Элен Хайр
Узники Мельпомены
Глава 1. "Герои"
"Вениамин"
Я искал старые бумаги. Куда они могли завалиться? Свидетельство о рождении, старые записки, блокнот с телефоном … Куда? Мне без них не поступить…. а надо поступать. Опять. Начальник требует повышения квалификации… Старый стол плесневел и в столбе солнца светился затхлостью и пылью.
Отсвет пыли лег и на седой висок сгорбленного худощавого человека. Его скукожившиеся от времени руки лихорадочно рылись в ворохе хлама, пыли и каких – то оберток. От книг, разбросанных листков, практически не было видно улицу в окне, перед столом.
Зачем мы живем? Зачем? Мы проживаем маленький кусок временного пространства, которое то тянется, то мчится вскачь, уволакивая дни, месяцы и десятилетия…
Человек закашлялся… Кашель давно мучил его. Врачи сказали астма…можно лечиться, но денег не было. Он в прошлом месяце отдал все за квартиру. Последний взнос. Да и некогда. Надо поступать…
Бумаг не было. Господи, что же делать? А если не поступить – уволят. Сейчас нужны молодые, дерзкие, рвущиеся…а он что же тогда? Старик…Кому он нужен…. Уволят. А что же дальше? Ложиться и помирать. Ходить по детям… У них свои семьи, свои проблемы, не до него. Да и отношения не сложились. Не рады будут. А на работу, кто возьмет? Старый хлам… Да и повышения квалификации нет. Кто его придумал, Господи…Маленький ад.
За что посылается он, за что? Что и когда, где, с кем и кому, мог сделать столько плохого. Родился, учился, работал, женился, развелся,…умер? А счастья так и не видел. Не было его, прошмыгнуло где – то мимо, незаметно, даже краешком не задело. Говорят счастливым можно быть просто оттого, что солнце встает. А когда смотреть на это солнце, Господи? Сначала . . сначала в детсад гнали…сейчас уже и не вспомнишь. . А глядишь, и там переживания были… Потом в школу мать поварешкой гнала. Так до сих пор и остался в памяти ее из кухни торчащий огромный зад в засаленном халате, с подвязкой фартука, разозленные отупевшие глаза, бигуди, да поварешка, которой она больно била по ребрам, выгоняя на улицу… Институт…работал еще, вообще не спал…какое уж тут солнце, Господи? Потом жена…дети пошли, крик по все ночам, света белого не видишь…а теперь вот. Повышение квалификации…
Может к знакомым пойти, одноклассникам, однокурсникам…друзьям по пивной… Может еще работает кто полезный где у кого, побыстрее восстановят… Вряд ли. А так в очередях стоять. А годы уже не те. Как бы там и не сдохнуть, больше получаса то не выстоишь, а кому дело? Что же…
Замкнутый круг. Маленький ад. Опять. А вот сдохнуть уж пора. Скоро так и будет, кашель–то как мучает. А потом опять в эту жизнь. Реинкарнация говорят… Не дай Бог!!! Интересно, а вот у кого денег куры не клюют, наследники там, или принцы, звезды опять же… Наработают и плевать можно в потолок до конца где-нибудь на пляжике. Красота. Интересно, они счастливы? Видели они его, счастье это? К психологам, говорят, ходят… Просто блажь какая, что поговорить не с кем, чтоб не сдали, и говорить тока за деньги можно… Иль правда, тоже мучаются… Как и он? Не узнать… Старик усмехнулся… Вениамину Виссарионовичу было пятьдесят пять лет.
Психолог спал. Нет, он откровенно спал, эта сволочь. За такие-то деньги… Она конечно понимала, что ее проблемы далеки от настоящего шокирующего психического расстройства, за которое дают Нобелевскую премию, или что там за нее дают. Но все-таки. За такие деньги можно хотя бы открыть глаза… А в деньгах она толк понимала. Их было много. Достаточно. Достаточно чтобы позволить ей лучшего придурка… нет, психолога. Одного из лучших в стране психолога… И достаточно, чтобы он на своей работе не спал!!!
