Уильям Макхарг
Достижения Лютера Транта
Трант настроил и протестировал этот инструмент, прежде чем ему пришлось повернуться и впустить доктора Рейланда. Вскоре к ним присоединились мистер Брэнауэр и президент Джослин, а мгновение спустя вошла медсестра, поддерживая Маргарет Лори. Сам доктор Рейланд с трудом узнал в ней ту самую девушку, которая вбежала к нему в комнату для завтрака всего лишь накануне утром. Вся ее жизнь была сосредоточена на отце, которого так внезапно забрали.
Трант кивнул медсестре, и та удалилась. Он посмотрел на доктора Рейланда.
– Пожалуйста, убедитесь, что она понимает, – мягко сказал он.
Пожилой мужчина склонился над девушкой, которую положили на кровать.
– Маргарет, – нежно сказал он, – мы знаем, что сегодня утром ты плохо говоришь, моя дорогая, и что ты не можешь ясно мыслить. Мы не будем просить тебя о многом. Мистер Трант просто скажет вам несколько слов медленно, по одному слову за раз, и мы хотим, чтобы вы ответили – вам нужно только говорить очень спокойно, все, что угодно, любое слово, моя дорогая, которое придет тебе в голову в первую очередь. Я буду держать этот маленький рожок над вами, чтобы говорить в него. Ты понимаешь?
Большие глаза закрылись в знак согласия. Остальные нервно придвинулись ближе. Рейланд взял приемный барабан на конце второго набора проводов и поднес его к губам девушки. Трант поднял металлические наконечники, прикрепленные к пусковым проводам.
– Мы можем начать прямо сейчас, – сказал Трант, усаживаясь за стол, на котором стоял хроноскоп, и, взяв карандаш, расчертил блокнот для произнесенных слов, ответов слов-ассоциаций и время до ответа. Затем он зажал мундштук между губами.
– Одежда! – четко произнес он. Маятник, отпущенный магнитом, начал раскачиваться. Стрелка закачалась рядом с ним по дуге вдоль шкалы.
– Юбка! – Мисс Лори слабо ответила в барабан у своих губ.
Ток мгновенно поймал указатель, и Трант отметил результат таким образом:
1. платье – 2,7 секунды – юбка.
– Собака! – Трант заговорил и снова запустил указатель.
– Кошка! – ответила девушка и остановила указатель.
Трант написал:
2. собака – 2,6 секунды – кошка.
Слабая улыбка появилась на лицах мистера Брэнауэра и доктора Джослина, но Рейланд знал, что его молодой ассистент просто устанавливает нормальное время ассоциаций Маргарет с помощью слов, не связанных, вероятно, с каким-либо расстройством в ее сознании.
– Дом, – сказал Трант и прошло пять и две десятых секунды, прежде чем он смог написать "отец". Рейланд сочувственно пошевелился, но другие мужчины все еще смотрели, не видя никакого значения в увеличении времени ответа. Трант подождал мгновение.
– Деньги! – внезапно сказал он. Доктор Рейланд с трепетом следил за качающейся указкой. Но "кошелек" от Маргарет остановил его прежде, чем он зарегистрировал больше, чем ее обычное время для невинных ассоциаций.
3. Деньги – 2,7 секунды – кошелек.
– Записка! – внезапно сказал Трант и "письмо" он написал снова за две и шесть десятых секунды.
Доктор Джослин нетерпеливо заерзал, а Трант бесцеремонно придвинул свой стул поближе к столу. Ножки стула заскрипели по твердому деревянному полу. Маргарет вздрогнула, и, когда Трант говорил ей очередные слова, она просто повторила их. Доктор Джослин снова пошевелился.
– Ты не можешь продолжить, Трант? – спросил он.
– Нет, если мы не сможем заставить ее снова понимать, сэр, – ответил молодой человек. – Но я думаю. Доктор Джослин, если бы вы продемонстрировали ей, что мы хотим от нее, а не просто попытались объяснить еще раз, мы могли бы продолжить. Я имею в виду, когда я скажу следующее слово, не могли бы вы взять трубку у доктора Рейланда и произнести в него какое-нибудь другое слово?
