь, принесу тебе новый? Это займет всего секунду.
– Они не заметят, – ответила Бетти. Она посмотрела на своего Уильяма Холдена, разговаривающего с другими мальчиками, но не стоящего в их кругу. Он улыбнулся и кивнул, но держался на расстоянии нескольких ярдов от остальных.
Солнце приласкало икры Бетти своими лучами, согрев их весенним теплом. Забыв об ожоге на руке, Бетти вспомнила о своих ногах. Она повернула правую пятку к своду левой ноги.
– Это не конкурс красоты, Бетти. – Джорджия указала на ноги Бетти.
– Я просто тренируюсь для «Мисс Саут-Хейвен». Ты же знаешь, что в этом году я участвую.
Дорис хихикнула.
– Ты нам сто раз об этом говорила.
Бетти завела и сцепила руки за спиной, расправив плечи, выпрямилась. Она знала, как хорошая осанка выгодно подчеркивала ее грудь даже в блузке, застегнутой на все пуговицы.
– Ты покраснела! – воскликнула Дорис. – Твоя бабушка не обрадуется, что ты флиртуешь с персоналом.
– Спустись на землю, Дорис, – приструнила ее Джорджия. – Бетти просто развлекается. Он даже не смотрит в нашу сторону.
А потом он посмотрел, но так же быстро отвернулся обратно к девушкам, которые не были Бетти. Он стоял достаточно близко, чтобы девушки могли смотреть, но не прикасаться. Бетти расслабила плечи и вытянула руки вперед, скользнув повязкой, прикрывающей ожог, по бедру. Движение вызвало волну боли, но не такую сильную, как понимание того, что ее игнорировали. Или, что еще хуже, даже не заметили.
«Повернись, повернись, повернись».
Ничего не происходило.
«Повернись, повернись, повернись».
А затем он сделал именно это. Он не только обернулся, он увидел ее и улыбнулся так широко, что девушки поблизости обернулись, чтобы посмотреть, на что или на кого он смотрит.
Мурашки побежали по шее и вниз по телу Бетти, как мелкие крупинки града.
– Он смотрит на тебя, – сказала Джорджия.
– Он даже не притворяется, что не смотрит на тебя, ах ты соблазнительница, – сказала Дорис.
Бетти посмотрела прямо ему в глаза, насколько позволяла разделявшая их лужайка. Затем она подняла обе руки и развязала узел на своем шарфе, спустив ткань к шее. Он скользнул по ее плечам, и Бетти задрожала, даже не пытаясь скрыть этого. Она повела головой из стороны в сторону, медленно высвобождая каскад локонов.
Джорджия схватила шарф, скомкала его и сжала в ладони.
– Не переигрывай, Бетти. Все знают, кто ты такая.
– Не все, – ответила она.