bannerbannerbanner
Алмазы Птичьего острова

Эльвира Викторовна Вашкевич
Алмазы Птичьего острова

Полная версия


© Вашкевич Э. В., наследники, 2022

© Садердинова М. Х., иллюстрации, 2022

© Рыбаков А., оформление серии, 2011

© Макет. АО «Издательство «Детская литература», 2022

О конкурсе

Первый Конкурс Сергея Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков был объявлен в ноябре 2007 года по инициативе Российского Фонда Культуры и Совета по детской книге России. Тогда Конкурс задумывался как разовый проект, как подарок, приуроченный к 95-летию Сергея Михалкова и 40-летию возглавляемой им Российской национальной секции в Международном совете по детской книге. В качестве девиза была выбрана фраза классика: «Просто поговорим о жизни. Я расскажу тебе, что это такое». Сам Михалков стал почетным председателем жюри Конкурса, а возглавила работу жюри известная детская писательница Ирина Токмакова.

В августе 2009 года С. В. Михалков ушел из жизни. В память о нем было решено проводить конкурсы регулярно, что происходит до настоящего времени. Каждые два года жюри рассматривает от 300 до 600 рукописей. В 2009 году, на втором Конкурсе, был выбран и постоянный девиз. Им стало выражение Сергея Михалкова: «Сегодня – дети, завтра – народ».

В 2020 году подведены итоги уже седьмого Конкурса.

Отправить свою рукопись на Конкурс может любой совершеннолетний автор, пишущий для подростков на русском языке. Судят присланные произведения два состава жюри: взрослое и детское, состоящее из 12 подростков в возрасте от 12 до 16 лет. Лауреатами становятся 13 авторов лучших работ. Три лауреата Конкурса получают денежную премию.

Эти рукописи можно смело назвать показателем современного литературного процесса в его подростковом «секторе». Их отличает актуальность и острота тем (отношения в семье, поиск своего места в жизни, проблемы школы и улицы, человечность и равнодушие взрослых и детей и многие другие), жизнеутверждающие развязки, поддержание традиционных культурных и семейных ценностей. Центральной проблемой многих произведений является нравственный облик современного подростка.

С 2014 года издательство «Детская литература» начало выпуск серии книг «Лауреаты Международного конкурса имени Сергея Михалкова». В ней публикуются произведения, вошедшие в шорт-листы конкурсов. К началу 2022 года в серии уже издано более 50 книг. Выходят в свет повести, романы и стихи лауреатов седьмого Конкурса. Планируется издать в лауреатской серии книги-победители всех конкурсов. Эти книги помогут читателям-подросткам открыть для себя новых современных талантливых авторов.

Книги серии нашли живой читательский отклик. Ими интересуются как подростки, так и родители, библиотекари. В 2015 году издательство «Детская литература» стало победителем ежегодного конкурса ассоциации книгоиздателей «Лучшие книги года 2014» в номинации «Лучшая книга для детей и юношества» именно за эту серию.




Глава 1
Актированный день

Может быть, если бы не актированный день, то не произошло бы этой истории. Но вышло так, как вышло, – зима была довольно суровой, и актированные дни случались.

В такие дни отменяли занятия в школе. Если мороз был так себе – в младших классах, но если плевок замерзал на лету, то вся школа гуляла актированный день, лишь директор трудился, оформляя разные бумажки, оправдывая массовый прогул. Рассказывали, что раньше актированных дней было куда больше, но в последние годы потеплело, и теперь приходится учиться практически всю зиму без перерыва, не считая каникул. А раньше – вот ведь здорово! – чуть не каждую неделю был актированный день, а то и два. Вот это зимы были! Прямо подарок любому школьнику. Не то что теперь…

Иван сидел на скамье, размышляя об актированных днях, и иногда дышал на варежку. Ему нравилось наблюдать, как от дыхания нарастает пушистая полоска инея. Можно было бы зайти в кафе, в теплый мягкий свет, взять пару шариков мороженого, но Иван предпочитал дождаться друзей. С друзьями и мороженое куда мороженей, и свет теплее, и вообще всё гораздо гораздее, особенно – актированный день, неожиданный выходной!

