Эллин Ти Нетвой

– Наш мальчик стал совсем взрослый… – Сава делает вид, что смахивает слезы. Придурок. – Он так сильно влюбился, что даже не готов обсуждать секс… Это серьезно!

– Ой, идите на хер, по-братски, – посмеиваясь, мы уходим на лед, успевая залететь туда в последние десять секунд.

Жду, пока Кроха появится на тренировке, но ее нет ни в первый час, ни во второй, ни под конец третьего. Странные мысли пробираются в голову, но я стараюсь их сразу же отметать. Не могла же она уволиться только из-за секса со мной, правда?

В конце тренировки подхожу к Палычу, потому что непонимание, где Кроха, меня порядком раздражает.

– Виктор Палыч.

– Чего тебе, Ковалев?

– А где Оля? – спрашиваю, оглядываясь по сторонам, вдруг появится.

– Оля – это…

– Сергеевна, тренер наша. Ее нет сегодня, а я… Там по мышцам проконсультироваться хотел.

– Оля, – фыркает Палыч, что-то записывая в свой блокнот. Никогда не расстается с ним, – субординацию соблюдай, Ковалев, и не наглей! Пугаете мне девчонку своим тестостероном. Уехала Оля куда-то, на четыре дня отпросилась.

– Так, а сборы? Послезавтра же…

Сам не заметил, как пролетело время до сборов. Все еще питаю на них большие надежды в отношении нашего сближения. Есть ощущение, что под жарким солнцем на пляже растопить оставшиеся льды Крохи будет проще, чем в ледовом дворце.

– А, так не поедет, сказала, дела там у нее какие-то. Это все, Ковалев? Допрос окончен?

– Да, извините…

Не поедет, сказала. Очень мило, но какого хрена?! Да я на сборы эти только ради нее ехать готов! А как без нее? Расстаться на три недели? Так мы вообще тогда никогда не сломаем стены между нами, она за это время сотню новых выстроит, я же не пробью. Ну твою мать…

И куда она снова уехала на четыре дня? Может, у нее где-то муж там? А я уши развесил и радуюсь, что она мне взаимностью ответила. Гуляет налево от козла какого-нибудь, а Антошенька тут влюбился как идиот последний.

Да не… херню несу. Не стала бы Кроха такое делать, хорошая она, чувствую я, вижу. Просто дерьмово как-то все выходит, я о ней не знаю ни черта, убегает куда-то постоянно, еще и на сборы не едет. Просто зашибись!

Быстро в душ, переодеваюсь и иду к ней в кабинет, благо тот не закрывается. Хочу найти номер телефона там, хотя вряд ли он будет записан у нее на самом видном месте, но вдруг где-то есть? Не могу я просто так сидеть и ждать, когда она появится. Тем более что сборы послезавтра, а Оля к тому времени еще не вернется. И что мне? Месяц ждать? Не-не, такая перспектива меня не устраивает.

Поднимаю подушку, ухмыляясь себе под нос, снова вспоминая все, что тут было вчера вечером. Замечаю резинку, не раздумывая надеваю себе на запястье рядом с часами. Будет талисманом моим. И Оля как будто бы всегда рядом, хотя бы фантомно.

В кабинете ожидаемо ни черта не находится. Какие-то бумажки исписаны всякой ерундой, а блокнот заполнен исключительно планом тренировок. Глупо было надеяться, что она оставит свой номер телефона на самом видном месте, но попытаться стоило.

Где его взять? У Палыча просить нет смысла, он не даст, может… Алена! Точно! Наверняка они обменялись телефонами.

Бегу в медпункт, застаю картину, как Серега выходит оттуда, хлопая дверью, и стремительно удаляется к выходу. Он умеет злиться? Вау.

– Тук-тук, – говорю, одновременно постукивая и открывая дверь. Аленка сидит на кушетке вся в слезах, и мне, как девчонке-сплетнице, становится интересно, что произошло у них с нашим влюбленным Ромео, который уже полгода не может (или не мог?) признаться ей в чувствах. – Ален, ты в порядке?

