Элла Чудовская
Осталось одно воскресенье
3
Часть первой половины дня Макар провел в поисках библиотеки, которая примет книги Карлы. После избавления от литературы пришло время поддержать жизненный тонус чашечкой хорошего кофе. Лучший кофе на острове подавали в кафе на набережной у Джины. Было бы странно заехать не к ней.
До начала сезона оставалось немногим больше месяца. По набережной медленно прогуливались женщины с маленькими детьми, пожилые господа и дамы – парами, с питомцами; между ними виртуозно скользили молодые люди на роликах и скейтах. Совсем немного отдыхающих бродило по всё еще влажному песку. Зато все лавочки вдоль пляжа были заняты разомлевшими под солнцем телами.
Макар не рассчитывал найти свободный столик на террасе кафе, но в этот раз ему повезло: устроился между джентльменом преклонных лет с шоколадного окраса таксой в ногах и молодой парочкой – крашеной блондинкой и совершенно обгоревшим парнем. Выглянула Джина, кивнула бармену, через мгновение перед Макаром появились ароматный эспрессо и стаканчик холодной воды. Вдыхать, вкушать, внимать – наслаждаться моментом.
На пляж выбежала пестрая группка учеников младшей школы в гидрокостюмах и с короткими досками одного цвета. Урок физкультуры. Дети получили инструкцию и, отложив доски, рассыпались по пляжу в поисках выброшенных морем сокровищ. Их добычей становились небольшие витиеватые раковины и выбеленные морской водой палочки. Основную работу по очистке берега провели береговые службы.
Такса лениво стучала хвостом по ноге хозяина. Хозяин с хрустом переворачивал страницы газеты. Разговор за спиной Макара цеплял повторяющимся и невыразимо навязчивым обращением «зая». Невольно прислушался.
– Ну как тебе мой план, зая? Обсудим его? Будем ему следовать, зая?
– …
– Зая, почему ты молчишь, зая? Ты грустный, зая?
– …
– Зая, ты грустный потому, что ты уезжаешь, а я остаюсь?
– …
– Но, зая, у нас же есть план! Ты поедешь, очень хорошо поработаешь, заработаешь много-много денежек и приедешь!
– …
– Зая! Это ведь хороший план!
– Да блин, я же тебя почти не знаю!
Ножки стула проскрежетали по каменному полу. Макар слегка повернулся и скосил глаза в сторону парочки. Парень вынул из кармана брюк смятые купюры, бросил на стол пару бумажек – его пушистые рыжие ресницы подрагивали над пунцовыми от гнева или загара щеками, – развернулся и стремительным шагом вышел. Девица тронула ноготками деньги, оглянулась на зал, быстрым движением убрала их в свою сумочку. Пошлепала надутыми губами, смазала их блеском, еще раз пошлепала. Потянулась к бутылке в ведерке – долила в бокал просекко. Откинулась на спинку стула, томно покачивая ногой.
– Шею свернешь. – Джина уже сидела за столиком Макара и двигала в его сторону блюдце с печеньем. – Пробуй. Очередной эксперимент.
– Привет, дорогая. Как ты?
– Привет. Работаем без праздников и выходных…
– Попроси ребят проследить за этой девицей – велик шанс, что она сбежит, не расплатившись, а парень деньги перед уходом оставил.
– Да мы всегда за такими смотрим, не переживай. Пробуй печенье.
– М-м-м… – Макар изобразил дикий восторг, подняв брови и округлив глаза. Но вот брови дрогнули, глаза увеличились, уголки губ опустились вниз. – Боже, Джина, что там?
– Не понравилось? Вот и мне тоже не понравилось. Хотела убедиться, что это точно фиаско.
– Значит, персонал бережешь от своих опытов, а меня не жалко?
– Ага. – Джина смеется и протягивает салфетку. – Да выплюнь, не страдай. Как Ларка?
– Злющая была с утра, а так хорошо. Мы же переночевали впервые в доме на взморье. – Макар вытирает губы, отпивает глоточек кофе, осторожно берет печеньице, подозрительно нюхает его: – Что за ингредиент?
– Не скажу. Расскажи лучше, как вас принял дом Карлы?
– О, а ты знаешь… знала ее?
