Элиас Лённрот
Калевала

Полная версия

Руна пятая

Вяйнямёйнен идет к морю, чтобы поймать сестру Ёукахайнена, и ловит ее, превратившуюся в рыбу, на удочку (1–58). – Он пытается разрезать ее на куски, но рыба выскользает из рук в море и объясняет, кто она такая (59–133). – Напрасно старается Вяйнямёйнен словами и сетями поймать рыбу снова (134–163). – Огорченный, возвращается он домой и получает от своей матери совет идти свататься за дочь Похъёлы (164–241)

 
     Вот домой доходят вести,
Вот дошел рассказ печальный
О погибели девицы,
О кончине юной девы.
⁵ Старый, верный Вяйнямёйнен,
Все узнавши, стал унылым,
Плакал вечер, плакал утро,
Ночи целые проплакал
О красавице погибшей,
¹⁰ О девице, утонувшей
В волнах вод широкошумных,
В темноте морей глубоких.
     Вот со вздохами, с заботой,
Он пошел с тяжелым сердцем
¹⁵ К морю синему на берег,
Говорит слова такие:
«Спящий Унтамо, скажи мне,
Сны свои открой, ленивец:
Где живут родные Ахто,
²⁰ Девы; Велламо таятся?»
     Спящий Унтамо ответил,
Сны свои открыл ленивец:
«Вот родные где у Ахто,
Девы Велламо таятся:
²⁵ На мысочке, скрытом мглою,
На туманном островочке,
В темноте морей глубоких,
В тине илистой и черной.
     Там живут родные Ахто,
³⁰ Девы Велламо таятся,
Там сидят в каморке узкой
Посреди избушки тесной,
Под скалою полосатой
И под выступом утеса».
³⁵      Вышел старый Вяйнямёйнен,
Стал на лодочную пристань,
Взял он удочку тихонько,
Осмотрел он тихо лески,
Положил в мешок крючочки
⁴⁰ И уду в карман запрятал.
Вот грести он сильно начал,
Лодку к острову направил,
На мысок туманный вышел,
Мглою скрытый островочек.
⁴⁵      Приготовился к уженью,
Леску длинную расправил,
Повернул уду рукою.
Вот крючок закинул в воду,
Стал удить, таща за леску:
⁵⁰ Медь удилища дрожала,
Серебро шуршало в леске,
И в шнурке шумело злато.
     Рассветать на небе стало,
Зорька утренняя вышла,
⁵⁵ За крючок схватилась рыбка,
За крючок железный – семга.
Тащит он ту семгу в лодку
И на дно кладет тихонько.
     Пристально глядит на рыбку,
⁶⁰ Говорит слова такие:
«Удивительная рыбка!
Никогда таких не видел,
Сиг столь гладким не бывает,
Не пестреет так пеструшка,
⁶⁵ Щука – та не столь седая,
Чешуи у самки меньше,
У самца ж ее побольше.
Девушки повязки носят,
А русалки носят пояс,
⁷⁰ А у курочки есть уши;
Эта ж рыба – точно семга,
Точно окунь вод глубоких».
     Был на поясе у старца
Нож в серебряной оправе.
⁷⁵ Нож он с пояса снимает,
Вынул нож из светлых ножен,
Распластать он хочет рыбку
И разрезать эту семгу,
Из нее чтоб сделать завтрак,
⁸⁰ Закусить пораньше ею,
На обед себе сготовить
И оставить часть на ужин.
     Вот пластать он хочет рыбку
И брюшко пороть ей начал:
⁸⁵ Вдруг из рук скользнула семга,
В море бросилася рыбка,
С края лодки красноватой,
Из ладьи широкой Вяйнё.
     Подняла из волн головку,
⁹⁰ Правым боком показалась
На волне морской, на пятой,
При шестом станке у сети.
Правой ручкой потянулась
И сверкнула левой ножкой
⁹⁵ На седьмой полоске моря,
На валу зыбей девятом.