– Простите, вы меня слушаете?
– Да конечно. Вам надо выговориться, вы говорите, мы точно поймем вашу проблему, когда вы выскажитесь.
Он издевается. Правда что ли, высказаться? В груди раздался противный смешок. Устала…
Он не любил ее, ее первый муж. Она это знала, вряд ли он вообще кого – либо любил кроме себя. Но они были хорошей парой, красивой. И это была свобода. Мать была рада, выдала, как отпустила и забыла. Она могла заниматься, чем хочет. Жаль, давно уже ничего не хотела. А потом он разбился. Она никогда не любила эти искрящиеся слепящие вершины, боялась высоты. Никогда с ними не ездила. Новый спорт, модный, опасный. Он хорошо смотрелся в горнолыжном костюме и знал это. Большие дети, которым все позволено, посчитали себя богами. Природа не простила глупой ошибки. После схода лавины их искали несколько месяцев, потом ей выдали его окоченевший труп. Она не пошла смотреть. Хоронили в закрытом гробу. Ни горечи, ни сожаления, ни боли. Эта потеря даже краем не смогла затронуть льда ее сердца. Осталась свобода и крупный счет в банке, билет в счастливую жизнь. Но счастья не было…
На самом деле старика так пробирало редко, и то, далеко не сразу. Просто день выдался такой, суматошный. Двери пивной стояли распахнутые, как будто давно уже поджидали его. Уверенной походкой Вим, как называл его каждый здесь, направился к ним. Походка его была летящей, он как будто стремительно плыл над тротуаром. Не время, ни обстоятельства его жизни не смогли стереть этого его шага. Шаркающий, как будто приплющенный к полу, дряхлый старик в стенах своего родного дома. На улице, когда был один, преображался, как по мановению взмаха волшебной палочки. Подтянувшийся, он казался дико высоким, плечи его расправлялись, и торс, казалось, начинал дышать молодой силой и удалью, морщины разглаживались, да и было то их не так уж и много для его возраста. И даже глаза, умершие, казавшиеся выцветшими в темноте пыльной комнаты, начинали сиять авантюризмом, отвагой и немного агрессией. Тем задором, из-за которого на человека оборачиваются на улице люди, и начинают заглядываться молодые девушки, из-за которого не видно уже старой потертой куртки и джинс, и лицо в свете этого взгляда казалось много моложе. Он летел. Он всегда так передвигался, стремительно, быстро. Улицы города как будто подхватывали его у дверей и доносили до места назначения. В свое время прогулки с девушками были от этого проблемой, ни одна не могла за ним угнаться, когда он периодически забывался и переходил на скач во время романтических променадов.
Он решил все-таки дойти до знакомого, еще со студенческих лет, заведения, не помочь себе делом, так облегчить душу вином. Водку он не пил. Не мог. Не мог и не понимал. Просто становилось плохо. За любовь к более-менее хорошей выпивке в пивной его местная колытня называла Аристократом.
– Вим, как дела?– Валя за барной стойкой, женщина без возраста и намеков фигуры в необъемном количестве тела, она любила его какой-то дружески-материнской любовью. Когда-то давно была к нему очень не равнодушна, но время затерло и отшлифовало то старое чувство, превратив его в намек заботы и приятельского расположения.