Бабка Ивана рассказывала, что раньше рядом с городком была колония. Да не абы какая, а строгого режима. Держали там ну прямо настоящих преступников, про которых по телевизору каждый день сюжеты разные, хоть новости не смотри! Бабка говорила, что одежонка у них была худая: пальтишки на рыбьем меху, перчатки на змеином пуху, ну а шапок и вовсе могло не быть. В общем, холодновато им было в колонии. Поэтому случалось зимой, что на работу в тайгу, лес валить, их не выводили. Чтоб, значит, не перемерзли. А по этому поводу начальник колонии составлял специальный акт. Будто от этого и пошло название: актированный день. Колонии давно уже нет, а название осталось, и дни, когда из-за мороза не работает школа, по-прежнему называются «актированными». Наверное, на школьников тоже составляют какие-то специальные акты.

Актированные дни по традиции считаются школьным праздником, как, собственно, и редкие карантины, и другие катаклизмы, сотрясающие взрослый мир, но радующие детей. В такие дни кинотеатры городка выполняют двухмесячный план за один прием, а в кафе-мороженом нет отбоя от посетителей, и мороженого в городке продается больше, чем в жаркий летний день. Такая уж особенность актированного дня: в школу ходить однозначно холодно, а вот мороженое поедать брикетами, креманками и просто на палочке – в самый раз.

Иван посмотрел на часы. Друзья задерживались, и он недовольно нахмурился. Куда они могли запропаститься? Сами же сказали, чтобы приходил к кафешке – посидят с мороженым, кофе-чаю попьют, потреплются, может, потом куда сходят. И вот он уже полчаса как загорает у входа, а их все нет. А ведь думал, что это они его ждать будут, торопился изо всех сил.

За просторным стеклом были видны посетители кафе – всё больше молодежь, школьники, радующиеся актированному дню. Они лакомились мороженым и пирожными, пили обжигающий чай, слушали музыку, болтали – а Иван должен был мерзнуть на улице в ожидании друзей. Он уже почти собрался присоединиться к счастливчикам, уничтожавшим сладости в кафе, как о его вытянутые ноги споткнулся длинный худой молодой человек лет двадцати – двадцати пяти, с заиндевевшей бородкой. Да так неудачно, что выронил набитый бумагами портфель, и бумаги конечно же немедленно разлетелись по сугробам, а сам молодой человек составил им компанию, въехав почти целиком в ближайшую снежную гору.




– Простите, – пробормотал молодой человек с портфелем, пытаясь выбраться из сугроба. – Тут немного скользко.

Иван кивнул. Еще бы не скользко – в такой-то обуви! На ногах молодого человека было что-то вроде утепленных кроссовок, и поскользнуться в них можно было не то что на разъезженной малышней наледи, но даже просто на хрустящем морозном снегу. И вообще, молодой человек с портфелем был одет явно не по сезону: короткая куртка, которую Иван сразу определил как «рыбий мех», джинсы, тонкая вязаная шапочка – «змеиный пух». В общем, это была потенциальная сосулька, а не молодой человек.

– Вы, наверное, приезжий, – вежливо предположил Иван, помогая страдальцу встать на ноги и отряхнуться.

– А как вы догадались? – удивился молодой человек, начиная собирать разлетевшиеся из портфеля бумаги.

Иван вздохнул и тоже начал подбирать бумажки и папки, решив, что раз его ноги стали причиной катастрофы, то он просто обязан оказать помощь.

– Ну, у нас так не одеваются, – пожал плечами Иван. – Вы, наверное, издалека. У нас другая мода.

