Эми Хармон
Выпускной бал в чистилище
5
Время бросать
– Он хочет повидать тебя, Мэгги.
Джиллиан Бэйли стояла в дверях, сутулясь под натиском мартовского ветра, предвещавшего близкий конец зимы. Скоро наступит апрель, и Ханивилль захлестнет весна. Мэгги хотелось, чтобы весна поспешила. Она никак не могла согреться ни телом, ни душой. Весной она выпустится из школы – правда, Мэгги казалось, что до мая и выпускного еще целая вечность. Ей не хотелось уезжать от Айрин, но жизнь в Ханивилле стала для нее мучительным испытанием.
Мэгги подошла ближе. Было довольно раннее субботнее утро, и она не успела даже снять пижаму. Ей показалось, что Джиллиан Бэйли выглядит еще более усталой и похудевшей, чем при их последней встрече. Наверное, так бывает с каждым, чей брат восстает из мертвых. И если Лазарь воскрес всего через несколько дней после смерти… то у Джонни это заняло десятилетия.
– Он не сказал вам зачем? – тихо спросила Мэгги, глядя в изнуренное лицо женщины. В ее сердце уже готов был затеплиться огонек надежды.
– Нет. Просто спросил, знаю ли я, где тебя найти. – Она помолчала. – Он редко о чем-то просит… но, когда просит, я стараюсь ему помочь. Если могу.
Мэгги почувствовала, как ее затопило болезненное чувство вины. Так бывало всякий раз, когда она думала о Джонни.
– Если хочешь, бери куртку… и поедем вместе, прямо сейчас. – В голосе мисс Бэйли звучала надежда.
Но Мэгги не хотелось с ней ехать. Нет, она непременно увидится с Джонни, но будет готова уехать от него, если и как только захочет, не дожидаясь, пока ее подвезут.
– Мне нужно принять душ и переодеться… Я приеду к вам через час. Передайте ему, что я скоро.
Джиллиан взглянула на нее так, словно хотела возразить, но потом лишь коротко кивнула:
– Хорошо. Только… прошу, не задерживайся. Мне кажется, то, что он хочет тебя видеть, – хороший знак. Я не хочу, чтобы он передумал прежде, чем ты приедешь.
Мэгги кивнула и проводила до двери измученную заботами сестру Джонни. А потом бросилась вверх по лестнице, на ходу стягивая пижаму. Меньше чем за три четверти часа она приняла душ, оделась, высушила волосы, схватила с полки ключи от машины. Она выбрала те же синие джинсы и ту же фиолетовую футболку, в которых была в тот день в школьной мастерской, когда они с Джонни впервые поцеловались. Мэгги на миг замерла на бегу, обдумывая идею, которая только что пришла ей в голову. Хуже от этого точно не будет. Она снова взлетела вверх по лестнице, подняла подоконник у себя в комнате и вытащила из тайника старый альбом с вырезками, принадлежавший Роджеру Карлтону. Возможно, Джонни найдет в нем ответы… сложит воедино обрывки событий, произошедших за годы, которых он лишился.
Джиллиан Бэйли жила в том же доме, где появилась на свет. Это был опрятный одноэтажный дом с просторной террасой и гаражом, который пристроили позже. Газон был аккуратно пострижен, клумбы очищены от палой листвы и перекопаны в ожидании весенних цветов. Айрин говорила, что и сам Кларк Бэйли вырос в этом же доме. Он жил там холостяком, а потом привел туда мать Джонни, ставшую его женой. Там они вырастили дочь. Мэгги задумалась о том, найдет ли Джонни в этом доме следы своей матери и принесет ли это ему успокоение. Она так на это надеялась. Девушка свернула на подъездную дорожку. С тех пор как Джонни починил Королеву, мотор кадиллака работал без перебоев. Может, стоит ему об этом рассказать.
– Он в гараже, – безо всяких предисловий объявила Джиллиан Бэйли, появившаяся на пороге. – Обойди дом сбоку и постучись погромче. Он там что-то слушает… так что, если не откликнется, просто зайди внутрь.
