В Ялте на городской набережной кого только нет. И чего только нет. И люди, и целые экскурсии, и огромное количество ларьков.
Не заходя в гостиницу, Иван Пистолетов начал вживаться в город. Он заходил в каждое кафе, в каждый бар, всовывался в каждый ларёк почти по пояс и, показывая фотографии ребят, спрашивал:
– Вам не знакомы эти ребята? Они должны появиться в Ялте.
– Нет, не знакомы. Наверное, ещё не появились, – одинаково отвечали и ларёчники, и бармены, и официантки.
Тогда он сообразил, что надо показывать фотографию Жаб Жабыча. Дело пошло веселее.
– Да у нас в налоговой инспекции один точь-в-точь такой сидит! – сказала первая же официантка.
Швейцар из гостиницы «Ялта» долго рассматривал фотографию, а потом произнёс:
– Это же кандидат в городскую думу Пилипенко! Им у нас все стенки заклеены.
Только третий опрашиваемый – водитель экскурсионного автобуса – наконец дал правильный ответ:
– Да это чучело у нас на массандровском пляже тележку катает.
– Где этот массандровский пляж? – спросил Пистолетов.
– В Массандре, там, где детский санаторий. А иногда с ним на морском вокзале отдыхающие мужики фотографируются.
– Зачем?
– Чтобы жён успокаивать.
– Как успокаивать?
– А так. Фотограф надевает на эту лягушку женскую шляпу и всех желающих снимает. Мужики фотографируются и фотографию домой шлют. Вот, мол, смотри, дорогая жена, больше и погулять в этой Ялте не с кем, кроме как с этой чучелой в панаме. И все остальные тётки на набережной не лучше.
– И что?
– Жёны сразу успокаиваются. Ясно, с такими подружками муж долго дружить не будет. Скоро домой вернётся.
«Хорошая мысль, – подумал Пистолетов. – Надо будет мне мою Марусю тоже так успокоить. Я обязательно с этим Суринамским Пипом сфотографируюсь».
Где-то в глубине души ему даже стало жалко Жаб Жабыча. Ещё бы, только что ему выдали паспорт, сделали гражданином, а теперь он тележку катает.
«Ну и что? – думал про себя Иван. – Если ему так хочется, пусть катает».
Вот он бы, Иван Пистолетов, ни за что бы тележку катать не стал. Даже если бы его попросил об этом в форме приказа его любимый начальник Т. Т. Бронежилетов.
И он направился к массандровскому пляжу.
Наша великолепная троица в это время нашла Школьную улицу и разыскивала Вову Новикова – нового друга Жаб Жабыча. Дом номер один был очень большой, целых три этажа, а номер своей квартиры в письме Вова не указал.
Люба Кукарекова действовала не хуже Ивана Пистолетова. Она достала фотографию мальчика в объятиях Жаб Жабыча и стала опрашивать местную молодёжь на предмет, не знают ли они этого юношу в синей куртке и сапожках.
Первая же девочка с лопаткой, которая трудилась в песочнице, дала показания, что этого мальчика знает. Что он живёт в квартире номер четыре на втором этаже с балконом. К нему ещё вот эту толстую лягушку приводят на поводке.
Всё сходилось. Люба, Владик и Витя Верхотурцев направились в квартиру номер четыре.
Несмотря на ранний час, мальчик Вова оказался дома, а не в школе. На радость Владика, Любы и Вити, он прогуливал.
– Это твоя фотография? – спросила его Люба.
– Моя, – ответил толстый мальчик. – Да вы входите.
– Ты Вова?
– Вова.
– Почему ты не в школе? – спросил Владик.
– Мне мама утром сказала: «Пока всё вот это не будет съедено, из дома не выходить!» – Мальчик показал на две котлеты в тарелке, холодную яичницу на сковороде и большую кружку молока на столе.
– Давай мы тебе поможем, – предложил Витя Верхотурцев.
И в три минуты проблема с выходом из дома была решена: всё было съедено подчистую.
Вова рассказал им, что фотограф Стенькин безжалостно эксплуатирует Жаб Жабыча и что его надо спасать.
– А как? – спросил Владик.
– Надо его похитить из сарая. На ночь фотограф запирает его на большой замок.
– А где мы возьмём ключ? – спросила Люба.
– У него в пиджаке. Он же снимает комнату у нас в квартире. А пиджак на вешалке висит.
Несмотря на свою толстоту, этот мальчик был достаточно разумен.
Мощный милицейский интеллект инспектора Пистолетова подсказывал ему, что ребят найти в большом городе вовсе не просто. Проще отыскать Жаб Жабыча и сделать около него засаду. Ребята рано или поздно доберутся до Ялты и тоже выйдут на своего земноводного приятеля. Тут-то он их и схватит.
