bannerbannerbanner
Птица пустыни. Дитя лесов

Эли Берте
Птица пустыни. Дитя лесов

Полная версия

– Как, виконт, разве у вас нет в Европе родных, друзей, с нетерпением ожидающих вашего возвращения?

– Родных?.. В самом деле, в одной отдаленной провинции есть родственники по материнской линии, которые были бы не прочь получить после меня наследство, если бы я оставил его, но которые не признали бы меня за родного, если бы я явился к ним бедный и в лохмотьях. Друзья?.. Да, в эту минуту на Итальянском бульваре в Париже, может быть, найдется несколько добрых малых, которые дадут луидор, если я попрошу у них, чтобы не умереть от голода, с условием, однако, что я не подвергну их щедрость повторному испытанию такого же рода… Да, конечно, у меня есть друзья, и я побьюсь об заклад, что им случается иногда говорить, дымя сигарой: «А что сделалось с этим бедным Мартиньи?» – «Право. я не знаю. Он, верно, умер». – «Умер? Полноте, он очень живуч. Он пережил все свои дуэли. Держу пари на пятьдесят луидоров, что он вернется». Да, если я вернусь когда-нибудь, один дружески меня поцелует, а другой пошлет меня к черту.

Мартиньи потянулся к чашке и с притворным наслаждением принялся прихлебывать чай.

– Однако, – сказала мадам Бриссо, – только очень важные причины, виконт, могли принудить вас оставить Париж, отправиться в Америку сражаться с серыми медведями и с ягуарами. Наверное, вы очень страдали, ваше бедное сердце обливается кровью от тайной раны!

– Вот каковы женщины! – воскликнул Мартиньи, поставив чашку на стол. – Они воображают, что составляют единственный смысл нашей жизни, они не понимают, что кто-то может принять важное решение без того, чтобы они не были тому причиной. Нет, сударыня, не любовное отчаяние заставило меня оставить Францию, как вы, кажется, думаете. Когда я обеднел, действительно была женщина, которая удалилась от меня, как удалились родные и друзья. Может быть, надежда вернуть ее внушила мне желание с таким жаром гоняться за богатством. Ее вероломство доказало мне еще раз, что только богатству стоит завидовать, потому что оно одно приносит независимость и счастье.

Эта теория осталась бы, может быть, без опровержений, если бы Ричард Денисон не сказал:

– Позвольте! По-моему, есть много других преимуществ для человека порядочного. Например, сознание собственного долга, уважение других и свое собственное…

– Без сомнения, без сомнения, – кивнул виконт. – Но согласитесь, что при всем этом необходимо иметь хлеб и бифштекс, одежду, дом, мебель и множество других, не менее необходимых вещей.

– Ну, для того чтобы иметь это, для человека честного есть работа, торговля…

– Видно, господин судья, вы никогда не испытывали лишений, потому что тогда бы знали, какая разница между практикой и теорией. Притом я хочу разбогатеть, пока молод. К чему мне богатство, если я не в состоянии буду наслаждаться им? В Европе нелепые предубеждения стеснили бы меня в исполнении задуманного, и я пустился в путь, рассчитывая только на собственные силы и способности в достижении успеха. Ничто не может остановить меня, эта борьба мне нравится, и не без некоторого удовольствия уничтожаю я препятствия, обхожу затруднения, пренебрегаю опасностями. Я успею – в этом я уверен. Раз двадцать на суше и на море я лицом к лицу сталкивался со смертью, и всегда отчаянное усилие, счастливая случайность спасали меня. Поэтому я убежден в успехе. Если же мои планы не осуществятся, что ж… Я покорюсь своей участи. Быть погребенным под землей, или в волнах океана, или быть съеденным зверем – не одно ли и то же?

Мартиньи, рассуждая таким образом, преобразился. Его легкомысленный тон сменился голосом твердым и решительным, черные глаза сверкали.

– Вы ошиблись эпохой, приехав искать богатство в Новом Свете, – возразил Денисон. – Вам надо было бы приехать сюда во времена флибустьеров, грабивших суда. Но теперь и здесь, и в Европе средства обогатиться одни и те же. При этом не следует ждать быстрого результата, потому что эти средства честны, однако неизвестны никакие другие, кроме тех, о которых я уже говорил: торговля и промышленность.

