Элисон Уэйр
Брачная игра
По всему было видно, что ее слова рассердили де Фериа, однако Елизавета не собиралась сдавать позиции. Если посол рассчитывал, что она тут же клюнет на предложения короля Филиппа, посчитав их особой честью, он жестоко ошибся. Оказаться в одной постели с этой испанской рыбиной? Никогда!
– Если ваше величество не выйдет замуж и не произведет на свет наследника английского престола, французский король не преминет этим воспользоваться, чтобы сместить вас и сделать королевой Марию Стюарт, – без обиняков заявил де Фериа.
– Что за чушь! – взорвалась Елизавета. Она даже вскочила с трона и сейчас, как никогда, походила на своего августейшего отца. – Если королю Генриху необходимо получить запоминающийся урок, я охотно преподам его – пусть только сунется. А заодно проучу и его вечно хнычущую невестку. Я знаю: французы и шотландцы неутомимы в своих заговорах против Англии. Но с какой стати мне их бояться? Или вы забыли, как мы колошматили их при Азенкуре и Флоддене? Пусть испытают на себе английскую мощь. Вдобавок еще и опозорятся на весь христианский мир!
Задыхаясь от негодования, Елизавета снова села. Де Фериа был потрясен. Неужели все англичанки столь свирепы? Он подумал о своей раздражительной английской жене. Вдруг и с ней случится подобная метаморфоза? Нет, с ней не случится. Вероятно, он сейчас наблюдал отрицательные стороны незамужней жизни. Послу вдруг очень захотелось вернуться на родину.
– Мне нужно время, чтобы обдумать предложение короля Филиппа, – несколько успокоившись, повторила Елизавета. – Через несколько дней я выскажу вам свои соображения.
Она чувствовала, что у посла буквально дрожат ноги, обутые в изящные испанские кожаные башмаки.
Союз с Испанией требовал тщательного обдумывания. Однако Елизавета постоянно ловила себя на том, что размышляет не о предложении короля Филиппа, а о Роберте Дадли. Сидя в общей приемной, в присутствии множества придворных, она и там ухитрялась постоянно бросать взгляды в сторону Роберта. Стоило его увидеть, и начинало биться сердце. Елизавета раздражалась, когда Роберт не сопровождал ее или не искал ее общества. Иногда он ненадолго отпрашивался, чтобы навестить жену. Елизавету захлестывала непонятная ревность. Бывало, она даже придумывала причину, только бы удержать Роберта при дворе.
Елизавета стала постоянно приглашать его в свою личную приемную под предлогом обсуждения государственных и иных дел. Иногда она следовала его советам. Сесилу это не нравилось. Он ненавидел Дадли и считал Роберта выскочкой. Этот малый был всего лишь королевским шталмейстером. Отнюдь не та должность, чтобы спрашивать его совета в государственных делах.
– Он сын и внук изменников, – предостерегал Елизавету Сесил. – К тому же он очень честолюбив. Попомните мое слово, ваше величество: он еще доставит вам хлопот!
– Что я слышу? – поморщилась Елизавета. – Думаешь, я развешиваю уши на каждое его слово? Прежде чем составить собственное, я выслушиваю множество других мнений. И не только от советников. Тебе ли жаловаться, Уильям? Ты бываешь у меня каждый вечер, и я всегда внимательно прислушиваюсь к твоим словам.
Сесил сокрушенно вздохнул:
– Ваше величество, между мною и Дадли все же есть некоторое различие. Я вхожу в число ваших советников, а лорд Роберт – нет. Мои советы имеют целью ваше благо и благо всей страны. Советы же Роберта Дадли направлены исключительно на благо его самого.
– Черт тебя побери, Уильям! Позволь мне думать собственной головой! – не выдержала Елизавета. – Ты недолюбливаешь Роберта, и это искажает твое мнение обо всем, что он говорит и предлагает. Уверяю тебя, он со всей страстью относится к своим обязанностям.
– И не только к ним, – вырвалось у Сесила.
– Не хочу знать, о чем таком ты говоришь, – отрезала Елизавета.