Из гаража доносились звуки какого-то трэш-метала годов примерно восьмидесятых. Мэгги не знала названия группы. Обычно ее не интересовала музыка, под которую она не могла танцевать. Интересно, почему он выбрал именно эту группу, так не похожую на все, что ему прежде нравилось. Джонни не отозвался, когда она постучала в дверь гаража. Толкнув дверь, она вошла в полутемное просторное помещение. В самом дальнем углу стояла песочного цвета «Тойота-Камри» с поднятым капотом. А прямо перед Мэгги красовался принадлежавший Джонни «Бель-Эр». Мэгги восхищенно ахнула и обошла машину, изумленная ее безупречным видом: за ней явно тщательно ухаживали.
– Это твоя машина! – возбужденно воскликнула она и оглянулась в поисках Джонни, радуясь, что им будет о чем поговорить.
Он выглянул из-под капота сестринской тойоты. Низ футболки у него был в масле: наверное, он, сам того не замечая, по привычке вытирал руки об одежду. С тех пор как они виделись в последний раз, он подстригся. Прическа немного отличалась от его обычной стрижки по моде пятидесятых, но выглядел он почти так же, как прежде. Он был в сидящих на бедрах джинсах – Мэгги отметила, что он закатал штанины, сделав широкие отвороты, тоже в стиле пятидесятых, – и в простой голубой футболке. Он исхудал, но двигался без видимых усилий; казалось, он полностью оправился от ранения. Он кивнул на свою машину и пытливо взглянул на Мэгги.
– Откуда ты знаешь, что она моя? – спокойно спросил Джонни.
– Ты мне рассказывал, – так же спокойно ответила Мэгги. – Один нефтяник, который жил в городке по соседству, забыл поставить машину на ручник, когда поехал к водохранилищу шпионить за женой. Машина скатилась с холма и утонула, как набитый булыжниками мешок. Он сказал, что, если ты ее вытащишь, машина твоя. Вы с Джимбо и Картером сумели ее достать. Ты разобрал ее на детали, вычистил и снова собрал в лето перед выпускным классом.
Мэгги провела рукой по гладкому черному боку шевроле, подошла к задранному, как и у «Тойоты-Камри», капоту. Она не хотела смотреть на Джонни, но все же не удержалась. Выражение лица у него было ошеломленное, и Мэгги постаралась не рассмеяться. Он пробурчал что-то невнятное, никак не прокомментировав то, что она так много о нем знает.
В гараже повисла тяжелая тишина, и Мэгги попыталась придумать, о чем бы заговорить.
– Что ты получишь, если заплатишь блондинке цент за ее мысли? – наугад спросила она.
– Э-э? – Джонни посмотрел на нее из-под капота своего шевроле.
– Это шутка. Что ты получишь, если заплатишь блондинке цент за ее мысли?
– И что же?
– Сдачу, – ответила Мэгги и подняла брови.
Джонни пристально уставился на нее, а потом покачал головой. Мэгги попробовала еще раз:
– Кем работает брюнетка, рядом с которой стоит блондинка?
Джонни молчал.
– Переводчиком, – сама себе ответила Мэгги уже не так весело.
На этот раз Джонни даже не поднял головы от внутренностей машины и не взглянул на нее.
– Что сказала блондинка, заглянув в коробку колечек к завтраку? – уныло проговорила Мэгги.
Эта шутка нравилась ей больше других. И ему тоже. Раньше.
Снова никакого ответа.
– «Ой, смотрите! Семена бубликов…» – вяло закончила Мэгги.
Джонни с грохотом захлопнул капот и вытер тряпкой руки.
– Я что, смеялся над твоими шутками? – резко спросил он.
– Только над шутками про блондинок. Я пробовала пересказывать тебе шутки про «тук-тук», но ты мне сказал, что они кошмарные. – Мэгги улыбнулась своим воспоминаниям.
