Эфраим Баух
Между ножом и овном. Ливанская война. Лето 1982

Резервисты машут вам вослед. Залитые июньским солнцем прекрасные виллы прячутся в зелени, дальний колокольный звон трепещет, растекаясь солнечным маревом, эхом, гибнущим среди Ливанских гор, дорога вьется над пропастями, как в сказочном пейзаже, дымы дальних взрывов сливаются с редкими колокольнями, и церковки чудятся кадильницами, мягкая голубизна неба влагой оседает на броне, и резким диссонансом слышится голос сержанта, сухой и скрипучий: "В эти минуты спецподразделение "Голани" штурмует Бофор. Надеть противоосколочные жилеты, оружие к бою".

Катится колонна – мимо зданий радиостанции ливанских христиан, мимо контрольно-пропускной будки войск ООН с испуганным солдатиком-блондином, очевидно, впервые в жизни видящим такое количество танков и солдат, мимо еще нескольких таких будок – по обочинам движения. Солдатики ООН, умытые, причесанные, вычищенные и выглаженные, пытаются изо всех сил даже в этот момент самих себя принимать всерьез, этакие облитые глазурью оловянные солдатики, и каждый с карандашиком, с грозным видом регистрирующий катящуюся мимо махину войны. И все они на первый взгляд одинаковы, но вглядевшись, ощущаешь ненависть к вам французов, чья воинская гордость уязвлена, и полное равнодушие непальцев, которые вообще погружены в нирвану и лишь изредка, как бы проснувшись, вяло вас приветствуют какими-то невнятными жестами. Иллюзорный род войск, придуманный в наш век человечеством для собственного обмана и сопровождающий своей гротесковой несерьезностью любую вспышку на земле, сеющую смерть и разрушения. Изредка между деревьями бегут группы террористов с "калашниковыми" и противотанковыми ракетами. Очередь в их сторону. Сдаются. Впереди мелькает голова заместителя комбата Узи Винтера, с которым ты однажды грузил вооружение в Бикат Асаярим (Долине разведчиков).

С ходу и без единого выстрела захватываете мост Шака и перекресток Цукельхан.

Здесь предстоит провести ночь. Прибыли ваши долгожданные "Зельды"("Зельда": название бронетранспортера), перебираетесь в них. В бронетранспортере, как в железном улье: наука жить в тесноте осваивается на ходу вместе с постоянным ощущением смертоносной силы, нацеленной на тебя круглые сутки и из любой щели. Двое ходят караулом вокруг улья, один – у пулемета, остальные спят, если это можно назвать сном.

Утро и вечер войны. День первый.

В четыре ночи начинается движение: достаточно светло, чтобы летчики могли заметить куски красной ткани на ваших танках и "Зельдах", отличить своих от чужих. И широко развернутое, косо срезанное в полнеба, пространство начинает все быстрее заверчиваться и втягиваться под гусеницы, прострачиваясь во всю длину, и вокруг рвутся снаряды, а впереди летят самолеты, швыряя шрапнельные бомбы, мечутся фигурки по полю, помимо своей воли втягиваемые под гусеницы этой гигантской молотилки, и уже никому, ни наступающим, ни захваченным врасплох, не вырваться из неотвратимой и всезахватывающей карусели, и никто уже не принадлежит себе.

И мельком, как при фотовспышке, кадры за пределом сознания: нога в ботинке, торчащая из земли. Мимо проносятся танки и "Зельды". Внезапное удушье от ударной волны сзади и – при повороте головы – почти вплотную к тебе, от взрыва мины беззвучно разверзающаяся на глазах скала, и чудо, что не швыряет в воздух вашу железную коробку. И все на той же скорости, словно бы выпрыгнув из полосы обстрела, колонна вкатывается в Хацбайю. Толпы жителей вдоль улиц, девицы на балконах, дождь риса и вишен – на ваши головы. Вы уже на холме, над Хацбайей, у брошенного штаба палестинцев.

И внезапно – тяжелейший артобстрел, передряга, молотьба, утюжка. Сирийцы бьют из всех орудий. Неподалеку танковый бой, сидите, задраив люки, свернувшись в железных ульях, каждый снаряд, кажется, летит в тебя. И ты знаешь: прямое попадание, и от "Зельды" мокрого места не останется. Ощущение: ты в гигантской ступе и пест вслепую тычется, норовя по черепу, страх стягивает внутренности нехитрым знанием: свист снаряда – пролетел, свист мины – наоборот. Снаряд попал в стоящую неподалеку "Зельду", но не взорвался: от удара Нехемии переломало руки и ноги, его увозит вертолет генерала Дрори, начальника северного округа. Обстрел ослабевает, люки раздраиваются, приказ – атаковать село, сопротивление может быть серьезным, у тебя в заплечном мешке тысяча двести патронов, пулемет – в руках, от напряжения не ощущаешь июньского пекла.