Элизабет Вернер
По следам
Спутник фон Бэлова с внезапно омрачившимся лицом крепко сжал губы; его глаза гневно засверкали, и он сжал кулаки, точно собираясь спустить вниз по крутому спуску восторженного поклонника красивой артистки; но взгляд на добродушное лицо говорившего заставил его опомниться. Он только пожал плечами и молча пошел дальше.
Фон Бэлов ничего не заметил и продолжал говорить, чувствуя потребность высказаться и не обращая внимания на то, что его слова были обращены к совершенно чужому человеку.
– Вас это удивляет, не правда ли? Да, мне от родных тоже приходится слышать, что брак будет неравным, если барон фон Бэлов женится на актрисе мещанского происхождения; но я на это не обращаю никакого внимания. Репутация Валески Блюм безупречна; она хорошего происхождения (ее отец был преподавателем в гимназии в резиденции); живет она со старой родственницей и держит себя так, что самые злые сплетники ни в чем не могут упрекнуть ее. Что бы там ни было, я женюсь на ней.
– Но ведь она, кажется, не хочет вас, – вставил его спутник, справившийся со своей минутной вспышкой и смотревший теперь на дело с комической точки зрения.
– Да, она уже два раза отказала мне и теперь стремглав уехала в Зеефельд, вероятно из боязни, что я и в третий раз явлюсь с тем же, а я тут как тут! Ее тетка, старая мадемуазель Блюм, выдала мне секрет, и я тотчас выехал вслед за ними.
– Какая замечательная настойчивость!
Не заметив звучавшей в этих словах иронии, владелец майората принял их за чистую монету и даже почувствовал себя польщенным.
– Это – правда, я очень настойчив, – самодовольно ответил он. – Это – одно из моих главных качеств; поэтому я и не забочусь нисколько о неудовольствии родных, хотя они и грозят мне своей немилостью. Во всяком случае при дворе косо посмотрят на такой брак.
– Разумеется, – с горечью сказал незнакомец. – При нашем дворе в таких случаях указывают на родословные, как на нерушимый закон; но наше сердце – революционер, уничтожающий иногда и родословные, и традиции, чтобы с торжеством отстоять свое право.
– Совершенно согласен с вами! – воскликнул фон Бэлов. – Как вы это прекрасно выразили! Вообще вы мне нравитесь. Собственно говоря, кто вы такой? Вероятно живописец?
– Я? Нет! Почему вы так думаете?
– Потому что вы помешались на поэзии леса. Я нахожу ее в действительности очень неудобной, но против изображения ее на картине ничего не имею.
– Вы ошиблись, – с легкой усмешкой проговорил незнакомец. – Я вовсе не художник; до сих пор я был в военной службе, а теперь думаю заняться сельским хозяйством.
Фон Бэлов невольно обратил внимание на последние слова. «Сельское хозяйство» заинтересовало его, и он стал приглядываться к своему спутнику. Молодой человек имел представительную, даже аристократическую наружность, однако путешествовал пешком; но это не мешало Куно фон Бэлову почувствовать к нему расположение. Ему понравилась мужественная, серьезная наружность; кроме того незнакомец так участливо отнесся к нему, так дружески предложил показать ему дорогу, еще не зная даже, что ему выпала честь провожать самого владельца Вальтерсбергского майората.
– Сельским хозяйством? – повторил он. – И у вас вероятно нет еще никакого места, так как вы недавно оставили военную службу. Есть у вас какие-нибудь систематические сведения?
– По крайней мере надеюсь, что есть.
– В таком случае приезжайте ко мне в Вальтерсберг. Осенью освободится место помощника управляющего, очень хорошее место: триста гульденов жалованья, полное содержание и награда к Рождеству. Какого вы мнения об этом?
По губам незнакомца скользнула подозрительная улыбка, как будто он боролся с неудержимым смехом.