Джонни нравились шутки про блондинок, и Мэгги каждый день старалась пересказать ему новую. Она даже стала называть их «шутками про Джонни», потому что он сам был блондином.
– Давай послушаем про «тук-тук».
Мэгги немного подумала.
– Тук-тук.
Джонни нетерпеливо вскинул бровь, ожидая продолжения.
– Ты должен спросить: «Кто там?» – подсказала Мэгги.
– Кто там? – повторил за ней Джонни.
– Тыпа. – Она немного подождала. – Говори: «Какая еще Тыпа?»
– Какая еще Тыпа? – мрачно пробурчал Джонни.
– Ты почему мне дверь не открываешь?
Джонни закатил глаза, а Мэгги хихикнула, радуясь, что он хоть как-то отреагировал.
– Да уж. Совсем не смешно. Но мне не верится, что шутки про блондинок нравились мне больше, чем это, – угрюмо проворчал он.
Мэгги постаралась не поддаться охватившему ее отчаянию.
– Почему тебе так сложно поверить, что мы были друзьями? – тихо спросила она. А потом подошла поближе к нему и остановилась, сунув руки в задние карманы джинсов.
– Не знаю, Маргарет. – Он снова встретился с ней взглядом. Ее глаза показались ему голубыми льдинками. – Может, потому, что я родился в тысяча девятьсот тридцать девятом, а сейчас две тысячи одиннадцатый, но я по-прежнему выгляжу на девятнадцать. – В голосе Джонни ясно звучал сарказм. Он пошел к ней, вытирая руки о тряпку, и остановился меньше чем в полуметре. – А может, потому, что я никак не возьму в толк, где меня носило последние пятьдесят с лишним лет, и никого из тех, с кем я был знаком, нет рядом, так что никто не может мне ничего объяснить.
Теперь его голос звучал гораздо громче, а щеки раскраснелись. Он скрестил руки на груди и взглянул на нее еще раз, и еще, а потом впился взглядом в очки, сидевшие у Мэгги на переносице. – А может, мне сложно поверить в это, потому что я тебя совершенно не помню…
– Знаешь, необязательно вести себя как козел, – парировала Мэгги, в свою очередь скрестив руки на груди. – Ты за этим меня позвал? Чтобы опять рассказать мне о том, что меня и запомнить-то невозможно? – Мэгги подтолкнула очки выше к переносице, хотя они ни на миллиметр не сдвинулись со своего обычного места. Она чувствовала, что вот-вот разрыдается, и пыталась сдержаться. Она не станет снова плакать из-за Джонни Кинросса. Только не у него на глазах. Она еще сохранила остатки гордости.
Он не стал отпираться, отвергать ее обвинения, а лишь упрямо посмотрел на нее и снова заговорил:
– Так, значит, Маргарет…
– Мэгги!
– Мэгги. Получается, только ты одна знаешь, чем я занимался и где был все это время. Ясное дело, мне хотелось бы об этом услышать. И я подумал: может, ты мне расскажешь? – Он старался говорить беззаботно, но за его напускной небрежностью слышалось напряжение.
Мэгги почувствовала, что ее сердце чуточку смягчилось.
– Я знаю только то, что ты сам мне рассказал, – хмуро ответила она. – Я переехала сюда около года назад. Прошлым летом я начала работать в школе. И сразу заметила разные странности, но мне они не казались чем-то особенным… я думала, это все Гас.
– В смысле?
– Гас – это школьный уборщик… Пожилой мужчина, который пару раз навещал тебя в больнице.
Джонни кивнул.