Может быть, Мартиньи услышал в этих словах что-то оскорбительное для себя, потому что он слегка нахмурил брови, но тотчас, одумавшись, весело возразил:

– Эта тирада сделала бы вам честь, если бы вы говорили ее обвиняемому в заседании суда. Но, увы, я по опыту знаю, что вы не правы. Когда после долгого и трудного путешествия я с другими переселенцами приехал в Калифорнию, прииски уже были заняты более расторопными ребятами. Поэтому каждый из нас постарался найти себе промысел, который позволил бы ему жить, дурно или хорошо…

– А чем занимались в Калифорнии вы, виконт? – с любопытством спросила мадам Бриссо.

– Я занимался многим, – уклончиво ответил Мартиньи. – И, уверен, возбудил бы насмешки моих друзей на Итальянском бульваре, если бы когда-нибудь вздумал рассказать им о своих приключениях. Однако, несмотря на мою неудачу в стране золота, мне удалось скопить кое-что, чтобы переехать в Бразилию. Бразилия – страна бриллиантов, и я вообразил, что мне удастся там вознаградить себя за прошлые неудачи. Но мои надежды не осуществились, я был близок к отчаянию, когда известие об открытии месторождений золота в Австралии дошло до меня. Я сел на английский пакетбот и обогнул мыс Горн, чтобы одним из первых добраться до этой благословенной земли. Впрочем, и здесь меня, кажется, опередили, однако смею думать, что я приехал не слишком поздно…

– Нет, нет, виконт, – поспешила успокоить его мадам Бриссо. – Говорят, на приисках есть очень везучие золотоискатели. Если хотите, я вам дам письмо к моему мужу: он может дать вам хороший совет и, без сомнения, будет вам полезен, подыскав хорошее место для разработки.

Мартиньи принял это весьма выгодное для себя предложение и рассыпался в благодарностях.

Ричард Денисон сохранял свою холодность и, казалось, не испытывал особой жалости к виконту из-за его неудач.

– Дай бог вам успеха! – сказал он. – Конечно, если бы вы употребили для более благородной цели настойчивость и мужество, то, возможно, приобрели бы теперь кое-что получше богатства.

– Что вы хотите этим сказать, господин судья? – спросил Мартиньи. – Я много трудился в Калифорнии, торговал в Бразилии и, может быть, буду заниматься тем же на австралийских приисках. И притом, откуда вы знаете, что эти усилия были совершенно напрасны? Я извлек некоторую пользу, подвергая стольким опасностям свою жизнь…

– Как, виконт, – перебила его мадам Бриссо, – ведь вы сейчас нам говорили…

– Да, говорил, что поиски золота не обогатили меня на берегах Сакраменто, но я был не без средств, когда покидал Калифорнию, и по милости торговли имел еще более, оставляя Бразилию. Конечно, мое теперешнее богатство занимает немного места, однако оно имеет свою цену, и я не могу устоять от желания показать его любезным дамам.

Он достал из потайного кармана какую-то маленькую вещицу, старательно спрятанную в кожаный кошелек. На первый взгляд, она походила на ладанку, если бы можно было подозревать в суеверии виконта де Мартиньи. Но нет, в кошельке оказался камень величиной с орех неправильной формы.

– Какой чудесный алмаз! – воскликнул Денисон. – И хотя он не отшлифован, но должен иметь значительную ценность.

– Его оценили в двенадцать тысяч долларов, – сказал виконт, – то есть в шестьдесят тысяч франков. В нем тридцать каратов, и так как он самой чудной воды…

– Алмаз в шестьдесят тысяч франков! – восхищенно произнесла мадам Бриссо. – Пожалуйста, позвольте мне посмотреть!

– И мне! – попросила Клара.

– И мне! – присоединилась к подруге Рэчел. – Хотя алмаз не что иное, как кристаллизованный углерод.

Камень переходил из рук в руки. Женщины восторженно ахали, Оинз, долго его рассматривая, бормотал: «Очень хорошо, прекрасно», а Мартиньи наслаждался произведенным эффектом.