– Да-да, – она вскакивает и стирает слезы со щек, пытаясь улыбаться, – все хорошо. Что у тебя? Снова шея?

– Не, все в порядке, слава богу. Ален… есть номер Оли нашей? Она уехала куда-то, а мне очень надо спросить у нее кое-что по тренировкам, – вру безбожно, но не хочется подставлять тренера и орать на каждом шагу, что мне срочно нужно узнать, куда она сбежала после нашего секса.

– Она запретила давать ее номер кому-либо, и тебе, кстати, в первую очередь. Так что обратись к Виктору Павловичу.

– Ален… ну пожалуйста. Мне очень нужна именно она.

– Все вы так говорите, – шепчет со слезами снова. Да что происходит?! – Я обещала ей, Антон.

– Я тебя не сдам, обещаю. Но мне очень надо, Аленушка, миленькая, ну солнышко наше…

– Ой мягко стелешь ты, Ковалев. – Она улыбается наконец-то и достает телефон из кармана халата. Да! – Записывай, черт с тобой, мне она все равно уже ничего не сделает…

Абонент не абонент. И сообщения не доставлены. Звоню и пишу ей до глубокой ночи, но телефон выключен, достучаться невозможно.

Следующим утром картина не меняется, и в комплексе ее по-прежнему нет. Я не понимаю, что за херня происходит, и меня дико бесит, что до отъезда на сборы мы даже никак не поговорим… И что делать?!

Глава 16

Оля

Домываю вторую тарелку, а руки дрожат так, как будто таскала тяжеленные мешки. Второй день не могу избавиться от какого-то странного ощущения, которое почти душит меня своими лапами, не давая спокойно жить. То ли предательницей себя чувствую, то ли дурой со слабой волей – не решила еще, но то, что спать с Ковалевым идеей было однозначно дерьмовой, я поняла. Небольшой засос над ключицей не дает забыть о моем помешательстве, и я как в прострации хожу, пытаясь вытеснить из головы воспоминания.

Но они не вытесняются. Сидят там настолько крепко, что становится немного неловко. Как будто Антон ходит за мной по пятам и весь наш секс мне показывает на телефоне снятым видео. И все, кто рядом, это тоже видят. И становится дико. Приехала к маме, а не могу перестать об этом думать … Живот горячими волнами окатывает, щеки краснеют, а руки еще сильнее дрожат. Опускаю только взятую в руки чашку обратно в раковину и опираюсь руками на столешницу, пытаясь восстановить дыхание. Бо-о-о-оже, это выше моих сил. Воспоминания настолько четкие, что становится страшно, нормально ли это вообще. Острое ощущение того, что Антон рядом, меня не отпускает. Вот точно сейчас подойдет, оставит поцелуй на шее и…

– Мама, мама, смотли, кого я нашел!

Матвей врывается в кухню, держа что-то в ладонях, и, с его любовью ко всему живому, мне остается только надеяться, что там не паук.

Присаживаюсь на корточки перед лучшим мужчиной в моей жизни, пока он щебечет мне, как спас это нечто из пасти кота. Мой храбрый рыцарь.

А в руках у него ящерка. Совсем небольшая, но в его ладошках кажется довольно крупной, испуганная, не убегает никуда, спокойно сидит в ожидании своей участи. Какое же знакомое состояние…

– Мамочка, давай ее себе оставим? Я буду ее колмить! – просит Матвей. Ребенок просто фонд спасения животных. Была бы его воля, мы бы уже жили с сорока котами, тридцатью собаками, а еще кроликами, бабочками, гусеницами, обязательно кузнечиками и еще всеми живыми существами, кого Матвей решил бы спасти. У нас живут две кошки и попугай, всех мы нашли на улице, даже последнего, у него была перебита лапа. У мамы в доме уже шестеро котов. Шестеро! Наша квартира столько не вместит даже при большом желании, а он все тащит и тащит… У него большое и доброе сердце, я очень горжусь им. Но жить с ящеркой не очень-то хочется…

– Матюш, ей будет гораздо лучше в природе. Она убежит в траву, будет ловить мух и бегать, куда ей захочется. А если у нее семья? А мы заберем. Представляешь, как будут плакать ее детки?