– А кто ее не знает? Та еще заноза. Хорошо, что она приехала на остров в уже довольно пожилом возрасте, а то устроила бы государственный переворот. Ты видел хоть один дом у береговой линии на вашей стороне острова?
– Не думал об этом. Нет, наверное.
– Природоохранная зона, с аргументацией о непрочности скального массива. Так она привезла с материка независимую комиссию из горного института, доказала, что через ее участок проходит ребро базальтовой плиты, и отсудила право на строительство.
– Упс, а мы ведь строиться собирались… – У Макара вытянулось и побледнело лицо.
– С этим всё в порядке – с участка запрет снят. Ты должен был об этом знать.
– Земля не моя. Мой только дом и небольшая прилегающая территория. Я же не финансовый магнат, так… Людовик выкупил землю.
– Это хороший расклад. Людовик заинтересован оставить землю нетронутой – соседей у вас не будет.
– Послушай, прошу, не говори Ларке плохое про хозяйку дома? Ей и так то слышится, то видится… А мне нравится это место.
– Я про Карлу плохого ничего не скажу – дама с характером была, уважаю таких. Пирог возьмешь?
– Даже два – к Прокопию забегу, проведаю.
Прокопий снова жил в своем доме. Старый, одинокий, но никем не покинутый. Ворота к его дому никогда не бывали заперты – вся улица бдила за своим почетным стариком. «Эгей, Прокопий!» – заглядывал по пути каждый сосед. «Не дождетесь…» – бурчал дед и чем-нибудь показательно гремел. Его участок открывал парад улицы нарядных домиков над набережной. Плети любимой дедом малиновой бугенвиллеи беспорядочно свисали со стены – надо бы подвязать.
Прокопий Макару не очень обрадовался:
– И суток не прошло, а ты уже опять здесь! Заняться нечем? И пирог мне не нужен – Стефания весь холодильник съестным забила. Да еще и звонит три раза в день: выпил ли я свои таблетки? Никакой жизни! Уйду я от вас! Держите меня за старого маразматика! И смотри, сколько клубники пропадает на грядке, собери для своих.
И Макар послушно ползает по грядке с миской – собирает. А как же, самый старший дед, всем им дед, велел!
– Дед, а у меня будет второй внук или внучка.
Прокопий расплылся в улыбке:
– Не зря у меня постоянное чувство, что впереди что-то хорошее.
Неделя пролетела незаметно. Нескончаемые задачи по реконструкции прибрежного дома (спасибо верному другу-краснодеревщику Винсенту – взял на себя все внутренние работы), подготовка к приезду сестры Ларисы с внучками и неотложные хлопоты в саду старого дома, Маша с ее тяжелым токсикозом, отвергающая всякую заботу о себе, только Яна заберите и оставьте меня в покое! Ян и его неотлучная тень Джуниор – неугомонные мальчишки. Жизнь била ключом, не оставляя ни времени, ни сил на выяснения отношений и недовольство.
Лариса хозяйничала, приспосабливая новое жизненное пространство под свои запросы и привычки, находя всё больше достоинств в доме Карлы. Всё было продумано и идеально спланировано с эргономической точки зрения. Для комфортного – и даже роскошного – проживания одного человека. Ладно, двух. Максимум – четверых.
Слава, удрученный состоянием жены, привозил Яна с другом и старался задержаться как можно дольше. Дома его не ждали – Маша спала сутки напролет. Отъедался и запирался с ноутбуком в свободной спальне – готовился к защите диплома. Второе высшее – по настоянию Людовика; в обозримом будущем Слава сможет возглавить агрофирму своего нанимателя.
– Мама, папа, – обратился Слава к родителям за ужином, – научный руководитель вызывает меня на неделю раньше. Бюрократические проволочки. Получается, я на материке проведу дней десять, не меньше. Я боюсь оставлять Машку так надолго. Пусть сейчас я не дома, но всегда рядом. Можно будет ее и Яна к вам на это время перевезти?