Он пробыл там до позднего вечера. Сначала народу было немного, ближе к вечеру потянулись все те, кому не сладка жизнь, и некуда больше пойти теплым пахнущим пряными травами летним вечером, кроме обшарпанных стен забегаловки. Те, кто, так или иначе, предпочитают дому и городскому вечеру – дым, пьяные обрюзгшие физиономии друзей и водку. В комнате стало не продохнуть: от пота, сигарет и перегара, которым дышали, казалось, даже стены. Сидевший там давно Аристократ не замечал этого, так как атмосфера преображалась постепенно, да и в нем была уже не первая порция красного вина… Обстановка веселила его. Сам он не пил до бессознательного состояния, или того чтобы упасть и остаться здесь до побудки. Но пьяный окружавший его бред развлекал его, жалобы на жизнь, драки и перекошенные жизнью и самогоном лица поднимали настроение. Он был здесь лучшим. Потому и ходил сюда. Он мог бы посидеть в парке и дышать чистым воздухом, любоваться на плывущих по озеру уток… Но чувство своего превосходства, некой чужаковатости этому обществу, возвышенности над ним, пьянило и наполняло его душу довольством лучше любого вина. Старика здесь знали, и никто давно уже не трогал его, садились, подшучивали, рассказывали байки, жаловались на жизнь, звали к столу. А он, как господин, переходил от одного столика к другому, оглядываясь, чувствуя себя хозяином как будто бы им устроенного праздника. Но сегодня проблемы дня отравленным жалом сидели в уголке залитого вином организма, впиваясь, давая о себе знать, и лицо его немного кривилось… Вечер не принес ничего. Помочь был рад любой: добрым советом, чушью и рассказами из своей жизни. Вывернув наизнанку всех, кого можно и, потянув в ожидании чуда, время, старик направился к выходу.
В дверях он столкнулся с парнем. Вышел на воздух. Вдохнул чистый, влажный от прошедшего только что дождя, озон. Чувство несделанного, забытого чего-то не оставляло его. В конце улицы мигал недоразбитый фонарь. Еще раз глубоко вздохнув, он повернулся назад.
Устав уже от общего бессвязного бреда и гама, он сел у бара. В углу как раз освободилось место, один пьяный товарищ уносил другого, спящего, домой. На соседнем стуле странный парень пил пиво. Такие не толкутся в подобных помойках. Даже если нет денег на клуб, пьют пиво с девушками на скамейке или у друзей дома…Модная стрижка, уложенная, в ухе – серьга, хорошая, явно не на рынке купленная, куртка, джинсы, лейбл на которых кричал, что они известной марки, даже если вам об ней и не известно, кроссовки из рекламы. На вид ему было лет двадцать пять. Старик тихонько разглядывал его. Тихонько, чтоб не привлекать к себе внимания. Парень не был ему интересен, просто все остальное здесь он уже видел много раз. Мальчонке не стоило сюда соваться, таких молодых и стильных, тех, у которых есть деньги на мишуру, здесь не любят. Можно лишиться зуба, а то и глаза. Ему повезло, многие уже ушли, а те, кто остался, не всегда были в состоянии встать.
Такого же мнения была и Валя, к тому же никогда не упускавшая случая пофлиртовать с новым забежавшим гостем. Расположив свой бюст на месте перед пареньком, она уже хихикала, поигрывая из черного карандаша бровями, выпучивая алые губы.
– Случайно, – как раз отвечал парень видимо на заданный вопрос, – А у вас неплохо. Всегда здесь так много народа? Хотя за такое обслуживание можно и потолкаться! – парень улыбался. Старик нахмурился. Чего человеку надо? Валя хихикала и расцветала.
– Да у нас здесь кого только нет, и грузчики, и учителя, а вот тот, за третьим столом в синем, говорят, недавно профессорскую защитил. Военные бывают, заходят. Выпить, посидеть. Где ж еще так душой отдохнешь, как не за кружечкой с друзьями в баре! – Парень слушал, улыбался и кивал. Через час он знал характеристику каждого сидящего в пивной, и многих тех, кто уже ушел или вообще не приходил сегодня. Хмелея, или делая вид, хватал Валю за руки, доводя ее тем самым почти до исступления. К тому времени старику показалось, что он понял, что нужно пареньку. Решил проверить. У Вима давно не было развлечений.
– Вам нужен строитель? Я могу.
Валя сбилась со смеха и непонимающе уставилась на старика. Это был не его профиль. Пока она чего-нибудь не испортила, Аристократ продолжил:
– Это не совсем моя профессия. Но я за свои годы немало домов перестроил, к тому же, и в сантехнике разбираюсь, любые обои, плитка, стругать, красить тоже могу. Да и потолки белить – дело не хитрое.
Парень напрягся. Пьяная одурь уже немного окутала и его, и голос из темного угла слегка встревожил.
