Хава старалась избегать встреч с ним по дороге к мадрасе или домой, но Ахмед – изобретательный и находчивый – расставлял ловушки; иногда ей всё же приходилось встречаться. В горах непринято было общаться или приближаться к девушкам, поэтому парни довольствовались лишь наблюдением за своей возлюбленной.
– Ну что ж, проходите к столу! Мой отец говорил: «Человек силен животом», а откуда взять силу, когда в животе пусто? – все рассмеялись и приняли предложение. За столом началась оживлённая беседа; говорили о разном: о заморозках в соседнем селе, о том что чеченцы Хотели присягнуть на верность Шамилю и сделать его имамом. Тем временем Марьям с Хавой уже спустились на кухню, где им помогали её двоюродные сестры.
– "Хава," – смотрела Мать, – не урони поднос! Сумей донести его пустым обратно в дом, а не к гостям. Они всячески пытались над ней посмеяться и развеселить, но вот отец велел подавать к столу.
Передали Хаве поднос и направили её к столу; долго она выбирала, как спрятать взгляд, и направила его на край подноса. У порога в комнату с гостями остановилась, переведя дух: перед ней возникали "аждага" – горские чудовища из детских страхов. Особенно ужасным казался тот момент, когда она провела ночь одна в комнате с мёртвой бабушкой; сидя на кровати и обхватив колени руками, Хава вдруг подумала – "чара" может утащить её под кровать. На улицу не даст выйти "мару", а если спасётся от него – схватит "шива", хранитель лесов, самый страшный из всех.
Ветви деревьев казались Хаве обвивающими руки монстрами, когда она пыталась побороть свой страх. Но как ни боролась с этими образами – победить их не находила способа (разумеется, речь о психологической травме).
Хава закрыла глаза и снова открыла: "аждага" исчезли.
Она вошла в комнату, поставила поднос на стол и начала раскладывать еду. Окно было открыто; с улицы доносилось ржание коня. Как будто кто-то руга́л ко́ня плетью,
Салман подошёл к окну.
– Это сирота Гамид, сын Марифа; ему сегодня дядя Мансу́р подарил арабского скакуна.
– Да ты что! – удивлённо воскликнул Назар.
– Да, и судя по сему бедняга рад настолько, что скоро погубит себя и своего ко́ня в надежде приручить его. И тут раздался хохот.
Хава̀ разложила еду; в последний момент увидела, что Ахмед смотрит на неё пристально: она быстро забрала поднос и направилась в кухню, где оставила его, мигом поднявшись к себе в комнату.
Войдя в комнату, она принялась снимать с себя всё – одежду, украшения; это ржание ко́ня раздражало её. Она бросилась к окну дабы скорей закрыть его. Но подойдя к нему, увидела падающего с коня Гамида. Во дворе, где он пытался объездить подарок, земля была натоптана и грязи стояла по щиколотки. Гамид удачно сгруппировался перед падением; точно дикий барс – упал на бок. Но не успев подняться, не спеша осматривался, иска́я пути подхода для следующей попытки. Лошадь же противилась ему словно строптивая жена в первую брачную ночь: выждав удачный момент, он снова взобрался на неё и вновь встречал сопротивление; через немного падал оземь в грязь, но поднимался снова.
Он был подобен Пророку Сулейма́ну (мир емус.) – убеждённому в подчинении ему всего живого. Он не выглядел так малодушно, каким его представил отец; напротив – полон сил и благородства казалось, что он способен приручить горы, обуздать бурную реку, укротить горный ветер.
После очередного падения его позвала мать:Гамид уже холодно, заходи в дом, оставь бедную лошадь в покое. Гамид неспеша подошёл к лошади, взял уздечку и повёл её в загон; лошадь всё это время держала голову высоко и уши поднятыми – словно брезгала общества с ним. Гамид привязал лошадь и начал уходить, будто она для него ничего не значила, а лошадь напротив, как только он начал уходить, осупилась и как бы хотела крикнуть вслед:
– Стой! Подожди, ты был недостаточно настойчив. Жалею, что не позволила оседлать себя – но гордость взяла верх над минутной слабостью; она вновь приняла величественный вид. Повернув чуть голову, взгляд лошади пересекся с Хавой и удивлённо замер: она смотрела на Хаву будто знала её давно, и между ними была одна судьба на двоих. Хава тоже это удивило.
Хава собрала ноги под одеялом и основательно укуталась. Под кроватью сторожит монстр. Звучит Азан на утреннюю молитву. Он первым, ещё до солнца рассеивает ночную тьму: что-то темное отделяется от ночи со голосом утренней молитвы и прохладный горный воздух становится мягче. Хава встаёт на молитву. Смело спускает ноги на пол. С азаном исчезают чудовища, которые иногда сковывают её волю. После молитвы она читает Коран. Ржание коня заставило её вспомнить вчерашний эпизод. Наступил рассвет; она никогда не упускает его встречи.