     Говорит слова такие
И такие речи молвит:
«Ой ты, старый Вяйнямёйнен!
¹⁰⁰ Не затем я вышла в море,
Чтоб меня, как семгу, резал,
Чтоб распластывал, как рыбку,
Из меня готовил завтрак,
Закусил пораньше мною,
¹⁰⁵ На обед себе сготовил
И оставил часть на ужин».
     Молвил старый Вяйнямёйнен:
«Так зачем ты вышла в море?» —
«Для того я вышла в море,
¹¹⁰ Чтобы курочкой спокойной
На руках твоих садиться,
Быть всю жизнь твоей женою,
Чтоб тебе постель готовить,
На постель взбивать подушку,
¹¹⁵ Убирать твое жилище,
Подметать полы в покоях;
Чтоб дрова носить в избушку,
Раздувать большое пламя,
Печь тебе большие хлебы
¹²⁰ Да медовые лепешки,
Подносить и кружку пива,
Угощать тебя чем хочешь.
     Я совсем не семга моря
И не окунь вод глубоких:
¹²⁵ Я девица молодая,
Ёукахайнена сестрица;
Ты меня искал так долго
И желал в теченье жизни.
     Ох, старик ты неумелый,
¹³⁰ Вяйнямёйнен безрассудный!
Не сумел меня поймать ты,
Деву Велламо, русалку,
Дочь единственную Ахто».
     Молвил старый Вяйнямёйнен,
¹³⁵ Молвил грустный и унылый:
«Ёукахайнена сестра ты?
О, вернись ко мне скорее!»
     Не придет она обратно
Никогда в теченье жизни.
¹⁴⁰ Быстро в волны погрузилась.
Сразу в море опустилась
Вниз, к каменьям полосатым
И к расщелинам гранитным.
     Старый, верный Вяйнямёйнен
¹⁴⁵ Поразмыслил и подумал:
Как же быть и что же делать?
Потащил свои он сети
Из конца в конец чрез волны;
Через бухты, чрез заливы,
¹⁵⁰ По воде спокойной тащит,
Тащит чрез лососьи рифы,
Через Вяйнёлы потоки.
Через рифы Калевалы,
По бездонным черным безднам,
¹⁵⁵ Беспросветным глубям моря,
Ёуколы прозрачным рекам,
Чрез лапландские заливы.
     Много всяких рыб поймал он;
Но из рыб, живущих в море,
¹⁶⁰ Не поймал он милой рыбки,
Той, о ком он только думал,
Что у Велламо русалкой,
Что у Ахто всех прекрасней.
     Тут-то старый Вяйнямёйнен
¹⁶⁵ Головой поник печально,
Шапка на сторону сбилась;
Сам сказал слова такие:
«О я, глупый и безумный!
Человек я без рассудка!
¹⁷⁰ Был мне дан и ум здоровый,
И рассудок был дарован,
И отзывчивое сердце.
Прежде я имел все это,
А теперь уж все исчезло
¹⁷⁵ В хилой старости печальной
И в упадке сил бывалых;
Мой рассудок точно умер,
Прозорливость отлетела,
Стал я вовсе бестолковым.
¹⁸⁰      Ту, к которой я стремился
И искал в теченье жизни,
Ту у Велламо русалку,
Дочь волны широкошумной,
Чтоб иметь подругой жизни,
¹⁸⁵ На всю жизнь моей супругой, —
В море удочкой поймал я
И втащил на лодку быстро;
Но ее не удержал я,
Не принес в мое жилище,
¹⁹⁰ Упустил обратно в море,
В глуби темные морские!»
     И пошел он по дороге,
Озабоченно вздыхая,
Шел домой прямой дорогой,
¹⁹⁵ Говорил слова такие:
«Пели некогда кукушки,
Мне кукушки пели радость,
Рано утром, поздно на ночь
И один раз в час полудня.
²⁰⁰ Что ж испортило их голос,
Как погиб напев чудесный?
Грустью голос их надорван,
Унесло его унынье.