Это была отговорка. Из слов Сесила она поняла: другие уверены, что Роберт ее желает. От этой мысли у нее затрепетало сердце.
На следующей аудиенции де Фериа держался скованно. Елизавета предпочла этого не заметить.
– Брак, предлагаемый мне вашим государем, имеет свои сложности, – без прелюдий начала она. – Король Филипп был мужем моей сестры. А это переводит мой брак с ним в опасную плоскость кровного родства.
– Его величество рассчитывает с помощью его святейшества папы римского разрешить все щекотливые аспекты будущего брака, – не моргнув глазом ответил де Фериа.
Только еще не хватало, чтобы папа римский совал нос в английские дела! Парламент уже готовил закон об учреждении Англиканской церкви, главой которой станет не римский понтифик, а она, английская королева. Никогда более ее страна не преклонит колени перед Римом. Однако сейчас нужно вести себя дипломатично. Кто знает, сколько католических стран Европы ополчится против Англии?
– Любезный граф, вы забываете, что в Англии подобные союзы запрещены. Мой отец, да будет благословенна его память, расторг брак с Екатериной Арагонской, поскольку прежде она являлась женой его брата. Наша Англиканская церковь посчитала такой союз незаконным и кровосмесительным. Так что мой брак с королем Филиппом вызвал бы здесь немало ожесточенных споров. Да и я никогда бы не приняла папское постановление, противоречащее слову Божьему. Как видите, брак с мужем моей покойной сестры явился бы оскорблением памяти моего отца.
Судя по выражению лица де Фериа, он этого не видел.
– Однако еще не все потеряно, – уже мягче продолжала Елизавета. – Обещаю вам, что вскоре вынесу этот вопрос на обсуждение парламента. Я бы просила вас заверить короля Филиппа в том, что, если я когда-либо решу выйти замуж, я предпочту его всем остальным претендентам.
Перед ее мысленным взором всплыло лицо Роберта Дадли. Елизавета тут же прогнала эту картину. Такое просто невозможно.
Как она и ожидала, парламент в штыки воспринял перспективу ее замужества с испанским королем.
– Неужели ваше величество всерьез думает о браке с Филиппом?
– Брак с ним свел вашу сестру в могилу!
– Ваше величество, брак королевы Марии с Филиппом спровоцировал бунт, который едва не стоил ей короны. Вы не застрахованы от повторения тех событий.
Сесил, как всегда, был прав.
Елизавета поспешила успокоить встревоженных парламентариев.
– Я ни в коем случае не поступлюсь интересами Англии, – заверила королева. – Мои отец и мать были англичанами, и, в отличие от моей покойной сестры, во мне нет испанской крови. Но думаю, вы согласитесь, что было бы политически неразумно отталкивать короля Филиппа. Перед лицом французской угрозы нам необходим союз с Испанией и дружественные отношения с испанским королем. Не будем лишать графа де Фериа надежды на положительный ответ.
На воскресной заутрене в придворной церкви королеву насторожил понурый вид Роберта. Он только что вернулся из очередной краткосрочной поездки к жене. На обратной дороге Елизавета решилась заговорить с ним:
– Чем опечалена твоя душа, Робин? Сегодня ты даже не вслушивался в слова проповеди. На тебя это непохоже.
– Ничего особенного, ваше величество. Обыкновенные пустяки, – памятуя о чужих ушах, ответил Роберт.
– Не верю. Пустяки не делают лицо человека печальным и не заставляют хмуриться.
– Поверьте, ваше величество, это действительно пустяки, – уже с оттенком раздражения повторил Роберт.
Голова Елизаветы, как всегда, была высоко поднята, но от благостного состояния не осталось и следа.
«Наверное, я ему просто не нужна», – с горечью думала она.
Жена все-таки сумела завлечь его своими чарами. Елизавета часто думала об отношениях между Робертом и его женой. Лорд Дадли почти безотлучно находился при дворе. Она убедила себя, что Эми значила для него не больше, чем любимая лошадь. А вдруг она ошибалась? Что, если Эми – честолюбивая, расчетливая особа и понимает, как важно ее мужу постоянно находиться на глазах у королевы? Почести, награды, положение при дворе – ради всего этого Эми Робсарт готова жить в разлуке, довольствуясь редкими визитами мужа. Конечно, не приведи господь, но вдруг Роберт любит свою жену?