– Вы очень добры, – произнес он, – только я боюсь…
– Ну, если у вас недостаточно знаний, вы можете учиться! – перебил фон Бэлов, чувствуя себя обязанным придти на помощь застенчивому молодому человеку. – Мой управляющий – очень дельный человек; у него вы пройдете хорошую школу. Он немного грубоват; от тонких замшевых перчаток, какие вы носите, он скоро вас отучит, – они у нас не в моде. Вероятно он станет возражать против моего выбора, так как я беру вас без аттестата, без рекомендаций, но вы мне нравитесь, и это главное… Какую штуку однако выкинула опять ваша проклятая «поэзия»! Неужели мы должны здесь спуститься?
Эти слова относились к дорожке, круто спускавшейся в замечательно живописную лощину. Не имея привычки ходить по горам, фон Бэлов в нерешительности остановился, но его спутник постарался ободрит его.
– Это – последнее препятствие, которое вам надо преодолеть; спустившись вниз, мы прямо попадем на проезжую дорогу. Обопритесь вот так на мое плечо, и дело пойдет на лад.
– Да, так будет хорошо! – сказал владелец майората, очень довольный, что его новый служащий оказался в высшей степени полезным и услужливым человеком. – По-видимому вы хорошо свыклись с горами. Вероятно вы – здешний уроженец?
– Я родился в Розенбурге, близ резиденции.
– Ах, в герцогском увеселительном замке! Значить, вы – сын кастеллана или кого-нибудь в этом роде?
Тот, к кому относился этот вопрос, сделал легкое движение головой, которое могло означать и «да», и «нет»; фон Бэлов принял его за утвердительный ответ и дружески потрепал молодого человека по плечу.
– Мне это приятно; я очень дорожу тем, чтобы мои люди принадлежали к приличным семьям; в вас это сразу заметно.
– Вы можете быть вполне спокойны, моя семья вполне прилична, – с улыбкой ответил молодой человек. – Но вот наконец и проезжая дорога! Теперь вы не можете заблудиться; дорога ведет прямо в Зеефельд, куда вы дойдете в полчаса, а я пойду лесом.
– Пойдемте вместе по большой дороге, – проговорил фон Бэлов, которому хотелось еще поболтать. – Ведь вам также надо в Зеефельд, а кроме того вы могли бы взять от меня мой плед, – в эту жару так тяжело нести его!
С этими словами он снял с плеча свой плед и намеревался без дальних разговоров передать его своему будущему служащему, но тот сделал быстрый шаг назад и, выпрямившись во весь рост, окинул молодого барона каким-то странным взглядом.
– К сожалению, господин фон Бэлов, я принужден спешить и должен предпочесть кратчайшую дорогу. До свиданья в Зеефельде!
Он слегка приподнял шляпу и, сделав приветливый, но в высшей степени величественный жест рукой, как будто отпускал барона с аудиенции, зашагал обратно к лесу и вскоре исчез между деревьями.
Куно фон Бэлов с растерянным видом остался стоять посреди залитой солнцем дороги, с злополучным пледом в руках. Сообразив наконец, что произошло, он покачал головой и произнес вполголоса:
– Жаль, что я нанял его к себе!.. в нем мало почтительности!
Продолжая покачивать головой, он пошел вдоль по дороге и, обливаясь потом, благополучно достиг наконец Зеефельда.
* * *
Зебальд со своим помощником все еще находились в садике гостиницы, имевшем то преимущество, что из него открывался свободный вид на все окрестности. Они даже обедали в саду, чтобы иметь возможность оставаться на своем наблюдательном посту, не внушая никому подозрения, между тем как число подозрительных фактов все увеличивалось. Незнакомец, приехавший вслед за дамами, еще не возвращался из пастората, а так как туда нельзя было проникнуть, то и оставалось только «энергично наблюдать».
Куно фон Бэлов также сделался предметом этих «наблюдений», когда усталый, вспотевший и в отвратительном настроении, он предстал пред хозяином гостиницы. На этот раз Зебальд решил сам проследить за новоприезжим. Как будто нечаянно столкнувшись с ним в калитке, он с изысканной вежливостью принялся извиняться, сказав, что крайне сожалеет, что нечаянно толкнул уважаемого господина, что совершенно не имел такого намерения и приносит тысячу извинений.