– Вообще не… Нет, с чего вы взяли…. Хотя друг действительно строит дом. И хорошие помощники ему бы не помешали… Как вас зовут?
– Вениамин Виссарионович, – он чувствовал, что напугал парня, но все-таки понял, что в своей догадке оказался прав.
– Вениамин Виссарионович, вы оставьте свои номер, а я свяжусь с ним и вам перезвоню.
– Не нужно. Да и лишнюю бумажку в кармане вы все равно потеряете. Если что меня всегда можно найти тут, – Аристократ встал. Ему больше нечего было здесь делать. Маленькая загадка развлекла его, но уже была решена и закончена. А телефон отключили, еще в прошлом месяце, за неуплату. Попрощавшись с Валей, он вышел.
Шумел дождь. В темноте раннего утра его капли бились о стекло и медленно, как бы признавая свое поражение, ползли вниз. Смерть опять не пришла. Убедившись в этом окончательно, Вим решил встать. На холодной маленькой и темной кухне налил чаю. Вкус у него был тоже холодный и неприятный, звон ложки о стекло хорошо шел отголоском к мыслям, перед глазами все еще стоял вчерашний день.
Убедившись, что документов нет и выхода тоже, он встретился с неизбежностью их собирания. Для тех, кто хоть раз терял какие-либо документы, говорить не требуется, что в процессе их сбора приятного мало. А лично Вим не находил ничего. Свидетельство о рождении, по сравнению с остальным, нашлось почти сразу. Диплом об образовании тоже пообещали дать через несколько дней. А вот за ИНН пришлось пострадать.
Подойдя к святилищу бумажной волокиты он вспомнил, что очередь здесь обычно надо занимать с пяти утра…. Показатель своей оплошности он нашел в виде хвоста очереди за углом соседнего дома. Уже стоя в ней, вспомнил свой звонок Алине. Алиночке, с которой прожил около восемнадцати лет. Думал, может каким-то чудом у нее что из бумаг найдется. Уходя, она же забрала из дома все… Могли завалиться…
Милая, тонкая, со звенящим смехом девочка восемнадцати лет… Какой завораживающе чистой она была вначале, как весеннее утро…. Вспомнилась юмореска с Риной Зеленой: «Был такой миленький поросеночек, а выросла такая…!» Взял трубку ее новый муж, моложавый слесарь из ее института. Он посмеивался над Вимом и, почему-то, недолюбливал, хотя последний никогда не мешал им, и отдал все, что возможно. Передал трубку. Вим услышал единственное, что за эти годы оставило ей время – по-прежнему молодой, звенящий голос. Документов у нее не было. Это он понял сразу. А если когда-то и были, то они давно изничтожены и развеяны по ветру. Зачем-то дослушал до конца. Узнал много нового о себе и жизни в целом. Зачем? Зачем столько злости выливают люди друг на друга, ведь прошло уже столько лет. Она могла уйти раньше. Ее никто не держал. Наверное, просто больно признавать крушение собственных надежд, иллюзии и мечтаний о прекрасном будущем… Она сделала ставку, ставка себя не оправдала. И злость за свою ошибку она вымещала на нем… Хоть и поняла свой промах не сразу. Его вина была, он не прекратил это еще в начале… Хотя, как ему казалось, всегда был умнее ее и все видел наперед. Останови тогда, и, возможно, жизнь человека пошла бы по другому… Не остановил, а ведь глубоко и на самом деле был всегда к ней безразличен. Они познакомились и сошлись достаточно быстро, она молодая студентка физико-математического и он – подающий надежды молодой студент – археолог. Потом появилось еще и архитектурное образование. Она быстро забеременела, на третьем месяце их не частых встреч. Как честный человек, Вим женился. Ему было все равно. Она его не раздражала, а со временем, он привык к ней, как привыкают к кошке. От которой и нет пользы, она просит есть, портит мебель и обои, но вообщем-то, не мешает. А ему все равно надо было для кого-то работать, и нравилось приходить в приятно пахнущий людьми, дом. Пошла перестройка. И ее четко очерченный план по счастливому будущему за успешным мужем пошел крахом. Ему тогда было смешно. Это было чуть ли не единственное, что развлекало, когда рушилась империя СССР и горели его акции МММ. Ему было неизвестно, за что она ненавидела его больше, за отсутствие денег или за отсутствие любви. Старик относился к ней всегда тепло, к ее капризам, истерикам и маленьким слабостям, когда она приходила довольная, с чужим мужским запахом по ночам. Это – то ее и добило, она не выдержала. И трагично, с демонстрацией своей беды друзьям и соседям, ушла к слесарю на пять лет моложе ее. Позже она поняла свою ошибку. Когда новый хахаль начал ее бить, и из новой семьи она даже не могла никак на ни на ком отыграться. Но Вим, с чувством, что наконец-то досмотрел старое, местами ироничное, кино, отказался его снова «включать». И теперь «радость» ее от его случайного звонка сложно было выразить словами, хоть она и долго пыталась. Это неправильно, но ему до сих пор было смешно. Хотя было место и грусти, благодаря ее неутомимым стараниям он потерял уважение детей и связь с ними. Которых, лично она считала не его.