– Очень хорошо, – нетерпеливо согласился Президент, – если вы думаете, что это принесет какую-то пользу.
– Спасибо вам! – Трант снова надел мундштуки.
– Октябрь! – назвал он только что закончившийся месяц.
Указатель заработал.
– Чтение! – ответил президент за одну и девять десятых секунды.
– Спасибо. А теперь мисс Лори, доктор Рейланд!
– Кража! – сказал он, и девушка ответила "железо" за две и семь десятых секунды.
– Хорошо! – воскликнул Трант. – Если вы поможете ей еще раз, я думаю, мы сможем продолжить. – Четырнадцатый! – сказал он Президенту. Джослин ответила "пятнадцатый" ровно через две секунды и передала трубку обратно. Все смотрели на мисс Лори. Но Трант снова небрежно заскрежетал стулом по полу, и девушка просто повторила следующие слова. Рейланд не смог заставить ее понять. Джослин пыталась помочь. Брэнауэр скептически покачал головой. Но Трант повернулся к нему.
– Мистер Брэнауэр, я полагаю, вы сможете мне помочь, если займетесь делом доктора Джослин. Прошу прощения, доктор Джослин, но я уверен, что ваша нервозность помешает вам сейчас помочь.
Брэнауэр на мгновение заколебался, скептически, затем, улыбаясь, согласился и взял трубку. Трант снова надел мундштуки.
– Удар! – сказал он.
– Ветер! – тихо ответил Брэнауэр.
Трант машинально отметил время – две секунды, поскольку все были сосредоточены на следующем испытании с девушкой.
– Книги! – сказал Трант.
– Библиотека! – сказала девушка, теперь способная связать разные слова за минимальное время в две с половиной секунды.
– Я думаю, мы снова в пути, – сказал Трант. – Если вы будете продолжать, мистер Брэнауэр. Удар! – воскликнул он, чтобы запустить указку.
– Схватки, – ответил Брановер менее чем через две секунды; и снова трубку передали к девушке. На "скрыть" она сразу ответила "спрятать". Затем Трант быстро протестировал следующую серию:
Маргарет, скрыть – 2.6 – спрятать.
Брэнауэр, падать – 2.1 – осень.
Маргарет, вор – 2,8 серебро.
Брэнауэр, двадцать пятый – 4.5 – двадцать шестой.
– Джослин! – Трант внезапно попробовал произнести понятное проверочное слово. До этого он проговорил девушке "вор", теперь он назвал друга ее отца, президента университета. Но "друг" она смогла связать за две и шесть десятых секунды. Трант откинулся на спинку стула и написал эту серию без комментариев:
Маргарет, Джослин – 2,6 – друг.
Брэнауэр, жена – 4.4 – Кора.
Маргарет, секрет – 2.7 – Алиса.
Трант удивленно поднял глаза, на мгновение задумался, но затем поклонился мистеру Брэнауэру, чтобы тот снова повел девушку, сказав "рана", на что он написал ответ "нет" через четыре и шесть десятых секунды. Трант немедленно провел второй прямой и понятный тест.
– Брэнауэр! – многозначительно бросил он девушке, но "друг" она снова смогла сразу ассоциировать. Как только что Президент Попечительского совета взглянул на Джослин, теперь Президент университета кивнул Бранауэру. Трант быстро продолжил свой список:
Маргарет, Брэнауэр – 2,7 – друг.
Брэнауэр, нож для вскрытия писем – 4,9 – письменный стол.
– Отец! – Трант назвал следующее слово. Но из этого не вышло никакой ассоциации, так как эмоция была слишком глубокой. Трант, осознав это, кивнул мистеру Брэнауэру, чтобы тот начал следующий тест, и написал:
Маргарет, отец – никаких ассоциаций.
Брэнауэр, Харрисон – 5,3 – Кливленд.
Маргарет, университет – 2,5 – учеба.
Брэнауэр, брак – 2.1 – жена.
Маргарет, экспозиция – 2,6 – камера.
Брэнауэр, брат – 4,9 – сестра.