Жаб Жабыча он отыскал очень легко. В Ялте его знал каждый. Первую половину дня Жаб Жабыч катал на массандровском пляже вдоль моря детей в тележке. Он полуплыл, полупрыгал.
Жарило солнце. Море плевалось светом. Волны набегали на тележку. От Жаб Жабыча летели брызги. Дети радостно кричали. Фотограф Стенькин собирал деньги.
– Граждане, прошу вас катать детей! Лучший в мире аттракцион – езда на суринамской пипе. Многие катались на лошадях, многие – на слонах и верблюдах, а на пипах не катался никто!
К вечеру Стенькин с Жаб Жабычем перемещался на площадь около морского вокзала.
Там в это время всегда толпилась толпа. Всем хотелось сфотографироваться в обнимку с говорящей лягушкой в панаме. А некоторые, особенно ретивые, просили, чтобы Жаб Жабыч их на фотографии целовал.
– Граждане! – кричал фотограф Стенькин. – Прошу вас фотографироваться с говорящей суринамской пипой. Многие фотографировались с президентами, с товарищами Клинтоном и Черномырдиным, но с говорящей пипой не фотографировался никто!
И люди валом валили к фотографу Стенькину. Инспектор Пистолетов за всем этим внимательно наблюдал. Он заметил, что Жаб Жабычу всё это не нравилось. Он заметил, что, едва фотограф Стенькин набирал некоторую сумму дохода, к нему подходил какой-то полубритый обалдуй в кожаной куртке и забирал часть денег.
В общем, инспектор Иван Пистолетов прилип к фотографу и решил ни на шаг не отходить от него, пока не выловит детей.
Он только отошёл от фотографа на пять минут, чтобы отправить в Москву телеграмму.
В Ялтинском главпочтамте он взял телеграммный бланк и написал такой текст:
Кое-кого нашёл, кое-кого ищу. Прошу срочно выслать деньги на приобретение четырёх билетов на самолёт. И. Пистолетов.
Он написал адрес Владика Устинова и подал телеграмму в окошко. Из окошка ему радостно заулыбались.
Когда инспектор Пистолетов выходил из здания главпочтамта, к нему сзади подошёл очень плотный человек в плаще, с руками в карманах, и тихо сказал:
– Руки вверх! Вы арестованы.
Бедного Пистолетова куда-то увели.
Тем временем дети крутились возле сарая, в котором обычно жил Жаб Жабыч.
Упитанный мальчик Вова раздобыл второй ключ, и ребята вошли внутрь.
Люба Кукарекова открыла задвижки у окна, и теперь в любое время они свободно могли забраться в сарай.
Вдобавок мальчик Вова вытащил из парадного пиджака жильца – фотографа Стенькина – паспорт Жаб Жабыча, и теперь в любое время они могли безболезненно покинуть Ялту.
Приближался вечер.
– Где мы будем ночевать? – спросил изнеженный Владик.
– Только здесь, в сарае, – ответил Новиков Вова. – Больше негде. Я вам сюда одеяла принесу.
Он действительно притащил одеяла и запас еды.
– У нас в этом сарае в сезон десять студентов умещается. А зимой мы здесь козу держим.
– А где коза сейчас?
– На балконе, здесь холодно. Пуховая. Её Белка зовут.
После небольшого совещания, проведённого под председательством Любы, выработан был такой образ действий. Ребята гуляют по Ялте дотемна. Когда фотограф Стенькин приведёт Жаб Жабыча в сарай, ребята забираются туда и договариваются с Жаб Жабычем о побеге.
С первыми лучами солнца они грузят Жаб Жабыча на тележку, в которой он катает детей, и выезжают на трассу. Там они ловят самосвалы и автостопом добираются домой.
– А сейчас вперёд, – сказал Во-ва Новиков. – Я покажу вам домик Чехова.
Поздно вечером фотограф Стенькин прикатил Жаб Жабыча на тележке к сараю. Он поставил перед ним миску с объедками из ресторана «Ливадия», потрепал его по голове и сказал:
– Отдыхай, усталый друг мой. А я пойду ещё поработаю.
Он запер сарай на большой висячий замок и ушёл ужинать и спать. Когда в его комнате погас свет, Владик тихонько открыл окошко в сарай и забрался туда. Уставший Жаб Жабыч дремал на сене с клешнёй краба во рту.
В неярком свете луны блеснула яркая слеза у него на длинных ресницах.
– Жаб Жабыч, – тихо позвал Владик. – Жабчик!
Жаб Жабыч повернул к нему лицо и даже засветился весь целиком от радости.
– Владик, – сказал он, – ты тоже здесь на «мерседес» зарабатываешь?
– Нет, – ответил Владик. – Я приехал тебя спасать.
Тут в окошко залезли другие ребята, в том числе Вова, и они провели с Жаб Жабычем агитационную беседу.