– Что за вопрос?! – Лицо Ларисы вспыхнуло краской возмущения. – Я сколько уже твержу об этом? Девочка там одна целыми днями…
– Мама, она никого даже видеть не может. Ее мутит от одного взгляда на меня… – Глаза Славы наливаются влагой обиды, и Лариса тут же касается руки сына: ничего, ничего, всё пройдет. – Только Лилу не отпускает. Видите ли, собака ей булочкой пахнет, а она хочет только сдобы и ванильного мороженого.
– Ой, – Лариса прижимает ладонь к губам, – ее же разнесет как пароход…
– Ну, судя по всему, еда у нее не задерживается – не разнесет. – Макар кладет руку на плечо жены, останавливая слова, о которых придется пожалеть. – Я завтра кровать двуспальную закажу во вторую комнату. Она там хорошо встанет. Когда ты едешь, сын?
– Меня ждут в понедельник с утра.
– Так у нас целых четыре дня! Винс завтра закончит красить наверху – как раз успеет проветриться. Позвоню ему после ужина. – Макар протягивает жене телефон. – Мать, пиши список необходимого.
– Что писать, у нас как будто здесь всё есть?
Лариса немного оглушена скорым событием. Их отношения с Машей, любимой, естественно, невесткой, всегда носили несколько непростой характер. Две темпераментные особы на одной кухне уживались благодаря осознанности и безоговорочной любви к детям друг друга.
– Постельное, подушки, одеяла…
– Полотенца! – подхватывает Лариса. – Штору темную в комнату заказать!..
– Вот. – Макар указывает перстом в небо.
– И еще мороженицу завтра мне купишь. Я такое мороженое буду делать! – Глаза Ларисы разгораются фанатическим блеском. – Так, молоко домашнее и ягоды разные – их же заморозить еще надо. Буду девочку нашу витаминами кормить, а то что это такое…
– Ты пиши-пиши. – Макар встает из-за стола. – Идем, сын, провожу вас. У тебя сегодня будет тяжелый вечер.
Яна с Джуниором нигде нет. Пятилетние мальчишки – вполне самостоятельные и независимые люди, особенно когда на них никто не смотрит. Стремительно расправились с мясным рагу, схватили по куску пирога и умчались, заверив взрослых, что «ни ногой со двора» – у них незаконченные дела на веранде. И где же они?
Макар гордился своим сыном и мог с честью носить орден «состоявшегося отца», но всё же детство Славы прошло мимо, украденное попытками удержаться на плаву в трудные девяностые. А Слава, успевший пройти этап критического восприятия родителей, принял опыт чужих ошибок на вооружение: ответственно и самозабвенно погружался в мир единственного – пока! – ребенка. Он знал, где следует искать сына. Придержав отца рукой, Слава обогнул дом и увидел два тоненьких силуэта на самом краю берега.
– Ян! – позвал спокойно.
Мальчик вздрогнул, взял за руку друга и побежал к отцу.
– Папа! Папа, чайка украла пирог Джуниора, и мы искали ее гнездо с птенцами! – Яну кажется, что он достаточно аргументированно объяснил свое непослушание. Переключил внимание на Макара: – Деда, где чайки строят гнезда?
– Гм, вы же не свешивались с обрыва? – реагирует вопросом на вопрос дед.
– Нет! – отвечают мальчики в один голос.
– Чайки гнездятся на скалах, но не в траве. Не здесь. Я думал, вы уже большие и вам можно доверять… – Макар изображает разочарование, а сам судорожно соображает, должен ли он испытывать вину перед сыном. – Слава, нам надо подумать об ограждении в самом скором времени.
– Да, пап. Мальчики, в машину. По дороге поговорим.
Высокий берег отлично защищает от непрошеных гостей и штормовых волн. Взгляд, брошенный вниз, на жидкий изумруд морской воды, неизменно вызывает внутреннюю дрожь. Сердитое или сонное, море всегда находится в движении; наползая тяжелой желейной массой на желтоватый камень склона, бледнея, теряя цвет, оставляет клочки пены на уступах, журчит в складках прозрачными ручейками – поднимается и опускается, провоцируя головокружение и потерю равновесия. Небольшой участок отвесной скалы располагался справа от дома и с самого начала требовал пристального внимания новых поселенцев.
Слава позвонил перед сном: «Пап, будем ставить ограждение. Посмотри варианты из поликарбоната. Сейчас вышлю».