Желая отвлечься, Елизавета взяла книгу. Она старалась каждый день выкраивать три часа на чтение исторических книг. Читать она любила всегда. Но сегодня слова Геродота плясали у нее перед глазами. Елизавета читала, не понимая смысла. Так недолго и мигрень заработать.
Она никак не могла успокоиться. Уныние несвойственно Роберту. Если он пребывает в таком состоянии, случилось что-то серьезное, и необходимо узнать, что именно. Елизавета отложила книгу, позвала Кэт и велела своей камер-фрау сопроводить ее в покои лорда Роберта. Надо было видеть, как он обрадовался ее приходу!
– Бесс! – воскликнул просиявший Роберт. – Для меня это такая честь.
– Будет тебе! – отмахнулась Елизавета. – Я пришла узнать правду. У тебя что-то случилось. Кэт, обожди в коридоре, пока я поговорю с лордом Робертом. – И она захлопнула дверь перед самым носом рассерженной камер-фрау.
Комнаты, в которых жили придворные, всегда были тесными, и хотя покои, отведенные Роберту, считались одними из лучших, теснота ощущалась и здесь. Мебель и прочее имущество королевского шталмейстера занимали почти все пространство, оставляя лишь узкий проход. Но Елизавете очень понравился старинный дубовый стул, на который она и села, убрав оттуда раскрытую книгу.
– Смотрю, ты Кальвина читаешь. «Наставление в христианской вере».
– Там говорится о достижении спасения и оправдании тех, то умер за веру, – пояснил Роберт.
– Я читала его трактат. Должна сказать, что не согласна с Кальвином по всем пунктам.
– Я тоже расхожусь с ним во мнениях, но Кальвин дает обильную пищу для споров.
Оба замолчали.
– А теперь выкладывай, чту у тебя случилось, – потребовала Елизавета.
– Боюсь, моя жена серьезно больна, – чуть помешкав, признался Роберт. – Я не хотел отягощать тебя своими личными заботами. У тебя хватает собственных, более важных.
– Роберт, ты мой давний, верный друг. Если что-то заботит тебя, это заботит и меня. Чем больна твоя жена?
– Грудной недуг, – ответил он. – Опухоль. Поначалу жена не обращала внимания. Думала, рассосется. Но опухоль становилась все больше, и теперь… Зрелище удручающее. Что еще хуже, начались боли. Она сильно похудела и очень боится, как бы ее болезнь не оказалась смертельной. Она постоянно плачет. Я не знаю, чем ее утешить.
Елизавета знала двух женщин, страдавших таким же недугом. Обе умерли. Может, и Эми Дадли в скором времени умрет?
«Боже, прости меня, – мысленно прошептала Елизавета, шокированная столь немилосердным внутренним ответом на слова Роберта. – Негоже мне радоваться болезни соперницы».
Соперницы? Елизавета удивилась собственной дерзости и мысленно себя отчитала. Как такие мысли вообще могли появиться в ее голове?
– Твоя жена показывалась врачам? – спросила она.
– Я уговаривал ее. Умолял. Отказывается.
– Тогда я пошлю к ней доктора Хейка.
– Бесс, она не согласится на осмотр. Пойми, она очень боится услышать врачебный вердикт. А если у нее действительно то, чего мы оба так страшимся, ей не помогут никакие лекарства.
Сказав это, Роберт закрыл лицо руками.
– Я искренне сочувствую вам обоим.
С этими словами Елизавета осторожно коснулась его плеча. Эффект от ее дружеского жеста был удивительным. Роберт поднял голову. Их глаза встретились. Еще через мгновение он держал Елизавету в объятиях и целовал ее с такой голодной страстностью, будто собирался проглотить. Давно уже ни один мужчина не целовал ее так. Лет десять, если не больше. Все внутри Елизаветы пришло в необыкновенное возбуждение. Это было что-то, чему она не находила слов. Казалось, вот причина, по которой она родилась на свет. Хотелось, чтобы это мгновение продолжалось, растянувшись навечно… Потом откликнулось и ее тело, что было вполне естественно. Испугавшись, Елизавета отпрянула.