Маргарет, раковина – 2,7 – кухня.
Брэнауэр, крушение – 4.8 – воздушный шар.
– Рейланд! – Наконец Трант обратился к девушке. Это было так, как если бы он откладывал суд над своим старым другом так долго, как только мог. И все же, если бы кто-нибудь наблюдал за ним, то заметил бы сейчас быструю вспышку его разноцветных глаз. Но все взгляды были прикованы к качающейся стрелке хроноскопа, которую Маргарет не смогла остановить при упоминании лучшего и старейшего друга своего отца. Одну полную секунду он качался, две, три, четыре, пять, шесть
Молодой ассистент по психологии собрал свои бумаги и встал. Он подошел к двери и позвал медсестру из соседней палаты.
– Это все, джентльмены. Не спуститься ли нам в кабинет?
– Ну, Трант? – нетерпеливо спросила президент Джослин, когда все четверо вошли в комнату внизу, которая раньше принадлежала доктору Лори. – Вы ведете себя так, как будто обнаружили какую-то зацепку. Что это?
Трант осторожно закрывал дверь, когда удивленное восклицание заставило его обернуться.
– Кора! – воскликнул мистер Брэнауэр. – Ты здесь? О! Вы пришли навестить бедняжку Маргарет!
– Я не мог оставаться дома, думая о том, как ты так мучил ее сегодня утром! – Красивая женщина окинула их лица тревожным вопросительным взглядом.
– Я рассказал Коре кое-что о нашем тесте, Джослин, – объяснил Брановер, ведя жену к двери. – Теперь ты можешь подняться к Маргарет, моя дорогая.
Казалось, она сопротивлялась. Трант задумчиво уставился на нее.
– Я не вижу причин отсылать миссис Брэнауэр, если она хочет остаться и услышать с нами результаты нашего теста, который доктор Рейланд собирается нам дать. – Трант повернулся к старому профессору и протянул ему листы, на которых он написал свой отчет.
– Скорее, доктор Рейланд, пожалуйста! Не могли бы вы объяснить нам, о чем они вам говорят?
Руки доктора Джослин сжались в кулаки, а Брэнауэр придвинулся к жене, в то время как Рейланд взял бумаги и внимательно их изучил. Но старый профессор поднял озадаченное лицо.
– Лютер, – воззвал он, – для меня это ничего не значит! Обычное ассоциативное время Маргарет для нейтральных слов, как вы установили в начале, составляет около двух с половиной секунд. Она не превысила этого ни в одном из слов с обвинительными ассоциациями, которые вы ей приписали. Исходя из этих результатов, я должен сказать, что с научной точки зрения невозможно, чтобы она даже догадывалась, что ее отец виновен. Ее ответы ни на что не указывают, если только… если только, – он сделал мучительную паузу, – потому что она ничего не могла связать с моим именем, которое, по вашему мнению, подразумевает…
– Что вы так близки с ней, что при вашем имени, как и при имени ее отца, эмоция была очень глубокой. Доктор Рейланд, – перебил молодой человек. – Но не смотрите только на ассоциации Маргарет! Расскажите нам вместо этого, результаты доктора Джослин и мистера Брэнауэр!
– Доктора Джослин и мистера Брэнауэра?
– Да! Ибо они показывают, вы это можете подтвердить, бессознательно, но научно и совершенно неопровержимо, что доктор Джослин никак не мог быть мошенником, никоим образом не связаны с этими векселями, часть из которых должна была быть выплачена четырнадцатого октября, но что мистер Брэнауэр имеет далеко не невинную связь с ними и с двадцать пятым числом месяца, когда были выплачены остальные!
Трант повернулся к попечителю.
– Итак, мистер Брэнауэр, вы были тем человеком в комнате в воскресенье вечером! Вы, чтобы спасти негодяя Харрисона, брата вашей жены и настоящего вора, убили доктора Лори в его кабинете, сожгли фальшивые векселя, включили газ и выставили его самоубийцей и вором!
Во второй раз за двадцать четыре часа Трант поразил доктора Рейланда и президента университета. Но Брэнауэр безобразно рассмеялся.
