Он её нарочно встряхнул, чтобы сильнее выстрелило. И шампанское выстрелило – пробка улетела неизвестно куда – пусть и не так громко, как было бы дома. Правда и вылилось почти всё, меньше половины осталось. Но его поделили честно на всех, когда разливали по стаканчикам. То есть не совсем на всех.
Нам с Оксаной Слава не разрешил, хотя мы просили по чуть-чуть. Но он сказал, что за нас отвечает, раз пригласил, и принципиально не собирается спаивать малолетних. Вот исполнилось бы нам хотя бы шестнадцать, он бы ещё подумал, а так – нет. И вручил нам коробку с соком.
Но, если честно, мне и без шампанского было хорошо. Очень-очень. Из-за Славы. Из-за того, что я сейчас с ним. И не важно, что не наедине, а в компании. На первый раз и так неплохо, и зато я не чувствовала себя скованно. Совсем-совсем. Было прикольно и весело.
Сначала мы зажигали бенгальские огни и запускали фейерверки. Потом пошли на площадь в сквер, где играла музыка и гулял народ. Там, как всегда по большим праздникам, соорудили сцену, на которой проходил концерт, а вели его Дед Мороз и Снегурочка.
Мы немного послушали и потанцевали. А ещё вместе со всеми под детские песенки водили хоровод вокруг огромной ёлки и сами над собой ржали, как кони.
У меня даже получилось подержать Славу за руку – я будто бы ненароком очутилась между ним и Оксаной. Хотя в последний момент струсила, но он сам взял мою ладонь. Правда через его перчатку и мою варежку я не почувствовала ничего особенного, только как его пальцы сжимали мои. Но это тоже было круто.
А после, когда мы опять отделились от толпы, кто-то швырнул в кого-то снежком. Я не поняла толком, кто в кого, и никто и не стал разбираться. Получилось, как в кино, с едой: сначала один подключился, потом второй, а потом мы уже все швырялись без разбора друг в друга. Но я, само собой, чаще целилась в Славу, а в остальных редко, только для отвода глаз. И он тоже в меня кидал.
Один раз я нагнулась, чтобы зачерпнуть снег, и не успела распрямиться. Комок прилетел мне прямо в лицо. Хорошо, что был нетвёрдый, но всё равно – снег обжог кожу, рассыпавшись попал в нос, в рот и немножко в глаз. Я от неожиданности вскрикнула, резко отпрянула назад и села в сугроб.
– Ксюх, Ксюх, извини! – Слава подбежал ко мне. – Я не хотел в лицо. Больно?
– Не очень, – ответила я, шмыгнула носом, потому что попавшие в него снежные крошки таяли и щекотались. – Больше холодно.
Слава помог мне подняться и повторил:
– Я не хотел в лицо. Ну правда случайно вышло, не рассчитал. Не думал, что ты как раз наклонишься.
– Я знаю, что случайно, – сказала я, а он снял перчатку, вскинул руку, стёр остатки снега с моей щеки и подбородка.
– Точно не больно?
– Точно, – с трудом пробормотала я, потому что его палец случайно коснулся моих губ, и меня будто парализовало, словно я пыталась остаться в том мгновении и не двигаться дальше.
– Не обижаешься?
Я помотала головой.
Обижаться? На него? Я, что, совсем?
Да, если честно, я бы сейчас добровольно ткнулась в сугроб лицом, но не для того, чтобы потушить опалявший его изнутри огонь, а чтобы налипло побольше снега. И пусть бы Слава его стирал. Как можно дольше.
Только не знаю, выжила бы я тогда или нет. Наверняка бы тоже растаяла – от блаженства и восторга. Или сгорела. Или меня бы по-настоящему парализовало, уже насовсем. Хотя я реально готова стоять вот так бесконечно: рядом с ним, чтобы он смотрел мне в лицо, а я на него, и мы бы тихо переговаривались, не важно о чём.
Но хорошо бы это было не зимой, а когда тепло. Всё-таки очень неприятно замерзать.
Чтобы отогреться, мы завалились к Гошиной девушке, и ели там мандарины, ещё с вечера доставленные роллы и приготовленные её мамой салаты, и пили чай. От чая, еды и тепла почти всех разморило, захотелось спать, и мы решили, что пора по домам.
Но не только мы, остальные люди тоже – на улице уже становилось пустынно и тихо.
Слава с Оксаной проводили меня до подъезда, дождались, когда я войду, и только тогда отправились домой. А я из окна между лестничными пролётами смотрела им вслед, пока могла видеть, и опять думала про чудеса. Они правда существовали. А это был самый счастливый Новый год в моей жизни.
Я уверена была, что теперь всё изменится. А если не всё, так хоть что-то. Я про наши отношения со Славой.
Разве он позвал бы нас гулять с их компанией, если бы до меня ему не было никакого дела? Если бы он терпел моё присутствие только ради сестры.
Между прочим, из тех двух блондинок он так никакую и не выбрал. А почему? Самое очевидное, потому что его привлекла другая девушка. Ну а кто она?