Задумывается. Хмурит свои почти незаметные светлые брови, анализирует мои слова. Пятилетний аналитик, который никак не может осилить букву «р».

– Да, я не хотел бы, чтобы тебя у меня кто-то заблал. Отпущу ее.

– Правильно, малыш, – договорить не успеваю, как он убегает на улицу, видимо, отпустить ящерку.

Заберут… Матвей очень ревнивый мальчик, если дело касается меня. После того, как с Ярославом мы расстались и жить с Матвеем стали вдвоем, он очень изменился. Развод повлиял на нашего сына, как бы я ни пыталась сохранить его моральное состояние в норме. Он стал очень ревнивым, не переносит чужих мужчин рядом со мной, боится, что я его тоже брошу, как это сделал папа.

Летом Матвей живет у мамы за городом, а я приезжаю на каждые выходные, как и сейчас. Отключаю телефон и отдаю всю себя ребенку, но уезжать в этот дом на все три месяца – его собственная инициатива. Ему здесь нравится. Большой дом, бассейн во дворе, небольшая детская площадка прямо на территории. Дом достался еще от родителей мамы, малыш тут чувствует себя замечательно.

– Олечка, – входит на кухню мама, – какая машина у твоего Ярослава?

Вопрос очень неожиданный. И не очень приятный… От одного имени липкий холодок по спине пробегает.

– «Мерседес» черный, а почему ты спрашиваешь? И он не мой, вообще-то!

– Ну, тогда это он едет, – пожимает плечами и беззаботно разворачивается обратно.

– Ма, стой! Боже… если что – меня нет. Надеюсь, он приехал к Матвею, но все-таки, ладно? Я сегодня не приезжала.

Вижу в глазах мамы молчаливое осуждение, а сама бегу наверх, прячась на чердаке. Пусть осуждает, но я не хочу и не готова встречаться с Ярославом после его недвусмысленных намеков и идиотских поступков. Мама у меня очень характерная и после развода только и говорит о том, что я виновата, мужика проворонила, и что нужно хватать судьбу в свои руки и возвращать мужчину. А я не хочу. Ярослав не тот мужчина, которого хотелось бы вернуть. Он выбрал другую жизнь, другую женщину, правда, сообщить об этом мне не сразу соизволил и какое-то время ходил на сторону, пока я своими глазами не увидела их: его с какой-то блондинкой с ногами от ушей, целующимися за столиком в ресторане. Что было сохранять? Кого возвращать? Как отец он хороший, часто приезжает к сыну, дарит подарки, ходит с ним гулять. Матвей любит папу, и как бы я ни относилась к бывшему мужу, лишать ребенка отца, конечно, даже не думала. Но Ярослав… я больше не хочу иметь с ним ничего общего, никогда. Он сделал мне больно, предал, а полтора года назад появился в моей жизни как ураган, решив, что может в ней все перевернуть. И перевернул. А когда тест показал две полоски, оказалось, что сейчас он не готов и у него много работы. Беременность не подтвердилась, слава богу, тест был бракованный, а задержка – гормональный сбой на нервной почве, но об этом человеке мне все окончательно стало ясно. И сейчас он снова начинает активничать. Звонит, просит встретиться, думает, что вновь имеет право разрушить все своим ураганом. А я не поддамся больше. Я сама ураган. Да и с тех пор, как в моей жизни появился один замечательный мальчишка, я поняла, каким должен быть настоящий мужчина. И Ярослав под это описание совсем не подходит.