– Я думала, что это Гас включает для меня старые песни, когда я работаю одна. А потом я однажды увидела тебя в коридоре. Ты меня напугал. Я не знала, кто ты такой, но Гас сказал мне, что в школе есть… призрак. На протяжении последних пятидесяти лет, с той самой ночи, когда погиб твой брат, он порой видел тебя в школе. Когда он в первый раз заметил тебя, то сообщил в полицию, и они обыскали все здание. Гас только потом понял, что ошибался. Но он думал, что ты погиб… и стал призраком, и остался бродить по школе. Правда, эта его теория не объясняла, почему я тебя касалась, как самого обычного человека. Я решила узнать как можно больше о той трагедии и о твоем исчезновении, а потом пришла в школу и… – Мэгги сглотнула, решив, что он вполне может счесть ее сумасшедшей, но может и не счесть, потому что само его существование уже доказывало, что произошло нечто крайне странное.
– И… что?
– Я пришла в школу и… стала с тобой говорить, звать тебя. Я спрашивала у тебя, действительно ли ты однажды спас меня в школе. В конце концов я пришла в вестибюль… на то самое место, где вы с Билли…
– Погибли? – Его голос звучал язвительно, словно она сказала что-то очень обидное. Ему нелегко было все это принять.
– Куда вы упали, – резко парировала Мэгги. – И ты вдруг оказался там. Просто… вдруг возник… из ниоткуда. Ты говорил со мной с минуту. Ты был потрясен тем, что я тебя видела, и я, честно говоря, тоже была этим потрясена. Прежде я уже видела призраков… но не таких, как ты. Ты тоже видел меня, ты говорил со мной, ты казался мне настоящим, из плоти и крови… – Мэгги снова замолчала, не зная, о чем еще рассказать. Ей отчаянно хотелось сесть.
У стены стоял складной стул, и она с облегчением опустилась на него. Джонни прислонился к дверце тойоты и, прищурившись, наблюдал за ней.
– У меня было тело из плоти и крови… но меня никто не видел. – Реплика Джонни прозвучала не как вопрос, а, скорее, как краткий пересказ ее слов.
Мэгги кивнула.
– Ты говорил, что словно застрял между прежней жизнью и небесами. Говорил, что упал с балкона и потом видел, как Билли лежал рядом с тобой. Тогда ты понял, что он погиб. – Мэгги чувствовала, что ее снова затопило горе. Правда, на этот раз она горевала не о себе, а о нем. Ее голос чуть дрогнул, но она заставила себя продолжить рассказ.
Он весь подобрался, заметив тоску в ее голосе, но молчал, пока она пересказывала тот кошмар, который ему довелось пережить.
– Ты сказал, что чувствовал, как смерть тянет тебя за собой. Ты знал, что умираешь. Ты говорил мне, что понял, что нужно бороться. Тебе не хотелось оставлять маму. Ты не хотел, чтобы она горевала по двум своим сыновьям, пусть даже из вас двоих выживешь ты, а не Билли. Понимаешь, ты винил себя в смерти Билли. Тебя разрывали на части боль и чувство вины, и ты боролся… ну да… боролся со смертью. – Все это звучало чересчур мелодраматично, но она не могла найти других слов, чтобы пересказать ему то, о чем он сам ей рассказывал. – Ты сказал мне, что отказался умирать. Тогда ты ощутил… как что-то треснуло, а потом увидел луч света. Когда ты после этого пришел в себя, в школу уже приехали полицейские. Потом прибежала твоя мать. Но тебя никто из них не видел и не слышал. Когда полицейские забрали Билли, ты решил последовать за ними, но не смог выйти из школы. Тебе казалось, что за пределами школы ничего нет, только черная пустота. Ты говорил, что оказался в ловушке.
– И оставался в ней все это время? – недоуменным шепотом спросил Джонни. – Да как такое возможно? Я помню, как упал. Помню даже то, о чем ты говоришь… чувство, что я борюсь со смертью. Но и только. Я очнулся в больнице, так, как будто все это случилось вот только что. У меня даже рана была.