– Я уже заметил. – Молодой человек окинул взглядом Ивана и завистливо вздохнул. – Я бы тоже не отказался от такой моды, как вот у вас.

Иван самодовольно ухмыльнулся.

Надо сказать, что родители Ивана жили на оленьем стойбище, до которого от города было километров шестьсот. Его же, как и других ребят со стойбищ, привозили в городскую школу, и они все жили в интернате. Все ребята, пообжившись и попривыкнув, старались одеваться так, как одеваются горожане, предпочитая куртки-аляски национальной одежде, и лишь Иван был упрям в своих привычках: он одевался так же, как в родном стойбище, в ту одежду, что ему сшила мать. Иван носил кухлянку из ровдуги – замши из оленьих шкур, утепленную песцовым мехом и богато украшенную бисерной вышивкой: мать его была известной на многие километры вокруг мастерицей. Штаны его тоже были из ровдуги, но это была единственная уступка городу – на стойбище Иван зимой носил бы меховые штаны, а такие, ровдужные, считались летними. Но в городе не нужно столько времени проводить на улице, и меховые штаны были слишком теплыми. А вот унты-торбасы из оленьего меха и перчатки, так же, как и кухлянка, расшитые бисером, компенсировали в морозные дни отсутствие меховых штанов. Мать Ивана следовала старым традициям, украшая мужские торбасы вверху широким узорным краем меховой мозаики, для женских она использовала более современный бархат с бисерной вышивкой. Ну а шапке Ивана позавидовала бы любая модница – роскошный песцовый мех и все та же арочная бисерная вышивка, такой шапке был нипочем любой мороз. В остальном Иван одевался так же, как и другие ребята, – обычные рубашки, свитера, в теплые дни – джинсы.

 

Его упрямство и верность одежде стойбища имели удивительные последствия, о которых он и не задумывался: стойбища его рода были просто завалены заказами на такую одежду. Заказывали все, начиная от модников городка и заканчивая командированными, которым хотелось привезти на Большую землю что-нибудь диковинное, экзотическое и в то же время практичное. Меховая одежда, расшитая бисером, была и удобна, и красива, так что долгими полярными ночами женщины стойбища были заняты шитьем – выполняли городские заказы. Григорий, отец Ивана, гордился сыном, который так хорошо заботится о благосостоянии стойбища.

– Реклама! – говорил Григорий друзьям. – Вот что он нам делает!

– Да, да, – кивали те. – Твой Иван – хороший мальчик. Недаром он родился под счастливой звездой.

– Говорят, что это неважно, – замечал Григорий. – Теперь ученые считают, что все равно, под какой звездой родиться.

– Может быть, – отвечали ему. – Но лучше все же под счастливой. Вдруг ученые ошибаются?

И Григорий соглашался. Он тоже считал, что лучше родиться под счастливой звездой. А ученые… Что ж, они вечно что-то придумывают, всегда что-то новенькое, а звезды как светили с небес, так и светят, и все охотники стойбищ в положенное время уходят туда, к этим звездам, чтобы наблюдать за потомками. А если уж так случится, то и помогать им. Григорий радовался, что у его сына есть хорошие помощники, как положено в хорошем роду.

– Если вы к нам надолго, то можно и вам такую моду, – предложил Иван. – Это моя мама шьет, бывает, что и на заказ. Если хотите, она и вам сошьет.

– Очень хочу! – обрадовался молодой человек. – Я к вам надолго, да. Диссертацию писать. Мерзнуть надоело. По городу хожу – от магазина до магазина. Главное – добежать и не успеть замерзнуть!

Он весело рассмеялся, и Иван засмеялся вместе с ним.

Этот чудаковатый приезжий вроде был взрослым, но совершенно не выказывал своего возрастного преимущества перед пареньком, и с ним было легко и интересно разговаривать.

