Элен Ош
Байки кладбищенского сторожа
Самый лучший способ использования жизни – прожить ее так, чтобы она продолжилась и после твоей смерти.
Не ходи на кладбище ночью
Участковый Прокопенко расплылся в улыбке, глядя на сидевшего перед ним на табурете колоритного старика. Кладбищенский сторож Семеныч крякнул с досады. Погладил седые, прожженные табачным дымом усы и вытер рукавом суконной куртки мясистый, с горбинкой нос.
– Что, Семеныч? Подписываем чистосердечное признание?
– А что я? Негоже на кладбище ночью соваться.
Старик хлопнул по карманам. Достал серебряный портсигар. Выудил папиросу и размял заскорузлыми пальцами, прижимая губами. Из-под густых бровей в немом вопросе глянули на участкового слезливые старческие глаза. Прокопенко качнул головой и чиркнул зажигалкой. Склонился через стол, поднося огонек к папиросе. Участковый подошел к окну и пошире распахнул створку. Летний день позволял курить в кабинете, выгоняя дым прочь, на волю.
– Ладно, Семеныч. Рассказывай по порядку, как дело было. Мужик ты хороший, но сам понимаешь. Покрывать не имею право. Парень на больничной койке. Протокол составить надо. Дай бог, договоритесь. Дальше дело не пойдет.
Старик закинул ногу на ногу. Хлопнул смятой шляпой по голенищу сапога и глубоко затянулся, выпуская колечко дыма. Прищурившись, он глядел, как оно медленно поднималось к потолку, рассеиваясь в воздухе, как призраки на кладбище.
Прокопенко терпеливо ожидал, всматриваясь в испещренное морщинами лицо старика. Так уж получилось, что пострадавший парень жил в районе под ведомством участкового. Через поле раскинулось местное кладбище. Должностные обязанности не раз сталкивали капитана полиции со служителями погоста. Сторож Семеныч однажды проходил как свидетель разборок местных банд, решивших свести счеты за кладбищенскими стенами. Газетный заголовок, как никогда кстати, озвучил крылатое выражение: «Одной ногой в могиле».
Малолетние шалопаи, возомнившие себя медиумами, порой драпали с погоста, сверкая пятками, под грозные окрики Семеныча, а Прокопенко выслушивал жалобы нервных мамашек по поводу сторожа, напугавшего детей.
– Что рассказывать, Николаич? Утро выдалось суетливое: покойнички один за другим прибывали. Да среди них один именитый. Даже журналисты прибыли и телевидение. Нашли где снимать, едрить-колотить! А я что? Мое дело маленькое: сиди да и поглядывай. Я на сутки заступил: до восьми утра следующего дня, значит.
Старик вновь затянулся и выпустил дым тонкой струйкой. Разогнал рукой и вздохнул, поглядывая на папиросу в скрюченных пальцах. К куреву пристрастился давно. Понимал, что вредно. Но как тут бросить? Работа. Будь она неладна.
Прокопенко не перебивал. Он с удовольствием слушал байки кладбищенского сторожа не столько для протокола, как из простого любопытства. Семеныч много занятных историй рассказывал.
– Днем-то я не выходил на территорию, только в туалет. Чего случится-то? Народу много. Ребята работают, да и приглядывают, покуда покойничков закапывают. Так и день прошел. Мужики-то нынче неплохо заработали. Водки хряпнули, закусили да и разошлись. В положенное время я обошел территорию и закрыл ворота. Посидел в сторожке и решил мужикам подсобить: ямы покопать. Чего зря времени пропадать? Стемнело уж. Я фонарь взял и пошел на участок, где свежие ямы под могилы стояли.
– Дальше-то что произошло, Семеныч, – не удержался Прокопенко.
Старик выдержал театральную паузу. Затушил папиросу о подошву сапога. Метким броском закинул окурок в урну возле стола. Прокопенко проследил за полетом. На всякий случай плеснул на смятые комки бумаги остатки воды из граненого стакана.
– Тебе в сапогах-то не жарко, Семеныч? На градуснике ртуть скоро выскочит.
– Когда тебе стукнет лет, как мне поймешь, – усмехнулся сторож и добавил: – По кладбищу в сапогах сподручнее, нежели в ботинках щеголять.