– Ларкин, ты не находишь, что новые поколения лучше предыдущих?
– В чем же это?
– Решительнее, предприимчивее, стрессоустойчивее…
– У молодых нервная система всегда крепче. Ты по себе не равняй. Конечно, нам с сыном повезло, этого нельзя не признать. И даже с Машкой, гм.
– Охотно с тобой соглашаюсь. Недавно даже думал твоими словами. Забавную парочку наблюдал на днях…
Здравствуй, Карла!
Здесь очень плохо!
Забери меня к себе!!!!!
Пожалуйста!
Твоя Софи, 6 лет ♥ ♥ ♥
4
Маше казалось, что она никогда не решилась бы на второго ребенка, будь ее первая беременность такой же тяжелой. Все твердили, что после первого триместра будет легче, но поверить в это не было никаких сил. Спасалась сном, Лилой и мороженым. Лила, милая бульдожка, превратилась в плюшевую игрушку своей хозяйки – тихонечко сопела под боком, чутко реагируя на каждое движение Маши. Вечером приезжали Слава с Яном – дом приходил в движение, наполнялся звуками, запахами и суетой. Слава с его виноватыми глазами, попытками накормить, напоить, услужить раздражал. Для Яна она старалась выдавить улыбку на бледном лице, обнять своего мальчика, почитать ему книжку – на большее ее не хватало.
Ларису она попросила не приходить, и та, о чудо, отнеслась к ее просьбе с пониманием. Макар всегда обладал интуитивной чуткостью, и здесь она его не подводила, мог разве что незаметно оставить гостинцы на кухне. Даже Лила не всегда распознавала появление гостя в доме, так тихи были его визиты.
Рада Маша была только Стефании. Подруга приезжала без предупреждения, всегда во второй половине дня, после пар в институте, заходила без стука в их незапираемое жилище в закрытом коттеджном поселке. «Я пришла!» – оповещала негромко, сразу включала чайник, заваривала мятный или травяной чай. Приносила поднос с парящими чашками и сладостями, обнимала Машу, садилась на пол подле кровати, вытягивала ноги, откидывала голову на матрас и начинала рассказывать про свой день: чем дочурка порадовала, институтские сплетни, студенческие байки, жаловалась на капризы Прокопия, иногда делилась своими отношениями с Лией – мамой мужа… Спокойное, размеренное журчание ее голоса наполняло комнату, проникало в Машин тошнотворный морок, разгоняло его, пробуждало интерес к жизни вне его. Маша садилась, брала чашку, оживала. Лила спрыгивала с кровати, уверенная, что здесь и без нее всё будет хорошо, пыталась лизнуть Стефу в лицо, руку и убегала по своим делам.
– Ты выходила сегодня? – первый осторожный вопрос.
– Нет. Вкусный чай, спасибо. – Маша знала всё, что будет дальше, и уже тестировала свое состояние. – Слабость, но я могу попытаться встать.
Стефания провожала подругу в ванную, терпеливо ждала, пока та умоется, оденется. Они выходили на крыльцо, к огромной радости Лилы. Та тут же начинала носиться по лужайке туда и обратно, прижав уши, почти стелясь по траве, выплескивая накопленную энергию.
– Боюсь на нее смотреть – укачает, – усмехалась Маша.
– У меня есть пара мандаринок. Почистить?
Они рассасывали сочные мандариновые дольки и жмурились от майского солнышка.
– Я считаю дни, Стеш, когда закончатся эти три месяца и я опять стану человеком.
– Не обязательно же всё так точно должно происходить…
– Только не говори, что может быть дольше!
– Нет-нет! Я Милане про тебя сказала…
– О, не-е-ет!
– Ага. Извини, так получилось. Мне пришлось объяснить свое отсутствие на ее благотворительном мероприятии. Ты же знаешь, какая она.
– Знаю – и не удивлюсь, если она тут нарисуется в ближайшее время. Сейчас вырвет. – Маша перекладывает в руку Стефании остатки мандарина, прижимает ладони к горлу, сглатывает. – Пообещай, что ее не будет здесь. Я не вынесу.
– Не будет, успокойся. Обнять тебя? – Стефа прижимает к себе худенькое тельце подруги. – Но я согласилась за тебя…
– С чем?!