Бумаги уже были собраны, портфель надежно закрыт на блестящий заиндевелый замочек, и Иван по-прежнему сидел на скамейке. Молодой человек тоскливо посмотрел на заснеженную скамью, но сесть не решился – так и стоял, приплясывая на месте от холода.

– О чем у нас тут диссертации писать? – удивился Иван. – Разве что о нефти… Но нефтяные поля далеко!

– Я историк, – сказал молодой человек и дал Ивану маленький прямоугольник визитки. – Тут, оказывается, были немецкие базы во время Второй мировой войны. Немцы хотели захватить всю Сибирь, а еще их очень интересовали земли за Полярным кругом. «Аненербе» – слышал о такой организации?

– Не-а, – признался Иван, крутя визитку в руках. «Рассадин Илья Александрович, историк» – гласила короткая надпись. – А что это? Ане… в честь какой-то женщины назвали, что ли?

– А вот приходи ко мне в музей, я тебе все и расскажу, – улыбнулся молодой человек. – А то, честно признаюсь, тут я уже совсем замерзаю.

– Приду, – кивнул Иван. – Заодно и про одежду потеплее договоримся.

Молодой человек опять засмеялся, потряс руку Ивана и побежал дальше, крепко прижимая к себе портфель. Иван начал было устраиваться на скамье поуютнее, но вдруг увидел желтоватый прямоугольник письма, затерявшийся в синеватых сумерках полярного дня.

– Постойте! – закричал он вслед молодому человеку. – Подождите! Не всё собрали!

Он подхватил письмо и даже пробежал несколько шагов за историком, но тот, покусываемый за пятки сердитым морозом, несся так, будто участвовал в олимпийском кроссе, и догнать его не было никакой возможности.

– Ну и ладно, – сказал Иван, рассматривая письмо.

Конверт не был заклеен, а может, от времени клей высох и клапан отошел. Но по крайней мере не нужно было вскрывать конверт, а то бы Ивана замучило любопытство. Адрес был написан по-немецки. Иван заглянул внутрь: в конверте были пожелтелые листки письма, написанного по-немецки, как и адрес.

«Все равно ведь собирался в музей зайти. Вот заодно и отнесу», – решил Иван.

Он еще немного посидел на скамье, а потом достал из конверта письмо и начал читать, иногда заглядывая в смартфон. Если бы письмо не было написано по-немецки, Иван, возможно, и не стал бы читать, но именно чужой язык привлек его. Он мечтал поступить в МГИМО, стать дипломатом и упорно изучал иностранные языки. Английский неплохо преподавали в школе, а с немецким и французским Ивану помогал Петр Иванович – старый дипломат, которого неверным политическим ветром занесло в заполярный городок, да так он там и прижился, обучая ребят языкам и даже правилам этикета. После школы Петра Ивановича многие поступали в столичные вузы, и Иван считал, что тоже может рассчитывать на удачу.

«А что, буду известным дипломатом! – говорил он друзьям. – Вот раньше не было, чтобы эвенки дипломатами становились, так я первым буду!»

«Ты вполне можешь, – подтверждали ребята. – Но охотником все же быть интереснее. Приключения всякие! А дипломатом – скучно. Сплошные бумажки!»

«Много вы понимаете!» – отмахивался Иван, знакомый с охотничьим ремеслом с малолетства.

И продолжал учить языки, старательно разбирался в столовых приборах, читал множество разных книг, что рекомендовал ему Петр Иванович.

Иван был упрям, и друзья его были уверены, что если он на самом деле хочет стать дипломатом, то в дипломатическом корпусе лучше сразу освободить вакансию. Правда, иногда Иван думал, что дипломатия привлекает его именно потому, что такая профессия очень далека от охоты. Может, ему просто хочется попробовать чего-то совершенно непохожего на обыденность? Вот для него охота – это скучное каждодневное занятие, а предложи охоту его друзьям, так они же будут просто прыгать от счастья, потому что для них охота – это удивительное приключение. Интересно, а дипломатия – это тоже приключение или просто ежедневная рутина? Или, как охота, кому как?

