Николь
Мы оба понимаем, что если он всё узнает, это будет катастрофа. Шон – очень жестокий человек, а ещё жуткий собственник. И всё же сопротивляться этому притяжению между нами невозможно. Я готова рискнуть всем, лишь бы почувствовать вновь прикосновения любимых рук, ощутить родные губы на вкус. Я не знаю, как вышло так, что совершенно чужой мне человек, просто сосед напротив, стал мне самым близким и дорогим. Впрочем, стоит ли удивляться? День за днем муж убивал мою любовь своими изменами и жестокостью. Мне просто захотелось прекратить всё это, захотелось быть любимой. Такое простое и естественное для любой женщины желание. Этот внезапный бурный роман подарил мне надежду на то, что всё может быть иначе. И я не позволю мужу отнять её…
Ронни
– Ты уверен, что не хочешь продолжить службу? – спрашивает меня полковник Харрисон.
– Никак нет, сэр, – отвечаю я уверенно и чётко.
– Жаль, – он недовольно поджимает губы. – Стране нужны такие бравые парни, как ты сынок.
Я не знаю, что ответить ему на это. Ни то, что это неправда, ни то, что я в принципе больше не заинтересован в службе, не подходит. Остаётся только молчать с печальным видом. Впрочем, грусть моя может быть и неподдельной, если я вдруг вспомню свою последнюю командировку в Кабуле. Если вы когда-нибудь увидите молодёжь, бесцельно прожигающую свою жизнь в клубах или на тусовках, не спешите их осуждать. Вспомните, что есть ещё американские солдаты, год от года делающие вид, что их служба как-то оправдана.
– Что ж, удачи тебе на гражданке, парень, – полковник протягивает мне руку. Она на ощупь сухая и жёсткая, как и он сам. Я в последний раз смотрю в его маленькие серые глаза, потом прощаюсь и выхожу из кабинета.
Невидимый груз падает с моих плечей. Наконец-то я могу произнести вслух, что вся эта идея с армией была дерьмом собачьим, тупой попыткой доказать родителям, что что-то могу в этой жизни без их денег и влияния. Как оказалось, действительно могу кое-что, но об этом я бы предпочёл навсегда забыть.
Я выхожу на улицу под палящее солнце. Жмурюсь невольно, надеваю форменную кепку на коротко стриженную голову. Жарко. Хочется пить. Я вырос в Калифорнии, и там тоже жарко. Но здесь в Сан-Антонио зной совсем другой. Он иссушающий. Воздух напоминает жар из гриля. Я оглядываюсь по сторонам, в надежде найти какую-нибудь закусочную с рабочим кондиционером. Вижу одно место. «Хот-доги на палочке и лимонад» гласит вывеска. Я пытаюсь вспомнить, какой на вкус лимонад и во рту становится кисло. Уже делаю шаг в направлении заведения, но меня останавливает звук клаксона. Я оборачиваюсь и вижу, как в нескольких метрах от меня паркуется ярко-оранжевый джип. За рулём замечаю знакомую физиономию.
– Ронни! – кричит мне брат, выскакивая из тачки.
Меня на секунду охватывает смятение. И когда это он успел так вымахать? Будто голову моего младшего прифотошопили к телу какого-то здоровяка.
– Генри, – я обнимаю его и невольно начинаю хлопать по спине. Мы вроде бы часто созванивались, но я и не представлял, как сильно скучал по нему. – Как ты тут оказался?
– Идём, – он тянет меня к авто. – Прокачу тебя с ветерком и расскажу всё.
Мы садимся, и я с восхищением оглядываю салон, бортовой компьютер, климат контроль и датчики движения. Последний раз, когда я был в отпуске, мне ничего подобного не попадалось на глаза. Понимаю, что сейчас гражданская техника оснащена не хуже военной. Брат, заметив мой взгляд, широко улыбается.
– Нравится? Совсем новая! Выпросил у родителей, когда они обсуждали покупку дома для тебя.
– Выглядит неплохо, – киваю я, чувствуя смятение. Я ещё не успел вернуться, а родители уже начали принимать решения за меня.
– Какой ты зануда, – наигранно обижается Генри. – Из-за дома, что ли, расстроился? Он тебе понравится, я уверен!