– Если вы не могли пощадить меня, вы могли бы, по крайней мере, избавить мою жену от этого последнего бредового обвинения! Пойдем, Кора! – скомандовал он.
– Я думал, вы могли бы держать себя в руках, мистер Брэнауэр, – ответил Трант. – И когда я увидел, что ваша жена хочет остаться, я подумал, что мог бы оставить ее, чтобы убедить даже президента Джослина. Видите? – он спокойно указал на миссис Брэнауэр, когда она, бледная и дрожащая, упала на стул. – Не думайте, что я бы сказал это таким образом, если бы эти факты были для нее новыми. Я был уверен, что единственным сюрпризом для нее будет то, что мы их знали.
Брэнауэр наклонился к жене, но она выпрямилась и пришла в себя.
– Мистер Брэнауэр, – продолжил затем Трант, – если вы извините случайные ошибки, я сделаю более полное заявление.
– Во-первых, я должен сказать, что, поскольку вы держали ваши отношения в секрете, этот Харрисон, брат вашей жены, был негодяем до того, как приехал сюда. Тем не менее вы обеспечили ему должность казначея, на которой он вскоре начал воровать. Это было очень просто. Доктор Лори просто подписывал векселя, Харрисон их оформлял. Он мог оформлять их стираемыми чернилами и исправлять после того, как они были подписаны, или любым другим простым способом. Достаточно того, что он действительно собрал их и украл сто тысяч долларов. Когда векселя были предъявлены к оплате, этот вопрос был поставлен перед вами. Вы, должно быть, обещали доктору Лори, что возместите убытки, потому он заплатил по векселям и внес платеж в свои книги. Затем пришло время, когда книги должны быть представлены для аудита. Лори написал это последнее обращение к вам с просьбой больше не откладывать урегулирование вопроса. Но до того, как письмо было доставлено, вы с миссис Брэнауэр поспешили в Элджин, чтобы повидаться с этим Харрисоном, который был ранен. Вы вернулись в воскресенье вечером и прочитали записку доктора Лори. Вы пошли к нему и, будучи не в состоянии произвести оплату, там, в его кабинете, вы нанесли ему смертельный удар.
Но Брановер набросился на него с диким криком.
– Дьявол! Ты лжешь! Я не бил его!
– С помощью удара? О, нет! Вы не подняли на него руку. Но его сердце было слабым. Когда вы отказались выполнить свое обещание, что означало его гибель, он рухнул перед вами – мертвый. Хотите ли вы сами продолжить это заявление сейчас?
Его супруга взяла себя в руки.
– Это не так! Нет! – возразила она. – Нет!
Бранауэр повернул к президенту Джослин изможденное лицо.
– Это правда? – строго спросил президент.
Брановер закрыл лицо руками.
– Я расскажу вам все, – быстро сказал он. – Харрисон, этот парень каким-то образом узнал, что он брат моей жены. Он всегда был безрассудным, диким, но она, Кора, не останавливай меня сейчас, любила его и привязалась к нему, как… как сестра иногда привязывается к такому брату. Они были одни в этом мире, Джослин. Она вышла за меня замуж только при условии, что я спасу и защищу ее брата. Он потребовал здесь должности. Я колебался. Его жизнь была одним долгим скандалом, но никогда прежде он не был нечестен с деньгами. В конце концов я поставил условием держать наши отношения в секрете и послал за ним. Я сам впервые обнаружил, что он подделал векселя. Я пошел к Лори. Он согласился оставить Харрисона в офисе, пока я не смогу его тихо убрать. Он оплатил векселя из университетского резерва, только что собранного, после моего обещания возместить их. Дэвид потерял всякую возможность спекулировать акциями. Я не мог сразу заплатить эту огромную сумму наличными, но бухгалтерские книги должны были быть проверены. Лори, который ожидал от меня немедленного возмещения, ни разу не дал против меня показаний. Я нарушил наше соглашение, его сердце не выдержало, я не знал, что оно слабое, и он рухнул на кушетку… мертвый.
Доктор Рейланд застонал, заламывая руки.
