Эдвард Резерфорд
Сарум. Роман об Англии
Edward Rutherfurd
SARUM
© А. Питчер, перевод, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016
Издательство АЗБУКА®
Предисловие
О названии Сарум
Строго говоря, слово «Сарум» – искаженная передача сокращения, которым пользовались средневековые писцы для записи названия поселения, именуемого Солсбери. Ошибочно прочитанное сокращение прижилось в устной и письменной речи, и вот уже семьсот пятьдесят лет слово «Сарум» употребляется как название города, епархии и территории, окружающей Солсбери.
Во избежание путаницы в романе я употреблял название Сарум при описании местности, окружающей собственно город. Для поселений, в разное время существовавших на этом месте, я использовал названия, под которыми они были известны в описываемую эпоху: Сорбиодун – в период римского завоевания, Сарисбери – при нормандцах, а впоследствии – Солсбери. Название Олд-Сарум – Старый Сарум – относится непосредственно к поселению и употребляется в соответствующем контексте.
О романе «Сарум»
Моя книга – художественное произведение, ошибочно считать его историческим трудом. Описанные в ней семейства Портиас, Уилсон, Шокли, Мейсон, Годфри, Муди и Барникель, равно как и их роль в происходящем, – авторский вымысел. Однако же, рассказывая о жизни этих персонажей, я по мере возможности помещал их в реально существовавший исторический контекст.
При описании доисторической эпохи я допускал определенную вольность как в датировке, так и в изложении событий, хотя и старался придерживаться советов, полученных от специалистов-историков. К примеру, принято считать, что отделение острова Британия от материковой Европы произошло примерно между 9000 и 6000 годами до нашей эры. Более того, поскольку не существует неоспоримых сведений о религиозных обрядах, астрономических познаниях жрецов и о конкретных методах строительства Стоунхенджа, я основывал повествование на тех теориях и предположениях, которые вписывались в структуру романа.
В тексте время от времени, для удобства читателей, малознакомых с историей Англии, упоминаются реальные исторические факты, однако они вплетены в канву художественного вымысла, и роман в целом ни в коем случае нельзя рассматривать как описание подлинных событий.
О топографии и Авонсфорде
В окрестностях Сарума находится такое множество древних городищ, поселений и деревень, что в целях упрощения топографии и для удобства читателей мне пришлось пойти на компромисс. В действительности Авонсфорда не существует, это собирательный образ. Я расположил поселок в некой вымышленной долине у реки Авон – в настоящее время река Эйвон – к северу от Солсбери, для простоты получившей название долины Авона. Все упомянутые детали ландшафта и постройки существуют или существовали на самом деле в окрестностях Солсбери: поселение железного века, римская вилла, поля, называемые Рай и Чистилище, дерновый лабиринт, земляные валы и насыпи, пруды, сукновальни, голубятни, усадьбы и церкви.
В ходе истории названия многих поселений менялись, поэтому я выбрал самые известные – к примеру, Кларендонский лес и Дубрава Гроувли существуют и в настоящее время, а вот поселок Лонгфорд, упомянутый в романе, в действительности расположен на большем расстоянии от Кларендонского леса.
Названия солсберийских улиц тоже претерпели значительные изменения, но, чтобы не запутывать читателя, я по возможности сохранил современные наименования.
Все остальные населенные пункты – Солсбери, Крайстчерч, Уилтон, Олд-Сарум – описаны достоверно.
О фамилиях и происхождении семейств
В романе все вымышленные семейства – Уилсоны, Мейсоны и Годфри – носят распространенные в Англии фамилии. История происхождения родовых имен Уилсон и Мейсон, приведенная в книге, ничем не отличается от общепринятой, история рода эйвонсфордских Годфри – художественный вымысел, однако создана по типу образования фамилий семейств с нормандскими корнями. Между прочим, в Солсбери на самом деле существовало семейство Годфри, которое упомянуто в книге, – один из его представителей был мэром города, – но между вымышленными и реальными Годфри нет родственных связей.