Я с сомнением хмыкаю в ответ и отворачиваюсь к окну. Снаружи адское пекло, даже асфальт плавится, а тут прохладно. Генри ведёт и болтает беззаботно. А меня не отпускает вопрос: как он добрался сюда один? Он ведь явно провёл в пути больше суток.
– Почему ты не полетел самолётом? – спрашиваю я, прерывая его рассказ. Он меняется в лице. Становится беспокойным и хмурым.
– Я повздорил с отцом из-за колледжа, – отвечает он, не глядя на меня. – Когда я осознал, что случилось, уже гнал по сто первой трассе.
– Ясно, – говорю со вздохом. – Если устанешь, скажи. Я тебя подменю.
Он виновато улыбается и прибавляет газу.
– Значит, колледж, да? – спрашиваю я, когда мы останавливаемся передохнуть в мотеле.
– Не напоминай, – отзывается Генри, умывая лицо. – Он хочет, чтобы я всё бросил и поехал в Принстон.
У меня мурашки бегут по спине. Отец год от года вообще не меняется. Кажется, решил с Генри провернуть то же, что и со мной.
– А ты не хочешь? – спрашиваю брата.
Он выглядывает из ванной и бросает на меня многозначительный взгляд.
– Ты сам-то как считаешь? – задаёт встречный вопрос и не получив ответа добавляет: – Я хочу заниматься музыкой.
С содроганием вспоминаю, как мама истязала Генри уроками игры на фортепиано. Интересно, думала ли она тогда, что своими же руками сбивает его с истинного пути, намеченного отцом. Отчего-то мне хочется, чтобы у Генри всё получилось с музыкальной карьерой. Чтобы он стал кем-то вроде Джастина Тимберлейка или Гарри Стайлса. Тогда бы никто не посмел оспорить его успех. Даже отец.
– А ты чем планируешь заняться, брат? – обтираясь, спрашивает он.
– Понятия не имею, – признаюсь я, не глядя на брата.
Ещё в армии я не раз задавался этим вопросом. Но так и не нашёл ответа. Когда-то давно мне хотелось заниматься архитектурой, ещё я неплохо рисовал. Потом отец, как и Генри, попытался засунуть меня в колледж. После этого я перестал понимать, чего хочу и о чём мечтаю. Всё, что приходило мне в голову мгновенно обесценивалось.
– Тебе что, совсем ничего не хочется? – удивляется Генри. Я задумываюсь.
– Не знаю, – пожимаю плечами. – Может, влюбиться? Там во время службы я видел парней, у которых были подружки. Кажется, это делало их счастливыми.
– Ясно всё с тобой!
Генри смеётся и обречённо качает головой. Я же блаженно растягиваюсь на кровати. Меня внезапно переполняет предвкушение чего-то удивительного и захватывающего.
Вы когда-нибудь слышали о Кремниевой долине? Разумеется, слышали. Кто же не знает о месте, где расположены все самые развитые и высокотехнологичные компании страны? А ещё здесь живут самые богатые люди США. Не звёзды Голливуда и не спортсмены, но владельцы корпораций, бизнесмены и инвесторы. Все те, на ком держится современная экономика, кто приносит в государственную казну огромные налоги. Такие, как мой отец.
Наше с Генри детство прошло в огромном доме с идеальной зелёной лужайкой и просторным задним двором, на котором есть бассейн и спортивная площадка. Если бы вы увидели его хоть одним глазком, решили бы, что это не настоящий дом, и вас разыгрывают. Вы сказали бы: «Не бывает таких идеальных домов! Это явно какая-то декорация из фильма про типичных американцев». И были бы одновременно чертовски правы и неправы. Это место действительно было фальшиво насквозь. Заученные фразы, натянутые улыбки, пустые слова, бесполезные действия – всё, чтобы только произвести впечатление. Даже тот самый газон на самом деле был пластиковым, поскольку отец считал, что на настоящий впустую расходуется слишком много воды. Слишком много воды, нда… И это говорил человек, что мог бы выкупить все источники пресной воды на Восточном побережье за деньги, которые обычно за вечер проигрывает в покер.
Впрочем, отец есть и будет таким, ничего тут не попишешь. Удивительно не это. Что и вправду странно, так это то, что несмотря на обстановку, в которой мы росли, ни я, ни Генри не переняли от родителей этой одержимости красивой картинкой. Я не ставлю это в список собственных достижений. Было бы глупо гордиться тем, что я не такой, как мой отец. Хотя бы потому, что он миллиардер, а я просто ветеран войны в Афганистане с лёгкой контузией и без гроша за душой.