Не слыхать его призыва,
²⁰⁵ И, когда заходит солнце,
Нет вечерней мне отрады;
Не слыхать кукушки утром.
     Не могу совсем понять я,
Как мне быть и что мне делать?
²¹⁰ Как прожить мне в этом мире,
Как скитаться в здешнем крае?
Если б мать в живых осталась,
На земле жила б родная,
Мне тогда б она сказала,
²¹⁵ Что теперь с собой мне делать,
Чтоб печали не поддаться,
Не погибнуть от унынья
В эти дни мои плохие,
Время горести жестокой!»
²²⁰      Мать в могиле пробудилась,
Из воды в ответ сказала:
«Мать твоя не умирала,
Так же бодрствует родная
И тебе ответит ясно,
²²⁵ Что теперь ты должен делать,
Чтоб печали не поддаться,
Не погибнуть от унынья
В эти дни твои плохие,
Время горести жестокой:
²³⁰ В Похъёле девиц немало!
Есть там девушки получше,
Вдвое лучше и красивей,
В пять и в шесть раз веселее
Этих Ёуколы бездельниц,
²³⁵ Этих медленных лапландок.
     Там, мой сын, возьми жену ты,
Похъёлы красотку деву,
Ту, что обликом прелестна,
Ту, что стан имеет стройный,
²⁴⁰ У которой ноги быстры,
У которой гибко тело».
 

Руна шестая

Ёукахайнен затаил злобу на Вяйнямёйнена и подстерегает его по дороге в Похъёлу (1–78). – Он видит, как Вяйнямёйнен верхом на лошади переправляется через реку, и стреляет в него из лука, но попадает в лошадь (79–182). – Вяйнямёйнен падает в воду; сильный ветер уносит его в открытое море, и Ёукахайнен торжествует, думая, что Вяйнямёйнен поет свою последнюю песню (183–234)

 
     Старый, верный Вяйнямёйнен
Приготовился к отъезду
В те холодные селенья,
В Похъёлу, в страну тумана.
⁵      Мастью конь его похож был
На горох иль на солому.
На коня надел уздечку,
Недоуздок он накинул,
На спине коня уселся
¹⁰ И от дома отъезжает.
Гонит сильно по дороге,
Проезжает путь поспешно
На коне, что на солому
Иль горох походит мастью.
¹⁵      Полем Вяйнёлы несется,
По полянам Калевалы,
На коне он быстро скачет
От родной земли все дальше,
По хребту морскому едет,
²⁰ По равнине вод открытых.
У коня копыта сухи,
На ногах не видно влаги.
     Молодой же Ёукахайнен,
Юноша дрянной лапландский,
²⁵ До сих пор был все озлоблен,
Уж давно питал он зависть
К Вяйнямёйнену седому,
К вещим старца песнопеньям.
     Лук он огненный устроил,
³⁰ Выгиб сделал в украшеньях;
Лук он сделал из железа,
Выгиб он отлил из меди,
Золотом его украсил,
Серебра туда прибавил.
³⁵      Где же он возьмет веревку,
Где он тетиву разыщет?
Жилы лося взял у Хийси,
Взял он нитки льна у Лемпо.
     Вот готов был выгиб лука,
⁴⁰ И концы его готовы.
Был тот лук на вид прекрасен,
Должен был немало стоить,
Наверху конек поставлен,
По бокам бежит жеребчик,
⁴⁵ Медвежонок спит на сгибе,
На зарубке дремлет зайчик.
     Он вырезывает стрелы,
Трижды стрелы оперяет.
Из железа точит стержень,
⁵⁰ Из смолистых веток – кончик.
Стрелы вырезал искусно —
И тогда их оперяет
Тонким перышком касатки,
Воробьиными крылами.
⁵⁵      Закалил он эти стрелы,
А потом концы намазал
Ядовитым черным соком,
Что нашел в крови змеиной.
     Так готовы были стрелы.
⁶⁰ Натянул свой лук упругий,
Вяйнямёйнена все ждал он,
Все стерег он друга моря.