Шокли – фамилия редкая, и ее возможное происхождение объясняется в романе.
В английском фольклоре существует объяснение происхождения фамилии Барникель, и я склонен ему верить. Фамилия Портиас распространена на севере Англии, однако ее римское происхождение вымышлено – увы, история имен редко уходит в такое далекое прошлое.
Тем не менее историю семейств и родов все-таки возможно проследить. Недавние историко-археологические исследования показали, что во многих районах Англии существовали и до сих пор существуют целые династии ремесленников. Несмотря на то что вторжение саксов заставило местное население Британии переселиться на запад, имеет смысл предположить, что не все коренные жители покинули насиженные места. Разумеется, невозможно с уверенностью доказать, что в Саруме до сих пор обитают потомки кельтов или племен, населявших эту территорию до их появления, однако такое предположение имеет право на существование.
Дун
Я намеренно выбрал для описания укрепленного городища в Олд-Саруме слово, употребляемое современными историками. Его первоначальная кельтская форма – dün.
Заключение
Сарум – одна из самых древних заселенных территорий в Англии, сохранившая следы первоначальных поселений. Археологической информации и исторических документов с лихвой хватило бы на книгу, втрое или даже вчетверо превосходящую мой роман, однако я ограничился лишь самыми, на мой взгляд, интересными моментами в необычайно богатой истории региона.
Посвящается зодчим Солсберийского собора и всем, кто принимает участие в его спасении
Старый Сарум
Путь в Сарум
Вначале, задолго до возникновения Сарума, шестую часть планеты в Северном полушарии сковывал толстый слой льда; ледники покрывали Северную Азию, Канаду, Скандинавию и две трети территории будущей Британии. Ледяной щит протянулся на пять тысяч миль, и даже по краям толщина его составляла не меньше тридцати футов.
У южной границы ледников на несколько сот миль простиралась пустынная, сумрачная тундра.
За двадцать тысяч лет до нашей эры в мире царили холод и мгла.
Толстый покров льда вобрал в себя значительную часть воды, поэтому океаны были мельче, а многих морей и вовсе не существовало. К югу от ледников отвесные утесы высились над глубокими ущельями, которые с тех пор давно погрузились под воду. Северные земли обволакивало вечное безмолвие, только бушевали метели, и надо льдом с воем носились суровые ветры; арктическая тундра представляла собой многие тысячи миль вымороженной пустыни, где изредка встречалась скудная растительность и обитали немногочисленные, но чрезвычайно выносливые звери. В гигантской шапке полярного льда таились и будущие моря, и те формы жизни, которые со временем в них зародились.
Такой была ледниковая эпоха – не первая и не последняя, одна из бесчисленного множества прошлых и будущих оледенений, в промежутках между которыми северные земли заселил человек.
Пролетели века, прошли тысячелетия, однако никаких перемен не замечалось до тех пор, пока примерно за десять тысяч лет до нашей эры температура на окраинах великого ледяного щита не начала подниматься – медленно и почти незаметно. Потепление не прекращалось в течение многих веков, и вот однажды ледяной щит начал таять: струи стекались в ручьи и речушки, откалывая куски льда шириной где в несколько ярдов, где в полмили. Это почти не уменьшало ледяного покрова, раскинувшегося на многие тысячи миль, однако постепенно таяние набирало силу. Из-подо льда показалась новая тундра, возникли новые реки, ледники сползли на юг, в моря, где начал повышаться уровень воды. Мало-помалу, век за веком, менялись очертания материков, и новая жизнь, зарождаясь на обновленной суше, робко осваивала новые земли.
Очередная ледниковая эпоха подходила к концу.
Процесс этот продолжался несколько тысяч лет.
Однажды, примерно за семь с половиной тысяч лет до Рождества Христова, холодным пасмурным летом – других в тех северных краях не знали – отважный охотник по имени Ххыл вознамерился пуститься в невероятное путешествие.
