Элина Гареева
Нижинский. Великий русский Гений. Книга I

Последний год беззаботного детства, перед уходом отца из семьи – сезон 1896/1897. Москва и Новая Деревня (Санкт-Петербург)

После того, как Томаш, с большим негодованием, был вынужден отказаться от выгодного и престижного контракта в Париже из-за своих детей, семья Нижинских осталась на лето 1896 года в Вильно у сестёр Элеоноры. А осенью, семья переехала в Москву, где отец подписал контракт с кафешантаном «Театр Омона» на зимний сезон. Нижинские жили в дорогой гостинице в центре Москвы. Томаш зарабатывал больше тысячи рублей в месяц и мать решила больше не работать в театре, а полностью посвятить себя воспитанию детей. Элеонора старалась экономить, чтобы отложить денег на будущее детей, но это не удавалось, так как Томаш любил ходить в рестораны с компанией художников, писателей, артистов, музыкантов и нередко платил за всех, хотя сам он почти не пил.

В Москве дети никогда не скучали и были всегда чем-то заняты. Гостиницу, в которой они жили, окружали высокие дома с огромными дворами. Вацлав сразу обследовал все эти дворы и завёл немало друзей. Некоторые дети были из артистических семей и приходили в гости к Вацлаву, Броне и Стасику. Этой же зимой, к ним домой приходил учитель и все дети Нижинских учились чтению, письму и арифметике. Ещё Вацлав увлёкся переводными картинками, которые давали в канцелярском магазине, как бонус. Он собрал большую коллекцию и стал настоящим экспертом в этой области.

Афиша Театра Омона. Балет «Мексиканка», сочинение балетмейстера Ф.Л. Нижинского. Оригинальная музыка. Прима-балерина г-жа Гузикевич, 1-й танцовщик Ф.Л. Нижинский. 28 декабря 1896 года, Москва, Газетный переулок

Когда весной 1897 года, у Томаша закончился контракт с Театром Омона, он собрал небольшую труппу, в которую входила и его партнёрша – балерина Бронислава Гузикевич – крёстная Вацлава и Брони, и уехал в Финляндию на короткий сезон, а Элеонора с детьми осталась в Москве. Это был первый раз, когда семья оказалась разлучена с отцом. Мать была очень расстроена. После отъезда отца, дети тоже притихли, особенно Вацлав, который перестал шалить и начал прилежно заниматься с учителем. Как будто все предчувствовали, надвигающуюся на их семью катастрофу. Именно в этой поездке, Томаш познакомился с танцовщицей Варварой Румянцевой, которая стала не только артисткой его труппы, но и его любовницей.

Летом 1897 года Томаша и Элеонору Нижинских вместе пригласили в Санкт-Петербург танцевать в открытом театре сада «Аркадия» в Новой Деревне. А также в театре «Ливадия» и «Кинь-Грусть». Ранее они уже работали в этих театрах, а дети приехали в Санкт-Петербург впервые. Сразу после приезда в Петербург, Элеонора попыталась подать заявления на Стасика и Вацлава в Императорское Театральное Училище. Она была очень огорчена холодным приёмом. Элеонора не смогла встретиться ни с одним официальным лицом, ей просто сказали, что прежде всего дети должны пойти в обычную русскую школу и научиться хорошо читать и писать по-русски. А Вацлав, в любом случае, ещё слишком маленький – ему всего восемь лет.

В Новой Деревне семья Нижинских жила на небольшой двухэтажной даче с собственным садом, рядом с театром «Аркадия». За детьми смотрела няня Клавдия, молодая, добрая женщина. Детям легко удалось уговорить свою новую няню ничего не рассказывать родителям о проделках Вацлава, которых в то лето было особенно много.

Недалеко, в огромном трёхэтажном доме, жили несколько семей цыган. Это был популярный в Петербурге цыганских хор, а также артисты и танцоры. Оттуда доносилось цыганское пение, и Вацлав стал кругами ходить вокруг их дома. Он восторженно рассказывал сестре о красивых вороных лошадях, которых видел в конюшнях. Вацлав очень быстро подружился с цыганскими мальчишками, которые были немного старше его и ещё более озорными.

Мать была очень недовольна дружбой Вацлава с цыганами и запрещала ему дружить с ними. Няня упрекала его: «Вася, почему ты играешь с цыганами, когда знаешь, что твоя мать рассердится и накажет тебя?» Вацлав умолял: «Няня, они так хорошо поют. Я не делаю ничего плохого, тихо сижу и слушаю их песни. У них такие замечательные лошади, гладкие, как атлас. Лошади такие ласковые и позволяют мне их гладить».