– О, профессор Рейланд! – воскликнула миссис Брэнауэр. – Он рассказал не все. Я последовал за ним тогда!
– Вы следили за ним? – воскликнул Трант. – Ну, конечно!
– Я думала… Я сказала ему, – взорвалась жена, – это случилось по воле Провидения, чтобы спасти Дэвида!
– Тогда это вы предложили ему оставить нож для вскрытия писем в руке Лоури в качестве доказательства самоубийства!
Брэнауэр и его жена оба вновь уставились на Транта с ужасом.
– Но вы, мистер Брэнауэр, – продолжал Трант, – не будучи женщиной, у которой есть драгоценный брат, которого нужно спасти, не могли подумать о нанесении раны. Вы подумали о газе. Конечно! Именно эта странная мысленная ассоциация преступника с известием о предполагаемом самоубийстве впервые вызвала у меня подозрения.
Он повернулся, как будто дело было закончено, но встретился с озадаченным взглядом доктора Джослин. Достигнутая цель была очевидна, но для президента университета дорога, по которой они пришли к ней, была темной, как всегда. Брэнауэр увел свою жену в другую комнату. Затем он вернулся.
– Доктор Джослин, – сказал Трант, – с научной точки зрения невозможно, как скажет вам любой психолог, чтобы человек, который связывает первую предложенную ассоциацию за две с половиной секунды, как Маргарет, заменил другую, почти не удваивая временной интервал.
– Понаблюдайте за ответами Маргарет. "Железо" последовало за "украсть" так же быстро, как "кошка" последовала за "собакой". "Серебро", о котором женщина в первую очередь думает в связи с кражей со взломом, было первой ассоциацией, возникшей у нее с "вором". Я сразу увидел ее невиновность и продолжил допрос, чтобы избежать более формального допроса остальных. Я проскрежетал стулом по полу, чтобы потревожить ее нервы, и втянул вас в проверку.
– Первые два ваших испытания. Доктор Джослин, показал, что вы не имели никакого отношения к векселям. Дата, когда половина из них подошла к сроку погашения, ничего для вас не значила. "Октябрь" предполагал только чтение и "четырнадцатый" позволил вам просто связать следующий день с совершенно неожиданным для вас числом. Я заменил вас на мистера Брэнауэра. Я объяснил эту замену как получение результатов от людей с низкой психической устойчивостью. Я не упоминал об этом как о еще более верном результате, когда испытуемый полностью контролирует свои способности, даже подозрителен и пытается не выдать себя. Мистер Брэнауэр явно думал, что сможет оградить себя от того, чтобы выдать мне что-либо. Теперь обратите внимание на его ответы.
– Двадцать пятое, день, когда должны были прийти большинство векселей, значил так много, что потребовалось вдвое больше времени, прежде чем он смог прогнать свою первую подозрительную ассоциацию, просто сказав "двадцать шестое". Я уже говорил вам, что подозревал, что его жена, по крайней мере, знала о чем-то неправильном. Ему потребовалось в два раза больше необходимого времени, чтобы произнести "Кора" после упоминания "жена". Он выдал первую ассоциацию, но хроноскоп безжалостно зафиксировал, что ему нужно все обдумать. "Рана" затем вызвала замечательную ассоциацию "нет" в конце четырех и шести десятых секунды. Раны не было, но что-то сделало так, что ему пришлось все обдумать, чтобы понять, не подозрительно ли это. Когда я впервые увидел нож для писем на столе доктора Лори, я подумал, что если человек пытается представить это как самоубийство, он, по крайней мере, должен был подумать о том, чтобы использовать кинжал перед газом. Теперь обратите внимание на следующий тест, "Харрисон". Любой невинный человек, не переусердствовав, сразу же ответил бы на имя Харрисона первой ассоциацией возникшей в мозге. Мистер Бранауэр, конечно, подумал о нем первым и мог бы ответить за две секунды. Чтобы выбросить это из головы и подумать о президенте Харрисоне так, чтобы вызвать, казалось бы, "невинную" ассоциацию "Кливленд", ему потребовалось более пяти секунд. Затем я попытался найти связь этого Харрисона, предположительно с миссис Брэноуэр. Я пытался сделать это дважды. Второе испытание, "брат", заставило его задуматься еще раз практически на пять секунд, прежде чем он смог решить, что "сестра" – это нейтральное слово. Поскольку первые слова "удар" вызвали "ветер" только через две секунды, а "удар" так же быстро вызвал "схватки", я знал, что он не мог нанести удар доктору Лори и мои последние слова действительно показали, что Лори, вероятно, рухнул перед ним. И с меня хватит.