Вима толкнули. Отвлеченный от своих мыслей он не сразу понял, что произошло. Очередь двигалась, и он стоял уже далеко не последним. Какой-то человек пытался вклиниться в начало, крича, что у него дело жизни и смерти. Его вышвыривали, и какая – то бабка истошно орала на него с начала очереди, потрясая палкой, с огнем в глазах и диким сожалением, что ему мало досталось и ей не дотянуться. Спокойные, уставшие и готовые ожидать до бесконечности, лица людей изменились. Только очнувшись от размышлений, Вим не сразу понял, куда попал. Вокруг горели безумные, жаждущие крови, глазницы, губы яростно сжимались и разжимались, готовые извергнуть потоки нецензурной брани, а руки тянулись к несчастному, по глупости совершившему ошибку, человеку (лучше бы он просто зашел в кабинет, пытаясь дать на лапу), со зверским желанием разорвать, покалечить, изничтожить, хотя бы просто толкнуть. Очередь кипела. Дикий хитросплетенный хвост конторской бумаженщины взвивался и дышал, пытаясь поймать беднягу кольцом и уже там отплатить ему за его страшное преступление, как хвост гигантской змеи, со ртами по всему телу. Человека забили в конец очереди, где он как–то скрылся, посерел и растаял от жаждущей крови толпы. Гул начал утихать. Вим задумался.
Почему люди сплачиваются лучше всего против чего-то, а не за что-то. Против, казалось бы, мелочи, они готовы в любую секунду митинговать, бушевать, идти на врага. А в глобальном, в том, что действительно может улучшить их жизнь – молчат, терпят, бояться, стараются не замечать. Вокруг тонущего человека мгновенно собирается толпа зевак, и какой-нибудь один отважный герой вытащит его. А вот подать руку бабульке, вползающей в автобус, не каждый решиться. Уступить место женщине на дороге со знаком «чайник».
Вим вспомнил, что с утра не ел и в желудке противно засосало, чем объяснилась слабость в ногах. Опять начал мучить кашель. Он всегда заходился приступом на ослабленном состоянии, как будто ждал время, в которое лучше ударить. Народ отодвинулся от него. Народ по прежнему стоял, тихонько переговариваясь, четко следя за стремящимися вклиниться, и ненавидящим взглядом провожая тех, кому через кабинет это удалось. Старик стоял уже около трех часов.
С семьдесят пятого года есть патент, он читал где-то, как вырыть ров в любом аэропорту на крайней полосе. Что если у самолета не будет шасси или он начнет гореть, он мог бы сесть в этот ров и не разбиться, не загореться. Спасти жизни людям. Это политический вопрос, и ни один аэропорт и страна не бросит вызов всему миру, вырыв этот ров. Потому что это …обострение отношений со всеми остальными… В размере всей планеты не любят выделившихся, белых ворон, даже если их деятельность направлена только на благо. Предпочитая не знать и не видеть. Мертвой стеной молча стоит мгла из людских судеб, могших сложить и по-другому.