Утром, вечером сидит он,
Стережет и в час полудня.
⁶⁵      Вяйнямёйнена все ждет он,
Ждет без устали неделю,
Поджидает под окошком,
Стережет в углу забора,
Слушает в конце дороги
⁷⁰ И высматривает в поле;
За спиной колчан повешен,
А в руках тот лук прекрасный.
     Вот стеречь он дальше вышел,
От другого дома смотрит:
⁷⁵ С края огненного мыса,
От излучины залива,
С водопада огневого,
От святой реки кипящей.
     Наконец, однажды утром,
⁸⁰ Он свои направил взоры
И на север, и на запад,
Повернул лицо он к солнцу —
Что-то черное заметил,
Что-то синее на море:
⁸⁵ «То не облако ль с востока,
Не заря ли ранним утром?»
     То не облако с востока,
Не заря то ранним утром —
Это старый Вяйнямёйнен,
⁹⁰ Вековечный песнопевец.
В Похъёлу свой путь держал он,
В Пиментолу направлялся,
На коне, что на солому
Иль горох похож был мастью.
⁹⁵      Лук схватил тут Ёукахайнен,
Юноша дрянной лапландский,
Он схватил, пылая гневом,
И направил лук прекрасный
Вяйнямёйнену на гибель,
¹⁰⁰ Чтобы моря друг скончался.
     Мать его тогда спросила,
Седовласая старушка:
«Для кого ты лук устроил,
Обложил его железом?»
¹⁰⁵      Так ответил Ёукахайнен
И сказал слова такие:
«Вот зачем я лук устроил,
Обложил его железом:
Вяйнямёйнену на гибель,
¹¹⁰ Чтобы моря друг скончался;
Вяйнямёйнена сражу я,
Песнопевца Калевалы,
В сердце самое и в печень
И в лопатку я ударю».
¹¹⁵ Но стрелять не позволяет,
Запрещает мать-старушка:
«Вяйнямёйнена не трогай,
Песнопевца Калевалы.
Рода славного тот Вяйнё,
¹²⁰ Мне по шурину племянник.
     Вяйнямёйнена застрелишь,
Песнопевца Калевалы, —
Вмиг исчезнет в мире радость,
На земле погибнет песня;
¹²⁵ Здесь на свете лучше радость,
На земле приятней песня,
Чем в полях подземных, темных,
В мрачном Туонелы жилище!»
     Все же юный Ёукахайнен
¹³⁰ Призадумался немного,
На минуту он сдержался:
Бить одна рука велела,
Бить нещадно заставляла,
А противилась другая.
¹³⁵      Говорит слова такие
И такие молвит речи:
«Пусть погибнет в мире радость,
Пусть исчезнут в мире песни, —
Я стреляю без раздумья,
¹⁴⁰ Я стреляю без боязни».
     Лук свой огненный направил,
На колене левом держит
В медь обитое оружье:
Стал на правое колено.
¹⁴⁵ Взял стрелу он из колчана,
Оперенную он вынул;
Выбрал ту, что всех покрепче,
У которой стержень лучше;
К луку он ее приладил,
¹⁵⁰ На льняную клал он нитку.
     Лук свой огненный приподнял,
К правому плечу приставил,
Приготовился стрелять он,
В Вяйнямёйнена направил,
¹⁵⁵ Говорит слова такие:
«Мчись ты, кончик из березы,
Будь прямей, сосновый стержень,
И скользи, льняная нитка;
Коль рука нацелит низко,
¹⁶⁰ Пусть стрела идет повыше;
Коль нацелит слишком кверху,
Пусть стрела помчится ниже».
     Наконец за спуск он дернул,
Первую стрелу пустил он;
¹⁶⁵ Высоко стрела взлетела,
Через голову на небо,
В облака расцветки пестрой
И в нахмуренные тучи.
     Не печалясь, он стреляет;
¹⁷⁰ Вот пустил стрелу вторую —
Полетела слишком низко,
Глубоко воткнулась в землю,
В Манале быть захотела,
Разнести там холм песчаный.