– Понятно. Договаривай уже.
– Что ж рассказывать? Копаю я, значит. Фонарь на надгробии соседнем стоит, освещает мне яму. Вокруг темнота. Слышу позади вздохи. Краем глаза гляжу, а там белеется. Ну, думаю, молодняк вылез. Мы так новеньких усопших называем. Тело только закопали, а душонка уже покоя не знает. Копаю дальше. Тот опять вздыхает. Вот ведь, думаю, бедолага. Но вида не подаю, продолжаю работать. Сам краем глаза поглядываю. Луна высоко поднялась. Изредка за тучи пряталась. Но я увидел, как призрак рукой махнул и поплыл неровно меж могил. Думаю: иди, соколик, иди к себе в могилу. Тебе еще девять дней так маяться. Дай-то бог, поминать будут хорошо, так и вознестись на небеса помогут. Плесни, Николаич, водички! Пересохло в горле.
Участковый подхватил графин за длинное тонкое горлышко и налил полный стакан воды, подавая старику. Подождал, пока тот выпьет. Поставил на поднос, присаживаясь на угол стола.
– А коньячку нет? – спросил сторож. – Мне бы в медицинских целях. Для успокоения нервишек.
– Семеныч, не сегодня! Нам еще к парню в больницу заехать надо. Заканчивай рассказ-то!
Старик смял в руках потрепанную шляпу и пригладил пятерней взлохмаченные седые волосы. Понуро поглядел на пол, покрытый линолеумом с рисунком в ромбик. Шмыгнул носом и вновь утерся рукавом видавшей былые времена курточки.
– Смотрю я во след призраку, а шельма этот мимо могил и прямехонько к воротам. Что за черт, думаю? Не бывало такого, чтобы молодняк в первую же ночь с погоста сбегал. Не по правилам это. Не мог я такого допустить. Не в мою смену. Схватил я лопату и бегом за призраком. Думаю, огрею по спине, тот и развеется по воздуху, да в могилку вернется.
– Ну и?
– Ну и огрел! А он возьми да упади! Кто ж знал, что этот шельма – живой человек, которому мысль пришла в голову из себя мертвяка корчить? Да еще и дружок с камерой из кустов выскочил. Снимал фильму про призраков на кладбище. Вон как, Николаич! Плесни коньячку, что ли? Душа болит, веришь? Живого за мертвяка принять!
Сердобольный Прокопенко рассмеялся и налил сто грамм бедолаге. На всякий случай в столе держал бутылочку пятизвездочного.
***
В больницу Прокопенко привез сторожа с ветерком. Жара стояла страшная, а в машине полетел кондиционер. Пришлось опустить стекла, врубить сирену и пронестись по улицам города до больницы. Но старику подобное приключение даже по душе пришлось.
– С огоньком, да с ветерком, – приговаривал Семеныч, выбираясь из полицейской машины.
Пострадавший Сергей Кузьмин, репортер местного телевидения, встретил участкового и сторожа, сидя на кровати. Голову венчала белая повязка. Не рассчитав в темноте траекторию, старик приложил мнимому призраку лопатой по голове. Но старческие силы ослабили удар. Сергей упал и потерял сознание.
Придя в себя уже в больнице, Кузьмин с удивлением вспоминал, как тело перевернули. К горлу подступала тошнота. Перед глазами плыли радужные круги. Сквозь отяжелевшие веки он успел разглядеть склонившегося над ним старика и парочку мужиков, чьи тела превратились в дымку и развеялись, прежде чем тьма поглотила его.
Подоспевший и ошалевший от увиденного напарник и оператор Никита вызвал скорую помощь, а после признался сторожу в содеянном.
Вместе с Сергеем они давно искали интересный материал для репортажа. На похоронах значимого в городе человека мысль пришла: вернуться на кладбище под вечер, притаиться до закрытия и разыграть сценку, продвигаясь в белой рубашке между могил. Тут возьми и выйди сторож и давай копать яму. Сергей вознамерился напугать старика. Да не думал Кузьмин, что сторож на своем веку и не такое видывал. Когда репортеру наскучило вздыхать, махнул рукой и пошел к воротам, чтобы домой убраться. И вновь ошибся: сторож на кладбище ночью никого не впускал, но и не выпускал.