Мысли об Антоне сами всплывают в моей голове, и я хмурюсь, снова ругая себя. Поддалась на чары соблазнения, а теперь не знаю, как быть. Я и раньше с трудом держалась камнем около него, а сейчас, когда знаю, насколько с ним может быть хорошо… Ох. Натворила ты дел, Крохалева, а теперь не знаешь, как разгребать.

Но делать что-то нужно. И поговорить с Антоном как-нибудь. От поездки на сборы я отказалась, потому что оставить Матвея на три недели не могу. Он хоть и живет летом у моей мамы, я все равно приезжаю постоянно, а расстаться на три недели… мы оба не готовы к этому. Возможно, это к лучшему. Антон найдет себе девушку на море, на сборах, и забудет обо мне как о приятном (очень надеюсь, что все же не страшном) сне.

От одной мысли о чужой девушке в его руках начинает кружиться голова, и я ругаю себя за эти чувства. Разве я имею на них право? Мне двадцать шесть лет, я мать-одиночка, моему сыну пять лет, он не переносит других мужчин рядом со мной, а еще постоянно тянет в дом какую-то живность. Мой бывший слишком наглый и самоуверенный козел, который не даст и шагу ступить, если того захочет, а еще на моих плечах огромный долг, который оставил отец на нас с матерью, прежде чем сбежать и все бросить. У меня вагон проблем и маленькая самая лучшая тележка в виде Матвея. Я просто не имею права вывалить это все на плечи Антона, какими бы крепкими они ни были. А «разбираться самой» банально не выйдет, потому что это не просто проблемы, это буквально вся моя жизнь.

Усаживаюсь на чердаке в позу лотоса и в тоненькую щель между досками наблюдаю, как паркуется у забора машина Давыдова. Она совсем не смотрится здесь. Слишком крутая для обычного поселка, выделяется, даже бесит немного.

Матвей замечает папу и несется к тому, раскрыв руки, но Ярослав сегодня холоден как никогда, и меня это раздражает еще сильнее. Потому что котенок скучает. Уже не так, как в три года, конечно, но скучает, а Ярослав после того случая с тестом на беременность чуть больше года назад почему-то стал холоднее к Матвею, как будто не только второго ребенка не хотел, но и понял, что и первого ему рановато. Он наклоняется к Матюше, обнимает его быстро и не поддается на провокации пойти и посмотреть «кое-что очень клутое!», а идет прямиком к моей матери, которая сидит на крыльце и наблюдает за внуком.

Мне слышно и видно все, в доме тишина, а крыльцо находится прямо подо мной, удобно.

– Здравствуйте, Светлана Анатольевна, – улыбается бывший. Смотрю на Матвея, надеюсь, что он не грустит от такой отстраненности отца, но малыш уже переключил свое внимание на кузнечиков и не стал зацикливаться и расстраиваться. Правильно, не стоит он того… Матвею я, конечно, никогда не скажу этого.

– Здравствуй, Ярослав, – мама говорит с улыбкой, но холодно. Хоть она и твердит мне постоянно, что Ярослава нужно вернуть, при нем никогда не покажет, что она не на моей стороне. – Ты за Матвеем?

Да, когда-то он забирал его на выходные, но уже год как этого не делает, просто приезжает в гости.

– Нет, я думал с Олей поговорить. Она в доме?

Мам, пожалуйста…

– Не приехала она на эти выходные, работы много у нее, так что, – вижу, как мама разводит руками и улыбается, – ничем помочь не могу. Случилось чего? Зачем тебе Оля так срочно?

– Да… – Ярослав мнется, не знает, что сказать. Мама не в курсе того, что происходило между нами чуть больше года назад, я не стала ее травмировать и рассказывать все, – просто поболтать хотел.

– Поболтать за город сорвался?

– Соскучился, – отвечает, а мне противно от него. Соскучился он. Козел.