Доктор Джослин быстрыми шагами расхаживала по комнате.
– Это так просто. Брановер, университет в большом долгу перед вашим отцом. Вскрытие убедительно покажет, что доктор Лори умер от сердечной недостаточности. Остальные факты являются личными для нас самих. Вы можете вернуть эти деньги. О их отсутствии я расскажу только доверенным лицам. В то же время я представлю им ваше заявление об уходе из Правления.
Он повернулся к Транту.
– Но эта секретность, молодой человек, лишит вас известности, которую вы могли бы приобрести благодаря действительно замечательному методу, который вы использовали в этом расследовании.
– Это не имеет значения, – ответил Трант, – если вы дадите мне короткий отпуск в университете. Как я уже упоминал вчера доктору Рейланду, прокурор Чикаго был убит две недели назад. Шестнадцать человек, один из них, несомненно, виновен, задержаны, но преступника среди них опознать невозможно. Я хочу снова попробовать научную психологию. Если мне это удастся, я уйду в отставку и продолжу расследование преступлений – по-новому!
БЫСТРЫЙ ПАТРУЛЬ
Капитан полиции Кроули, рыжеволосый, бдительный и храбрый, явился в полицейский участок Норт-Сайда на час позже обычного и в очень плохом настроении. Он вызывающе посмотрел на ряд патрульных, репортеров и назойливых людей, без единого слова оттолкнул локтем своего дежурного сержанта и ворвался в свой личный кабинет. Обычная стопка утренних газет, обрушивающихся на него язвительными колонками на первой полосе, покрывала его стол. Он просмотрел их, крякнув, затем смахнул их на пол и позволил себе тяжело опуститься на стул.
– Он должен быть виноватым! – огромный кулак отчаянно ударил по столешнице. – Это должен быть он! – решительно повторил хриплый голос.
Он договорил последнее слово, когда дверь распахнулась, только для того, чтобы произнести его более решительно, когда капитан узнал дежурного сержанта.
– Канлан? – рискнул предположить дежурный сержант. – Ребята сказали мне, что он снова у вас в участке на Харрисон-стрит.
– Да, он у нас.
– Вы еще ничего из него не вытянули?
– Нет, ничего… пока!
– Но вы думаете, что это он?
– Кто сказал что-нибудь о размышлении? – Кроули взглянул и увидел, что дверь закрыта. – Я сказал, что это должен быть он! И это должно быть, так или иначе, верно!
За месяц до этого Рэндольф Бронсон, городской прокурор, из-за чьего безнаказанного убийства Кроули попал под огонь критики, осмелился попытаться поймать и отправить в тюрьму шестнадцать человек, которые составляли самую печально известную и опасную игорную шайку в городе. Стало ясно, что некоторые из шестнадцати не остановятся ни перед чем, чтобы убрать прокурора с дороги. Поэтому начальник полиции поручил Кроули особо следить за безопасностью Бронсона в участке Норт-Сайд, где работал молодой прокурор. Но Кроули потерпел неудачу, потому что в течение двенадцати дней после предупреждения, однажды рано утром, Бронсон был найден мертвым в квартале от своего пансиона убитым. Кроули не смог найти ключ ни к одному из шестнадцати. Он смело и с уверенностью арестовал их всех сразу, но после жесточайшей "третьей степени" был вынужден их отпустить. Теперь, в отчаянии, он снова арестовал Канлана.
– Конечно, – сказал дежурный сержант, – Канлан или кто-то еще скорее всего причастен к этому, независимо от того, сам он это сделал или нет. Но если вы еще не получили информацию о Канлане, может быть, вы захотите поговорить с парнем, который ждет в приемной.