– Ты, парень, не держи на старика обиду, – шмыгнул носом Семеныч. – Я ж при исполнении был. Кто ж знал, что ты живой?
– Вы хотите сказать, что призраки существуют, – Сергей ухватился за брошенные стариком слова и уточнил: – Вы один ночью на кладбище сторожили?
– Конечно! С кем же еще?
– Перед тем, как я потерял сознание, видел три склоненных лица: ваше и два незнакомых. Но потом они развеялись по воздуху.
– Привиделось вам, Кузьмин. Удар по голове получили, – усмехнулся участковый.
– Не скажи, Николаич, – пробормотал старик. – Поди, опять Гриня с дружком подсматривали.
– Кто это? – подскочил на кровати Сергей.
– А вот не пиши на меня заявление, тогда и расскажу, – подмигнул сторож.
– Да я и не собирался. Простите, что так получилось. Дурак я.
– Эх, молодежь! Ладно, шут с тобой. Приходи, как выйдешь из больницы. Только днем. Не ходи на кладбище ночью!
Звонок с кладбища
Через порог домика привратника перевалился молодой человек, ухватился за дверной косяк и уставился выпученными от страха глазами на сторожа кладбища. Старик Семеныч отложил газету. Неторопливо развернулся на скрипучем табурете в сторону двери и поверх очков поглядел на могильщика.
– Семеныч, там жесть такая творится!
Генка уже год работал на кладбище и слыл спокойным и рассудительным человеком. Работал исправно. За день с мужиками до десяти могил копал. Пил, как все: ни больше, ни меньше, главное, чтобы на работу выйти. Семеныч ни разу не замечал за парнем склонности к мистицизму – ни в пьяном угаре, ни на трезвую голову.
– Ты, Генка, толково поясни, – велел сторож и посмотрел на часы.
Время едва перевалило за полдень, но хмурые тучи заволокли небо, готовое разверзнуться проливным дождем. За окном сторожки наметились ранние сумерки. Последняя на дню похоронная процессия, по подсчетам Семеныча, подходила к логическому завершению, когда на пороге появился ошалевший рабочий кладбища.
– Собрались мы, значит, гроб заколачивать. Чин по чину, как полагается. Руки и ноги от пут освободили. Батюшка вдогонку молитвы отчитал, – захлебываясь от волнения, поведал Генка. – Провожающие полукругом стоят, в платочки сморкаются. Глянул, а по толпе волна прошла, да вздохи прокатились. Народ на две кучки расслоился. Меж них покойничек наш прошел. Остановился возле гроба и смотрит на себя, возлежащего под белым саваном. Что тут началось, Семеныч! Бабы в крик. Мужики крестятся. Жена покойного руками всплеснула, да и в обморок упала. А я до тебя побежал.
– Мертвяк на собственные похороны пришел?
Судя по голосу, Семеныч не поверил байке могильщика. Но доносившиеся крики с дальнего края кладбища говорили за себя: дело не чистое. Крякнув с досады и хлопнув ладонями по коленям, Семеныч поднялся и вышел из сторожки вслед за рабочим.
Пройдя в направлении волнующейся массы провожающих в дальний путь, старик остановился и критически оценил обстановку. С правого фланга могильщики вытаскивали из свежевскопанных ям нечаянно упавших в неразберихе людей. Иные кучковались с другой стороны, а посреди на двух табуретках возвышался гроб. Рядом с ним стоял человек в черном костюме, удерживая в объятиях рыдающую вдову.
– Генка, едрить-колотить! – выругался старик и вопросительно посмотрел на могильщика: – Как понимать?
– Разберемся, Семеныч. Не дрейфь!
Сторож сплюнул с досады и подошел ближе. С внимательным прищуром посмотрел на мужика в черном костюме и перевел взгляд на покойника в гробу. Повторил маневр и крякнул:
– Вот шельма. Одно лицо!
– Брат мой, – пояснил мужик в костюме. – Близнецы мы. Столько лет не виделись, а тут такое горе! Борисом звать меня. Я за границей живу. Думал, не поспею к похоронам. Пришел и народ перепугал: некоторые не в курсе, что у Олежки брат-близнец. Нина знала, но от волнения сознание потеряла.