Иван увлекся чтением старого письма и не заметил группку ребят, прячущихся за углом кафе. А они наблюдали за ним, переговаривались и даже о чем-то спорили. Наконец трое из них ушли с огорченными лицами, а оставшиеся двое быстро пошли к Ивану.

– Смотри, Славка, наш Ваня даже и не смотрит! – заметил один из них, черноволосый крепыш, подходя к скамейке.

Второй, стройный блондин, чьи глаза были прикрыты очками в тонкой металлической оправе, улыбнулся:

– Деня, не трожь Ивана, видишь, человек делом занят, чего о нас с тобой сказать нельзя.

Иван поднял голову и наконец заметил друзей.

– Где вас носит? – спросил он. – Я тут сижу, жду, жду, скучно, между прочим. Знал бы, что вы так долго идти будете, сам в кафе бы пошел, столик бы занял.

– А что, замерз, что ли? – полюбопытствовал Славка.

– С чего бы? – удивился Иван. – Не слишком холодно, так, чуть бодрит.

Славка засмеялся и ткнул Дениса кулаком в бок.

– Вот я же говорил, Деня, что Ивану этот мороз – как слону булочка. Лизнул, а не наелся. Нужно было на два похода в кафе спорить.

– Да если бы мы на два похода поспорили, я бы сам в сосульку превратился там, за углом, – признался Денис.

– А я думал, куда вы делись! – возмущенно воскликнул Иван. – А вы опять поспорили с кем-то, что я не замерзну! Ну ребята, ну совести у вас нет!

– Совесть, может, и есть, – сказал Славка. – Но теперь у нас есть и бесплатный поход в кафе. Мороженое и кофе глясе. А еще по шоколадке на нос. Правда, по маленькой. Но всё же хоть что-то. Лучше маленькая шоколадка, чем ника кой.

Иван только сплюнул в сердцах. Но долго сердиться на друзей он не мог, к тому же это был уже не первый спор на его «незамерзаемость». Надо сказать, что Иван каждый раз доказывал свою морозоустойчивость, и это способствовало двум вещам: его друзья получали бесплатное мороженое или пирожные, а стойбище Ивана – новые заказы на теплую одежду.

Так что, немного потолкав друг друга в шутку кулаками, ребята отправились в кафе, где заняли уютный столик около окна. Иван все еще держал в руках таинственное письмо, которое заинтересовало его друзей.

– Это у тебя что? – Денис потянулся через столик к письму. – Новое упражнение по иностранному языку? Это на каком написано?

– На немецком, – ответил Иван. – Только это не упражнение.

И он рассказал, что с ним случилось, пока ребята выигрывали свой спор.

– А-а-а! Наверное, письмо какого-нибудь Фрица или Ганса, типа письма с фронта, – поморщился Славка. – Наверное, расписывает ужасы войны.

– Да нет, тут что-то другое, – задумчиво сказал Иван. – Я вот начал переводить, и тут что-то странное есть. Пока не могу понять, что именно, но вот чувствую…

К чувствительности Ивана друзья относились с уважением. Они даже считали его кем-то вроде экстрасенса или шамана, так точны иногда бывали его предчувствия-предсказания. Сам Иван утверждал, что не имеет никакого отношения к шаманизму, а все дело лишь в интуиции, которая хорошо развита, как у любого охотника. Он говорил, что иначе просто не выжить в тайге, полной зверья.

«Что у меня… Вот у отца моего интуиция – это да!» – говорил Иван и обязательно при этом рассказывал какую-нибудь невероятную охотничью историю, которая произошла с его отцом. Друзья не слишком верили в достоверность таких рассказов, уж очень они бывали фантастичны, но, зная и Ивана, и его отца, думали, что бо́льшая часть того, что рассказывает приятель, все же правда. Вот разве что слишком разумных животных в тайге не бывает, хотя кто там знает их, в глуши-то. Может, там уже давно звериная цивилизация, как во всякой фантастике пишут, а люди просто туда не добрались и не знают.