Ярослав прощается с мамой, подходит к Матвею, и я с трудом улавливаю, о чем они говорят, потому что сын сидит в песочнице, а это не слишком уж близко. Он спрашивает, где мама, а у меня сердце в пляс пускается. Ребенок не соврет, не сможет, не умеет! Да и не знает, что нужно прикрыть задницу своей трусихе маме.

Они о чем-то говорят, но я не слышу, а потом Ярослав поднимает взгляд, и я клянусь, что смотрит мне прямо в глаза. Становится то ли смешно, что прячусь, то ли страшно, что он меня обнаружил. Не понимаю. Но мне точно неприятно, и видеться с ним абсолютно не хочется.

Но он уходит. То ли все-таки не рассмотрел меня, то ли решил не допекать, но уходит, вручив перед этим Матвею какую-то конфету. Забыл, что ему нельзя шоколад?..

– По-моему, – начинает мама, когда я выхожу на улицу через пять минут, – он собирается тебя вернуть.

– Пусть вернет себе адекватность, он не видел сына две недели и даже не остался с ним поболтать хотя бы полчаса. – Я злюсь на него. Он бросил нас, сломав ребенку все представления о хорошем отце, а теперь общается все хуже, забирая надежду на то, что он ему все-таки нужен. Я всегда говорила, что Ярослав хороший отец, но сегодня… Не знаю. Мне просто обидно за моего малыша.

– Оль, не придирайся, он же мужчина.

– И что, мам? Не родитель? Я не залетела случайно, он хотел этого ребенка, и родился он в браке. Где ответственность?

– Какая ответственность? Сколько ему было-то? Двадцать три? – фыркает мама. Злится на меня. А я думаю, что и в двадцать три, и в двадцать два можно быть ответственным и отвечать за свои поступки. Ухаживать, цветы дарить, исправлять косяки свои… Я не могу не думать об Антоне, он точно живет в моей голове.

– Ма…

– Забудь ты о прошлом, он был молодой и глупый, а чего ждать от молодого парня? Сейчас он одумался, взрослый, красивый, посмотри! Будешь нос воротить, так на всю жизнь одна и останешься.

– Не останусь. У меня Матвей есть. И тему мы закрыли, мама.

Глава 17

Антон

Завтра сборы. Оли нет. Телефон выключен, сообщения не доставлены, как достучаться до нее – без понятия. Стою под ее подъездом уже третий час, но Оли на улице нет, в окнах нигде знакомая макушка не мелькает. Не разрешаю себе пойти стучать в каждую дверь, чтобы не скатываться до маньяка. Потому что я уже…

Выезжать утром. Встреча на вокзале рано, и я еду домой, чтобы хоть немного поспать.

Настроение паршиво-дерьмовое, не видеться с Крохой после всего, что между нами произошло, – ад. Я переживаю, что что-то случилось помимо моих тараканов о том, что я ей на хер не нужен, и только мысли, что она отпросилась заранее, помогают не нервничать. Я не знаю, где она, что с ней, все ли в порядке. И это не тупое желание контролировать, это банальное переживание о человеке, который мне дорог.

Еду домой, пытаюсь отбросить тупые мысли, заказываю доставку по пути, потому что жрать хочется, и хмурюсь, когда вижу, что мне почти в полночь звонит Даша. Что ей нужно? Решили же все.

– Антош, – говорит она не привычным приторным голосом, а запыхавшимся, испуганным, – ты сильно занят?

– Что случилось, Даш?

– Ничего особенного, я гуляла с подружкой, теперь иду домой, а за мной какой-то мужик. Мне пройти осталось три дома до своего, просто поговори со мной, пожалуйста, очень страшно, с тобой спокойнее.

У нее голос дрожит, слышу, как каблуки стучат быстро по асфальту, и сердце падает. Переживал, чтобы с Крохой все было в порядке, а тут рыжая влипла.

– Горе ты, Даша. Куда ехать?