Убитая горем вдова смотрела на Бориса и видела перед собой ожившего мужа. Гладила по рукавам пиджака, причитая да всхлипывая. Тот обнял невестку. Так и стояли, покуда могильщики навели порядок да закончили церемонию, опустив гроб с настоящим покойником в яму. К счастью, обошлось без переломов. Люди отделались шоком.
Подбоченившись, Семеныч по-хозяйски осмотрел владения. Удостоверился, что более ничто не нарушало покой, и вернулся в сторожку. В скором времени мимо окон прошли провожатые да вдова под руку с братом покойного мужа. Кладбище опустело.
Ночь стремительно опустилась на землю, щедро поливая дождем. Затворив ворота кладбища, Семеныч вернулся в сторожку. Надавил кнопку электрочайника и достал пакет с сухарями. Любил он по старинке обмакивать золотистый сухарь в кипяток и смаковать тот беззубым ртом.
Покуда шел дождь, про обход территории нечего и думать. Кому приспичит в такую погоду щемиться ночью на кладбище? Мертвяки и те из могил не выходили. Вода просачивалась сквозь землю, остужая истлевшие косточки. После призраки выбирались и начинали скулить, что земля сырая.
Семеныч плеснул кипятка в кружку, усмехаясь в усы и вспоминая испуганную физиономию Генки. Чтобы сказал парень, останься он на кладбище ночью, когда призракам не лежится в могилах? На своем веку Семеныч многое повидал, да трепаться не любил.
Старик поставил горячую кружку на потертую временем деревянную столешницу. Уселся на табурет, подхватив сухарь. Через оконное стекло сверкнули фары, на миг добавив освещения в коморке сторожа.
– Кого там на ночь черти привели?
Старик проворчал в усы, но из сторожки не вышел. Прислушался. Заглушая шум дождя в ночи, раздался отчетливый стук по металлическим перекладинам кладбищенских ворот. Семеныч смачно выругался. Вытаскивать под проливной дождь старческое тело совершенно не прельщало сторожа. Да опасался, что по ту сторону ворот дожидается банда Степки-хромого. Поди, опять кого-то припрятать попросит. Брать грех на душу старику не хотелось.
Накинув на плечи плащ-палатку и укрывшись под капюшоном, Семеныч нехотя подошел к воротам, осветив фонарем нарушителя покоя. За день дважды удивился. Сквозь железные прутья из-под бесполезного в дождевом потоке зонта на старика смотрело лицо Бориса.
– Прошу прощения! Я обронил телефон мобильный. Позвольте мне поискать возле могилы брата. Там важные контакты. Они нужны для работы! Я заплачу за беспокойство.
Последняя фраза значительно перевесила чаши весов по сравнению с важностью контактов. Зарплата сторожа – несущественная добавка к пенсии, а плата за моральную неустойку улучшит настроение. Семеныч для порядка побурчал, но вошел в положение человека, потерявшего в одночасье и брата-близнеца, и мобильный телефон.
– Вот спасибо! Благодарен буду!
– Ты сначала телефон найди. После отблагодаришь. Хоть и грех подбирать на кладбище, что уронил. Да пойдем, провожу тебя. Не иначе как заплутаешь. Ищи тебя потом средь могил да по такой погоде.
– Это точно! Спасибо.
Семеныч чувствовал себя на погосте, как рыба в воде. Завяжи старику глаза, он без проблем определил бы, где находился. «Не иначе, как с самим Хозяином кладбища договор заключил», – поговаривали за спиной Семеныча.
Не сомневаясь в выбранном направлении, сторож вывел Бориса к свежей могилке брата, щедро покрытую венками от родных, друзей и коллег. Осветил могилу фонарем. Охватывая ближайшие мокрые надгробия, он с сомнением заметил:
– Накрылся, поди, телефон под таким дождем.
– Модель хорошая. Надеюсь, что нет, – ответил Борис.
Откинув зонт, он старательно высматривал мобильник среди венков, не беспокоясь о дожде, который усердно заливал за шиворот. Семеныч покачал головой, невольно подумав о воспалении легких еще не старого человека. Как бы тому раньше времени не присоединиться к брату из-за дурацкого телефона.