– Неужели вы думаете, месье Денисон, – сказал он, улыбаясь, – что какой-нибудь мужественный поступок может возбудить такой же горячий восторг? Эти дамы только что видели во мне, несмотря на мой титул, жалкого авантюриста, но я намного вырос в их глазах как обладатель подобного сокровища. Вы сами, хотя, может быть, не захотите в этом признаться, теперь уважаете меня несколько больше.

– Вы ошибаетесь, виконт. Для того чтобы я уважал вас, мне надо знать, как этот алмаз достался вам.

– Очень просто: я купил его за пятьсот долларов у негра, который нашел его на приисках Минас-Жерайс, в Бразилии.

– И вы без всяких колебаний купили за пятьсот долларов вещь, стоящую двенадцать тысяч? Все алмазы в Минас-Жерайс принадлежат императору, и негр, продавший вам этот алмаз, без сомнения, украл его.

– Мне это неизвестно, – невозмутимо ответил Мартиньи. – Негр сказал, что он нашел его, а так как это весьма возможно, то я этим удовольствовался. Но если бы даже я занимался в Бразилии контрабандой алмазами, что в этом дурного, позвольте вас спросить? Ведь ваши соотечественники в Китае торгуют опиумом.

– Закон во всех странах строго наказывает за контрабанду, и вы…

Судья не договорил, понимая, что теперь не время излагать нравственные принципы, которым он следовал сам и исполнения которых требовал от других. Его никто не слушал. Женщины продолжали с восторгом рассматривать алмаз. Они подносили его к свету, любовались игрой его лучей, прикладывали к платью. Денисон заметил, не без огорчения, что Клара увлечена этим не меньше, чем другие, и глубоко вздохнул.

– Если мой алмаз кажется вам таким прекрасным, когда он еще не отделан, – сказал Мартиньи, – представляю, каким он вам покажется, если его отшлифует один из искусных парижских ювелиров! Ведь это для вас, милостивые государыни, делают всякие дорогие безделушки. Природа, внушая вам желание нравиться, весьма естественно внушает вам также желание наряжаться. Если я когда-нибудь осуществлю задуманное, я желал бы, чтобы у женщины, которую я поведу к алтарю, были бы в серьгах два таких больших бриллианта, как этот.

– Ей было бы чем гордиться, – рассеянно сказала Клара.

 

Ричард Денисон резко встал из-за стола. Несмотря на свою обычную сдержанность, сейчас он не скрывал неудовольствия.

– Может быть, виконт, – сказал он дрогнувшим голосом, – нам пора? Если не ошибаюсь, вы намереваетесь завтра рано утром отправиться в путь?

– Ба! Сорок или пятьдесят миль ничего не значат для моей лошади. Я приду завтра утром проститься с моими очаровательными соотечественницами и взять рекомендательное письмо, обещанное мне к месье Бриссо.

Мартиньи встал и вежливо поклонился присутствующим. Когда он подошел к Кларе, она все еще рассматривала камень.

– Если эта игрушка вас забавляет, – сказал виконт, – оставьте ее до завтрашнего утра. Вы увидите, как алмаз сияет при дневном освещении. Я заберу его, когда приду за рекомендательным письмом.

– Виконт, – смущенно произнесла Клара, – я, право, не уверена…

– Оставь его, если виконт разрешает, – сказала ей мать. – И правда, любопытно посмотреть на камень при солнечном свете.

– Ах, мама, наверное, он будет похож на каплю росы на зеленом листе красносочника.

Оинз с дочерью тоже засобирались домой. В прихожей Денисон шепотом сказал Кларе:

– Мисс Клара, мне необходимо поговорить с вами как можно скорее. А пока умоляю вас, не доверяйте этому французу: он кажется мне подозрительным. К счастью, через несколько часов мы освободимся от него, и навсегда, я надеюсь… Прощайте, мисс Клара.

И, взяв виконта под руку, он поспешил его увести.

Глава III
Неожиданное предложение

Кто же такие были Бриссо и какая причина заставила их решиться поселиться в этой далекой австралийской колонии?