– В чистилище у тебя не было ран. Ты называл то место чистилищем. На тебе не было ни капельки крови. Твоя одежда не пачкалась и не снашивалась, тело не менялось со временем, волосы всегда были в идеальном порядке. Ты не был обычным человеком, но и ангелом тоже не был. Ты мог одной только силой мысли совершать потрясающие вещи. Ты говорил мне, что энергия не возникает и не исчезает, что она просто перенаправляется. Ты мог управлять энергией. Даже лечить мог! Взгляни вот на этот шрам! – Мэгги вскочила и, задрав рукав своей фиолетовой футболки выше локтя, продемонстрировала Джонни запястье. На бледной коже виднелся шрам от ожога, похожий на розовый полумесяц. – Я обожглась… а ты прижал ладонь к ожогу… и вылечил его.
Джонни протянул руку и коснулся пальцами неровного края шрама у нее на руке. Прикосновение было легким, но Мэгги почувствовала, что ее словно пронзило током до самых кончиков пальцев. Как же ей недоставало того, прежнего Джонни, который ее любил! Она бы все отдала, лишь бы его вернуть. Тоска по нему ударила ее в грудь, как порыв ледяного ветра, и она невольно поежилась. А потом выдернула у Джонни руку и отвернулась. Ей нужно уйти. Она так больше не может.
– Мэгги. – На этот раз голос Джонни прозвучал мягко. На миг ей показалось даже, что это голос прежнего Джонни. – Что еще? Что еще я умел делать? Как я проводил время?
– Ты говорил, что много читал. Иногда ты даже читал мне вслух.
Джонни вскинул брови и недоверчиво фыркнул:
– Ненавижу читать. Попробуй еще раз, дорогуша.
Мэгги вся подобралась, чуть подняла подбородок. Джонни уже успел запомнить, что это ее боевая стойка.
– Об этом ты мне тоже рассказывал. А еще ты говорил, что прочел почти все книги в школьной библиотеке, потому что это помогало тебе отвлечься.
Он промолчал. Мэгги отвернулась от него и пошла прочь.
– Мы с тобой когда-нибудь танцевали?
Она развернулась и уставилась на него, раскрыв рот.
– Почему ты спрашиваешь? Ты что-то вспомнил?
– Мы с тобой когда-нибудь танцевали? – резко повторил он свой вопрос.
– Да, – выдохнула Мэгги, – мы танцевали. Я люблю танцевать. Ты говорил, что часто смотрел, как я танцую. А потом однажды ты и правда стал со мной танцевать. Ты прекрасно танцуешь. Ты это помнишь?
Он отвернулся, оперся о капот тойоты.
– Мне приснилось, что я с тобой танцевал… но во сне все было не так, как в твоих рассказах. Все происходило в пятьдесят восьмом году и было точно таким, как наяву, – все, кроме тебя. Я не забыл тот сон. И знаешь, он больше похож на воспоминание. Но ведь этого быть не может. Если только ты не училась здесь в пятьдесят восьмом. – И он взглянул на нее, вопросительно вскинув бровь.
Она покачала головой:
– Нет.
Ей это только снилось.
– Ну да. Я так и подумал.
И он склонился под капот «Камри» и принялся изучать ее внутренности. Мэгги молча наблюдала за ним. Может, он, как и она, просто больше не может все это слышать. Пока не может.
– Я принесла тебе кое-что, – проговорила она, выдержав паузу.
Он не ответил ей, даже не высунулся из-под капота тойоты.
– Тут вырезки за годы, пока тебя не было. Их собирал Роджер Карлтон. Он так и не смог смириться с тем, что ты исчез. Похоже, он был слегка одержим этой историей.
– Откуда они у тебя?
– Мы недавно нашли их в доме. Роджер умер больше года назад. Он был женат на моей тетушке… Айрин Ханикатт. Кажется, ты был с ней знаком.
– Айрин Ханикатт – твоя тетя? – Джонни ей явно не поверил.
Он резко выпрямился и ударился головой о поднятый капот «Камри». Мэгги посетило дежавю. Они уже говорили об этом, только в прошлый раз рядом стояла машина Айрин. И говорили почти теми же словами. Мэгги заученно повторила следующую реплику:
– Точнее, моя двоюродная бабушка. Старшая сестра моей бабушки.