– Уверен, что здесь потерял? Поди, на поминках выронил?
– Нет. Я уже там обнаружил пропажу. Где и потерял, так только на кладбище. Выронил из кармана.
– На вот. Держи мой телефон, – Семеныч достал из внутреннего кармана и протянул Борису старую модель кнопочного мобильника. – Набери номер и слушай.
– Вот спасибо! Забыл спросить, как звать-то вас? – обрадовался находчивости сторожа Борис, набирая по памяти номер своего телефона.
– Семеныч.
– Рад знакомству, – искренне ответил тот, вслушиваясь в гудки.
Сквозь шум дождя до обоих долетели далекие и приглушенные звуки мелодии. Старик и Борис многозначительно переглянулись и уставились под ноги, словно в попытке пробуравить взглядом землю.
– Трындец телефону, – выдохнул Семеныч. – Закопали могильщики.
– Во дела! – охнул Борис. – Что ж теперь делать?
– Купить новый. Оставь, что на кладбище обронил! А уж из могилы доставать и в помине грешно.
– Верно, батя, говоришь! Эх, раззява я!
Проводив Бориса за ворота и затворив створки, старик вернулся в коморку. Остаток ночи прошел спокойно, как и следующий день. Покой нарушал затяжной дождь и звонок сменщика с просьбой отдежурить за того смену.
– Ладно, Петрович! С кем не бывает. Выздоравливай. Но с тебя должок!
День пролетел незаметно. Однако ближе к вечеру сторож вышел перекурить и с удивлением воззрился на знакомую машину Бориса. Тот припарковался, вышел и достал из багажника увесистый пакет с продуктами.
– Чего-то зачистил ты на кладбище, – резонно заметил Семеныч, выпуская табачный дым в небо.
– Не поверишь, батя, что произошло! Так рад, что ты на смене! Пошли в сторожку, что ли. Расскажу.
Семеныч потушил папиросу и выбросил окурок аккуратно в мусорное ведро. Отворил дверь и пропустил нежданного гостя вперед себя. Борис поставил на стол пакет, вытащил коньяк, закуску и пачку банкнот. От невиданной щедрости старческий прищур Семеныча увеличился в размере.
– Как понимать?
– За помощь, батя. Сам в шоке, как подобное возможно, – почесал затылок Борис, присаживаясь на колченогий табурет и вглядываясь в добрые внимательные глаза старика. – Скажи, Семеныч, ты в призраков веришь?
Сторож крякнул и ухмыльнулся в пепельные усы. По жизни не раз ему задавали подобный вопрос, но Семеныч отвечал не каждому. Окинул оценивающим взором сидящего перед ним добротного и плечистого мужика в новеньком костюме. Подумал с минуту и решил, что не будет деловой человек напраслину возводить.
– Ты, Борис, говори, что случилось-то. Всяко бывало. Мне поведать можно без утайки.
– Ух, Семеныч. До сих пор мурашки по телу, ей-богу! Купил я новый телефон. Еду по трассе. Скорость добавил. Сам думаю, ну не дурак ли? Дорога мокрая. Дождь второй день шпарит. Сбавил чуток. Под сто двадцать гоню. Тут звонок на мобильный. Пришлось на тормоза надавить. Думаю, вдруг невестка звонит. Что-то опять случилось.
– Не она?
– Нет, Семеныч! Я как номер входящий увидел, ударил по тормозам. Мой номер звонил! С того телефона, которому трындец.
– Да ну?
– Вот те крест! – осенил себя знамением Борис.
– Ответил?
– Да! Но в ответ лишь скрежет и шипение. Я добрых полчаса сидел в машине. Вспотел, как черт на сковороде. Но и это не все! Я взял и перезвонил.
Семеныч едва не поперхнулся куском хлеба, который вытащил из принесенных Борисом запасов. Удивленно вскинул брови в молчаливом вопросе. Тот открутил крышку на бутылке и разлил коньяк в подставленные сторожем рюмки, которые тот позаимствовал в тумбочке у сменщика.
– Разумеется, на звонок никто не ответил. Я перевел дух. Включил зажигание и поехал дальше. Не прошло и пяти минут, как выехал к месту ДТП. Тут-то я и понял все, Семеныч: звонок с кладбища жизнь мне спас! Не иначе, брат позвонил, а я от неожиданности скорость сбросил и вовсе остановился. Гони я дальше, одним трупом стало бы больше. Вот так, Семеныч! Ну что? Дрогнем за здоровье, а после за упокой души брата?