– Прости меня, Бесс, – прошептал изумленный Роберт. – Я повел себя слишком вольно. Но ты была настолько добра ко мне, а я настолько потерян, что забылся…
– Тебе не за что просить прощения, – возразила Елизавета, недовольная противоречием между собственными разумом и телом.
Глаза Роберта не отпускали ее, а руки по-прежнему обнимали.
– Я тебя так давно люблю, – прошептал он. – С того самого дня, когда увидел в Тауэре. Мы тогда оба были узниками. Но я не имею права на эту любовь. Ты королева, а я вдобавок еще и женат.
– Одно препятствие вполне преодолимо, если я того пожелаю. Второе, увы, нет.
Елизавету пугало вероломное чувство облегчения, которое она испытывала сейчас.
– Я не люблю Эми, – признался Роберт.
– Зачем же ты тогда женился на ней?
– Тогда я ее любил. В те дни она была совсем другой: молодой, горячей, веселой. Но те времена давно прошли. Эми не смогла и не захотела стать настоящей женой придворного. Ее тяготила лондонская суета, а я не выносил норфолкской глуши. Мы оказались из разных миров. Но все равно я отвечаю за нее, готов заботиться о ней и не хочу усугублять ее страдания.
– Однако все это не помешало тебе меня поцеловать, – заметила Елизавета.
Ее сердце ликовало, а тело испуганно сжималось при мысли о более тесной близости.
– Я люблю тебя, – повторил Роберт. – Я был бы счастлив стать тебе больше чем другом, но даже произносить подобные слова я не вправе, поскольку несвободен.
– Несвободен, чтобы сделать мне предложение? Ты это имел в виду? А ты слышал мои слова? Робин, я не хочу выходить замуж, так что успокойся.
– Эти слова, Бесс, я слышал, и не раз. Ты не хочешь выходить замуж. А любить ты хочешь?
Елизавета слегка оторопела:
– Все зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «любовь».
Роберт улыбнулся:
– Ты – королева. Я не могу ухаживать за тобой как за любовницей, ибо это даст обильную пищу для пересудов. А тебе нужно оберегать свою репутацию.
Умом Елизавета с ним соглашалась. Но одновременно в ней поднималось извращенное желание: ей хотелось, чтобы Роберт открыто волочился за ней, как за какой-нибудь фрейлиной.
– Тысячи глаз следят за каждым моим шагом, – возразила она. – Я редко остаюсь одна. Любой двор изобилует сплетнями. Но сплетни как репейник. Пристанет, потом отваливается.
– Сейчас мы с тобой наедине. Одному Богу известно, какие мысли бродят в голове Кэт, пока она томится за дверью. Ты понимала, что королеве не пристало одной входить в покои придворного?
– Я пришла на правах старого друга, дабы тебя утешить. А попытайся ты меня изнасиловать, Кэт сразу бы услышала мои крики.
– Помнится, я уже пытался это сделать, но тогда ты и не подумала звать на помощь, – лукаво улыбнулся Роберт.
– Потому что мне было приятно, – легкомысленно произнесла Елизавета, подавляя внутреннюю бурю. – Робин, если я решу одарить тебя королевской милостью, никто не посмеет мне возразить.
– Означает ли это, что я могу считать тебя своей избранницей?
Глаза Роберта были полны надежд.
– Робин, ты не должен говорить мне такие вещи, – прошептала Елизавета и тут же, противореча собственным словам, снова позволила себя обнять.
Нет, она никому ничего не обещала. Роберт – не исключение. Есть границы, которые она ни за что не переступит.
Вторым к Елизавете посватался эрцгерцог Фердинанд, младший сын императора Священной Римской империи.
– Ваше величество, это была бы очень выгодная партия. – В голосе Сесила явственно слышалась надежда. – Пусть император и католик, но он едва ли не самый могущественный европейский правитель. Его поддержка намного укрепила бы безопасность Англии. И в первую очередь перед французской угрозой.