– Твоей бабушки… – медленно повторил Джонни.
Мэгги помнила, что в прошлый раз он после этого провел рукой по ее волосам. Наверное, сегодня этого продолжения не будет.
Джонни медленно подошел к ней. Она держала в руках толстый альбом. Он осторожно взял альбом у нее из рук и принялся медленно листать страницы. Потом опустился на стул, на котором прежде сидела Мэгги. Сама она огляделась по сторонам, подтащила стоявшее неподалеку ведро, перевернула его и села, не сводя внимательного взгляда с Джонни, листавшего страницы потрепанного альбома.
Он вглядывался в заголовки и фотографии и, не веря своим глазам, качал головой. Он дышал все отрывистее, и Мэгги вдруг испугалась, что он может швырнуть альбом в дальний угол гаража. Она потянулась к нему, желая забрать альбом, но тут Джонни одним махом перелистнул все страницы и открыл последний разворот, где аккуратными рядами были приклеены фотографии.
– Как он их добыл? – Он указал на снимок, с которого смотрели он с Билли и матерью. – Некоторые я вообще никогда не видел.
– Он где-то достал полицейские отчеты и еще много всего. Айрин никогда не видела этот альбом. Мы не знаем, откуда у него это.
– Смотри… вот мы с Пэгги на выпускном. – Он осекся, пристально вглядываясь в фотографию. – А вот тут, вдали, Картер. Он к Пэгги всегда неровно дышал. А это, по-моему, твоя тетушка. – Он указал еще на один снимок, и Мэгги склонилась, чтобы получше его рассмотреть. Фотограф запечатлел группу молодых людей в блейзерах и галстуках-бабочках, девиц в бальных платьях. Все они сидели вокруг овального стола, в центре которого красовалась крупная ракушка. Айрин широко улыбалась, глядя в камеру, Роджер властно обхватил ее рукой за плечи.
– Хм-м… – нахмурилась Мэгги. – Она говорила мне, что была в красном платье. Спорю на что угодно, платье было красным. Конечно, фотография черно-белая, но это точно не красное платье.
Джонни выхватил альбом у нее из рук и уставился на снимок, жадно изучая черты улыбающихся подростков, их одежду и позы. Его глаза округлились. Он замер, а потом резко захлопнул альбом, грубо швырнул его Мэгги и вскочил со стула. Сунул руки поглубже в карманы джинсов и зашагал между двумя машинами, одинаково раззявившими капоты. Он весь был словно сгусток нервной энергии, и каждое слово Мэгги лишь злило его еще сильнее.
– Джонни? – тихо окликнула Мэгги.
Он ей не ответил. Немного помолчав, она продолжила:
– Я не знаю, что делать и о чем говорить. Ты спас жизнь Шаду… Гас ведь тебе рассказал?
Джонни кивнул в ответ.
– А еще ты спас меня. В ту ночь что-то случилось, и ты сумел ускользнуть из чистилища. Я не могу этого объяснить, но… – Мэгги набрала в грудь побольше воздуха и ринулась вперед. Он должен знать о ее чувствах к нему. – Мне кажется, ты тогда сделал выбор. Ты выбрал жизнь и все те сложные, неприятные и уродливые вещи, которых в жизни полным-полно. Притом что на небесах тебе было бы куда проще.
Джонни перестал мерить шагами гараж и остановился прямо перед ней. Он стоял, широко расставив ноги, сжимая в руках промасленную тряпку так, словно она была его путеводной нитью. Мэгги внимательно изучала собственные ладони, не желая знать, каким взглядом он на нее смотрит. Она не заметила, как он приблизился, но внезапно он оказался совсем рядом с ней, бросил тряпку на пол, схватил Мэгги за плечи и поднял на ноги. В глазах у Джонни стояли невыплаканные слезы, и на миг Мэгги вдруг показалось, что он не сумеет сдержаться. Он сжимал ее плечи своими широкими ладонями, до боли впиваясь в ее тело пальцами. Когда он снова заговорил, ей показалось, что он задыхается.