¹⁷⁵      Тотчас он пускает третью;
Та попала прямо в печень
Вяйнямёйнена оленя,
В быстрого коня вонзилась,
Что своей похож был мастью
¹⁸⁰ На горох иль на солому,
Через мясо у подмышки,
Через левую лопатку.
     И упал тут Вяйнямёйнен
Прямо пальцами во влагу,
¹⁸⁵ Пал руками в волны моря,
Он свалился прямо в пену
Со спины лосиной синей,
С своего коня на волны.
     Поднялся ужасный ветер;
¹⁹⁰ В море сильное волненье:
Понесло оттуда старца,
От земли его отбило
На просторы вод широких,
На открытое теченье.
¹⁹⁵ Начал хвастать Ёукахайнен,
Так он громко восклицает:
«О ты, старый Вяйнямёйнен!
Никогда в теченье жизни,
Никогда ты не увидишь
²⁰⁰ Света месяца златого,
Вяйнёлы полей широких
И просторы Калевалы!
     Шесть ты лет по морю плавай,
На волнах семь лет качайся, —
²⁰⁵ Восемь лет метаться будешь
На пространстве вод широких,
По открытому теченью:
Как сосна на море, – шесть лет,
И как ель на волнах, – семь лет,
²¹⁰ Восемь лет, как пень древесный!»
     Вот в избу он воротился.
Мать его в избе спросила:
«Неужель сразил ты Вяйнё?
Сына Калевы убил ты?»
²¹⁵      Молвил юный Ёукахайнен,
Дал в ответ такое слово:
«Вяйнямёйнена сразил я,
Сына Калевы убил я.
Пусть он море расчищает,
²²⁰ Пусть метет проворно воды.
В волны илистого моря,
В мутные его потоки
Старый пальцами уперся.
Он упал на море локтем
²²⁵ И склонился прежде на бок,
А потом спиной улегся,
По морским волнам понесся,
По морской поплыл пучине».
Мать тогда сказала слово:
²³⁰ «Ты, несчастный, дурно сделал,
Что сразил ты старца Вяйнё,
Сына Калевы убил ты,
Сувантолы песнопевца,
Калевалы украшенье».
 

Руна седьмая

Вяйнямёйнен много дней плавал в открытом море; его встречает орел и, благодарный ему за то, что Вяйнямёйнен оставил для него при корчевании леса нетронутой березу, берет его на свою спину и доставляет на берег Похъёлы, откуда хозяйка Похъёлы берет его к себе домой и принимает хорошо (1–274). – Однако Вяйнямёйнен скучает по родным местам, и хозяйка Похъёлы обещает не только отправить его туда, но и отдать ему в жены дочь, если он выкует Сампо для Похъёлы (275–322). – Вяйнямёйнен обещает по возвращении домой прислать кузнеца Ильмаранена, чтобы тот выковал Сампо, и получает от хозяйки Похъёлы сани и лошадь для возвращения домой (323–368)

 
     Старый, верный Вяйнямёйнен
По волнам плывет глубоким,
Словно ветвь сосны блуждает,
Словно тощий сук от ели,
⁵ Шесть он летних дней несется,
Шесть ночей без перерыва;
Перед ним морская влага,
А над ним сияет небо.
     Он плывет еще две ночи,
¹⁰ Два он долгих дня блуждает;
Наконец, девятой ночью,
Восемь дней когда минуло,
Старец чувствует досаду
И большое огорченье:
¹⁵ Сбили волны ноготь с пальца,
И на пальце нет сустава.
     Тут-то старый Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
«Горе бедному мне мужу,
²⁰ Горе мне, несчастья сыну!
Землю я свою оставил,
Из родной страны ушел я,
Чтоб теперь под вольным небом
Здесь блуждать и дни и ночи,
²⁵ Чтоб меня мотала буря,
Чтобы волны колыхали
На пространстве вод широких,
По открытому теченью.
Холодно мне жить на море,
³⁰ Оставаться здесь мне больно,
Постоянно меж волнами
По воде морской носиться.