У цыган Вацлав познакомился с птицеловом и был очарован миром птиц. Он тратил все свои сбережения на маленьких птичек, которых приносил домой в маленьких клеточках. Птички всегда улетали, Вацлав горевал, но тут же приносил новую.

В саду Вацлав практиковался в акробатических трюках. Каждый раз он придумывал новые. Он забирался на самые высокие деревья и перебирался с одного на другое по ветвям. В саду были высокие качели на деревянных столбах, Вацлав взлетал на максимальную высоту и переворачивался в воздухе, держась за верёвки и застывая на мгновенье в самой высокой точке. Каждый раз, когда Вацлав оказывался в воздухе: на деревьях, качелях или крыше дома – на его лице появлялось восторженное выражение. Он испытывал настоящее наслаждение, когда ощущал своё тело высоко над землёй. Вацлав вылезал из чердачного окна на покатую крышу, подходил к самому краю, становился на одну ногу и вытягивал руки, распростёртые, как крылья, готовый взлететь. Если Броня и другие зрители, выражали свой испуг, то подталкивали этим Вацлава к ещё более возмутительным трюкам. Удивительно, что в то лето с ним не случилось никакого несчастья.

Однажды, во время трюков на крыше, Вацлав увидел родителей, идущих к дому. В панике, потому что его не раз наказывали за опасную гимнастику, не колеблясь ни секунды, он спрыгнул с крыши второго этажа дома на кучу песка. Сестра была уверена, что Вацлав разбился насмерть. А он всего на секунду присел на колени и тут же выпрямился, белый, как полотно. Дети пошли навстречу родителям, а Вацлав шептал: «Броня, веди себя тихо. Со мной всё в порядке, мне совсем не больно. Ничего не говори маме. Если ты не будешь плакать, она никогда не узнает. Я отдам тебе всех своих деревянных лошадок!».

Но это было не последнее приключение Вацлава в Новой Деревне этим летом. Не желая отставать от цыганских мальчишек, когда они отправлялись на рыбалку, он тоже возился с удочками и леской. Река была недалеко и называлась Чёрная речка. В то время, никто из детей Нижинских не умел плавать и они на осмеливались купаться в ней. Однако Вацлав мечтал покататься по реке в лодке, а если уж он что-то задумал, то обязательно находил способ исполнить это. Его не испугало ни зловещее название реки, ни она сама, напротив, Вацлав был взволнован и очарован ею.

Однажды, когда родители должны были прийти поздно, Вацлав исчез. Он не пришёл домой на обед. Няня отправилась в дом цыган, но младшие дети сказали, что понятия не имеют, где может быть Вацлав. Броня со Стасиком бросились искать Вацлава на берегу реки, но и там его не нашли. Но лодочник рассказал им, что большие цыганские мальчики взяли у него лодку и с ними был маленький русский мальчик. Испуганные дети побежали домой, но никому ничего не сказали, а стали молиться, чтобы Вацлав не утонул и вернулся домой раньше родителей.

Когда родители вернулись, Броне и Стасику всё же пришлось рассказать им, что Вацлава нет дома, потому что он плавает по реке в лодке с цыганами. Мать была в отчаянии: если мальчики будут играть в лодке, они могут перевернуть её, но Ваца не умеет плавать!

Начало темнеть, Броня вышла на дорогу и увидела вдалеке Вацлава. Забыв обо всём, она побежала ему навстречу. Вацлав спросил: «Броня, как мама? Папа дома? Что они сделают со мной за это?». «Ваца, это ужасно, мама плачет, она думает, что ты утонул. Тебе не стыдно? Папа дома и он очень зол? Почему ты так поздно вернулся?». «Броня, но ведь я не мог выпрыгнуть из лодки. Пожалуйста, пойди и скажи маме и папе, что я больше так не буду. Я так боюсь». «Ваца, пойдём вместе, может быть они будут так счастливы, что ты жив, и не накажут тебя». «Броня, ещё я взял рубль их комода, чтобы покататься на лодке».

Когда дети пришли домой, маленький восьмилетний Вацлав выглядел жалким и подавленным. Он упал на колени, и рыдая навзрыд, стал умолять родителей простить его: «Я больше никогда не буду таким плохим!». Отец оттолкнул его: «Убирайся с моих глаз, умойся и ложись спать. Я разберусь с тобой завтра утром!». Родители торопились на вечернее представление.