Акуна, его женщина, услышав о странной затее, сначала удивленно посмотрела на Ххыла, а потом попыталась отговорить:
– С нами никто не пойдет. Мы умрем с голоду.
– Я хороший охотник, без помощи обойдусь, добуду нам еду.
Она упрямо замотала головой:
– Ты говоришь о месте, которого нет.
– Оно есть, – настойчиво повторил Ххыл.
Об этом месте рассказывал его отец, а отцу – его отец. Преданиям было несколько веков, но Ххыл этого не знал.
– Мы умрем, – вздохнула Акуна.
Они стояли на холме, у подножия которого виднелось стойбище: жилища из оленьих шкур, закрепленных на шестах. Пять охотничьих семейств разбили здесь стоянку, едва сошли зимние снега. До самого горизонта тянулась пустынная равнина, покрытая жесткой бурой травой, лишь кое-где жался к земле березовый стланик да торчали валуны, облепленные длинными прядями мха и пятнами лишайников. Холодный северный ветер гнал по низкому небу серые облака.
Тундра – широкая полоса суши, высвобожденная растаявшими ледниками, – протянулась через весь Евразийский материк. В эпоху, называемую археологами верхним палеолитом, а после этого – в эпоху мезолита, от Шотландии до Китая по безбрежным пустынным равнинам, напоминавшим климатом нынешнюю Сибирь, бродили немногочисленные племена охотников. Скудная растительность служила кормом для зубров, северных оленей, диких лошадей и могучих лосей. Стада, мелькнув на горизонте, исчезали в бескрайнем просторе, так что охотники долго и упорно преследовали добычу – без еды им грозила голодная смерть. Подобный образ жизни существовал на протяжении сотен поколений.
Ххыл и его семейство обитали на северо-западной окраине бесконечной тундры. Роста охотник был чуть выше среднего – пять футов семь дюймов, – скуластый, с угольно-черными глазами. Кожа загрубела от ветра, лицо избороздили глубокие резкие морщины, редкие зубы пожелтели, в черной бороде мелькала седина: Ххылу минуло двадцать восемь – в то время весьма почтенный возраст. От холода его защищала одежда из оленьих и лисьих шкур, скрепленных костяными колышками (шитья его соплеменники не знали) и бахилы из мягкой кожи. В таком наряде охотник сливался с бурой равниной, а когда замирал, занеся копье над головой, то походил на странное чахлое деревце – длинные спутанные космы торчали как ветви. В широко расставленных глазах под кустистыми бровями светился ум.
Соплеменники уважали Ххыла: он прослыл удачливым охотником и лучшим следопытом. Вот уже много лет племя вслед за стадами кочевало по территории шириной миль пятьдесят с запада на восток и миль сорок – с севера на юг; люди промышляли охотой и рыбалкой и поклонялись богине Луне, защитнице охотников. Летом они жили в шалашах из шкур, а зимой выкапывали в склонах холмов неглубокие землянки и забрасывали вход ветвями – примитивные жилища позволяли сохранять тепло. Вот уже десять лет спутницей Ххыла была Акуна; она родила ему пятерых детей, из которых выжили двое. Теперь мальчику было пять, а девочке – восемь.
И вот сейчас Ххыл собрался в дальний путь неведомо куда. Акуна сокрушенно покачала головой.
Отчаянный план возник у Ххыла по очень простой причине: уже третий год охота не ладилась и малочисленная община оказалась на грани вымирания. Всю зиму Ххыл без устали искал добычу, но ему лишь изредка попадались следы полярных лис и леммингов. Небольшой запас орехов и съедобных корешков подходил к концу, дети и женщины голодали. Непрерывно дул холодный северный ветер. Наконец Ххыл наткнулся на стадо северных оленей, и охотникам удалось загнать и убить одного. Мясо пошло в пищу, кровь была источником жизненно необходимой соли. Племя выжило, но к концу зимы трое детей и женщина умерли от истощения.