– А прочитай, что там написано, – предложил Славка. – Давай вместе мозг чесать будем. Может, что и вычешем!

– Ну так это ж надо иметь, что чесать! – захохотал Денис, подначивая приятеля. – Иван, а правда, прочти, интересно даже стало.

Иван кивнул и углубился в письмо. Ребята ели мороженое, болтали и поглядывали на Ивана, глаза которого то застывали в одной точке, то вновь начинали быстро скользить по порыжелым чернильным строчкам. Он взял салфетку, начал на ней что-то писать. Славка с Денисом переглянулись. Похоже, перевод шел полным ходом.

– Ну-у! – нетерпеливо протянул Славка. – Мы тут уже закисли, а ты все еще не перевел!

– Да подождите вы! – Иван быстро делал пометки на бумажке, иногда заглядывая в смартфон. – Я вам что, словарь, что ли?.. Посмотреть кое-что надо. Это ж живой текст! Письмо! Кое-где еще и эти… как это… ну, сленг, или как бы это назвать… Еще всякие диалектизмы. Так это Петр Иваныч называет. Говорит, что у каждой области свой акцент, свой диалект. Он меня берлинскому учил, а тут, похоже, баварский, судя по тексту письма. В общем, не вполне понятное попадается, приходится по общему смыслу догадываться. Немцы-то друг друга всяко понимают, ну так они носители языка, а я только пару лет учу. Подождите пять минут, сейчас переведу!

И действительно, прошло несколько минут, и Иван, довольный, положил письмо на столик и тут же набросился на свое мороженое, которое уже давно растаяло. Но ему так нравилось даже больше, и он жадно зачерпывал ложечкой густую, тягучую массу.

– Голодный, – прокомментировал Денис, а Славка кивнул. – Ничего, сейчас наестся.

– Ладно, ладно, уже наелся! – усмехнулся Иван. – Вот, слушайте… «Дорогая моя Марта! Давно не писал тебе, но просто не было возможности. В этой новой части повышенная секретность. Я горжусь, что меня выбрали для службы здесь. Не каждому так везет! Говорят, что сюда отбирали только самых лучших. Представь только, я – самый лучший!» Ну, тут всякая лирика, это неинтересно, – заметил Иван. – Вот, слушайте… «Теперь все знают, что танки Гудериана застряли под Москвой потому, что не было ни зимнего топлива, ни зимней смазки. Боже мой, Марта, у нас заклинивало пушки, не стреляли автоматы! Если бы тогда русские догадались, насколько мы беспомощны, война бы закончилась еще в сорок первом… Но кто мог знать, кто мог предположить, что русские морозы ввяжутся в эту проклятую войну? Почему бы им не оставить войну людям, а, Марта? Но знаешь, что я тебе скажу… те морозы под Москвой были вовсе не морозами. Вот теперь я узнал, что такое настоящие русские морозы. А тогда это был еще курорт, поверь мне! Хотя я сам себе с трудом верю».

– Это он о чем, этот немец? – удивился Славка. – Это у нас холодно? Ну ни фига ж себе! А может, это он где около Северного полюса был?

– Да нет, похоже, где-то у нас, – покачал головой Иван. – И ему холодно.

– Что русскому здоровье, немцу – смерть! – засмеялся Денис. – А я-то не мог сообразить, о чем это дед рассказывает. А вот оно как! Чистая правда!

Ребята расхохотались. Для них действительно было странно, что кто-то нашел их места слишком холодными. Уж они-то знали, какие на самом деле бывают холода!

– Так, я дальше читаю, – сказал Иван и вновь уткнулся в лист бумаги. – Тут еще интересное есть…

 

– Давай, читай! – Ребята наклонились поближе, чтобы не пропустить ни слова.