– Кто он? Что он знает?
– Его зовут Трант, он говорит, что окончил университет. И он говорит, что может вычислить нашего человека.
– Кто он – студент?
– Он говорит, что какой-то перфессор.
– Профессор! – Кроули встал вполоборота.
– Не такого рода, Эд. – дежурный сержант согнул одну руку и похлопал себя по бицепсу. – У него этого предостаточно, и у него тоже есть волосы, – сержант взглянул на рыжую голову Кроули, – такие же рыжие, как и у тебя, кэп.
– Пригласи его сюда.
Кроули быстро взглянул на Транта, когда тот вошел. Он увидел молодого человека с волосами, действительно такими же густыми и рыжими, как у него и с фигурой, для его более среднего роста, такой же мускулистой, как у любого полицейского. Он увидел, что серо-голубые глаза молодого человека не совсем совпадали – правый был заметно более голубым, чем другой, а под ним был маленький розовый шрам, который заметно краснел при малейшем румянце на лице.
– Лютер Трант, капитан Кроули, – представился Трант. – В течение двух лет я проводил эксперименты в психологической лаборатории университета…
– Повелитель психов! Еще один ясновидящий!
– Если человек, убивший Бронсона, является одним из шестнадцати человек, которых вы подозреваете, и вы позволите мне изучить их должным образом, я могу сразу вычислить среди них убийцу.
– Изучить их должным образом! Святые на Небесах, сынок! Я тебя так скажу – эта банда нуждалась в крепкой выпивке, когда мы закончили их допрос и ни одно слово или движение не выдало виновного!
– Такие люди конечно просто так себя не выдадут! – горячо ответил Трант. – Потому что они могут держать язык за зубами и контролировать свои лица, а вы больше ни на что не смотрели! Но пока вы изучали их, если бы я или любой другой опытный психолог приложили гальванометр к их ладоням или…
– Хиромант, храни нас Господь! – воскликнул Кроули. – Послушай – даже не мечтай, что ты нам нужен. Вчера мы поймали нашего человека, Канлана, и к вечеру выбьем из него признание. Сержант! – позвал он, когда дверь открылась, чтобы впустить мужчину. – вы знаете, кого вы пропустили – хироманта!
Но вошел не сержант.
– А-а! Инспектор Уокер!
– Доброе утро, Кроули, – услышал Трант тихий ответ позади себя, когда обернулся. Гигант в форме инспектора полиции почти заполнил дверной проем.
– Пойдемте со мной, молодой человек, – сказал он. – Мисс Эллисон проходила со мной здесь снаружи, и мы слышали кое-что из того, что вы говорили. Мы хотели бы услышать больше.
Трант взглянул на умное лицо инспектора и последовал за ним. За дверью ждала молодая женщина. Когда инспектор указал Транту на тихую комнату в задней части здания, она последовала за ним. Инспектор Уокер запер за ними дверь. Девушка села за стол в центре, и когда она повернулась к Транту, она подняла вуаль над своими каштановыми вьющимися волосами и приколола ее поверх шляпы. Он сразу узнал в ней девушку, с которой Бронсон обручился всего за неделю до того, как его убили. На нее обрушились все ужасы, а также горе от убийства Бронсона, и Трант не удивился, что тень этого события была видна на ее милом лице. Но он прочел там и иной взгляд – опасный взгляд вызова.
– Я шла с инспектором Уокером, чтобы встретиться с капитаном Кроули, – объяснила девушка Транту, – когда я подслушала, как вы говорили ему, что думаете, что этот… Канлан… не мог убить мистера Бронсона. Я надеюсь, что это так.
Трант посмотрел на Уокера.
– Отцом мисс Эллисон был судья Эллисон, самый честный человек, который когда-либо сидел на скамье подсудимых в этом городе, – ответил Уокер. – Его дочь знает, что она не должна пытаться помешать нам наказать человека, который убивает, но ни один из нас не хочет верить, что Канлан – человек сделавший это. Итак, что ты там говорил Кроули?