Потом зимние снега сошли; промозглая болотистая равнина покрылась редкой травой и крохотными цветами. К лету на север возвращались стада зубров, кормиться на возвышенностях, но в этом году охотникам не повезло: зубры не пришли, а на диких лошадей охотиться было трудно, да и конина была жесткой и невкусной.
«Если зубр не придет, охоты не будет», – думал Ххыл.
В поисках добычи племя кочевало по равнине широким кругом, радиусом миль двадцать. Земля подсыхала под бледными лучами солнца, кое-где пробивались слабые ростки травы, но никаких признаков живности охотникам не попадалось. Полуголодные люди вряд ли пережили бы следующую зиму, поэтому Ххыл и решился на отчаянный шаг.
– Я ухожу на юг, в теплые края. Если выйти в путь сейчас, до зимы успеем, – уверенно заявил он соплеменникам, хотя сам не знал, как долго продлится путь. – Пройдем через заповедный лес на востоке и потом свернем на юг. Там богатые земли, а люди живут в пещерах. Кто хочет со мной?
Уверенность Ххыла основывалась на древних изустных преданиях, которые передавались из поколения в поколение; заключенные в них географические познания были предельно просты: далеко на севере, там, где царил мрак и холод, скудные и неприветливые земли с востока на запад перегораживала великая стена льда высотой в пять человеческих ростов. У стены не было ни начала, ни конца; бесконечная ледяная равнина уходила на север. На западе путь преграждало безбрежное море. К югу от стены начиналась тундра, а еще дальше – дремучие леса, которые тоже упирались в море. А вот если идти на юго-восток, то через много дней пути выйдешь к горной гряде. Перевалив через гряду, надо свернуть на восток, перебраться через кряж пониже, и тогда, еще через много дней пути, попадешь на холмистую равнину, за которой начинается заповедный лес. Там, в лесу на востоке, есть тропы, которые выведут в степь. В степи надо снова повернуть на юг и идти до тех пор, пока не попадешь в теплые края, где люди живут в пещерах. В преданиях говорилось, что там хорошая охота.
Как ни странно, предания не лгали и не преувеличивали. Соплеменники Ххыла обитали в тех местах, что впоследствии станут севером Англии. Ледяной щит тридцатифутовой толщины медленно отступал на север – племя Ххыла обосновалось там, где несколько веков назад лежал лед. На западе берега омывал Атлантический океан – ближайшей сушей был неизвестный Ххылу остров Ирландия; лишь через девять тысяч лет бесстрашные мореплаватели пересекут водные просторы и достигнут берегов Северной Америки. На юге, в равнинах и низинах современной Южной Англии, древние дельты Рейна и других рек за долгие тысячелетия образовали широкий пролив, который сейчас называют Ла-Манш. А вот на юго-востоке полоска суши соединяла полуостров Британия с Евразией; от Восточной Британии до заснеженных вершин Уральских гор на две с половиной тысячи миль распростерлись дремучие леса и степные просторы.
Десятки тысяч лет обитатели Северного полушария свободно передвигались по материку: с началом оледенения уходили на юг, а когда лед отступал – снова возвращались на север. Предки Ххыла кочевали и по российским степям, и по берегам Балтики, по Иберийскому полуострову и Средиземноморью – память об этом, неосознанно жившая в Ххыле, обусловливала его восприятие окружающего мира. Двести лед назад его предки прошли через густые леса на востоке Британского полуострова и вслед за стадами двинулись на север, а теперь Ххыл по их следам собирался добраться до южных земель. Наверное, если бы он представлял, как это далеко, то вряд ли решился бы на подобное путешествие, однако ему было известно лишь, что теплые края существуют и теперь самое время туда отправиться.
Охотник вполне мог бы привести в исполнение свою отчаянную задумку, если бы не непредвиденное роковое событие.
– Кто пойдет со мной? – спросил Ххыл соплеменников.