Утром отец хотел выпороть Вацлава, но не приведя приговор в исполнение, велел сыну собираться: «Пойдём купаться в Большой Невке». Когда они пришли в купальни, Томаш велел Вацлаву залезть в воду и показал ему, как плавать, сам он был отличным пловцом. Но для маленького мальчика, купальня была слишком глубокой. Вацлав не смог заставить себя прыгнуть в воду: «Папа, я утону, здесь очень глубоко». Тогда отец схватил сына и бросил в воду с криком: «Плыви!»

Какие чувства испытал Вацлав и как, чуть не утонул, когда оказался под водой, он описал в своём Дневнике, много лет спустя. Я уже приводила эту цитату в главе о Томаше Нижинском. На всю жизнь Вацлав запомнил этот урок отца и не в коем случае не хотел так же поступать со своей маленькой дочкой.

Тем не менее Вацлав оказался хорошим учеником, он не только выплыл и выжил, но и научился плавать с первого раза. Этим летом они много плавали не только в Неве, но и в Финском заливе в Сестрорецке.

Иногда по вечерам, этим летом, родители водили детей в театр. Им нравилось, перед началом спектакля, гулять по освещённым дорожкам сада «Аркадия» под музыку военного оркестра и разглядывать нарядно одетых людей. Особенно они любили короткие балеты и дивертисменты на сцене под открытым небом. Любимым спектаклем детей был юмористический балет «Запорожская чаровница», поставленный их отцом по книге Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Дети смеялись весь спектакль и громко аплодировали своему отцу, великолепно исполнявшему украинские танцы, особенно гопак. Он прыгал так высоко, что его каракулевая папаха исчезала за фризом декораций, а затем камнем падал вниз, приземляясь в шпагате и тут же снова вскакивал, и выполнял много других эффектных трюков, вызывая бурные аплодисменты зрителей. Томаш обучался классическому балету, но именно в характерных танцах раскрывался его талант. Он создал много новых па и ему подражали многие известные российские танцовщики. Элеонора же в характерных танцах демонстрировала дух своих польских предков, а в классическом балете многое взяла из итальянской школы. Но, в то лето 1897 года, в театре сада «Аркадия» в Новой Деревне, Томаш и Элеонора танцевали вместе последний раз. И дети больше никогда не увидят своего отца Томаша Нижинского, выступающим на сцене, хотя впереди у него ещё будет многолетняя, очень успешная карьера танцовщика и балетмейстера, которую он начнёт, избавившись от тяжёлой обузы, которой были для него трое его собственных детей и уже немолодая сорокалетняя жена.

Увеселительный сад «Аркадия» в Санкт-Петербурге. В настоящее время на этом месте – станция метро «Чёрная речка»

Лето закончилось, а вместе с ним и беззаботное, счастливое детство Вацлава, Брони и Стасика Нижинских. Пришло время переезжать из Новой Деревни, и Элеонора начала подыскивать квартиру ближе к центру Петербурга. Томаш же подписал контракт с московским театром и не собирался жить со своей семьёй, так как уезжал в Москву со своей любовницей Варварой Румянцевой.

После возвращения весной из Финляндии, танцовщица Румянцева стала артисткой труппы Томаша и всё лето участвовала в спектаклях, и жила тоже в Новой Деревне недалеко от его семьи. Летом, всё свободное время, Томаш проводил с ней. Мать и отец никогда не выясняли личные отношения открыто, но дети прекрасно знали, что в их семье происходят трагические перемены.

Каждый день Элеонора уходила с мужем на репетицию, но возвращалась к ужину одна, а затем шла на вечернее выступление. Дети видели отца всё реже и реже, так как он приходил домой поздно ночью. Иногда, лёжа без сна, они слышали тихий, дрожащий, измученный голос матери и напряжённый голос отца. Горе матери разрывало их детские сердца. Дети уже знали, что какая-то ужасная женщина украла их отца и увозит его, и что он бросает жену и своих детей.