– Франция и Священная Римская империя – заклятые враги и таковыми останутся, – с улыбкой подхватил Бэкон.
– Это предложение заслуживает внимательного рассмотрения, – вторил им герцог Сассекский.
В их словах была несомненная правда. Отец эрцгерцога правил Германией, Австрией, Венгрией, Богемией и еще какими-то более мелкими государствами. Он был дядей и союзником короля Филиппа.
– Думаете, мои подданные одобрят мое замужество с католиком? Не за горами заседание парламента, после которого государственной религией Англии станет протестантизм. Все знают, как тяжело гасить религиозные распри. Вряд ли эрцгерцог ради брака со мной согласится изменить свою веру.
– Император ни за что ему этого не позволил бы! – воскликнул Бэкон.
– Похоже, его посол считает, что Фердинанд смог бы направлять ваше величество в религиозных вопросах, – сухо пояснил Сесил.
– Пусть лучше считает ворон в окрестностях Лондона! – запальчиво бросила им Елизавета.
– Если с эрцгерцогом еще возможен какой-то компромисс по части религии, то король Филипп ни на какие компромиссы не пойдет, – невозмутимо продолжал Сесил. – Вы прекрасно понимаете, ваше величество, что новые религиозные уложения сделают совершенно невозможным ваш брак с королем Филиппом. И строить мину, будто вы всерьез рассматриваете его предложение, вы тоже больше не сможете. А услышав, что вы порвали с Римом, Филипп и сам оставит эту затею. В Европе не найти более ревностного защитника католичества, чем он.
– Но нам необходим союз с Испанией и дружественное расположение Филиппа, – вздохнула Елизавета. – Прежде чем рассматривать новое предложение, я еще раз повидаюсь с де Фериа.
Глаза испанского посла лучились надеждой. Он радовался: наконец-то эта противоречивая и не всегда сдержанная королева взялась за ум.
– Увы, мой любезный граф, – сказала Елизавета, разбивая его надежду. – Должна вам заявить, что я никак не могу выйти замуж за его величество, поскольку в его глазах я еретичка.
– Ваше величество, не делайте поспешных выводов, – заворковал де Фериа, пытаясь ее успокоить. – Уверяю вас, ни мой государь, ни я никогда не считали вас еретичкой. Мы решительно не верим, что вы одобрите и подпишете законы, которые нынче обсуждают в парламенте.
Глаза Елизаветы тоже вспыхнули, но совсем другим огнем.
– Граф де Фериа, я убежденная протестантка и никогда не предам свои религиозные воззрения.
Испанец изменился в лице.
– В таком случае, ваше величество, боюсь, вам придется столкнуться с трудностями, – надменным тоном произнес посол. – Мой государь не поменяет своей веры, даже если бы ему пообещали власть над всем миром.
– И уж конечно, он не сделает этого ради женщины! – язвительно ответила Елизавета, давая понять де Фериа, что аудиенция окончена.
Теперь Елизавету ежедневно видели в обществе Роберта. И не только во время прогулок верхом, когда обязанности королевского шталмейстера требовали от него сопровождать королеву. В другие часы лорд Дадли находился рядом с Елизаветой, поскольку она так хотела. Она открыто цитировала его мнения по политическим и религиозным вопросам, заставляя Сесила буквально кипеть от гнева. Государственный секретарь поклялся себе: пока у него есть хоть какая-то власть, он не допустит «лошадника» к государственной политике. Но внутренние клятвы Сесила не меняли положения дел. Дадли, не имевший политического статуса, вмешивался в политику лишь потому, что королева прислушивается к его словам. А Елизавете нравилось постоянно держать Роберта при себе. Она привыкла засиживаться допоздна, решая государственные дела. Не было случая, чтобы она подняла с постели кого-либо из ее советников, чтобы выслушать его мнение. Зато без колебаний звала в свои внутренние покои Роберта.