Ответом ему стало молчание: в приполярной тундре жили и охотились далекие предки, племя как-то выжило. Неизвестно, есть ли на самом деле теплые края. А вдруг их населяют враждебные племена? Доводы Ххыла никого не убедили. Через несколько дней, после долгих споров, Акуна неохотно согласилась отправиться в путь.
Ранним утром, под теплыми лучами бледного солнца, четыре оставшихся семейства вышли провожать Ххыла и грустно смотрели вслед путникам, уходившим на верную смерть.
Пять дней Ххыл, Акуна и дети шли на юг по бескрайней бурой тундре. Ххыл с Акуной по очереди несли свернутые шкуры, шесты жилища и съестные припасы – вяленое мясо и ягоды. Из-за детей приходилось двигаться медленно, но за день они покрывали миль десять, и Ххыла это вполне устраивало. Тундру там и сям пересекали ручьи и речушки, где ловилась рыба, а на третий день пути охотник убил зайца стрелой с кремнёвым наконечником, метко выпущенной из небольшого лука. Ххыл часто поглядывал на небо: орел или сокол в облаках тоже выслеживали добычу. Путники не тратили сил на пустые разговоры, молчали даже дети.
Мальчик, крепкий пятилетний малыш с большими задумчивыми глазами, шел медленно, но упрямо. Ххыл надеялся, что сын выдержит тяготы пути. Девочка Вапа, худенькая, как олененок, казалась хрупкой, но Ххыл знал, что она сильная.
На пятый день путники добрались до величественного известнякового хребта. Горная гряда на несколько сот футов вздымалась над тундрой и тянулась по восточной оконечности Британии примерно двести миль, после чего мягкой дугой сворачивала на запад еще на двести миль и наконец выходила к морю на юге, но прежде образовывала в центре Южной Британии меловое плато, от которого в разные стороны щупальцами огромного осьминога расползались другие хребты. В доисторические времена, да и позднее, эти хребты служили естественными дорогами для первобытных племен.
С вершины кряжа открывался такой чудесный вид на пятьдесят миль вокруг, что даже Акуна ахнула и улыбнулась. На гряде росли чахлые деревца, редкие рощицы и густой кустарник, где путники укрывались на ночь. Дни шли за днями, скитаться в одиночестве было тяжело, но Ххыл не терял надежды и упрямо двигался вперед, представляя себе неведомые южные края, где тепло и много дичи – ведь путешествие он затеял ради благополучия семьи.
Как же ему повезло с Акуной! Всякий раз, когда Ххыл смотрел на нее, по телу растекалось приятное тепло. Они встретились, когда Акуне было двенадцать: ее племя кочевало по тундре и забрело в охотничьи угодья соплеменников Ххыла. Такие редкие встречи всегда давали повод для всеобщего веселья. Мужчины обзаводились спутницами, ведь кочевники хорошо знали, что межплеменные союзы производят крепкое, сильное потомство. У молодого Ххыла, уже тогда прославленного охотника и следопыта, женщины не было. Акуна, миловидная и складная девушка, составила ему прекрасную пару. Долгих обсуждений не потребовалось: мужчины устроили совместную охоту, после чего отец Акуны отдал дочь Ххылу в обмен на кремнёвые наконечники для стрел.
Сейчас Акуне минуло двадцать два – зрелая женщина в расцвете сил. Обычно к этому возрасту женщины становились морщинистыми и жилистыми, но Акуна сохранила привлекательность: не такая смуглая, как соплеменники Ххыла, с необычными зеленовато-карими глазами, копной русых волос, сейчас густо смазанных салом, и широким чувственным ртом с крепкими ровными зубами. Щеки еще не покрылись сеткой глубоких морщин, как у большинства ее сверстниц.