Но мы будто из другого набора «Лего», две случайно завалявшиеся фигурки. Во всяком случае, я. Насчёт брата я не уверен. У него ещё есть шанс вписаться в установленный порядок. Окончить колледж, в котором когда-то учился наш отец. Пойти работать в его компанию. Потом жениться на самой красивой девушки в офисе и сделать из неё самую красивую домохозяйку в городе. Поселиться в таком же доме с пластиковым газоном и экономить деньги на воде, имея на банковском счёте сумму с девятью нулями.
– Мистер Галлахан, – окликает меня домработница Грейс. Я вздрагиваю и выныриваю из раздумий.
– Простите, – виновато улыбаюсь. – Завис немного – последствие ранения.
Эта очаровательная дама лет пятидесяти делает сочувственное лицо. Я снова озираюсь по сторонам. Этот дом, как и обещал Генри, довольно неплох. Кажется до меня тут жила семья с маленьким ребёнком. На одном из дверных косяков еле-еле видны зашпаклёванные и закрашенные засечки роста. Я испытываю странную теплоту, глядя на них, хотя и не имею к ним отношения.
– Мне сказали, дом выбирал помощник вашего отца совместно с братом, – продолжает Грейс. – Они старались опираться на ваши вкусы. Но также предупредили, что, возможно, вы захотите заменить мебель.
Я провожу рукой по обивке дивана. Она явно пережила не одну химчистку. У этого дома богатая история. Я рад, что покупкой не занимались родители. Они бы превратили это место в стерильный бокс без памяти и надежды.
– Мне всё нравится, Грейс, – отвечаю я, оборачиваясь. – Быть может, стоит купить чехлы на мебель, чтобы удобно было стирать. А в остальном, это место идеально.
Лицо домработницы преображается от улыбки. Видимо, она ожидала, что я доставлю ей проблемы.
– Я полностью с вами согласна, – произносит она восторженно. – А ещё у вас очень хорошие соседи. Справа мистер Симмонс, а напротив Роджерсы – все очень приятные люди.
Выглядываю в окно, куда кивает Грейс, и мне вдруг кажется, что я вижу в окне тех самых Роджерсов обнажённую белокурую красотку. От удивления я не верю своим глазам. Мало ли чего не привидится с такого расстояния. Но любопытство оказывается сильнее чувства такта. Я незаметно достаю свой новенький смартфон и многократно приближаю картинку. Знаю, что следить за кем бы то ни было незаконно, а потому тут же убираю телефон в карман и задёргиваю штору, но успеваю перед этим сделать фото. Не знаю зачем. Просто вся эта ситуация кажется мне пикантной. А у меня очень давно никого не было. Скажете, что подглядывать за своей привлекательной соседкой отвратительно? Не спорю. А кто вам сказал, что я хороший человек?
– Хотите я покажу вам остальные комнаты? – спрашивает Грейс.
– Думаю, мне по силам осмотреть самостоятельно. Вы и так отлично постарались сегодня. Спасибо.
– Рада помочь, – учтиво кивает она. – Я убираю дважды в неделю. Если вам нужен человек для готовки, могу подыскать кого-то. А вообще, неподалёку есть несколько хороших ресторанов, которые работают на доставку.
– Чудно.
– Поздравляю с новосельем. Я надеюсь, жизнь в этом доме будет приятной и нескучной.
Мы обмениваемся улыбками на прощанье, и она уходит. Я ещё пару минут бесцельно брожу по дому, пытаясь делать вид, что мне действительно есть дело до того, как разложены полотенца в шкафах, и какая утварь есть в кухне. Но всё же не выдерживаю и вновь достаю телефон. Волнение, которое я испытываю, открывая то самое фото, оказывается гораздо сильнее, чем то, что я чувствую, когда смотрю на него. Да, блондинка. Да, фигуристая. Лица почти не видно, но вот отлично видно, что сзади её пялит какой-то хер. Видимо, это мистер Роджерс. Несмотря на супер-пупер камеры, обещанные производителем смартфона, фото всё равно нечёткое и в пикселях. Я уже жму значок корзины разочаровано, но что-то меня останавливает. Я просто переношу его в другую папку, чтобы скрыть от посторонних глаз.