В продолжение целого столетия, по крайней мере, несколько поколений Бриссо содержали магазин шерстяных тканей под вывеской «Белая роза» на улице Сен-Дени в Париже. Этот магазин, не очень обогащая хозяев, имел, однако, своих постоянных покупателей, поэтому, когда Бриссо, отец Клары, заступил на место своего отца, удалившегося от дел с несколькими тысячами франков годового дохода, можно было предполагать, что он будет вести спокойную и размеренную жизнь своих предков.

Но, к несчастью, Бриссо, о котором идет речь, имел характер беспокойный и ревнивый. Он очень ревновал свою молодую и красивую жену, которая, стоя за прилавком с утра до вечера, была окружена толпой поклонников. Трудно сказать, поощряла ли мадам Бриссо горячие восторги в свой адрес, но бедный муж жестоко страдал, и нескольких злых намеков, долетевших до его ушей, оказалось достаточно, чтобы в семействе Бриссо случилась катастрофа, положившая конец благоденствию этой фамилии.

Однажды днем квартал был встревожен криками, раздававшимися в квартире супругов Бриссо, вслед за которыми последовали два выстрела.

Сбежавшиеся соседи поспешили войти в комнату, откуда слышались жалобные стоны, и увидели молодого человека, который часто бродил около магазина, лежавшего на полу с простреленной грудью. Он был мертв. Мадам Бриссо была ранена в плечо и, то ли от волнения, то ли от боли, лишилась чувств. Муж ее, виновник этого двойного покушения, заряжал свой пистолет, без сомнения, намереваясь застрелиться, когда на него бросились и обезоружили.

По случаю ужасного происшествия началось следствие. Бриссо признался, что, застав свою жену с молодым человеком, он выстрелил в обоих в припадке ревности. Но мадам Бриссо опровергала его показания. По ее словам, она пошла в спальную переодеться, как вдруг молодой человек, неизвестно как проникший в квартиру, внезапно явился перед ней и бросился к ее ногам, произнося бессвязные слова. Удивленная и испуганная, она умоляла его уйти, когда вошел муж, держа в руке пистолет. Прежде чем она успела сказать хоть слово, незнакомец упал, смертельно раненный, вторая пуля попала ей в плечо, и она потеряла сознание.

Который из этих двух рассказов соответствовал истине? Пока пытались ответить на этот вопрос, Бриссо, обвиненного в убийстве, заключили в тюрьму.

Процесс по милости прессы получил громкую огласку. В день судебного заседания супруги помирились, Бриссо по-прежнему обожал свою жену, а она, может быть, сознавая за собой некоторую вину, была расположена к снисхождению. Бриссо осудили к году тюремного заключения, да и то половина срока была убавлена по милосердию императора.

Когда Бриссо оказался на свободе, супруги, не смея встречаться с соседями и друзьями, поспешили продать магазин, дела которого очень расстроились за время процесса, и решили поселиться в такой стране, куда не мог дойти слух об этом ужасном происшествии. После долгих споров и колебаний была выбрана Австралия. Приехав туда, они открыли магазин в Дарлинге.

Вот каковы были происшествия, на которые намекала мадам Бриссо, когда говорила о своих несчастьях. Впрочем, ее никогда не просили объяснить, в чем состояли эти несчастья. В Австралии, где столько людей, занимающих порядочное положение, были когда-то каторжниками или детьми каторжников, считалось неучтивым расспрашивать о прошлой жизни. Поэтому супругам Бриссо редко приходилось быть объектом нескромного любопытства, хотя с некоторых пор одно новое обстоятельство опять заставило их вспомнить об этом горестном событии.

Ричард Денисон не скрывал своих симпатий к Кларе, и частые его посещения позволяли предполагать, что он намерен предложить руку девушке. Ричард был из хорошей английской семьи, его отец прежде занимал важную должность в колонии. Он имел большое состояние, все ценили его за ум и честный характер. Со своей стороны, Клара была кротка, умна, несмотря на некоторое легкомыслие, которое скорее объяснялось ее молодостью, и считалась одной из прелестнейших девушек в Дарлинге. Кроме этого, дела ее родителей шли успешно, они в состоянии были дать ей хорошее приданое. Итак, партия и для одной, и для другой стороны была приличная и, по-видимому, никакое препятствие не должно было помешать этому союзу.