Дойдя до кабинета, Вим уже почти не стоял на ногах и плохо мог говорить… Кашель душил уже не отпуская, а голова кружилась невыносимо от голода и усталости….
От затянувшихся, режущих душу ржавой затупленной пилой, воспоминаний отвлек звонок в дверь. В глазке маячил недавний парень из пивной.
Старик глотнул кофе и усмехнулся, оглядывая кафе. У него давно не было таких дней, как вчера. Поставив чашку, он огляделся, наслаждаясь сегодняшним утром. Такого наслаждения действительностью тоже не было давно. Его умиляло и радовало почти все: как официантка несла поднос, разгорающийся день за панорамным окном, спешащие люди, и даже машинные выхлопы, кричащий в конце зала ребенок, сигналы авто в пробке, запах кофе, будоражащий ноздри, и разгорающееся красное светило, поднимавшееся из-за высоток….
Вчерашний день начинался куда более скверно. Холодный полупропитый чай, недавний парень за дверью… Вим не любил гостей. Не любил никогда. Более того, он их ненавидел, каждого посягнувшего своим нечистым сапогом на его личную территорию… И этот оболтус его, конечно, тоже не порадовал.
Тип звонил, робко оглядываясь и переминаясь с ноги на ногу. Он так трясся, что Виму пришла в голову нелепая мысль, что человеку просто нужно в туалет. Но почему именно к нему? Еще раз удивившись, он открыл дверь.
– Здравствуйте, меня зовут Андрей, мы виделись несколько дней назад в пивной, вы помните? – представился парень
– Помню. Вы зашли поздороваться?– удивился старик, не открывая полностью дверь.
– Нет, нет. У меня к вам дело. Может оно вас заинтересует. Я узнал, что вы немного разбираетесь в строительстве, и раньше работали на ниве археологии, – приговаривая, нетерпеливый гость просочился боком мимо старика в помещение, огляделся, и, обнаружив стул, устроился на нем, выжидающе поглядывая на Вима. Осмотрелся еще раз, и пересел на диван, уставившись с видом собаки на хозяина у которого за спиной для нее есть кость.
Старик помрачнел.
– Чаю?
– Нет, спасибо. Я не голоден. А у вас можно курить?
Аристократ молча подвинул черную от старости, грязи и гари, пепельницу, в которой кучкой умирали бычки. Парень закурил, старик закашлялся, тот начал тушить сигарету.
– Не тушите, я сам курю. Просто астма.
Взгляд нежданного гостя изменился, он еще раз тщательно осмотрел старика, уже как врач военкомата новобранца, и, судя по виду, остался все-таки доволен.
– Простите, а где вы работали? Я спрашивал у Вали, она мало что могла сказать, кстати, и адрес ваш подсказала. Но вроде вы работали на какое–то НИИ, на ниве архитектуры или археологии, потом оно закрылось. А сейчас в какой-то фирме, по строительству?
– Примерно так… А что вас так это интересует?
– Вы знаете, просто думаю, что может быть, вы могли бы мне помочь. Насколько мне подсказали, вы работали в основном по старым зданиям, фундамент древней постройки, колодцы, подвалы, ходы? Это ведь, наверное, очень интересно!
– Не так, как вам кажется. Не знал, что такие большие познания у Вали…
– Не совсем, я знаком кое с кем из ваших бывших сослуживцев… Дальние связи… О вас отзываются, как о хорошем специалисте… Я хотел предложить вам работу. И если сумма вас устроит….
Аристократ молча смотрел на него. Дурацкий мальчишка. Он от него ничего не ждал. Старик давно уже не ждал ничего хорошего от жизни. Хотя даже у таких людей всегда остается где-то в глубине души смутное подозрение, что может быть, вот –вот, сейчас судьба возьмет да и вытащит из рукава туз для него.