Думаю, надежда Грейс на то, что моя жизнь здесь будет нескучной, вполне оправдана.
1.3
Стоунвиль находится всего в получасе езды от мест, где я вырос, и по внешнему виду мало чем отличается от большинства прибрежных городов. В нижней его части, ближе к океану, расположена вся инфраструктура: бары и рестораны, магазины и отели, всевозможные прокаты и сервисы для туристов. Тут всегда очень шумно, людно и много машин. Если вы такой же социопат, как я, то жить в этой части города вам будет непросто. Тем не менее дома тут продолжают строить и продавать за весьма приличную стоимость по меркам простого обывателя. За одноэтажную хибару тут вполне могут запросить семьсот кусков. А что вы хотели? Любоваться каждый день заходами солнца на берегу океана – дорогое удовольствие.
И всё же это не идёт ни в какое сравнение с верхней частью города и её роскошными особняками, возвышающимися на холмах. Я долго не решаюсь заглянуть в документы, чтобы узнать, во сколько родителям обошёлся этот дом. По правде говоря, лучше бы я не смотрел. Просто становится не по себе, когда я думаю, что на эти деньги можно было бы отстроить заново целую афганскую деревню, разрушенную бомбёжкой. Зато я могу любоваться океаном и закатами прямо с мансарды. Или отсюда же наблюдать, что происходит в домах у соседей.
Не подумайте, я не какой-нибудь извращенец. Тот случай, когда я сделал фото, был единственным. Но чужая жизнь волей-неволей становится мне доступна. Я частенько вижу чету Роджерсов, заигрывающих друг с другом у бассейна будто молодожёны. Даже странно видеть такую идиллию между супругами, которые, как я понял, вместе уже лет семь. Наверное, мне стоит найти себе девушку и успокоиться. Но просто так без всякой причины выйти из дома оказывается чертовски трудно. Порой я завидую мистеру Симмонсу, что каждый день вынужден выгуливать своего корги. Ему уже где-то под семьдесят. Он худой, как щепка, и много курит. При ходьбе его часто мучает одышка. Но у него есть, как минимум, одна весомая причина спуститься с холма и пойти на пляж.
– Как дела, сынок? – бросает он мне улыбаясь.
Я осознаю, что стою у живой изгороди, разделяющей наши придомовые площадки, и пялюсь на его собаку.
«Господин судья, попрошу зачесть, что обвиняемому без разницы, на что именно пялиться… Нда».
– Отлично, сэр! – рапортую я, инстинктивно выпрямляя спину. – Спасибо, что спросили.
– Ты ведь недавно переехал сюда? – спрашивает Симмонс задумчиво.
– Так точно, сэр, – отвечаю я. Хочу выглядеть доброжелательно, но как-то не выходит.
– Что ж, надеюсь тебе здесь понравится, – улыбается он и кивает на прощанье. – Если в покер играешь, заходи как-нибудь, у меня есть отличных шотландский виски.
– Благодарю, сэр. Простите…
– Да? – Симмонс оборачивается и с интересом смотрит на меня. Седые жёлтые усы ходят ходуном.
– Вы знаете соседей через дорогу? – спрашиваю я осторожно.
– Шона и Николь? – уточняет он.
Я, припоминая имена четы Роджерс, киваю.
– Не хочу показаться сплетником, но Шон не самый приятный человек, – отвечает мистер Симмонс, отведя взгляд. – Что до Николь, то она мне по нраву. Мы с ней часто ходим на пляж вместе. Надеюсь, она скоро вернётся.
– Вернётся? – повторяю я, совершенно сбитый с толку. Готов поклясться, что видел миссис Роджерс со своей мансарды четверть часа тому назад. Симмонс делает пару шагов мне навстречу и понижает голос до шёпота.
– Неделю назад Николь неудачно упала с лестницы и попала в больницу. Слышал, что у неё сотрясение и множественные переломы рёбер. Тебе когда-нибудь доводилось падать с лестницы, сынок?
– Никак нет, сэр, – отвечаю я, чувствуя, как всё леденеет внутри. – Но в школе я учился с одним парнем, чьи родители крепко выпивали. Он часто «падал с лестницы», потому всё время ходил в синяках.