– А обратно-то как? Выпивши, за руль сядешь? Так и станешь брата на звонки провоцировать?
– Нет. Такси вызову. За машиной после приеду.
– То-то же, – усмехнулся Семеныч. – Брату стопку на могилку отнеси. Поблагодарить надобно да помянуть, чтоб душа покойна оставалась…
Одной ногой в могиле
Кричащий газетный заголовок взбудоражил общественность города: «Одной ногой в могиле». Скандальная история произошла на задворках местного кладбища, где схлестнулись две бандитские группировки. Ходить далеко не надо: тут же упокоить души погибших членов банды.
Однако смерть от свинца настигла не те жертвы. В беспорядочной стрельбе погибли зачинщики, а чудом выжившие с дрожью в голосе твердили о мистическом вмешательстве.
Правоохранительные органы открыто в мистику не верили. Дело оставили на попечении местного отдела полиции: на лицо сходка, наличие жертв. Соответственно, есть виновные. Разберетесь.
Капитан Прокопенко сдвинул на затылок фуражку и потер лоб в попытке зрительно воссоздать картину происшествия. Раскинувшееся перед ним поле упиралось в высокую стену кладбища и хранило молчание. Чего не скажешь о задержанных. Те наперебой признавались в сходке, не скрывая причины разногласий, и взахлеб рассказывали мистические детали.
Банда Степки Радзинова периодически терроризировала население и соперничала с цыганским бароном. Тот полгорода держал под собой. Степка стоял до последнего, но, видимо, припекло. Сам барон на встречу благоразумно не явился, отрядив доверенных лиц.
Прокопенко хмыкнул от досады: в цыганскую мистику он бы поверил. Самого однажды по молодости развели на деньги. До сих пор не понимал, как так ловко цыганка мозг затуманила, что он половину зарплаты из кармана вытащил. Но красивая чертовка оказалась! Глаза так и прожигали до сердца, губы коралловые что-то шептали. Отпустил, конечно. Сам же деньги отдал: свидетели были. В воровстве не уличить. Но урок запомнил навсегда.
Однако подельники Степки обычные люди. Они верили в силу денег и поклонялись культу бесчинства. Прокопенко вернул фуражку на место, склонился и сорвал полевой цветок, задумчиво наматывая стебелек на палец.
Степкина банда лишилась двоих парней. Сам главарь сломал ногу, свалившись в канаву. Капитан проследил траекторию движения Степки: тот бежал не к машинам, чьи следы протекторов отчетливо выделялись на земле. Главарь устремился в другом направлении, в безумии спасался бегством. Но в темноте не рассчитал и завалился в канаву. Так и лежал в яме до приезда скорой помощи и полиции.
Задержанные единогласно утверждали, что ничего не пили, тем более с цыганами. Да и за те считанные минуты они и трубку мира не успели бы раскурить. Однако обе стороны клятвенно заверяли о вмешательстве потусторонних сил. Но к делу призраков не пришить! Прокопенко выругался в голос.
– Зря, Николаич, – раздалось позади.
Капитан развернулся и увидел перед собой приземистого старика в потертой суконной курточке, темных брюках, заправленных в солдатские сапоги. Старая помятая шляпа венчала седую голову, из-под полей которой на Прокопенко смотрели насмешливые, но проницательные глаза.
– Приветствую, Семеныч! Как жив и здоров?
– Ничего, скрипим помаленьку. Сам как?
– Как видишь, расследую, – махнул рукой капитан, обозревая место преступления. – А чего зря-то? Что не так сказал?
– Негоже на святом месте ругаться, беду накликать можно, – ответил сторож кладбища, выуживая из кармана портсигар. – Закурим?
Прокопенко вытащил пачку сигарет, вежливо отказался от предложенных папирос старика и поднес огонек зажигалки Семенычу. Сторож прикурил с горьковато-никотиновым прищуром правого глаза, а левым поглядывая на капитана.
– Мы же за забором, Семеныч!