– Понимаете, у меня умер дед. Последние годы он вообще уже почти выжил из ума, и даже мало вставал с кровати… От него остался дом…. И когда он умирал, я сидел с ним несколько дней. Мы дежурили по очереди…Я потом выяснял, но он не говорил больше этого никому… Иногда, вроде как пробуждаясь, он хватал меня за руку: «Андрей!…», и начинал нести чушь. Что-то подобное он говорил мне еще в детстве, но я с трудом могу вспомнить… Он говорил, что в этом доме есть какая-то вещь, что-то реальное, и очень важное для всего мира. И к этому чему-то есть проход. Что «оно» находится там с начала времен, и это – революция, и еще что-то в том же роде. Что-то вроде какого-то старого открытия, или, привезенного откуда – то…Я не знаю что это, но это нужно найти. Дед не сказал где, не успел. Не сказал хотя бы как выглядит, или каких размеров. Все что я знаю, это – в доме. И к нему должен быть проход. И это нужно найти, обязательно нужно. Прощупать стены, пол. Все, что только можно. И сделать это аккуратно, если и разрушая дом, то чтобы потом была возможность восстановить. Дело в том, что наследник я не единственный, но наследство не делилось, оно идет на продажу, и потом будут делиться деньги… А выкупить его целиком средств у меня пока нет. Дом продается уже давно, и вряд ли его удастся скинуть быстро, но все-таки стоит поторопиться… Мне нужно, чтобы вы обшарили дом, настолько, насколько это вообще возможно. Если ничего даже не найдете, что ж… И максимально аккуратно. Я имею на все это право, как и любой другой из семьи… Работать надо быстро. И начинать желательно прямо сейчас.
– Вы понимаете, я ведь еще и на работе…работаю. А вы мне предлагаете искать черную кошку в темной комнате, даже если ее там и нет, – старик улыбнулся.
– Я понимаю. Вас мне прекрасно рекомендовали, – и мальчик назвал сумму оплаты.
Вим опустил глаза. Ребенок ищет клад под носом у семьи. Что ж, прекрасно. Он тоже когда-то болел этим. Из-за того и в археологию пошел…Осыпающиеся от времени дворцы ушедших столетий…Романтика. Но сумма…. На нее можно было безбедно существовать минимум год. И съездить куда-нибудь. Мир посмотреть. На работе проблемы и тоска, таких денег в жизни не дадут. А вот денежек выкупить маленький дом почему-то у него нет…Забавно. Если мальчик не врет. Глупо конечно, но забавно.
– Откуда мне знать, что у вас есть эти деньги?
– Я могу дать вам аванс, и перечислять на ваш счет по двадцать процентов, в зависимости от продвижения в работе. Или перечислить пятьдесят процентов сразу, в финале – остальные, – глаз «ребенка» горел, и сделался больным, несчастным.
Вениамин Виссарионович молчал. Ему уже нечего было терять. Кроме себя и своей жизни. А дети умеют врать, и совершать глупости тоже умеют.
– Я хотел бы посмотреть документы на наследование и дом, а также на само помещение. Не хотелось бы сесть за порчу чужого имущества. Потом можем обговорить детали.
– Сумма вас устраивает?
– Посмотрим. Принесите документы….
– Хорошо…Хорошо…все правильно, так и должно быть…Я смогу все собрать и выкроить заодно время для поездки через несколько дней…. Как я смогу с вами связаться, у вас отключен телефон?
– Если меня не будет дома, оставьте записку в дверях. Я вам перезвоню. Или спросите у Вали, – старик усмехнулся.
– Давайте поступим по-другому, я вам оставлю телефон, денег на нем немного есть, как бы в счет будущего аванса, там есть мой номер. Если надумаете отказаться – просто мне его отдадите. Так будет проще, – мальчик выложил на стол мобильный аппарат, – Пользоваться умеете?
Аристократ задумчиво посмотрел на него и кивнул.
– Скажите, а для чего предназначен этот ход, куда он ведет, или что там должно быть, цель их назначения вам известна? Мне просто нужно знать, я так буду работать аккуратнее, может быть одна черточка на стене….
Гость, собравшийся уходить, обернулся в дверях.