– «Дорогая Марта, я думаю, что здесь в самом деле страна чудес, как сказал наш фюрер. Ты помнишь, как мы мечтали о собственной ферме? Ты еще говорила, что лучше всего завести стадо голландских коров, таких черно-пятнистых. Они тебе очень нравились, и еще ты думала, что у них самое жирное молоко, а значит, будет отличное масло и хороший сыр. Так вот, я знаю, как нам обзавестись фермой! И не какой-нибудь захудалой, а отличной цветущей фермой в прекрасном месте, чтобы земля была жирной, как молоко у твоих любимых голландских коров».

– Чушь какая-то, – заметил Славка. – Коровы, ферма… Нам-то что с этого? Что тут интересного?

– Да нет, действительно любопытно, – сказал Денис. – Ты вот подумай: с чего бы этому Гансу или Фрицу писать своей Марте о ферме отсюда? Что тут такого случилось, что он вдруг сможет ферму купить? Да не абы какую! Дорогую! Откуда дровишки?

– Из лесу, вестимо, – отозвался Славка. – А ты прав. В самом-то деле, откуда дровишки? То бишь, где он бабло накопал? В вечной мерзлоте, что ли?

– Во-во! Крайне любопытный факт, – закивал Иван. – И вот еще, я сейчас сообразил… Это ведь не нефть какая или там газ. Или еще что такое же глобальное. Нет, ну, немцы, наверное, глобальным тоже интересовались, в обязательном порядке интересовались, только этому самому Гансу или Фрицу, или как там его звали, по фигу должно быть. Куда ему нефтяное поле? В кармане не унесешь и на ферму не обменяешь. Тут что-то похитр ее…

– Ага, клад! – засмеялся Денис.

– Ну да, а почему бы и нет? – серьезно сказал Славка. – Почему и не клад? У нас, ты ведь знаешь, и самородки золотые попадаются, и алмазы водятся. Может, он чего такое накопал. Да и спрятал. Для Марты своей спрятал. Чтоб, значит, ферму купить после войны.

– Слушай, я думал, что ты уже давно не веришь в Деда Мороза, – продолжал смеяться Денис. – А оказывается, ты совсем не вырос. Только малолетки верят в клады. И потом, кто прячет сокровища, откуда вообще берутся клады? Это если пираты какие. Но в наших краях их не водилось: кораблей не было, чтобы грабить. Опять же разбойники. Но и тут туго, таких, чтоб с кладами, не было. Сплошная нищета и голодранцы, каторжане. Еще, конечно, всякие бывшие помещики и дворяне, когда революция была. Но про таких легенды по всему Северу рассказывают: где, что и как спрятали. Типа был такой вот золотопромышленник, да и упер он от советской власти несколько бочек золота, которые зарыл где-то на своих рудниках. Слав, ты же знаешь, что за такими кладами у нас до сих пор стада кладоискателей бегают, еще и карты у каждого. Вот интересно, кто эти карты им рисует? Да только все это брехня. К тому же наш немец такой клад отыскать не мог. Бочку с золотом в кармане не унесешь. Тем более если речь о золотом песке или самородках. Нет-нет, ребята, истории о кладе – это полная чушь!

– Между прочим, Славка прав. – Иван постучал пальцем по листкам бумаги. – Действительно, наш немец клад зарыл. Не то что сундук с сокровищами, и никаких попугаев с воплями: «Пиастр-ррры!» И, между прочим, Деня, никаких бочек с золотом, тут ты в точку попал. Но все же – настоящий клад.

– Ага, я говорил! – радостно воскликнул Славка. – Вот будешь знать, Деня, как людям не верить!

– Угу, так я не только людям, но и в Деда Мороза скоро верить начну, – фыркнул Денис. – Давай, Ваня, дочитывай перевод. Хоть знать будем, с какой стороны этот самый Дед Мороз приближается.