Броня обожала своего отца и не могла представить себе жизни без него. И хотя она сострадала горю своей матери, но и не обвиняла отца ни в чём, так как оба родителя были ей одинаково дороги. Стасик горевал молча и был необычно тих. Вацлав же отреагировал по-другому. В то лето его поведение было особенно бурным. Его безрассудные выходки и непослушание были попытками унять глубокие страдания из-за предательства отца. Горе любимой матери причиняло Вацлаву такую боль, что он не сдерживался в высказываниях, принимая её сторону, что усугубляло и без того напряжённую ситуацию в семье. Мать велела ему не вмешиваться, и поэтому в те последние летние дни на даче, Вацлав просто избегал отца и старался не смотреть в его сторону. Казалось, что он хочет выбросить отца из своего сердца навсегда.

Томаш Нижинский и Варвара Румянцева (Пелози). Харьков. Начало 1900-х годов. Публикуется впервые

Но предательство отца было не единственной бедой. Оказалось, что няня Клавдия, уже давно плохо себя чувствовала, но скрывала своё недомогание. Через некоторое время Стасик и Броня тоже заболели. Вызванный доктор обнаружил, что у Клавдии запущенная форма брюшного тифа и её немедленно увезли в больницу, где через три дня она умерла. Для детей, смерть их доброй няни, стала большой трагедией, так как они успели очень полюбить её и она должна была ехать с ними в Петербург в новую квартиру.

Броня и Стасик заразились от няни, у них была высокая температура и им не разрешали вставать с кровати. Бронислава описывает, что несмотря, что ей было всего шесть лет, те ужасные дни были одной из самых тяжёлых душевных катастроф в её жизни. Когда она лежала с высокой температурой, у неё болела каждая частичка её тела, она не могла спать и при этом она слышала прощальные разговоры отца и матери.

Броня не запомнила их переезд в новую квартиру и отъезд отца. Он уехал, и даже смертельная болезнь двоих его детей, не остановила его. Шесть недель мать не отходила от постелей Брони и Стасика, и боролось за их жизни. Трудно представить, что Элеоноре пришлось пережить в это время. Предательство любимого мужа, двое детей при смерти и в этом горе она совсем одна, ни родственников рядом, ни близких друзей. Ради детей, ей пришлось начать новую жизнь в незнакомом городе – в Санкт-Петербурге, столице России.

Вацлав Нижинский – человек, который никогда не имел собственного дома

Вацлав Нижинский – человек, который никогда не имел собственного дома, но всю жизнь страстно хотел его иметь. Детство его прошло в бесконечных переездах с семьёй с места на место, город сменял город, как калейдоскоп менялись временные прибежища: постоялые дворы, съёмные дома, квартиры, дачи.

Когда Томаш бросил семью и уехал с любовницей в Москву, Элеонора с детьми в сентябре 1897 года поселилась в Санкт-Петербурге по адресу: Моховая улица, дом 20, квартира 9. В этой квартире Нижинские проживут почти семь лет, до мая 1904 года. То есть Вацлав с восьми своих лет до пятнадцати. Это самый долгий срок в одном доме в его жизни. Дальше семья будет менять квартиры в Петербурге каждый год. А после 1911 года Вацлав уже никогда не сможет вернуться в Россию и начнутся его бесконечные скитания по отелям всего мира. Ещё будет дом тёщи в Будапеште во время первой и второй мировых войн и полгода жизни в поезде, во время американских гастролей. Только в 1917 году, вместе с женой Ромолой, они снимут дом в Санкт-Морице (Швейцария). Но только полтора года, а дальше – болезнь и долгие периоды в швейцарских санаториях и временное жильё в Париже, Вене, Лондоне. Незадолго до смерти Вацлав вздыхал: «Как цыгане!». Его мечта о собственном доме для своей семьи и собственном театре так и не сбылась…

Санкт-Петербург, улица Моховая, дом 20. Левая арка – вход во двор, правая – вход в главную парадную. Современный вид. Фото автора

Фото автора

Улица Моховая, 20. Вид дома после войны, до реставрации в середине XX века

Дом 20 по Моховой улице, где прошла большая часть детства Вацлава, достоин того, чтобы познакомиться с ним поближе. Особняк А. Р. Ламздорф постройки 1852 года, доходный дом. Квартира 9 была большой и светлой, несмотря на то, что находилась во дворовом корпусе дома. К сожалению этот внутренний корпус не сохранился, видимо был разрушен во время войны, и на его месте в 1960-е годы был построен новый дом, который можно увидеть сегодня. Согласно поэтажному плану дома 20 по Моховой улице от 1901 года (ЦГИА СПб. Фонд 513. Опись 102. Дело 4264), квартира 9 находилась на третьем этаже и примыкала к глухой стене соседнего дома. Одни окна выходила на задний двор, а другие во внутренний главный двор.