– Может быть. Дед говорил, что то, куда ведет проход, может открыть около девяносто трех неработающих процента мозга человека. Заставить полностью работать мозг человека! Начиная от левитации, телепартации, все, на что способен человек, о чем мы даже еще ничего не знаем.
– Я подумаю.
В чашке остывало кофе…Третья чашка. А он все не мог отсюда уйти.
Предложение странного парня не давало покоя. Своя работа Виму давно надоела, набила оскомину, как говорят. Не продвижения, и ничего хорошего он от нее не ждал. И, если даже удастся удержаться сейчас, взлягивая как недостреленная лошадь, через год –другой все равно погонят. Место достаточно неплохое, и шеф маялся уже давно куда родственников пристроить, кривясь на старика… Очень хотелось отдохнуть. Просто отдохнуть. Пожить для себя. Еще вчера эта мысль бы ему в голову даже не пришла, он и мечтать о таком не мог. А мальчик… Если мальчик сдержит слово, и с документами будет все в порядке… Обязательно будет все в порядке, он уверен, так хотелось верить… То он может… Старик не позволял себе додумывать. Но мысли все равно предчувствием чего-то сладкого вертелись во всем теле, кружа водоворотом к голове. И копошиться в старых развалинах он обожал. Дома пахли жизнью своих бывших владельцев, а он хорошо мог читать рассказы домов о прошедшей череде семей, родов, и просто человеческих жизней – бередили любопытство старого авантюриста. Жизнь, казалось, обрела запах весенней капели, и ветер закружил, унося с собой старую листву…
Размышляя, после разговора с молодым человеком, он уже не первый час бродил по городу. Город шумел и спешил, так легче думалось. Совмещать работу и раскопки он не сможет. Придется чем-то пожертвовать. Ужасно хотелось пожертвовать работой… И это можно было сделать, если… А если нет, не получиться, и мальчишка его обманет… Кушать на следующий день будет уже нечего, и это будет начало черной полосы, возможно последней в его жизни…
Эта зареванная пьяная девушка ворвалась в его мысли запнувшись об бордюр, при выходе из такси, и ударила его вместе с собой об стену дома. Он еле удержался на ногах, пытаясь одной рукой удержать заваливающееся в сторону чудовище. Они устояли. Запрокинутая назад голова поднялась, блеснули черные влажные из остатков косметики глаза, на них следом упали растрепанные рыжие волосы.
– Танго?
И она толкнула его, взяв за руку. Он, по инерции, не отнял руки. Без музыки, в людском потоке, они сделали шаг, и начался танец. Прохожие отскакивали от них, как градины от замерзшего стекла. И, обтекая их, толпа скоро образовала своеобразную танц – площадку. Некоторые останавливались посмотреть, их было не много. Был вечер, люди спешили с работы, и большинству не было дела до сумасшедшей странной пары. Обтекаемые безликим, серым людским потоком, под синими стеклами уходящих ввысь зданий, поздним вечером, они продолжали свое па. Пьяная растрепанная девушка в вечернем дизайнерском платье и высокий, с выпученными глазами, старик в потертой куртке. Шок кончился, он обрел способность говорить.
– Стоп, – и они встали посреди мостовой. Людской поток сузился и потек дальше по своим делам. Девушка с серьезным лицом прищурилась.
– Почему? – озадачилось прелестное создание.
Что-то не давало просто развернуться и уйти от нее. Может, первоначальный ступор сыграл с ним злую шутку. Может то, что он не помнил таких ситуаций в своей жизни, а может, их и не было вовсе. Может быть ее вид: очень дорогой, очень пьяный, очень нежный… Чувствовалось в ней что-то…Что не давало бросить посреди улицы, как обычную пустую куклу. Что-то таилось в глубине черных прищуренных подернутых алкогольной одурью глаз. Ее хотелось защитить и не дать никому в обиду.
Они стояли посреди улицы и молча смотрели друг на друга. Она – с вопросом. Он – оценивая. На них начали оглядываться. Решение не стало долгим.
– Где вы живете?
– Зачем вам?
– Я провожу вас домой.
– Я туда не хочу.
– А куда вы хотите?
– Я не знаю.