Однако молодой судья не просил еще официально руки Клары и, без сомнения, такая медлительность была продиктована не осторожностью, а какой-то другой причиной. Причину эту не трудно угадать: это была тайна, тяготевшая над семьей Бриссо, и даже Уильям, верный слуга Денисона, перетолковывал слухи, ходившие в Дарлинге, не в их пользу. Ричард несколько раз делал намеки Кларе, чтобы вызвать ее на откровенность, но что она могла ответить? Ей едва исполнилось двенадцать лет, когда это случилось, и воспоминания о тех событиях были очень смутны. К тому же ничто на свете не могло заставить девушку даже мысленно порицать за что-либо мать или отца. И Клара делала вид, будто не понимает этих намеков Ричарда, и тот склонялся к мысли, что она не знает тайны своих родителей.

Как только гости ушли, мадам Бриссо спросила свою дочь:

– Ну, Клара, что он сказал тебе?

– Ничего нового, мама. Ричард сказал, что хочет о чем-то поговорить со мной, и как можно скорее.

– А ты не подозреваешь, о чем будет этот разговор?

– Я… я не знаю… разве насчет… обстоятельств, которые привели нас сюда.

– И что же ты намерена ответить ему?

– Ничего, мама. Я ведь была тогда совсем ребенком…

Мадам Бриссо вздохнула:

– Да, дитя мое, мы были несчастны, но наши несчастья не могут заставить нас краснеть. Недоразумение, опрометчивость человека, всегда бывшего раздражительным и вспыльчивым, явились причиной наших несчастий… Если Ричард Денисон когда-нибудь заговорит с тобой об этом, скажи ему, чтобы он обратился ко мне, я расскажу ему всю правду. Он все правильно поймет, я в этом уверена. Но и ты должна быть со мной откровенна. Скажи, если Ричард Денисон наконец решится и будет просить у меня твоей руки, должна ли я отказать ему?

– Ах, мама! – прошептала Клара, покраснев. – Я ни к кому не чувствую столько уважения и привязанности, как к нему. Однако он так холоден, так рассудителен…

– А, вот что! – рассмеялась мадам Бриссо. – Он холоден! Подумай, моя милая, ведь Денисон, во-первых, англичанин, во-вторых, судья – разве это не причина для того, чтобы он был всегда серьезен и осторожен? Конечно, французы не так рассудительны, ослепленные страстью, они могут потерять власть над собой… Кстати, дочь моя, – продолжала она, как будто забыв главный предмет разговора, – что ты думаешь о виконте де Мартиньи, этом смелом молодом человеке, который пренебрег столькими опасностями?

Может быть, мадам Бриссо, говоря таким образом, хотела испытать свою дочь, возможно также, что она сама восторгалась своим новым знакомым. Как бы то ни было, Клара не заставила ждать ответа.

– Мама, как ты можешь сравнивать Ричарда Денисона, столь честного, столь справедливого, столь преданного, с этим авантюристом, который любит только золото и удовольствия? Слава богу, в нашем отечестве можно найти молодых людей, более достойных сравнения с Ричардом.

Мадам Бриссо с улыбкой слушала дочь, накручивая на тонкие пальцы шелковистые локоны.

– Я думаю, что ты права, моя милая, – ответила она, – добродетели судьи предпочтительней блистательных недостатков авантюриста, которые могли бы ослепить легкомысленных женщин… Но ты мне не ответила: что должна я отвечать, если Денисон будет просить у меня твоей руки?

Клара потупила глаза и бросилась на шею матери, прошептав:

– Я сделаю то, что папа и ты посоветуете мне.

– Я знаю, что это значит, – грустно сказала мадам Бриссо, прижимая к себе дочь. – Прощай, дитя мое… Пора спать, я должна завтра пораньше встать, чтобы написать твоему отцу до открытия магазина… Ты уносишь с собой этот алмаз? Откуда у тебя страсть к алмазам, дочь моя?

Клара смутилась.

– Боже мой, мама, признаюсь, я уступила чувству любопытства, но завтра я верну этот камень его владельцу без всякого сомнения, как будто это не алмаз, а один из тех камешков, из которых Рэчел составляет коллекции.

– Ладно, ладно, не красней так.