– Никуда не надо, мне два дома осталось, я у семнадцатого уже! – говорит она громче, понимаю, чтобы тот козел слышал, что она о своем местонахождении рассказала кому-то. Умничка, Даша, мозги работают.

– Давно идет за тобой? – психую, что помочь ничем не могу.

– Как во дворы свернула, не видела его до этого, а тут сразу из-за угла появился. Страшно, но он замедлился, когда я тебе позвонила, и еще тут фонари хорошо горят, я почти прибежала.

– Даш, ну как так… Такси не ходит? Я есть, в конце концов!

Болтаем еще пару минут, доезжаю до дома ровно тогда, когда Даша уже в полной безопасности укрывается одеялом в своей комнате. Заканчиваю разговор, а страхи еще сильнее разгоняются. Таких отморозков же пруд пруди, им только повод дай за красивой девчонкой плестись. А Оля у меня красивая. Самая, вообще-то. Еще больше переживаю. Еще и телефон отключен, ну черт…

Почти не сплю, гоняю мысли, собираю сумку, два раза хожу в душ, чтобы прийти в себя. Утром сборы, а мы так и не встретились, и будет счастье, если мы не встретились и не поговорили только потому, что у Оли были какие-то дела.

В четыре утра звонит телефон, беру трубку быстро. Тренер.

– Сборы отменяются, на базе, где нас должны были принять, случился пожар, они закрылись на ремонт и проверку всей проводки. Так что завтра тренировка по расписанию, о дальнейших действиях расскажу тоже завтра. Отбой.

То, что база сгорела, – дерьмово. То, что сборов не будет, – грустно. Но то, что с Крохой на три недели расставаться не придется, – счастье.

Дух поднимается, сразу планы какие-то, мысли… Засыпаю, когда наконец-то сам от себя отваливаю, вырубаюсь за секунду, уставший и вымотанный то ли мыслями дурацкими, то ли хер знает чем.

Утром пишу Дашке, спросить, все ли в порядке у нее, и замечаю, что все мои сообщения Крохе доставлены и даже прочитаны. Включила телефон?

Звоню, но трубку брать она не собирается, игнорит, как будто мы чужие друг другу люди. Сообщения прочитала, но не отвечает – всё? Опять меня швырнуть решила? Туда-сюда, как котенка лишайного, то хочу, то не надо мне такое счастье, то верните, то заберите все-таки.

Раздражает уже, почему нельзя нормально один раз мне сказать, чтобы я отвалил, если ей со мной ничего не хочется?! Или не выпендривалась бы уже и любила меня тоже, я что, так много прошу?

Еду в спорткомплекс на час раньше тренировки. Палыч говорил, Оля на три дня отпросилась, выходит, сегодня уже работать должна. Отлично. Нам как раз есть о чем поговорить.

Подъезжая к зданию, замечаю, как она заходит внутрь, и быстро иду следом, нагоняя и почти заталкивая ее в кабинет. Меня раздражает это поведение, когда то игнор, то взаимность до мурашек. Не устраивает меня такое, либо да, либо нет.

– Что ты… – пытается возмущаться, но я за руку беру, в кабинет затаскиваю и дверь закрываю за собой, чтобы лишние уши не схватить. Оля разворачивается, смотрит на меня странно и двигается вперед, пытаясь ухватиться за ручку двери. Наивная.

Стою и не даю выйти, перегородив путь. На хер, не пущу, я тоже не игрушка, чтобы меня то выбрасывали, то подбирали обратно.

– Нет, Оль, я вообще отказываюсь понимать, какого черта ты опять от меня бегаешь! – Она отворачивается, но я не пускаю. Хватаю за плечи, разворачиваю и спиной к стене припечатываю, успевая под голову подложить ладонь, чтобы не треснулась. – Объясняй! Пока нормально не расскажешь, я отсюда не уйду.