Мистер Симмонс прищуривается и кивает мне, как бы сигнализируя, что мы верно поняли друг друга. Впервые с момента моего возвращения на гражданку я ощущаю знакомое чувство опасности. Опасности грозящей не мне, а кому-то ещё. Нет никаких сомнений, что Шон Роджерс изменяет своей жене. Он, судя по всему, ещё и избивает её. В ярости сжимаю кулаки. Я думал, что зло осталось там вдалеке где-то на Ближнем Востоке. Но оно прямо тут, живёт у меня под боком.
Я возвращаюсь домой и до самого вечера не могу найти себе покоя. Ночью мне кое-как удаётся заснуть. Однако стоит рассвету забрезжить на горизонте, я просыпаюсь, будто по команде. Мне приходит в голову, что пока миссис Роджерс нет, я могу, по крайней мере, снять компромат на её мужа. Возможно, эти материалы будут ей полезны во время бракоразводного процесса.
Используя свои навыки, я подбираю наиболее удачные позиции. Такие, с которых смогу вести наблюдение и оставаться при этом незамеченным. По венам вместе с адреналином растекается предвкушение. Я жду появления в поле зрения яркой блондинки и Шона Роджерса. Даже подумываю, а не заказать ли мне специальное оборудование для слежки. Хотя нет, это слишком рискованно. Лучше отправиться в специализированные магазины и за наличные купить всё, что нужно.
Я отвлекаюсь на звонок Генри, а когда возвращаюсь на одну из позиций, замечаю оживление в доме. Однако вместо пёстрой блондинки я вижу приятную смуглую брюнетку. Она носит на голове небольшую вязаную шапочку, из-под которой время от времени выставляется повязка. А ещё ей очень трудно садиться и вставать.
– А вот и миссис Роджерс, – говорю я сам себе. Сердцебиение ускоряется.
Я вижу в доме Грейс. Она всячески пытается помочь хозяйке. Однако мистер Роджерс, по всей видимости, не в восторге от этой помощи. Решаю пока понаблюдать…
Спустя несколько дней чета Роджерс оказываются у меня на пороге. Я смотрю на них поочерёдно и пытаюсь понять что происходит. Шон Роджерс вблизи оказывается низкорослым и коренастым. Его прямые длинные волосы напоминают паучьи лапы вокруг огромной головы. И смотрит он как паук, также хищно. Миссис Роджерс же… Чёрт. Её глаза цвета чёрной вишни излучают тёплый свет. Она просто самая удивительная женщина, которую я когда-либо встречал. Если её муж – паук, то она нежная хрупкая бабочка. Вроде той, что является символом Миссисипи.
– Здравствуйте, Ронни, – произносит она, улыбаясь и протягивая мне тыквенный пирог. – Мы пришли поздравить вас с новосельем. Надеюсь, вам понравится здесь.
– Спасибо, – отвечаю смущённо, принимая внезапный подарок. – По правде говоря, я не думал, что кто-то в курсе, что я переехал сюда.
– Мы заметили, – отвечает Шон, глядя мне в глаза. – Я всегда всё замечаю.
Я осознаю, что это не просто слова. Это предупреждение. Моя слежка не осталась незамеченной. Теперь он знает обо мне. И своим визитом он сообщает мне об этом.
Николь
– Миссис Роджерс! – голос домработницы звучит будто сквозь толщу воды.
– Да? – я оглядываюсь на неё, удивлённо вскинув брови. Кажется, она только что спросила меня о чём-то, но я всё прослушала.
– Я говорила, что могу сопроводить вас в город, если нужно, – терпеливо произносит Грейс.
– Муж запретил мне выходить из дома, – отвечаю я и замечаю недоумение в глазах женщины. Приходится пояснить. – Он беспокоится, что со мной опять что-нибудь может случиться.
Грейс смиренно вздыхает и кивает. Мне она нравится, очень приятная и обходительная. Напоминает чем-то тетю Люсиль. Как же давно я не видела её или кого-то ещё из родни.
– Тогда, может быть, купить вам чего-то? – спрашивает она.
– Благодарю вас, но если мне что-нибудь понадобиться, я закажу доставку.
– Ладно, тогда желаю вам поскорее поправиться, – улыбается Грейс.
На душе становится теплее. Даже хочется задержать её чуть подольше, чтобы получить ещё немного её тепла. Но я знаю, что Шона не обрадуют экстра расходы на уборку. Несмотря на своё огромное состояние, он жуткий скряга.