– Все-таки приятно хоть на несколько часов почувствовать себя владельцем алмаза стоимостью в двенадцать тысяч долларов. Смотри, не потеряй его, дорогая. Спокойной ночи!

Они поцеловались и разошлись по своим комнатам, которые находились рядом.

Клара, забравшись в постель, думала о словах Ричарда, об их будущем браке, потом ей вспомнились ягуары и медведи, о которых говорил Мартиньи. Она испуганно зажмурилась, укрылась одеялом с головой и заснула.

Рано утром Клара была уже на ногах. Солнечные лучи прокрались в ее комнату, несмотря на китайскую штору, закрывавшую окно. Клара, еще в ночной рубашке, открыла дверь и вышла на галерею, чтобы посмотреть на солнце – как она намеревалась – алмаз Мартиньи.

С галереи открывался прекрасный вид, и Клара не могла не полюбоваться несколько минут пейзажем.

На горизонте вырисовывалась цепь синеватых гор, окружавших равнину. Вдоль дороги тянулись поля пшеницы и виноградные плантации. Далее виднелись огромные загоны для быков. В этот ранний час от животных поднимался пар, белый и легкий, как туман, между тем как их хозяева верхом на лошадях, с длинными хлыстами в руках, скакали вокруг загородок, чтобы удостовериться, что ни одно животное не потерялось ночью.

У самых ног Клары раскинулся сад. Деревья, сильно разросшиеся, защищали дом от жгучих лучей солнца. Под тенью их веток было прохладно даже в самые знойные дни. Клара очень любила этот сад, в котором арбузы, бананы и ананасы росли возле персиковых деревьев, смородины, груш, привезенных из Европы. Вдоль дорожек цвели растения, найденные Рэчел Оинз в ее ботанических прогулках, и восхитительное благоухание исходило от венчиков с причудливыми формами. Попугаи всех цветов, какаду, вместе с сороками, которые мало отличались от европейских сорок, прыгали на деревьях.

Клара, наклонившись, заметила двух или трех птиц неизвестной породы с ярким оперением. Они поспешно улетели, увидев ее, но, спрятавшись в листве, обнаруживали свое присутствие пронзительными криками.

Рассеянно взглянув на алмаз, Клара снова принялась наблюдать за прелестными птицами. Время от времени они вспархивали на ветви мимозы, и тогда можно было рассмотреть их. Они были величиной с жаворонка, с коричневым оперением, на крылышках виднелись и белые, и желтые пятна, а шейку украшало розовое ожерелье.

Клара, забыв обо всем, наблюдала за птицами, грациозно перелетавшими с дерева на дерево, пока не раздался голос Семирамиды, звавшей ее. Клара тотчас вернулась в комнату и наскоро оделась, чтобы отправиться в магазин. Однако прежде она заглянула в комнату матери.

Мадам Бриссо уже встала.

– Посмотри, чего хочет Семирамида, – сказала она, целуя дочь. – Верно, виконт де Мартиньи пришел за письмом и за своим алмазом. Порядочному человеку не пристало являться к дамам так рано, но виконт сделался немножко дикарем, странствуя по миру… Побудь с ним в магазине, дитя мое, пока я закончу свой туалет и напишу письмо к твоему отцу.

Клара скорчила недовольную гримаску, потому что туалет матери был делом важным, требовавшим много времени. Стало быть, Кларе не меньше часа придется занимать виконта. Однако она безропотно поспешила в магазин.

 

В самом деле, виконт де Мартиньи уже был там. Привязав лошадь к дереву перед домом, он сидел на груде товаров, скрестив ноги, и подшучивал над старой Семирамидой, которая не совсем понимала его шуток, но тем не менее хохотала, показывая ряд белых и ровных зубов.

При виде девушки Мартиньи весело приветствовал ее. Клара извинилась за мать и попросила виконта немного подождать. Он с увлечением принялся рассказывать о Париже, о своих путешествиях, о своих планах. Надо отдать должное: Мартиньи умел оживлять разговор замечаниями тонкими и деликатными, и Клара слушала его с удовольствием. С тех пор как они поселились здесь, она не имела случая разговаривать ни с одним из своих соотечественников, принадлежащих к избранному обществу, и теперь находилась под очарованием веселой живости беседы с виконтом.