– Наш немец пишет, что на острове, где находилась их группа, нашли алмазы. Много! Прямо россыпи. И он собрал мешочек, припрятал для своей Марты. Вот… «Ты представляешь, Марта, это самые настоящие алмазы! Они валяются прямо на земле, на этой их вечной мерзлоте, даже не нужно ничего копать. Достаточно всего лишь наклониться, чтобы подобрать целое состояние. Говорят, что их качество гораздо лучше африканских, а значит, они дороже! Я думал, что из этой страны чудес привезу тебе роскошную шубу. Русские соболя, которые стоят дороже самой лучшей фермы. Но у тебя будут не только соболя, у тебя будет бриллиантовый гарнитур! Мне удалось спрятать целую горсть! Жаль, что не могу переправить их тебе сейчас, но ты понимаешь, это тот подарок, который нужно перевозить и вручать лично. У нас будет не одна ферма, а целое поместье!»

– Офигеть! – У Славки приоткрылся рот. – Алмазы! Как в книжках! И тут бочка не нужна. Такой клад в самом деле можно в кармане унести. Горсть камней – это ж бешеные деньги!

– Ага! – На лице Дениса было написано восхищение. – Прикинь, под ногами! Неизвестная россыпь! Где-то на острове!

– Да только это уже просто сказка. – Славка разочарованно махнул рукой. – Этот Ганс или Фриц, или как там его звали, уже утащил алмазы своей Марте. Если там и были какие-то алмазы. Немец-то наверняка не геолог, мало ли что он мог за алмазы принять? Вон кварц, к примеру, мог перепутать с необработанными алмазами. А даже если алмазы, то все равно уволок. Вот только поместье, конечно, они не купили, но это другое дело. А месторождение уже давно разрабатывается, это и к бабке не ходи.

– Ошибаешься, – возразил Иван. – Тут еще кое-что написано, очень даже интересное.

– Что? – Денис и Славка уставились на друга. – Ну, ты говори, не тяни, а то прямо по нервам пилой ездишь! Ржавой и тупой!

– Значит, тут такое дело… Немец пишет, что письмо это его может быть последним, потому как им запрещают писать домой. Что-то там про безопасность или еще что, не очень понял. Вот я и думаю: если никто не написал никому про это алмазное месторождение, может, о нем никто до сих пор и не знает? Кто слышал про алмазы на островах? Да еще чтоб просто под ногами валялись, как золотые самородки. А?

– Вроде нет такого… – задумчиво протянул Славка.

А Денис кивнул:

– Всё только на материке. И потом, кимберлитовые трубки. Известная же всему миру штука. Это тебе не просто чтоб шел, шел, а они под ногами, как галька какая…

– Вот и я о том. – Иван хлопнул ладонью по столу. – А еще я думаю, что у этого парня, который диссертацию приехал писать, есть другие письма с этого острова. В общем, нужно порыться.

– Это идея, – согласились ребята. – Ну так и поройся. Ты же с ним познакомился уже, обещал в музей прийти. Вот и иди. Посмотри, что и как. Вдруг и правда карту клада отыщешь. Мы тоже присоединимся, если помощь понадобится.

Иван кивнул. Клад как таковой интересовал его мало, но любопытно было узнать об истории родного края, а еще – хотелось приключений, как в книжках, а там всё больше про клады и всякое такое. И почему бы в самом деле не отыскать клад? Тогда можно было бы не просто мечтать, а поступить в МГИМО…

А что, с алмазным кладом не только ферму можно купить! На учебу точно денег хватило бы, даже и в Москве, даже и в престижном вузе. Хотя, конечно, отец обещал помочь с этим делом, не зря он лучший охотник стойбища. Но все же куда круче было бы самому найти деньги! Клад… приключения… и в качестве приза – институт, о котором мечтал!

1  2  3  4  5  6  7  8  9 
Рейтинг@Mail.ru