     И не знаю, как мне жить здесь,
Как мне на море держаться:
³⁵ Времена пришли плохие
И конец приходит жизни.
На ветру ли дом построить,
На волнах свое жилище?
     Коль на ветре дом построю,
⁴⁰ Не найду опоры в ветре;
На воде избу поставлю —
Отнесет ее водою».
     От лапландцев мчится птица,
Тот орел из места мрака.
⁴⁵ Не из очень он великих,
Не из очень также малых:
Он крыло влачит по морю,
А другим достиг до неба,
И хвостом метет он волны,
⁵⁰ Клювом в скалы ударяет.
     Полетел, остановился,
Посмотрел он, оглянулся,
Вяйнямёйнена увидел
На волнах морей синевших.
⁵⁵ «Отчего ты, муж, – на море,
Богатырь, – на синих волнах?»
     Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
«Вот зачем я, муж, – на море,
⁶⁰ Богатырь, – на синих волнах:
Шел я Похъёлы девицу,
Деву Пиментолы сватать.
     Быстро мчался я по морю
Вдоль морской равнины славной
⁶⁵ До тех пор, пока однажды,
В час восхода, ранним утром,
В Луотолу на берег прибыл,
В Ёуколу морским теченьем.
Там мой конь свалился мертвым,
⁷⁰ А меня сразить хотели.
     Я упал тогда на волны,
В воду пальцами уперся,
Чтоб меня мотала буря,
Чтобы волны колыхали.
⁷⁵      И подул с востока ветер,
Буря с севера, с заката,
Отнесла меня от суши
На пространство вод далеких.
Много дней я так качался
⁸⁰ И ночей проплавал много
На пространстве вод обширных
По открытому теченью.
Не могу никак придумать,
Не могу понять, постигнуть,
⁸⁵ Как мне жизнь придется кончить,
Что со мною раньше будет:
Или с голоду погибну,
Иль в воде здесь утону я».
     Отвечал орел небесный:
⁹⁰ «Ты нисколько не печалься!
На спине моей усядься,
У хвоста, у самой кости,
Унесу тебя из моря,
Унесу куда захочешь.
⁹⁵ Хорошо тот день я помню,
Помню доброе то время:
Жег у Калевы ты рощу,
Дерева сжигал у Осмо,
Пощадил тогда березу,
¹⁰⁰ Стройный ствол ее оставил,
Чтобы птицы отдыхали,
Чтоб я сам на ней садился».
     Тут-то старый Вяйнямёйнен
По волнам поплыл поспешно;
¹⁰⁵ Из воды он смело вышел,
Богатырь из волн поднялся,
На крыло к орлу уселся,
У хвоста, у самой кости.
     Вот несет орел небесный
¹¹⁰ Вяйнямёйнена седого,
Он несет его по ветру,
По пути ветров весенних,
К дальним севера границам,
К той суровой Сариоле;
¹¹⁵ Вяйнямёйнена спускает,
Сам шумит уже по ветру.
     И заплакал Вяйнямёйнен,
Плачет, жалобно горюет
На краю морей широких,
¹²⁰ Там на мысе незнакомом.
На боку сто ран имел он,
Ветра тысячу ударов,
Борода поистрепалась,
Волосы висят клоками.
¹²⁵ Две и три проплакал ночи,
Дней проплакал ровно столько ж.
Но не мог найти дороги,
Хоть какой-нибудь тропинки,
Чтоб на родину вернуться,
¹³⁰ На родимую сторонку,
В ту страну, где он родился,
Где он прежде жил спокойно.
     Как-то Похъёлы служанка,
Белокура, невеличка,
¹³⁵ Об заклад побилась с солнцем,
Чтобы с месяцем и солнцем
Просыпаться, вместе с ними;
Поднялась гораздо раньше,
¹⁴⁰ Раньше месяца и солнца;
Петухи еще не пели
И цыплята не кричали.