– Антош… – шепчет, а потом осекается, а у меня уже вся кровь к ширинке прилила. Антош… На этом самом диване она меня так называла хриплым шепотом, когда волосы мои на затылке тянула и губы кусала, чтобы не стонать. Что, забыла все? В глаза смотрю, вижу – помнит. И тоже об этом сейчас думает. – Антон, я говорила тебе сто раз…

– Нет, Оль, не катит. Чушь свою про разницу в возрасте себе оставь. Тебе не семьдесят, мне не четырнадцать, четыре года – это херня. Тем более внешне скорее ты ребенком кажешься рядом со мной, а не наоборот. Правду говори. Не нравлюсь – скажи. Мужик есть? Скажи.

– Господи, Ковалев, какой мужик? Я бы не стала с тобой спать, если бы у меня был мужчина! – злится. Кайфую, что не холодная снова. Пусть хоть лупит меня, кричит, что угодно, только не стену опять свою ледяную возводит.

– Что тогда? Говори, Оль, я не отстану! Тебе хорошо со мной, я же вижу, мать твою, но вечно бегаешь хер знает зачем!

Я злюсь, как цепной пес, но не могу эти эмоции контролировать больше, оно сильнее меня. Я в Олю с первого взгляда втрескался, бегаю за ней как дурак, а она надежду то дает, то обратно забирает. И это раздражает. Говорит еще, что я ребенок, а сама со своими чувствами разобраться не может. Вижу же, что тянет ее ко мне, но никак полностью отдаться не может, каждый раз, когда навстречу шагает, потом в два раза больше шагов от меня делает.

– Да ребенок у меня есть, понятно? – кричит и по груди меня бьет, все еще к стене придавленная, а у меня сердце в пятки падает. Что она говорит?

– Ребенок? – спрашиваю ошарашенно.

– Да, Ковалев. У меня есть сын, Матвей, пять лет ему.

– Охренеть… – шепчу, забывая, как дышать. Я не против детей, просто как-то неожиданно. Очень.

Ребенок. У Крохи. Да она сама как подросток, как с ней ребенка-то представить? Матвей, говорит, пять лет. Это самое неожиданное, что я готовился услышать, честно. Самое. Ребенок… У моей Крохи есть пятилетний сын…

– Вот именно поэтому, Антон, у нас ничего не получится, понимаешь? – отталкивает меня, а в глазах слезы стоят. Да твою ж! Ненавижу, когда женщины плачут, особенно когда из-за меня.

– А почему я никогда его не видел? – не знаю, что несу, губы с мозгом сейчас не в паре работают, потому что мозг после мысли о детях вообще отключился. – Ты допоздна тут, мы и глубокой ночью уезжали…

– Давай, скажи еще, что я плохая мать! – взрывается Кроха, что-то перебирая у себя на столе, чтобы хоть чем-то занять руки. Обнять ее хочется, но не время, она такая заведенная, что лучше не стоит. – Матвей на лето ездит к моей маме за город, там дом, бассейн, природа.

– Так, ладно, – выдыхаю и треплю волосы ладонью. Сумасшедший дом, конечно, но не смертельно. Ребенок, ну… просто ребенок. Пять лет, мальчишка. Дети вообще цветы жизни, да? Переживать не стоит, значит. Ребенок ведь не муж, не парень, не любовник, а значит, переживать нечего. Привыкнуть просто, познакомиться как-нибудь… когда привыкну. – Почему раньше не рассказала?

– Вот поэтому, – поворачивается и пальцем на меня показывает с болезненной улыбкой. – Потому что я надеялась, что ты просто отстанешь от меня и тебе не придется разочаровываться.

– Оль, ты дура? – хмурюсь. Правда дура. Подхожу близко, хватаю лицо в ладони, смотрю в глаза – в них слезы. – Куда разочаровываться? Охренел, не спорю, но дети разве плохо?

– Ты сам еще ре…

– Закрой рот, – перебиваю и целую в искусанные губы, прижимая Кроху сильнее. Отрываюсь, когда она перестает сопротивляться. – Воспитаем, Оль, какие проблемы?