– Я пытался рассказать капитану Кроули о простом тесте, который должен немедленно доказать вину или невиновность Канлана и, если необходимо, затем найти виновного. Я проводил эксперименты по регистрации и измерению эффектов и реакций эмоций. Человек, находящийся под влиянием страха или стресса от вины, всегда должен подавать признаки. Закаленный человек может контролировать все признаки, на которые обычно смотрит полиция, он может контролировать мимику, не допустить, чтобы его лицо заметно покраснело. Но ни один человек, даже закаленный или обученный контролировать себя, не может предотвратить многие незначительные изменения, которые научными средствами поддаются измерению и уверенно выдают его. Ни один человек, как бы он ни был готов, если взять простейший тест, не может контролировать работу потовых желез на ладонях своих рук, которые всегда увлажняются под воздействием эмоций.
– Испуганный человек потеет, это так, – согласился Уокер.
– Итак, психологи изобрели простой способ регистрации эмоций, проявляющихся через железы на ладонях, – продолжил Трант, – с помощью гальванометра. У меня есть один в коробке, которую я оставил дежурному сержанту. Это всего лишь устройство для измерения изменений силы обычного электрического тока. Испытуемый держит в каждой руке по металлическому контакту, подключенному к батарее. Когда он хватается за них, слабый и незаметный ток проходит через его тело или, если его руки очень сухие, возможно, вообще нет течения тока. Затем он подвергается допросу и знакомится с обстоятельствами или предметами, связанными с преступлением. Если он невиновен, объекты не имеют никакого значения для его сознании и не вызывают никаких эмоций. Его лицо ничего не выдает, как и его руки. Но если он виновен, то, хотя ему все еще удается контролировать свое лицо, он не может предотвратить выделение влаги из желез на ладонях. Поймите меня правильно, я не имею в виду количество влаги, заметное глазу, но этого достаточно, чтобы создать электрический контакт через металлы, которые он держит, достаточно, чтобы очень четко зафиксироваться на гальванометре, движущаяся стрелка которого, перемещаясь по шкале, безжалостно выдаст его!
Инспектор скептически покачал головой.
– Я понимаю, что это ново для вас, – сказал Трант. – Но я рассказываю вам отнюдь не о теории. Правильно используя гальванометр, мы можем сегодня утром определить, научно и неопровержимо, убил ли Канлан мистера Бронсона или нет, и позже, если это не он, кто из остальных является убийцей. Можно мне попробовать?
Мисс Эллисон, еще более бледная, чем прежде, встала и положила руку на рукав Транта.
– О, попробуйте, мистер Трант! – воскликнула она. – Попробуйте… сделайте что-нибудь, что может остановить их при демонстрации на этом игроке, Канлана и миссис Хотин, я хочу, чтобы мистер Бронсон… – она замолчала и повернулась к инспектору.
Уокер снова посмотрел на Транта, а психолог нетерпеливо посмотрел на полицейского.
– Я не могу поверить, что это Канлан, – сказал Уокер.
До сих пор на Транта производила впечатление главным образом огромная фигура инспектора, но когда Уокер заговорил об игроке, которого Кроули, чтобы спасти свое лицо, пытался отправить на казнь, Трант увидел в инспекторе что-то похожее на сентиментальность. Ибо он был необычной аномалией полицейского управления, офицером, родившимся и выросшим среди преступников, за которыми он должен следить.
– Я отвезу вас к Канлану, – наконец согласился инспектор. – Поскольку с ним все в порядке, вы не сможете навредить и, возможно, сможете помочь. Все знают, что Канлан выставил бы Бронсона, но не так, я уверен, не таким образом. Я родился в подвале напротив дома Канлана. Если бы на мистера Бронсона напали средь бела дня, с детективами по бокам от него, и все они были бы избиты или убиты, я бы первым подошел к Канлану и сказал: "Джейк, ты арестован". Но Бронсон не был убит таким образом. Человек, который убил его, подождал, пока в доме не воцарится тишина, пока охранники Кроули не уснут, а затем каким-то образом, как – это большая загадка, чем само убийство, вывел его одного на улицу в два часа ночи и убил его в темном дверном проеме.