Мысли о гибком, податливом теле Акуны вызывали у Ххыла невольную улыбку; он с тайным восторгом вспоминал ее великолепную налитую грудь, крутые изгибы бедер, гладкую и светлую, будто сияющую изнутри кожу, покрытую легким пушком, а не порослью жестких волос, как у приземистых соплеменниц Ххыла. Коротким полярным летом, когда в тундре наступали долгожданные теплые деньки, Ххыл с Акуной купались в холодных, сверкающих струях ручьев и речушек. Акуна во весь рост вытягивалась на берегу, нежась в солнечных лучах, а Ххыл, гордый своей мужской силой, набрасывался на нее. Она с глубоким низким смехом, будто рожденным в недрах самой земли, подставляла ему пухлые губы.
Да, ему и впрямь повезло! Акуна знала, где отыскать ягоды и орехи, умела плести рыбацкие сети. Ххыл мечтал, что она родит ему еще одного сына – только не в тундре, а в теплых краях.
Через двадцать дней Ххыл с семьей спустились с кряжа и отправились на восток. Здесь, на плодородной равнине, растительность стала гуще: кое-где по берегам виднелись купы деревьев; камыши и высокие травы клонились под холодным восточным ветром. Ххыл с удовольствием отмечал перемены, но теплее пока не становилось.
Дети тяжело переносили путешествие. Вапа исхудала, личико у нее заострилось, голова бессильно свисала на тонкой шее, но девочка упрямо шла за родителями. Мальчик вот уже три дня плелся, засунув в рот большой палец – дурной признак, – и несколько раз отказывался идти дальше. Ххыл и Акуна понимали, что потакать этому нельзя – остановки нарушали размеренный ритм путников, – поэтому медленно двинулись вперед, оставив его одного. Вапа не выдержала и волоком потащила брата за собой. Он до самого вечера не глядел на родителей, но больше не отставал.
Путники остановились на ночлег в чаще леса. Ххыл поймал в речушке пару рыбин. Акуна сидела у костра, дети жались у ее ног.
– Далеко еще до леса? – спросила она.
За прошедшие двадцать дней Акуна ни разу не жаловалась на тяготы путешествия и все силы посвящала заботе о детям. Ххыл втайне радовался ее молчанию, хотя и понимал, что оно служит выражением недовольства. Наверное, сейчас ее вопрос означал, что она готова выказать свой гнев. Впрочем, лицо Акуны оставалось невозмутимым, а Ххыл слишком устал, чтобы понапрасну волноваться о ее настроении.
– Дней шесть пути, – ответил он и погрузился в сон.
В следующие пять дней они перевалили через очередной кряж; равнину пересекали многочисленные ручьи и речушки; кое-где попадались болотистые низины, через которые идти было опасно. Ххыл изумленно озирался по сторонам: унылая северная тундра постепенно сменялась равниной, покрытой разнотравьем. Дичи стало больше. Дети не обращали внимания на перемены; мальчик, у которого не осталось сил даже сосать палец, покорно брел следом за сестрой, будто во сне. Акуна неторопливо шла рядом. За день семья проходила десять – двадцать миль, но Ххыл не подгонял родных.
– Еще чуть-чуть, и придем к заповедному лесу, – обещал он и каждый день подбадривал спутников отцовскими словами, памятными с детства: – Там растет много разных деревьев и водятся невиданные птицы и звери.
Дети слушали его, равнодушно глядя в пустоту, а Ххыл молил богиню Луну, покровительницу охотников, чтобы эти слова оказались правдой.
На шестой день случилась непредвиденная беда.
Ххыл проснулся на рассвете. День выдался ясным и студеным. Акуна с детьми, завернувшись в шкуры, мирно спали в густых зарослях кустарника. Ххыл встал, принюхался и вгляделся на восток, где занималась тонкая полоска зари. Охотничье чутье подсказывало неладное.