Лет десять назад меня называли «Золушкой из Сан-Диего». Ещё бы, какая-то простушка появилась из неоткуда и охмурила одного из самых перспективных женихов Стоунвиля. Шон с самого начала выделялся из местной тусовки. Его ровесники были при деньгах потому, что являлись отпрысками богатых родителей. Шон же, без чьей-либо протекции, уже тогда стажировался в престижной адвокатской компании, и был вхож в самые высокие круги. Такие наивные дурочки, как я, ошибочно полагали, что раз он не принадлежит касте богачей, то с ним проще будет построить семейную жизнь. Вроде как, снобизм свойственен лишь людям с родословной. Никто из нас не в силах был понять довольно очевидную вещь: если он в таком возрасте самостоятельно преуспел в Кремниевой долине, то он действительно страшный человек.
Я поднимаю глаза на часы. Прикидываю сколько времени осталось до возвращения мужа. Размышляю, что бы надеть. Шону не нравится, когда я встречаю его в чём попало. Он говорит, раз уж моя единственная работа – быть его женой, я должна стараться, как следует. Работа эта, к слову, весьма неблагодарная. Шон и вправду страшный и очень жестокий, особенно когда злится. Порой, когда у меня не получается дать всё, чего ему хочется, Шон пускает в ход кулаки. А в сказке про Золушку такого не было, правда?
Впрочем, даже если бы я знала, что меня ждёт после свадьбы, это едва ли остановило бы меня. Я ведь считала себя настоящей «охотницей за сокровищами». Моя семья была настолько бедна, что я готова была на что угодно, лишь бы выбраться из нищеты. Знаете, когда вы именно так формулируете свои желания, жизнь в конечном итоге заставляет вас сделать это самое «что угодно».
Тяжело вздыхаю и ощущаю боль в сломанных рёбрах. Поначалу Шон требовал от меня, чтобы я завоевала расположение всех его друзей и коллег. А теперь делает мне больно за то, что я слишком любезна с ними. Я не удивляюсь этому и не злюсь. Мне прекрасно известно, как он думает. Потому это был просчёт с моей стороны. В следующий раз мне стоит быть умнее. Глупые не выживают в мире Шона Роджерса. История его первых отношений это подтверждает.
Его бывшая девушка погибла. По официальной версии она умерла от передозировки. Но некоторые из друзей Шона намекают, что она сама её себе устроила. Вероятно, не выдержала его жестокости и равнодушия. Жизнь с ним может быть праздником до тех пор, пока он хочет тебя. Но как только секс с тобой перестаёт для него быть особенным, он превращается в настоящего демона.
Мы встречались с ним несколько месяцев перед тем, как поженились. Я старательно отыгрывала бедную овечку, но чуть более обеспеченную, чем есть на самом деле. Мне было важно, чтобы Шон от брезгливости не перестал меня хотеть. На аренду платья для свидания, мне собирали всем кварталом. Моё нищее братство верило, что я их не забуду, когда выйду замуж за богача. Они, как и я, не понимали, что богатое замужество не делает нищую девушку богатой, оно превращает её в рабыню.
Я больше не принадлежу себе. Моё тело – собственность моего супруга. От моей души практически ничего не осталось. У меня нет друзей – он не разрешает их иметь. Мои родственники не общаются со мной – им трудно поверить, что живя в доме стоимостью в миллионы долларов, я получаю на расходы доллар в день, да и тот даётся скорее, чтобы унизить меня. Каждый день мне приходится отчитываться перед мужем, как я потратила свой доллар. Обычно я отвечаю, что отдала его бездомному или Грейс в качестве чаевых. Иногда показываю ему обёртки от шоколадных батончиков, которые подбираю на улице.
На самом же деле каждая купюра отправляется в мой тайник – урну с маминым прахом. Это единственная вещь в нашем доме, которая не принадлежит Шону, и к которой он не решается прикоснуться. Под съёмной ёмкостью есть небольшая полость, где лежат свёрнутые в тугие трубочки купюры. Когда-то мама обещала защитить меня от всех бед. Теперь она хранит мою надежду.
Когда-нибудь я накоплю достаточно денег и сбегу от Шона Роджерса. А пока мне нужно выбрать красивое платье, чтобы встретить его.