– Что ты будешь рожать в самом лучшем роддоме, что завтра утром приедет лаборатория взять у тебя анализы. И доктор.
– Ну заче-ем? – Маша стонет и пытается увернуться.
– Ты хочешь оставаться дома или в больницу ляжешь?
– Дома.
– Вот. Твое состояние пугает всех. Если ты не примешь эту удобную во всех отношениях помощь, то у нас не останется выбора.
– Сговорились?
– Маш, так будет лучше. Ты плохо заботишься о себе, и все, кто любит тебя, уже готовы к спасательной операции. Пусть это будет через меня, да? Ты же меня еще терпишь? Доедай мандарин. Я могу завтра пары утренние перенести и быть тут с тобой. Или Слава справится?
– Справится. Я так злюсь, что даже могу уже что-нибудь съесть.
– Отлично. Посмотрим, что у вас в холодильнике.
Огурцы и брынза, политые янтарным медом. Маша, вопреки своему состоянию, предпочитала сладкое. Может быть, это к девочке? Ян надеялся, что ему подарят братика – друга для игр, но и такая добрая девочка, как Ханна, дочь Стефании, ему бы понравилась. Но разве добрые девочки так мучают свою маму?
Подруги пристрастно обсудили Милану с ее активной жизненной позицией человека, не знающего счета деньгам. Мы ведь знаем, через что ей пришлось пройти. И как ее никто не любил. И как ей страшно было. И какая она теперь счастливая. И как Людовик их с Джуниором балует. Понятно, что теперь ей тоже хочется всех спасти и осчастливить. А ведь могло быть наоборот. Но так лучше. Для нее самой лучше. А мы просто попали в круг ее заботы и потерпим, хоть это порой и невыносимо. Но знать, что у тебя лучший врач, всё же лучше? Да, так спокойнее. Всем спокойнее. А нет ли у Миланы любовника, ведь она так молода, а брак фиктивный? Ты думаешь? А я не думаю – слишком она увлечена всеми. С ее энергией… Да нет. А пусть бы и да. У них с Людовиком открытые отношения, он сразу занял позицию опекуна. Так старый же. Не такой уж старый. Старый…
Все люди сплетничают. Кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то с сохранением границ и уважением, кто-то ради отвлечения от собственных проблем и улучшения самоощущения, без оглядки на здравый смысл. Маша никогда бы самостоятельно не завела дружбу с Миланой. Стефания служила проводником между молодыми женщинами. Их свели пандемийный год и вместе прожитые истории. Чувство одинокости, глубоко прожитое и оставленное в прошлом, научило Стефанию ценить близких людей и дружбу – она крепко держала всех, кого считала «своими».
– Машка, ты моя Машка. Получше тебе? Я поеду? Сегодня Марта Ханну из садика забрала. Завтра – Лия. Они так ее балуют – боюсь, что дочь меня за главную считать перестанет. – Стефания смеется. – Шучу, конечно.
– Привози как-нибудь ее. Я соскучилась.
– Привезу, как только тебе полегче станет, обещаю.
Марта, сестра отца Стефании, была одинока и бездетна. Когда-то она вырастила племянницу и теперь так же самозабвенно посвящала себя ее дочери. Тетка работала управляющей на вилле Людовика, а всё свое свободное время проводила с Ханной.
К возвращению Стефании она, занимаясь ребенком, успела запечь рыбу и овощи, прибраться, перегладить белье. После дежурства Лии Стефу встречали новым выученным стишком. Есть всё же в этом мире некий баланс.
– Мама пришла! Мама, мультик можно? – Ханна встречала маму стандартной просьбой.
– Привет, маленькая. Привет, Марта. Как вкусно пахнет! – Стефания опускается на колени и обнимает малышку. – Я соскучилась, моя сладкая, побудь немножко со мной, потом телевизор включу. Хорошо?
Ханна безропотно соглашается. Она милый, покладистый, чуткий ребенок, не испытывающий дефицита любви и внимания. Интровертные Стефания с Кристианом отдали дочь в сад на полдня ради общения со сверстниками – у девочки должен выработаться собственный вкус к светской части жизни.