Фрейлинам и караульным она приказывала удалиться, а сама облачалась в простое черное платье, которое любила надевать, когда ей не требовалось показываться на публике. Они с Робертом оставались наедине. Через какое-то время государственные дела уступали место делам сердечным. Влюбленные целовались, обнимались, ласкались… но дальше Елизавета не заходила. Она смертельно боялась забеременеть, потому что знала: у нее не хватит сил снова пройти через этот ад.
Роберт занимал все мысли и чувства королевы, причем в возрастающей степени, однако ей удавалось держать часть рассудка незамутненным. Елизавета сознавала всю шаткость своего положения. Достаточно крупного скандала, и ее свергнут. Ведь врагов легион. Невзирая на внушительную охрану и лейб-гвардию, прямейшей задачей которой была охрана королевы, Елизавета жила в страхе погибнуть от кинжала подосланного убийцы или бокала с отравленным вином. Она не должна давать ни малейшего повода для упреков. Репутация королевы – ее оружие и козыри в политической игре. И потому страстные поцелуи и объятия – это все, что Елизавета могла позволить в отношениях с Робертом. Они оба задыхались от желания. Роберт просто жаждал большего.
– Бесс, говорят, ты бываешь в покоях лорда Роберта днем и вечером, – сердито выговаривала ей Кэт. – По дворцу вовсю слухи ползут.
– Тебе ли удивляться слухам? – усмехнулась Елизавета. – Я ходила к нему всего один раз, вместе с тобой. И не делала ничего предосудительного.
– А слухи утверждают другое, – упрямо твердила Кэт. – Лорд Роберт – женатый человек. Поговаривают, будто ты ждешь, когда его жена умрет, чтобы выйти за него.
– Да как они смеют? – закричала Елизавета. – Я вообще не хочу выходить замуж. Ни за кого. Я говорила это тысячи раз. Почему никто мне не верит?
– Потому что они считают это твоей девичьей скромностью.
– Тогда пусть определятся, кто я: скромная девица или шлюха лорда Роберта!
– Бесс! – Кэт в отчаянии воздела руки к небесам. – Я не вправе тебя судить. Если я что и говорю, то исключительно ради твоего блага. Вспомни прошлое.
– Разве такое забудешь? – огрызнулась Елизавета. – Довольно, Кэт! Ступай. Мне еще с бумагами разбираться.
Она прочла письмо Филиппа. Письмо было составлено в дружественном тоне, но за учтивыми фразами просматривалась знакомая жесткость испанского короля. Он сожалел, что они так и не смогли найти точки соприкосновения, однако выражал надежду на сохранение дружеских отношений и союз двух стран.
А дальше, что называется, с места в карьер, король Филипп сообщал о своей грядущей женитьбе на дочери французского короля. Де Фериа, вручивший королеве письмо, боялся, что новость приведет Елизавету в бешенство. Так оно и произошло.
– Значит, союз с Францией, нашим общим врагом? Как он смел! Он же вел переговоры о женитьбе на мне!
– Но ваше величество сами его отвергли.
Елизавета была так сердита, что не особо заботилась о логичности произносимых слов:
– Прежде чем сделать мне предложение, ваш король заставил меня ждать. Он даже не удосужился дать мне больше времени на раздумья. Вы считали, что он меня любит. Я тоже так думала. Получается, мы оба ошибались!
– Любит?
Де Фериа не помнил, чтобы во время аудиенций у Елизаветы хотя бы раз произнес это слово. Испанский король был высокого мнения о ее образовании, ценил ее смелость и непосредственность. Но какое отношение имеет любовь к бракам между особами королевской крови? Елизавета сейчас либо смеялась над послом, либо пыталась спасти лицо. Почему-то он был уверен в первом.
– Мой государь убедился, что ваше величество не желает принимать его предложение, – сказал де Фериа. – Но как и прежде, готов быть вам добрым братом и оказать любую помощь в устройстве вашего брака.
– Это вы, граф, неверно передали ему мои слова! – продолжала бушевать Елизавета.