     Пять овец она остригла,
Шесть ягнят остригла лучших:
¹⁴⁵ Соткала сукна из шерсти,
Шерсти выбрала на платье
Перед утренним рассветом,
Раньше, чем поднялось солнце.
     Вот столы она помыла,
¹⁵⁰ Пол дощатый подметает
Чистым веником ветвистым,
Многолистною метлою,
Сор на медную лопатку
В кучу быстро собирает
¹⁵⁵ И выносит сор наружу,
Из дверей выносит к пашне,
К краю пахотного поля,
За плетень бросает в угол;
И стоит там возле сора,
¹⁶⁰ Слышит что-то, обернулась:
Слышит, с моря плач несется
И от берега стенанье.
     В дом к себе она уходит,
Быстро в горницу проходит
¹⁶⁵ И, когда вошла, сказала,
Слово молвила такое:
«Я слыхала плач на море
И от берега стенанье».
     Лоухи, Похъёлы хозяйка,
¹⁷⁰ Редкозубая старуха,
Тотчас из дому выходит,
Подошла к калитке быстро,
Плач услышала далекий,
Говорит слова такие:
¹⁷⁵ «Так нигде не плачут дети,
Так и женщины не стонут,
Плачут так одни герои,
Бородатые мужчины».
     Вот столкнула в воду лодку
¹⁸⁰ Трехдощатую на волны
И сама гребет поспешно,
С быстротой туда стремится,
Где был старый Вяйнямёйнен,
Богатырь, который плакал.
¹⁸⁵      Горько плачет Вяйнямёйнен,
И скорбит Увантолайнен,
В ивняке плохом он плачет
Посреди густой крушины,
Борода и рот трясутся,
¹⁹⁰ Но уста его закрыты.
     Молвит Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
«Ах, старик ты бедный, жалкий!
Ты попал в чужую землю!»
¹⁹⁵      Старый, верный Вяйнямёйнен
Поднял голову высоко,
Говорит слова такие:
«Сам довольно это знаю,
Что попал в чужую землю,
²⁰⁰ В незнакомые пределы;
Я на родине был знатен,
Дома был в великой славе».
     Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
²⁰⁵ «От тебя б я знать хотела,
И, позволь, тебя спрошу я:
Из каких мужей ты будешь,
Из числа каких героев?»
     Старый, верный Вяйнямёйнен
²¹⁰ Говорит слова такие:
«Назывался я доселе
И досель всегда считался
Радостью родного края
И певцом в родных долинах,
²¹⁵ В долах Вяйнёле широких,
На полянах Калевалы.
А теперь в моем несчастье
Сам себя не узнаю я».
     Лоухи, Похъёлы хозяйка,
²²⁰ Говорит слова такие:
«Так из сырости ты выйди
И пройди ко мне тропинкой,
Расскажи свое несчастье
И судьбу свою поведай».
²²⁵      Вот его из места плача
И из места злой кручины
Лоухи в лодку принимает,
На конец ладьи сажает
И сама гребет старуха,
²³⁰ Направляет Лоухи лодку,
Прямо в Похъёлу стремится,
В дом свой гостя доставляет.
     Там голодного кормила,
Платье мокрое сушила
²³⁵ И неделю растирала,
Растирала, согревала;
Старец выздоровел скоро,
Стал герой опять здоровым.
Начала расспросы Лоухи,
²⁴⁰ Говорит слова такие:
«Отчего так, Вяйнямёйнен,
Плакал ты, Увантолайнен,
В этой местности угрюмой,
На краю большого моря?»
²⁴⁵      Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
«Есть для слез моих причина,
Есть для слез и для рыданья.
Я ведь долго в море плавал,
²⁵⁰ И меня там били волны
На пространстве вод широких,
По открытому теченью.
     Оттого так долго плачу
И, пока я жив, страдаю,
²⁵⁵ Что я родину оставил,
Из знакомых мне пределов
Прохожу в чужие двери,
В незнакомые ворота;
Тяжела мне здесь береза,
²⁶⁰ И ольха меня здесь режет,
Здесь деревья точно ранят,
Ветка каждая дерется.