– На прилегающей территории, – поднял палец вверх старик и усмехнулся: – Если учитывать санитарно-эпидемиологические мерки, то от забора кладбищенская земля простирается на пятьсот метров.
Прокопенко со второго чирка зажигалкой раскурил сигарету. Затянулся, замер на мгновение и медленно выдохнул, вопросительно вскинув брови. По затуманенным глазам Семеныч уловил шевеление мысли в голове полицейского. Крякнул, усмехнувшись, и пошел неспешно к воротам кладбища.
Прокопенко вынырнул из омута мыслей и присоединился к сторожу. Ловить на поле больше нечего. Эксперты старательно исследовали каждый сантиметр территории и вынесли заключение.
– Не знай я тебя, Семеныч, не придал бы значения словам. Но каждая произнесенная фраза таит под собой скрытый смысл.
– Скажешь тоже, – хрипло рассмеялся старик и закашлялся. – Тьфу ты! Не доведет никотин до добра, да бросать уже поздно. Так и помру на кладбище среди своих.
– Кого из своих-то, Семеныч?
– Жены, к примеру, – отозвался старик, умалчивая об остальном. – Тут Клавдия моя покоится, царствие небесное.
– Специально сюда работать устроился, чтобы покой ее оберегать?
– Вот именно, Николаич. Покой.
Старик опустился на лавочку возле сторожки, Прокопенко примостился рядом. Из-за одноэтажного домика просматривалась часть кладбища, остальная убегала вдаль, теряясь из виду. Звенящая тишина умиротворяла, а свежий воздух наполнял прокуренные легкие.
– Поговаривают, что на кладбище воздух тяжелый. По мне так легко дышится, – заметил Прокопенко.
– Зависит от способностей человека, – загадочно произнес старик. – Но ты ведь не за этим сюда пришел, Николаич.
– Верно.
Капитан затушил сигарету и выбросил окурок в мусорное ведро, стоящее рядом. Повернулся к сторожу и спросил:
– Это правда, что духи кладбища затеяли дебош и разогнали две банды, устроившие сходку?
– Дебош устроила братва, а духи защищали территорию и покой, – возразил старик. – Но к делу-то не присовокупить! Что парни-то рассказывают или не имеешь права разглашать следственную информацию?
– Да что уж там, – вздохнул Прокопенко. – По следствию дело ясное: эксперты определили чьи пули, кто стрелял. Виновные понесут наказание, да те и чистосердечное подписали. Но фишка-то в другом, Семеныч! Причина стрельбы не в раздоре двух банд.
– Хочешь сказать, что не вмешайся духи, до стрельбы дело бы не дошло? – спросил старик.
– Сомневаюсь, – признался Прокопенко. – Больно уж враждебно настроены мужики.
– То-то, – хмыкнул Семеныч. – Но что рассказывают? Поделишься?
– Говорят, марево над кладбищем поднялось, да цвет, подобно северному сиянию, менялся. Пока братва, разинув рты, глазела на зрелище, со стены кладбищенской устремились белесые потоки, да из-под земли тени просочились. Неразбериха началась. Парни и давай в испуге отстреливаться, да по своим попали.
– А Степка что сказывает? – с хитрым прищуром спросил сторож.
– Говорит, призрак за ним погнался. Тот едва в штаны не наложил от ужаса. Да угодил в канаву и взвыл от боли. Думал, что дух ногу откусил. На деле-то споткнулся и перелом. Страху натерпелся. Что скажешь, Семеныч?
– А что тут говорить, Николаич? Сияние не просто так появилось: сам Хозяин кладбища пробудился. Значит, дело серьезное затевалось. А учинять беспредел ни на территории погоста, ни на прилегающих землях никому не позволено. Так-то, Николаич! Братва легко отделалась…
Сквозь прутья кованых ворот Семеныч долго смотрел вслед полицейской машине, глубоко засунув руки в карманы курточки.
– Что, Гриня? Стоило оно того? – спросил старик, поворачиваясь к бледной тени рядом с ним.
– Двое погибших лучше, чем десяток, – выдохнул дух.
– Скажи это Степке, – усмехнулся Семеныч. – По твоей вине теперь хромать будет.
– И по моей же вине продолжит жить, – добавил дух Гришки и развеялся по воздуху…