– Ты думаешь, я сам выбрал эту жизнь?
Мэгги холодно смотрела ему в глаза, изо всех сил стараясь не морщиться от боли.
– Я любил тебя, Мэгги?
Она не ответила
– Я любил тебя?! – выкрикнул Джонни.
Она молча кивнула и закрыла глаза, не выдержав его враждебного взгляда.
– Я целовал тебя, Мэгги? – Теперь он говорил едва слышным шепотом.
Губы Мэгги дрогнули от того, что в его шепоте слышалась насмешка.
– Да, целовал!
Мэгги хотела ответить ему с той же насмешкой, но голос подвел ее, сорвавшись на втором слове, выдав ее боль.
Он притянул ее к себе, уткнулся лицом ей в плечо. Он сжимал ее в объятиях так крепко, что ей захотелось его оттолкнуть, сделать вдох… но она не решилась, хотя и понимала, что он обнимает ее не в знак любви, а потому, что его с головой накрыло отчаяние. Он поднял голову и хрипло проговорил, не отводя глаз от ее рта:
– Думаешь, если я тебя поцелую, то сразу все вспомню? Думаешь, мир сразу обретет смысл? И я вспомню, как сделал выбор? Вспомню, как провел последние пятьдесят лет?
Мэгги смотрела на него, на его губы, которые были так близко, и мечтала, чтобы он ее отпустил, но одновременно страстно желала, чтобы он ее поцеловал, и ненавидела себя за это. Джонни обхватил ее еще крепче, а потом опустил голову и нежно, едва заметно коснулся губами ее губ. Мэгги задрожала, а он словно окаменел. Она почувствовала, что он точно оттолкнет ее от себя. Но он лишь снова склонился к ней, раскрыл ее губы своими, обхватил ладонью ее лицо. Его поцелуй был теплым, настойчивым, и знакомым, и совершенно новым… его губы прижимались к ее губам, ее рот полнился его вкусом, она словно купалась в его запахе. На мгновение она вся отдалась его воле, позволила огню, что зажегся внутри нее, сжечь всю боль, позволила ему целовать себя, а себе – целовать его в ответ. Но в его поцелуе не чувствовалось любви. И поэтому Джонни был для нее незнакомцем. Ее целовал незнакомец. Эта мысль больно ранила ее гордость, и Мэгги резко высвободилась, оттолкнула Джонни так же исступленно, как он ее обнимал. Он отпустил ее, и несколько долгих минут оба молчали.
Мэгги первой нарушила это молчание. Она вновь приблизилась к Джонни, сунув руки в карманы, имитируя его позу.
– Джонни, мне очень жаль. Я знаю, что ты не хочешь быть здесь. Знаю, что все это – бессмыслица. Самое безумное во всей этой истории… что ты готов был отдать за меня свою жизнь… по крайней мере, то, что от нее осталось. И пусть я люблю тебя, но я не жду, что ты будешь жить ради меня или свяжешь жизнь со мной. Мне так сильно хотелось быть с тобой рядом. Я бы осталась с тобой там, в школе, потому что пожар казался мне куда менее страшным, чем то, что я могу тебя потерять. Я думала, что только так мы сможем быть вместе. Но ты не дал мне остаться.
Джонни отвернулся от нее, словно отмахиваясь и от ее признания, и от нее самой. Мэгги почувствовала, как ее сердце разбивается на мириады осколков. Горьким шепотом она договорила то, что хотела ему сказать:
– Но я бы тоже выбрала тебя, и я не забыла тебя. Ни единой секунды, ни единого дня, ни единого поцелуя.
Сказав это, она подняла альбом с вырезками с цементного пола, вложила его в руки Джонни, развернулась и вышла из гаража. Она уходила прочь от Джонни, который больше ее не любил и даже не знал, в серое будущее, к машине, старевшей все те долгие десятилетия, что Джонни провел в чистилище. Он не пошел за ней.