Вот как Бронислава Нижинская описывает этот дом в своих воспоминаниях: «Мы жили на Моховой улице, 20. Дом был большой в четыре этажа. На каждом этаже была одна главная квартира, занимавшая три четверти площади, и одна дополнительная небольшая квартира, похожая на нашу, квартиру 9, с тремя комнатами и кухней. Дом был построен вокруг трёх сторон огромного внутреннего двора, а с четвёртой стороны возвышалась огромная стена без окон соседнего пятиэтажного дома. Во дворе, который был вымощен булыжником и имел деревянную дорожку от нашего входа до ворот, не было ни деревьев, ни кустарников. Весь двор был выкрашен меловой жёлтой краской, что придавало ему яркий и весёлый вид в любую погоду. Мы жили на третьем этаже. Первый этаж занимал магазин, в котором арендовались и продавались вертикальные и концертные рояли. На втором этаже жила старая графиня Перовская, а на третьем генерал Кохановский. В доме были глубокие подвалы, где хранились дрова на зиму, а над четвёртым этажом был высокий чердак, где сушилось бельё жильцов. Вскоре Ваца тщательно обследовал весь дом, подвалы и чердак, где он нашёл маленькое окошко, через которое он мог вылезти на крышу. Когда он играл со своим чёрным литым резиновым мячом во дворе, он всегда забрасывал мяч на крышу, затем поднимался на чердак, вылезал через окно и забирал мяч с самого края крыши».

Современный вид двора, в котором играл маленький Вацлав Нижинский. В глубине двора виден внутренний корпус более поздней постройки. Фото автора

Современный вид дома со двора. Справа над аркой окно, которое когда-то в детстве разбил своим мячом Вацлав Нижинский. А под аркой – место, где Вацлав любил играть со своим маленьким литым мячом, которым бил по стенам и потолку подворотни. Фото автора

Однажды Вацлав, играя со своим мячом, разбил огромное зеркальное окно графини Перовской, которое простиралось над широкой аркой подворотни. Матери пришлось заплатить 25 рублей (огромные деньги в то время).

Любимым развлечением детей Нижинских было наблюдать из окна гостиной жизнь заднего двора, где находились конюшни и каретные сараи графини и генерала. То, как запрягают красивых лошадей (Вацлав их обожал) и как одевается кучер – было настоящим зрелищем. «Наконец карета отъезжала и мы бежали на другую сторону квартиры, чтобы увидеть, как она въезжает в большой двор. Мы слушали цоканье подков по булыжнику, а когда карета выезжала через ворота на улицу, стук копыт затихал. Ворота нашего дома были широкими и длинными, они тянулись, как изогнутый туннель, через переднее крыло дома со двора на улицу. Двери тяжёлых дубовых ворот запирались на ночь дворником и мы чувствовали себя в безопасности, как в крепости. Под аркой в деревянном ящике был установлен электродвигатель и все лестничные клетки нашего дома освещались электричеством».

Дом был дорогой и за свою трёхкомнатную квартиру во дворовом корпусе, семья Нижинских платила сорок рублей в месяц. Первое время, Томаш как и обещал, присылал семье по двести рублей в месяц. Это были большие деньги и хватало на безбедную жизнь, у них даже была прислуга – девушка-полька, которая спала за занавеской на кухне. Но постепенно помощь отца становилась всё скуднее и не регулярнее. Семья начала бедствовать. Элеонора выживала сама как могла. Прислугу уволила. Начала сдавать комнаты в аренду. Сама спала на кухне. Подрабатывала уроками танцев. Но через семь лет семье всё таки пришлось снять другую, очень дешёвую квартиру, так как платить за эту больше не было возможности.

Когда в 1902 году графиня Перовская умерла, в этом доме состоялись её торжественные похороны. Главный вход в дом с улицы, ступени лестницы и тротуар были покрыты широким красным ковром. В каретах подъезжали представители самых знатных семей. Среди них был Великий князь Владимир Александрович, брат царя Александра III.

Современный вид главной парадной. Улица Моховая, дом 20. Фото автора

Семья Нижинских с большой печалью рассталась с этим своим первым постоянным домом (для Вацлава, как оказалось и последним). У Вацлава была ещё одна привязанность к дому на Моховой – его первая любовь – девочка по имени Лиза, которая жила этажом ниже.

Улица Моховая. Пересечение с улицей Пестеля. Дом 20 – второй по правой стороне. Современный вид. Фото автора