– Марта, поужинаешь со мной? – Стефания усаживает дочь перед телевизором.
– Ты не будешь ждать Кристиана? – Тетка настороженно приподнимает брови.
– Он в библиотеке, к конференции готовится. Для него течения времени не существует. Всё хорошо. – Стефа смеется. – Поедим вместе?
– С удовольствием. Убери белье на место, а я накрою.
Женщины сидят за столом и обсуждают беременность Маши. Марта считает, что близкие слишком носятся с Марией, все матери проходят через это физиологическое состояние. Стефания, защищая подругу, вспоминает, как ей в свое время не хватало должной поддержки, и тетка тут же начинает сожалеть об обстоятельствах, причиной которых никогда не была.
– Марта, дорогая, но ты бы точно так же со мной носилась, ведь правда?
– Правда. Я так тебя люблю.
– Я знаю. Но Милана, мне кажется, немного злоупотребляет своим положением. Я к ней очень хорошо отношусь и за многое благодарна. Тебе не кажется, что она всех душит?
– Если тебе так кажется – сопротивляйся. Люди делают то, что им позволяют делать. Разве Маше не нужна была помощь? Извини, но она не слишком умна, как мне кажется, а Лариса не смеет ей лишний раз ни на что указать.
– Лариса поддерживает их хрупкие отношения, как умеет.
– Я бы не церемонилась.
– Ты – да, ты у нас супермен в юбке. – Стефания строит грозную рожицу. – Только Милана не родственница и не самый близкий друг, чтоб самовольничать. Ты так не считаешь? Ты только не подумай, что я осуждаю. Сама час назад пыталась доказать, что всё происходящее – норма. Советуюсь с тобой. Неловко. Есть ощущение, что никто из нас не сможет вернуть Милане ее добро, ведь всё, что она делает, опирается на очень приличные денежные траты.
– Я знаю Милу, как никто из вас. Иногда мне кажется, что она пытается купить любовь. Но зачем? У нее есть всё для самодостаточности. Может быть, она таким образом искупает чувство вины – первый муж взял ее совсем девочкой, почти сразу после сиротского приюта. Когда она поняла, что живет с преступником, махинатором, игроком? Когда родила и почувствовала безусловную любовь и ответственность за другого человека? Чувства, которые никто на ее памяти не испытывал к ней. Что было до этого? Как она жила? Как грешила? В конце концов, ей невероятно повезло в жизни. Фантастически. Сказочно. Она делится, она совершает благородные поступки, пропускает через себя чужие истории и хочет сделать так, чтоб никому не было плохо так, как когда-то ей. Пусть. От ее действий никто не страдает.
– Страдает. Гордость, например. Мы не нуждаемся, мы способны сами оплачивать тех же врачей. В этом мире нет недостатка в тех, кто нуждается по-настоящему.
– Недавно Людовик подарил Миле спорткар. Она его вернула и на полученные деньги сделала ремонт в Доме малютки. Не переживай. А вас, первых людей, которые были к ней не безразличны, она просто любит. Подумай об этом.
– Мы… – Стефания чувствует себя неловко до потерянности. – Мы не были как-то особенно внимательны или заботливы к ней. Она была совсем другой: высокомерной, вызывающей, вульгарной. Отталкивала всех своим поведением. Мы просто делали то, что считали необходимым.
– Представь, каково же ей пришлось, если ваша душевная малость стала для нее откровением.
– Я сейчас заплачу.
– Глупенькая. Мила – сильная женщина, не надо ее жалеть. Всё, укладывай Ханну, я пока уберу на кухне.
Зачем всегда надо искать причины и следствия? Почему так страшно принять душевные порывы с благодарностью? Страх неспособности расплатиться? Невыносимая тяжесть благодарности? Человек, даже самый хороший, эгоистичен, и всё, что он делает, он делает для себя. И дело не в том, умеешь ли ты принимать, а в том, умеешь ли ты окружать себя достойными людьми.
Здравствуй, Карла!
У нас есть магазин. Там есть конфеты. Пришли мне немного денег.
Пожалуйста! ♥
И, пожалуйста, забери меня к себе!!!
Твоя Софи, 6 лет ♥ ♥ ♥