Только ветер – мой знакомый,
Только солнце – друг мой прежний
²⁶⁵ Здесь, в пределах чужеземных,
У дверей, мне незнакомых».
     Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
«Ты не плачь, о Вяйнямёйнен,
²⁷⁰ Не горюй, Увантолайнен:
Хорошо б тебе остаться,
Проводить бы здесь все время,
Есть бы семгу на тарелке,
Есть бы также и свинину».
²⁷⁵      Молвил старый Вяйнямёйнен,
Сам сказал слова такие:
«Не прошу чужой я пищи,
На чужбине самой лучшей;
Всего лучше людям дома,
²⁸⁰ Каждому там больше чести.
Ниспошли, о боже добрый,
Дай, творец, любовью полный,
Вновь домой мне возвратиться,
Вновь на родину вернуться!
²⁸⁵ Лучше лаптем воду черпать
У себя, в родной сторонке,
Чем в стране чужой, далекой
Мед – сосудом драгоценным».
     Лоухи, Похъёлы хозяйка,
²⁹⁰ Говорит слова такие:
«Что ты дать мне обещаешь,
Если я тебя доставлю
На родимую сторонку,
Довезу до самой бани?»
²⁹⁵      Молвил старый Вяйнямёйнен:
«А чего бы ты хотела,
Если ты меня доставишь
На родимую сторонку,
Чтобы слышать клич кукушки,
³⁰⁰ Услыхать там птицы пенье, —
Шапку золота ты хочешь?
Серебра ль возьмешь ты шапку?»
     Лоухи, Похъёлы хозяйка,
Говорит слова такие:
³⁰⁵ «О ты, мудрый Вяйнямёйнен,
Вековечный песнопевец!
Я на золото не падка,
В серебре я не нуждаюсь:
Золото – цветочки детям,
³¹⁰ Серебро – коней убранство;
Сможешь ли сковать ты Сампо,
Крышку пеструю устроить,
Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных
³¹⁵ Вместе с шерстью от овечки
И с зерном ячменным вместе?
Так ты девушку получишь,
Дочь мою, себе в награду.
И домой тебя доставлю,
³²⁰ Чтоб ты слушал там кукушку,
Чтоб ты слушал птички пенье
На полях родного края».
     Старый, верный Вяйнямёйнен
Говорит слова такие:
³²⁵ «Не могу сковать я Сампо,
Крышку пеструю украсить,
Но, когда домой приеду,
Ильмаринена пришлю я:
Пусть тебе скует он Сампо,
³³⁰ Крышку пеструю устроит,
Пусть он дочь твою получит,
Пусть ее составит счастье.
     Он – кузнец, и первый в мире,
Первый мастер он в искусстве.
³³⁵ Ведь он выковал уж небо,
Крышу воздуха сковал он,
Так, что нет следов оковки
И следов клещей не видно».
     Лоухи, Похъёлы хозяйка,
³⁴⁰ Говорит слова такие:
«Дочь мою тому отдам я,
Лишь тому я обещаю,
Кто сковать мне может Сампо,
Крышку пеструю украсить,
³⁴⁵ Взяв конец пера лебедки,
Молока коров нетельных
Вместе с шерстью от овечки
И с зерном ячменным вместе».
     Вот взнуздала жеребенка,
³⁵⁰ Запрягла гнедого в сани,
Вяйнямёйнена сажает,
Посадила старца в сани,
Говорит слова такие
И такие молвит речи:
³⁵⁵ «Головы не поднимай ты,
Не поглядывай на небо,
Конь покуда не устанет,
     Не приблизится уж вечер.
Если голову поднимешь
³⁶⁰ И на небо поглядишь ты,
То тебя беда постигнет
И судьба постигнет злая».
     Вот ударил Вяйнямёйнен
По коню и быстро мчится,
³⁶⁵ Опустил свободно вожжи,
Шумно едет по дороге,
Из той Похъёлы туманной,
Из суровой Сариолы.