Я просмотрела его странички в сетях и не нашла там никаких подходящих фотографий. А ведь должна была появиться хотя бы одна, на которой он с ней. Или какой-то другой намёк. В лайках всё те же, в комментариях тоже.
Вот я и подумала «А вдруг…», «А может…». Ну почему нет-то?
Я даже наконец-то решилась и отправила Славе заявку в друзья. Потом думать ни о чём больше не могла, сидела с телефоном, волновалась и проверяла: принял или нет. Я же специально момент выбрала, когда он был онлайн.
Принял! Ура!
А потом так же сидела и ждала сообщений в мессенджере, да хотя бы обычного «Привет!». Но – ни-че-го. Ни сразу, ни позже. Все приветы только в реале, когда мы случайно сталкивались у Оксаны дома да обычные расхожие фразы типа «Как дела? Как в школе?»
Да пропади она пропадом эта школа! А ведь с новогодней ночи уже больше месяца прошло, февраль наступил. Скоро четырнадцатое число – День влюблённых.
В японских дорамах всё девчонки понравившимся мальчикам валентинки дарят и шоколад и ничуть не стесняются, даже зная, что она у него не единственная поклонница, а возможно, сто первая и ответное внимание от него ей светит разве только во снах. Не знаю, так ли у них в реале, но странно, конечно – вот так запросто в открытую взять и показать, что запала на того, кто в твою сторону даже не смотрит.
Я б не решилась. По-моему, унизительно. Но я и не японка. А они наверняка по-другому воспринимали, им нормально.
Правда я тоже подумывала, а не подарить ли Славе что-нибудь. Хотя сладкое он вроде не любил. Но сколько ни представляла себе, как это сделать, в голову не приходило ничего стоящего.
Подбросить? Типа от неизвестной поклонницы. Но мне-то какой толк от неизвестности?
Подкараулить его у подъезда, чтобы без лишних свидетелей, и отдать? А вдруг он скажет: «Ксюх, это что ещё за детский сад?». Он же и так в новый год назвал нас с Оксаной малолетками. Или вообще напрямую спросит: «Ты, что, в меня влюбилась?» И тогда я провалюсь сквозь землю от смущения. Особенно, если потом он добавит – как там в дорамах – «Спасибо. Я очень польщён, но не могу ответить тебе взаимностью».
Не-не-не-не. Вот это я зря представила. Не хочу. И не верю, что так может произойти.
Скорее всего, он сейчас просто слишком занят. У него сессия, например. Или какую-нибудь дипломную работу пишет. Он же в этом году колледж оканчивает, всего несколько месяцев осталось. Вот у него и нет времени, учёба всё занимает.
И ещё он наверняка считает, что я отношусь к нему чисто по-дружески. А парни тоже очень не любят обламываться – я знаю. Наверное, всё-таки надо подать ему какой-то знак, чтобы Слава догадался: он для меня не просто брат лучшей подруги. Но валентинка – это уже чересчур. Я так и не решилась. И День всех влюблённых прошёл как самый обычный. Только Дэн в школьной столовке угостил меня шоколадкой, но я от из-за этого только расстроилась.
Всё-таки оно очень утомительное – чужое чувство, вроде бы и хорошее, но вот тебе нифига не нужное. Даже раздражает, потому что ощущаешь себя виноватой: к тебе со всей душой, а ты бревно неблагодарное. Ещё и вид приходится постоянно делать, типа ты ничего не понимаешь.
«Шоколадка? Круто! Сама хотела купить, да денег не хватило. Ты настоящий друг, Дэнчик. Прямо мысли мои прочитал. Вот тебе тоже кусочек, угощайся. И Оксане. И мы с ней пойдём, а то перемена уже заканчивается. А, сам знаешь, химичку лучше не нервировать. Не то вызовет отвечать и станет цепляться».
Однажды вечером выяснилось, что у меня закончились тетради в клетку. Пришлось пилить в торговый центр. Он небольшой, одноэтажный, пристроен к жилому дому, и в нём всего несколько магазинов: сетевой продуктовый, с товарами для рукоделия и с канцелярией. И ещё один сетевой – парфюмерный.
Я потом в него и зашла. Там как раз были хорошие скидки на косметику, а кое на что акция «купи два, третий получи в подарок» – видимо, заранее сделали перед Восьмым марта – вот я и не смогла пройти мимо.
Люблю бродить по таким магазинам. Можно понюхать разные ароматы, попробовать тональник и помаду. Правда очень трудно сдержаться и ничего не купить, хотя бы по мелочи. Я себе сразу кучу всего присмотрела: и гель для умывания, и мягкий скраб, и жидкий консилер в тюбике с аппликатором.
Он вообще по скидке выходил недорого, ещё и тонов разных много. А я денег взяла по минимуму, не догадалась, что могут пригодиться. Но вдруг завалялось ещё немного где-нибудь в сумке. Я тщательно обшарила все кармашки и – ура! – нашла ещё двести рублей.
Теперь на консилер мне точно хватало, чтобы прямо сейчас купить. А приду домой, проверю, сколько у меня там ещё денег есть, и завтра зайду сюда сразу после уроков. И Оксану позову. Ей же наверняка тоже что-нибудь надо.