В чем дело? Воздух как будто сгустился, стал вязким и клейким. Ххыл наморщил лоб и приник к земле, напряженно прислушиваясь. Чуткое ухо умелого охотника уловило отдаленный звук – так по еле заметному гулкому колебанию грунта выслеживают одинокого зубра. Вот и сейчас Ххыл разобрал в дрожании воздуха странный, почти неслышный рокот земли – именно это нарушило сон следопыта. Где-то на востоке что-то шипело, потрескивало и глухо грохотало, как будто вдалеке сталкивались боками громадные валуны. Охотник недоуменно вслушивался в неясные шорохи – бегущие стада зубров или табуны диких лошадей так почву не сотрясали. Он растерянно покачал головой, встал и пробормотал:
– Воздух…
Внезапно он сообразил, что его смущало: в воздухе носился едва уловимый, но явный запах соли. Если рядом – заповедный лес, откуда здесь соль? И что это за шум?
Ххыл разбудил Акуну:
– Что-то не так. Надо проверить. Ждите моего возвращения.
Все утро он размеренно бежал на восток и к полудню проделал пятнадцать миль. Странные звуки не утихали, становились громче; то и дело раздавался резкий треск, шорох и шелест сменялись зловещим грохотом обвала. Ххыл взобрался на холм и в ужасе замер.
У подножия холма, там, где должен был раскинуться заповедный лес, плескались волны. Безбрежная водная гладь простиралась до самого горизонта; мимо, покачиваясь на волнах, проплывали огромные льдины, и быстрое течение уносило их к югу. Зеленоватые валы с шипением накатывали на берег и выносили к зарослям льдины помельче. Кое-где из воды торчали верхушки раскидистых деревьев; ледяные глыбы ударялись о стволы, с треском раскалывали их в щепки и, грохоча, разваливались на куски.
На глазах у ошеломленного Ххыла неизвестно откуда взявшееся море поглотило заповедный лес и неутомимо двигалось на юг, сметая все на своем пути. Охотник, не раз видевший весенние разливы рек, сообразил, что где-то далеко на севере начали таять ледники. Впрочем, сейчас его удручало другое: дорога через заповедный лес исчезла. Кто знает, может, вода залила и далекие восточные степи, и теплые южные края? Как бы то ни было, путь к ним отрезан. Ххыл и его семья напрасно проделали невероятное путешествие – море перекрыло дорогу к чудесным землям на востоке.
Ххыл в отчаянии присел на корточки и, глядя на бушующие волны, сосредоточенно размышлял. Думать было о чем. Как давно начался потоп? Долго ли еще будет подниматься вода? Захлестнет ли она и этот холм, и горную гряду в шести днях пути отсюда? Мысль об этом ужасала. А вдруг настал конец света?
Однако Ххыл, будучи человеком рассудительным, превозмог отчаяние и до самого заката следил за уровнем прибывающей воды, а потом завернулся в шкуры и устроился на ночлег.
Всю ночь он раздумывал о силе и величии неведомых богов, ниспославших на землю ужасающий потоп, и с сожалением представлял заповедный лес, полный птиц и зверей, скрывшийся в темной глубине вод. Эта картина растрогала его чуть ли не до слез.
Наутро выяснилось, что уровень воды не изменился. Ххыл еще сутки терпеливо наблюдал за великим потопом, отмечая высоту прилива и отлива. Остаток ночи охотник провел на берегу, втягивая ноздрями соленый морской воздух и прислушиваясь к неумолчному шипению, треску и шорохам.
Ледниковый период медленно подходил к концу.
На рассвете третьего дня Ххыл удовлетворенно вздохнул: подъем воды прекратился. Если не случится еще одного сильного наводнения, то будет время увести семью на взгорье, куда море не доберется. Он встал, потянулся и, обуреваемый новыми дерзкими замыслами, отправился назад к Акуне.