Незаметно разговор зашел об алмазе.

– Кстати, виконт, – сказала Клара, – пора возвратить вам ваш великолепный алмаз… Подождите пять минут, пока я схожу за ним в свою комнату, где он остался.

– Не к чему торопиться, – беспечно ответил Мартиньи. – Ни за какие алмазы на свете я не хотел бы лишиться вашего общества. Вы видели, как он играет в солнечных лучах?

– У него действительно несравненный блеск. Благодарю вас за то, что вы исполнили мой каприз, но позвольте мне возвратить вам алмаз.

– Постойте, прошу вас! Мне пришло на ум… Вам, кажется, понравился этот алмаз, и вы, наверное, очень хотите иметь его?

– Вовсе нет, виконт!

– Не отпирайтесь! Вы не были бы женщиной, вы не были бы француженкой, если бы не думали о том, что, имей вы подобное украшение, какую зависть возбудили бы в других женщинах. Я видел, как блестели ваши глаза, когда вы смотрели на него, я видел, как ваша рука дрожала, когда вы держали алмаз. Мадемуазель Клара, от вас зависит, быть ли его обладательницей.

– Виконт, по какому праву вы предлагаете мне подобный подарок и по какому праву я могу принять его?

– Пусть вас не оскорбляет мое предложение, милая Клара. Мои намерения честны, и я не побоюсь признаться в них в присутствии ваших родителей. Выслушайте же меня. Да, я гоняюсь за богатством, и хотя еще не потерял надежды, но эта странствующая жизнь тяготит меня, а теперь, когда я увидел вас, она сделается мне совершенно нестерпимой, потому что я понял, как печально мое одиночество, и начинаю понимать, что есть вещи гораздо предпочтительнее богатства… Вы знаете мое имя и мой титул, мадемуазель Клара, прибавлю, что не бесславные причины побудили меня оставить родину. Мне легко будет доказать это и, хотя я не всегда был щепетилен в способах добывания денег, но никогда не нарушал чести… Ответьте мне откровенно: хотите, чтобы мои путешествия кончились и чтобы алмаз – предмет вашего тайного желания – принадлежал вам?

Клара с изумлением выслушала это странное и неожиданное предложение.

– Что вы хотите сказать мне, виконт? – прошептала она. – Я, без сомнения, не так вас поняла…

– Извините меня, если я говорю без обиняков и предисловия, которые приняты во Франции, – в продолжительных путешествиях я от этого отвык. Итак, я спрашиваю вас: согласны ли вы сделаться виконтессой де Мартиньи?

Клара вырвала свою руку, которую сжимал виконт.

– Милостивый государь, – произнесла она холодно, – я уже почти невеста другого, кроме того, вы преувеличили цену своего алмаза. В моих глазах он стоит не более, чем любая другая блестящая вещица, которая может позабавить ребенка. И в доказательство этому я поспешу возвратить его вам.

Мартиньи заметил, что она без малейших колебаний отказала ему.

– Ну что же, – сказал он сухо, – может быть, не следовало бы с таким пренебрежением отвергать предложение виконта де Мартиньи. Но воля ваша…

Клара была поражена горечью этих слов и хотела было смягчить жестокость своего отказа, но вовремя одумалась и поспешила в свою комнату.

Она была так взволнована, что не сразу вспомнила, куда положила алмаз. Только выйдя в галерею, Клара спохватилась. Да, конечно, она оставила камень здесь, услышав зов Семирамиды. Каковы же были ее удивление и ужас, когда она не нашла алмаза на том месте, куда его положила! Девушка подумала было, что отнесла его в свою комнату, и перерыла все свои вещи – алмаза там не оказалось.

Она старательно обыскала всю галерею, но и там алмаза не было.

Он мог упасть в сад! Может быть, сама Клара нечаянно смахнула его.

Клара побежала в сад и принялась искать под галереей. Земля здесь была гладкая, и ничто не могло скрыть вещь, упавшую с галереи. Но напрасно Клара, наклонившись к земле, рассматривала каждую песчинку – алмаз не обнаруживал своего присутствия блеском под лучами солнца, уже высоко поднявшегося.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26 
Рейтинг@Mail.ru