Такая вежливость была очень приятна Куно фон Бэлову, только что пред тем оскорбленному недостатком почтительности; он охотно принял извинения, а это повело к разговору. Он начался с общих замечаний о красоте озера и окрестностей; затем собеседники перешли к вопросам о том, откуда и куда кто едет, и молодой барон тотчас поведал о всех своих злоключениях, ругая кучера, который обещал немедленно доставить в Зеефельд сундучок путешественника, а между тем его до сих пор не было и в помине. В конце концов фон Бэлов осведомился, не останавливались ли здесь две дамы в открытой коляске с массой дорожных вещей.
Зебальд насторожился. Этот человек был безусловно подозрителен: он ведь тоже кого-то отыскивал в этом уединенном местечке; но Зебальд был слишком хорошо вышколен, чтобы выдать чем-нибудь свое торжество по поводу такого важного открытия; напротив он с величайшей учтивостью дал требуемые сведения.
– Две дамы? Одна постарше, другая помоложе? Совершенно верно! Час тому назад они проехали здесь, и я видел, как они остановились у пастората, где, без сомнения, находятся еще и теперь. Вы вероятно познакомились с ними в дороге и желаете навестить их?
– Конечно я хочу отыскать их! – воскликнул фон Бэлов. – Но сперва я должен привести в порядок свой туалет… Боже мой, ведь сундук-то мой не здесь! Я даже не могу переодеться, а в этом костюме невозможно явиться к ним!
Лесная «поэзия» действительно сыграла скверную шутку с элегантным дорожным костюмом барона. Светлые брюки носили явные следы сырой и местами болотистой почвы, с которой владелец майората несколько раз спотыкаясь приходил в невольное соприкосновение; колючие кустарники, сквозь которые ему приходилось продираться, также не пощадили его сюртука, сделав большую дыру на правом рукаве. Только теперь сознал он всю глубину своего несчастья и ужаснулся.
– Мой сундук! Где мой сундук? – с отчаянием повторял он. – Проклятый кучер наверно не смотрел за ним; его, может быть, украли, а у меня здесь ничего нет, кроме испорченных брюк и разорванного рукава! Где хозяин? Я хочу послать кого-нибудь за сундуком, он мне необходим!
Зебальд старался успокоить его, объясняя, что кучер не мог не опоздать, так как ему надо было еще починить сломанный экипаж, но фон Бэлов не хотел ничего слышать. Его выводила из себя мысль, что весь его гардероб пропал и он не может переодеться. Позвав хозяина, он потребовал человека, которого мог бы послать за сундуком, и комнату, где можно было бы немного привести в порядок костюм.
К счастью и то, и другое оказались налицо. Хозяин, радуясь неожиданному посетителю, быстро побежал вверх по лестнице, чтобы привести в порядок последнюю из свободных комнат; фон Бэлов последовал за ним, не обращая больше внимания на Зебальда, который горел нетерпением продолжать разговор. Снизу было слышно, как владелец майората принялся рассказывать хозяину с начала всю историю своего падения, со всеми подробностями. Тогда Зебальд вернулся в сад, где его помощник делал вид, будто убирает со стола.
– Галлер, он у меня в руках! – заявил начальник торжественным шепотом.
– Опять подозрительный? – спросил Галлер, скромно державшийся в отдалении, но слышавший весь их разговор.
– Вернее сказать – самый подозрительный! Это без сомнения – тот самый сообщник, которого все ожидают и о прибытии которого так настойчиво осведомляются. Слышите, он также собирается в пасторат!
– Но он хочет сперва принарядиться, а для заговора в этом нет никакой надобности. Господин Зебальд, этот молодой человек совершенно не опасен: он без умолка болтает о сломанной коляске, о новом помощнике управляющего, о какой-то проклятой лесной поэзии, так что ничего нельзя понять; но никакого вреда от него не будет, для этого он слишком глуп.
Зебальд только пожал плечами, как всегда делал, когда помощник позволял себе не соглашаться с ним.