Ххыл, сам того не подозревая, стал невольным свидетелем возникновения острова Британия. Заповедный лес некогда простирался на месте нынешней Доггер-банки в Северном море. За сравнительно короткий промежуток времени – вероятно, в течение нескольких поколений – талые воды полярного ледникового щита размыли полосу суши в Северном море и затопили низкую равнину, соединявшую Британию с Евразией. Примерно в это же время – точная хронология событий пока не установлена – разрушился и сухопутный мост на юго-восточной оконечности меловых хребтов Британии, на месте современного Ла-Манша. Потоп превратил евразийский полуостров, куда некогда откочевали предки Ххыла, в новый остров. Британия возникла в холодных бурных водах моря, которое с тех самых пор надежно оберегало бесчисленные поколения островитян.
Ххыл объяснил Акуне, что произошло.
– И что нам теперь делать? Возвращаться на север? – спросила она.
Он упрямо помотал головой:
– Нет.
Возвращаться не имело смысла; вдобавок, может быть, если идти вдоль берега к югу, то найдется местечко, куда не добралась вода, – наверняка путь на юг все еще открыт.
– Пойдем вдоль берега, отыщем переправу.
Акуна сердито уставилась на него. Ххыл понимал причины ее скрытого гнева: у Вапы от усталости ввалились глаза, а обессилевший мальчик совершенно изнемог.
– Он вот-вот нас оставит, – вздохнула Акуна.
Ххыл признал ее правоту: ребенок умрет, если не пробудить в нем волю к жизни. Акуна обняла детей; они покорно прильнули к матери, согретые теплом ее тела и успокоенные знакомым едким запахом шкур и прогорклого жира. Ххыл грустно посмотрел на родных, но своего решения не изменил.
– Пойдем вдоль берега, – упрямо заявил он.
Бесконечный путь на юг продолжался. С восточной стороны по-прежнему бушевало море. Дней через десять стало ясно, что тундра осталась позади, и у Ххыла зародилась искорка надежды.
Путники шли по болотистым низинам и пробирались через густые леса, с любопытством разглядывая непривычные деревья – вязы, ольху, ясени, дубы, березы и пахучие сосны в капельках смолы на мягкой коре. У воды росли камыши и осока, берега устилала густая трава. Хватало и дичи. Однажды утром Ххыл ловил рыбу в ручье. Дети подошли к нему и молча поманили за собой: в ста шагах выше по течению на берегу забавно копошились два зверька с гладким бурым мехом – бобры. Охотник, впервые увидев таких животных, с любопытством изучал их повадки. По ночам из леса часто слышался зловещий вой волков, и путники испуганно жались друг к другу.
Охотнику было невдомек, что потоп, преградивший дорогу на юг, на самом деле принес желанное тепло на новый остров. На дальнем севере таял ледовый щит, уровень моря поднимался, и температура в Британии начала повышаться – это продолжалось на протяжении четырех тысяч лет. Вслед за тающими льдами полоса тундры отходила к северу, так что со временем земли на триста миль южнее потеплели. Сюда, в эти теплые края, и пришел Ххыл, так что пробираться через заповедный лес на востоке ему не понадобилось. Сам того не зная, он привел семью в ласковое тепло южной оконечности Британии.
И все же Ххыл упорно не желал отказываться от своей мечты достичь благодатных южных земель. На следующий день дорогу на юг преградила широкая полоса воды, за которой виднелась суша, и охотник уверенно провозгласил:
– Это южное море.
– По-моему, это река, – покачала головой Акуна.
Она была права, а Ххыл ошибался: путники добрались до устья Темзы.
Два дня они шли к верховьям реки, а потом соорудили плот и переправились на противоположный берег, откуда Ххыл снова повел семью на юго-восток.
– Там должен быть путь на юг, – утверждал он.
К этому времени перемычку, некогда соединявшую Дувр с Францией, уже размыло. Через шесть дней путники вышли к высоким меловым утесам на юго-восточной оконечности острова, откуда открывался вид на береговую линию Европейского материка. Ххыл и Акуна молча поглядели на противоположный берег пролива Ла-Манш. Белоснежные утесы отвесно обрывались к бурному морю, что бушевало в двухстах футах внизу.
– Я точно знаю… – начал охотник.