Но сначала я ещё немного походила вдоль стеллажей. Мало ли, может что ещё более интересное найду. Но потом вернулась за консилером. Всё-таки он сильнее остальных пригодится – завтра утром перед школой пару прыщей замазать. А то кожа вокруг них покраснела, издалека заметно. Нашла тюбик с нужным тоном и отправилась на кассу.
Там уже стояла одна девушка, но постарше меня, лет, наверное, двадцати пяти. А стоило мне подойти, сзади пристроились ещё две женщины, одна так совсем пожилая, гораздо взрослее моей мамы.
Когда подошла моя очередь, я положила консилер на стойку. Кассирша глянула на него, а потом уставилась на меня и спросила:
– Это всё?
– Ну да, – подтвердила я.
– Уверена?
Конечно, уверена. На большее у меня просто денег с собой нет. А вот, что кассирша хотела, совсем неясно.
– А ты в сумке проверь. Или в карманах. Не завалялось ли ещё чего? – сказала она.
– Ничего там не завалялось, – возразила я.
– Ну надо же, совсем страха нет! – Кассирша покачала головой, прицокнула языком. – Думаешь и тебе удастся сбежать, как подружке?
– Какой подружке? – озадачилась я, неосознанно огляделась по сторонам. – Да о чём вы вообще?
Только тут я обратила внимания, что рядом с кассой, загораживая проход, стоял охранник и тоже пялился на меня. И мне стало совсем не по себе, будто я угодила во что-то ужасное.
– А то ты не понимаешь?
– Не понимаю.
Пожилая тётка, стоящая позади меня, уточнила со злорадством и нескрываемым интересом:
– Воришка, что ли, попалась?
– Да тут их целая компания орудует, – охотно поделилась с ней кассирша, выложила, негодуя: – Сначала не догадывались, чего они всё ходят, а потом камеры посмотрели и дошло. Вчера одну чуть с поличным не поймали. Да ей вторая помогла, отвлекла. Обеим удрать удалось. – Она сердито зыркнула на меня. – А эта, видать, самая наглая. Всё равно заявилась, да ещё в одиночку.
– Бесстыжая, – поддержала её тётка.
– Вы совсем уже? – не выдержала я.
Неужели они серьёзно? Я поверить не могла. Бред какой-то.
– Давай-ка показывай, что у тебя в сумке, – приказала кассирша, потом обратилась к охраннику. – Валера, проверь!
– Да не собираюсь я вам ничего показывать! – возмутилась я, притиснула сумку к себя, изумлённо наблюдая за надвигающимся охранником. – Я же сказала, у меня больше ничего нет.
– Ну так и покажи тогда, – рыкнул тот. – И сумку, и карманы. Чего зажимаешься, если и правда не брала?
– Не покажу!
Ещё чего? Я же не воровала. У меня даже мыслей подобных не возникало. Они совсем не въезжали? Какого чёрта я бы тогда на кассу попёрлась платить? Просто бы вышла побыстрее. Наверное. Не знаю. Я таким не занималась никогда, представления не имела, как правильно делать.
– Да что вы с ней разговариваете? – опять влезла тётка. – В полицию её надо. У них в таком возрасте совсем совести нет. Считают, что все им должны, и что они на всё право имеют. Вы уж так не оставляйте, чтобы впредь неповадно было.
А вторая женщина, помладше, но вся из себя недовольно поджала губы, показательно вздохнула.
– Господи! Да сколько ещё ждать? Заканчивайте уже это представление.
Кассирша, мельком посмотрев на неё и даже заискивающе улыбнулась, опять обратилась к охраннику, прошипела с напором:
– Валера, да уведи ты её уже отсюда. И разберись. А то всех покупателей распугаем.
И я поняла, что нельзя больше стоять и ждать, нет смысла, их не переубедить. Но и обыскивать себя я не дам. Я же ни в чём не виновата! И я сама ринулась навстречу охраннику.
– Ничего я не брала! – заявила, глядя ему в лицо. Хотела решительно и твёрдо, но, кажется, получился отчаянный писк: – Пропустите меня!
Рассчитывала всё-таки проскользнуть, но он схватил меня за локоть, сжал его крепко.
– Да, конечно. Куда разбежалась? – И, убедившись, что мне от него не деться, удовлетворённо хмыкнул, потом, нахмурившись, проговорил: – Пойдём-ка в подсобку. Там и выясним, как ты не брала. – И сразу дёрнул меня, легко сдвинул с места, поволок за собой.
Наверное, нужно было вырываться и звать на помощь, но я до сих пор не верила до конца, что это всё реально происходило. И, конечно, испугалась тоже. Мне было страшно, душно и жарко, поэтому я только упиралась и твердила:
– Никуда я не пойду. Отпустите.
Я ощущала себя абсолютно беспомощной – тряпичной куклой в чужих руках, с которой любой мог делать, что хотел: тащить куда-то, швырять, трясти. И это ужасно, особенно вот так, когда ничего плохого не сделала. И вместо того, чтобы собраться с силами, я только сильнее терялась. Но тут рядом раздалось:
– Эй, дядя!