Во время прошлой аудиенции она была слишком резка с испанским послом и теперь жалела об этом. Ей хотелось и дальше кормить Филиппа надеждами. Во всем виновата не она, а де Фериа. Он поймал ее на слове, и вот результат: Филипп входит в союз с Францией… Буквально сразу де Фериа был отозван в Испанию. Елизавета облегченно вздохнула. Новым испанским послом стал епископ де Квадра. На всякий случай Елизавета приказала своим министрам готовить почву для переговоров о мире с Францией.
Елизавета весело флиртовала с Робертом в своей приемной, когда доложили о прибытии епископа де Квадры. Казалось, королева не слышала доклада. Роберт, склонившись к ней, нашептывал на ухо что-то весьма дерзкое и откровенное, а Елизавета игриво ударяла его веером. В это время вошел епископ. Лицо Елизаветы покраснело. Она повернулась к новому послу. Тот всем своим видом выражал крайнее неодобрение подобных шалостей. Де Квадра был грузным мужчиной средних лет, весьма хорошо образованным и воспитанным. Черты лица испанца говорили о его хитрости и коварстве… конечно, если Елизавета умела правильно судить о лицах. Во всяком случае, ее суждения подкреплялись слухами, успевшими достичь Уайтхолла. Де Квадра привел с собой смуглолицего, довольно элегантного мужчину, которого представил как барона фон Брейнера, посланника императора Священной Римской империи. То, что Роберт не покинул приемную, а остался стоять вблизи трона, несколько смутило посланников. Но барон, не забывавший об учтивости, поклонился и подал Елизавете письмо императора.
На ее лице не дрогнул ни один мускул. В письме его императорское величество выражал свои глубокие сожаления, что по ряду причин более не может предлагать Фердинанда в качестве претендента на ее руку. Вместо него император предлагал младшего сына – эрцгерцога Карла.
Новость не была для Елизаветы неожиданностью. Благодаря разветвленной сети осведомителей Сесила она знала причину этой замены. Оказалось, что Фердинанд тайно женился, причем весьма неудачно. Император сам недавно узнал об этом. Часть советников Елизаветы считали Карла Габсбургского более сговорчивым человеком: если она примет предложение, он был готов перейти в протестантизм.
– Я благодарю его императорское величество за то, что счел меня достойной руки другого своего сына, – заявила Елизавета. – Хотя мои подданные постоянно убеждают меня в необходимости выйти замуж, мое сердце не расположено к браку. Я не хочу связывать себя брачными узами ни с одним мужчиной.
Она мельком взглянула на непроницаемое лицо Роберта Дадли (он умел придавать своему лицу такое выражение), и в памяти вдруг всплыло другое лицо, почти такое же смуглое и обаятельное, как у барона. Только того лица давно уже нет. Съедено червями вместе с остальными частями тела. За десять лет они успели пожрать все, что когда-то называлось…
Прогнав жуткое воспоминание, Елизавета улыбнулась:
– Но я могу и изменить свое воззрение на брак. Ведь я всего лишь человек и к тому же женщина.
– Эрцгерцог говорил о возможности покинуть лоно Католической церкви, – улыбнулся епископ.
Улыбка была напряженной. Он только что убедился: слухи не врут. Эта королева-еретичка и впрямь похотливая шлюха.
– Ах, господин посол, я скорее уйду в монастырь, чем отправлюсь под венец. Так что эрцгерцогу не стоит особо торопиться, – игриво произнесла Елизавета.
Судя по скептическому выражению лица де Квадры, епископ безуспешно пытался представить Елизавету в монашеской одежде. А вот бедняга Брейнер был явно озадачен. Он привез ей предложение от человека, который (по крайней мере, в глазах католического мира) по своим достоинствам и благочестивому поведению стоял намного выше побочной дочки Генриха Восьмого. Еретички, беззастенчиво захватившей английский престол. Императорского посланника очень удивляло, почему Елизавета не ответила на предложение троекратным «да» и не выразила горячего желания поскорее увидеть потенциального жениха. Елизавета решила добить австрийца.
– Я слышала, что у эрцгерцога Карла чрезмерно большая голова. Меня это… настораживает.
Брейнера аж скорчило.
– Не знаю, кто посмел говорить вашему величеству такой вздор, – вмешался де Квадра. – Внешний облик эрцгерцога Карла наилучшим образом отражает его достоинства. О таком муже можно только мечтать. Его портрет уже отправлен из Вены и скоро должен прибыть в Лондон.
– С некоторых пор, господин посол, я не доверяю портретистам. Мой отец, увидев портрет Анны Клевской кисти Гольбейна, очаровался ею настолько, что даже женился. Остальное вы знаете, – усмехнулась Елизавета.
– Художники, конечно, не боги и не всегда могут точно передать черты тех, кого они пишут. Однако портрет эрцгерцога Карла весьма достоверен. Барон это может подтвердить.
Елизавета понимала: ей нужно выиграть время. Пока император надеется увидеть ее своей невесткой, он не станет проявлять враждебность к протестантской Англии.
– Боюсь, господа, что даже самый совершенный портрет меня не убедит. Ведь жить мне не с портретом, а с тем, кто на нем изображен. Всерьез задуматься о браке я могу только в том случае, если воочию увижу претендента на мою руку и побеседую с ним на разные темы. А не мог ли эрцгерцог Карл приехать в Англию? Может, император согласится на его приезд?
– Ваше величество, – нахмурился де Квадра, – если бы у вас возникли чувства к эрцгерцогу Карлу, император охотно послал бы его в Англию. Но император ни за что не отправит Карла ради вашей, так сказать, оценки. Какому отцу захочется, чтобы его сына публично отвергли и тем самым унизили?
– Ваше величество высказали весьма необычную просьбу, – осторожно возразил Брейнер.
Елизавета и без них знала, что поставила обоих в тупик. Ей нравилось создавать трудности. Это позволит растянуть переговоры и кое-что скажет императору о ее характере. Возможно, его надежды увидеть Елизавету в невестках только возрастут.
– Эрцгерцог Карл мог бы приехать инкогнито, – легкомысленно предложила Елизавета.
– Это противоречило бы традиции и ущемляло достоинство эрцгерцога, – фыркнул де Квадра.
– Ваше величество, я достаточно хорошо знаю характер эрцгерцога Карла. – Было заметно, что Брейнер устал от бессмысленного разговора. – Он согласится приехать в Лондон не раньше, чем будет подписан брачный контракт.
– В таком случае я должна серьезно все обдумать.
На этом обещании утомительная аудиенция кончилась.
В тот же день Елизавета созвала заседание Тайного совета:
– Добрые лорды, я готова внять вашему совету и выйти замуж, но только при одном условии. Прежде чем принимать предложение того или иного кандидата, я должна вживую познакомиться с тем, кого мне прочат в мужья.
Такая стратегия позволит ей тянуть время до бесконечности. Подумав об этом, Елизавета мысленно похвалила себя за сообразительность.
– Значит, ваше величество всерьез рассматривает кандидатуру эрцгерцога Карла? – спросил обрадованный Сесил.
– Нет, Уильям. Я всерьез рассматриваю условия своего вступления в брак. Сейчас я вообще не намерена идти под венец. Однако Бог, которому все подвластно, в будущем может заставить меня передумать. Чтобы не обижать императора, я сама ему напишу и объясню ситуацию. Что же касается барона Брейнера, я буду и дальше туманить ему голову и кормить надеждами.
Вскоре ко двору прибыл шведский посланник с предложением от своего господина, принца Эрика. Мужское внимание всегда поднимало настроение Елизаветы; даже если это внимание выражалось косвенно, через дипломатические церемонии. Королеве льстило, что ее персоной заинтересовались в европейских странах. Это тоже был флирт, только иного рода. Елизавета искренне веселилась. Ей нравилась сама интрига, но еще больше нравилось, что шведский посланник приехал не с пустыми руками. Он привез подарки от Эрика, всерьез заинтересовавшегося женитьбой на Елизавете: великолепные шпалеры, горностаевую пелерину и… портрет принца. У Елизаветы вытянулось лицо. Обвисшие губы! Тонкие паучьи ноги! Однако вслух она восторгалась портретом, зная, что поблизости находится Брейнер.