Они рассказали ему, как фотограф Стенькин его эксплуатирует.
Как он его обманывает и как плохо кормит. И впервые в жизни Жаб Жабыч почувствовал, что он сердится. В нём стал вскипать гнев. А так как Жаб Жабыч был практически хладнокровный, гнев в нём вскипал очень медленно. Примерно на два градуса в час.
Потом ребята залезли под одеяла, а Вова ушёл спать домой. Он положил под подушку будильник, с тем чтобы разбудить ребят ровно в пять часов утра.
Когда человек с руками в карманах плаща сказал Ивану Пистолетову, что он арестован, Иван был просто потрясён.
– Как арестован? Как так арестован? – закричал он. – Я же сам из милиции.
– А вот мы сейчас разберёмся, откуда ты, – сказал плащевой человек. – А ну, вперёд!
Ивана Пистолетова отвели в специальную комнату на почте, и главный почтовый (а может, не почтовый) начальник спросил:
– Объясните, для чего вы собираетесь приобрести четыре пистолета и у кого?
– Какие четыре пистолета?! – закричал инспектор.
– А вот какие! – зловеще сказал начальник. – Это ваша телеграмма? – Он показал телеграмму, которую Иван только что отправил своему руководству.
– Моя.
– Здесь чёрным по белому написано: «Прошу срочно выслать деньги для приобретения четырёх билетов и пистолетов».
– Не «и пистолетов», – сказал Иван, – а «И, точка. Пистолетов».
– Вот я и говорю, – сказал начальник, – пистолетов и точка.
– И. Пистолетов – это я! – закричал инспектор. – Это моя фамилия такая: Иван Пистолетов.
Начальник почты никак не мог поверить, что у человека может быть такая необычная фамилия. Вот, например, у него, у начальника почты, простая фамилия: Сосновский. У его заместителя фамилия ещё проще: Подсосенский. А чтобы фамилия была Пистолетов, такого быть не может. Поэтому Ивана Пистолетова продержали под пистолетом в милиции до самого утра.
И только утром, когда из Москвы пришёл ответ на запрос, участкового инспектора Ивана Пистолетова отпустили.
– Вы же мне всю операцию сорвали! – кричал он на ялтинскую милицию. – Где я теперь буду искать фотографа Стенькина с его дрессированной жабой?
– Та ладно, та не переживайте вы так, – успокаивал его начальник, смягчившись. – Та не убивайтеся. Мы вас мигом довезём до того Стенькина. Ялтинская милиция всё про всех знает. Через пять минут будете у того сарайчика, где той москаль свою скотинку держит.
И точно, Ивана Пистолетова посадили на мотоцикл и повезли вверх по дороге в сторону улицы Школьной, дом 1.
Вова Новиков разбудил ребят и Жаб Жабыча вовремя, как договаривались, в пять часов утра. Они быстро вскочили, погрузили Жаб Жабыча в его рабочую тележку и поехали со двора.
Было тихо. Только где-то вдалеке на подъёме надрывался мотоцикл и вовсю блеяла глупая пуховая коза на балконе.
– И чего она орёт как ненормальная? – спросила Люба Кукарекова. – Всех людей перебудит.
– Она Жаб Жабыча не любит. Она боится, что он к ней на балкон запрыгнет и всё сено съест. Ну всё, до свиданья.
Как только ребята вышли с Жаб Жабычем на асфальт, к ним подлетел милицейский мотоцикл.
– Ага, попались! – сказал им инспектор Иван Пистолетов.
– Ой, дядя Ваня участковый! – радостно закричал Владик. – Вы тоже здесь?!
Мальчик и решительный милиционер стали обниматься.
– Он что, тоже на «мерседес» зарабатывать приехал? – тихо спросил Жаб Жабыч Любу Кукарекову.
– Не знаю. Но мы от него на орехи заработаем! – так же тихо ответила Люба.
– Я орехов не ем, – сказал ей Жаб Жабыч. – Лучше, чтоб на креветки заработали.
В аэропорту города Симферополя шла посадка на самолёт, следующий рейсом 10–11 в 11–10 на Москву. Жаб Жабыч и трое детей ждали инспектора с билетами и ели пирожки на лавочке в скверике.
Вдруг возник фотограф Стенькин.
– Ага, попались, – злорадно сказал он. – Хотели моего напарника украсть, моего друга! Отдавайте!
– Он у вас не напарник. Он у вас раб! – смело сказал Владик Устинов.
– Мы его вам не отдадим! – добавил Витя Верхотурцев. – И не мечтайте. Это наш друг.
– Я сейчас позову милицию, – заявил фотограф Стенькин. – Она вам покажет!
– Не надо звать милицию. Я и есть милиция! – сказал подоспевший инспектор Пистолетов. – Они вам его не отдадут.
Он показал Стенькину удостоверение.
– Тогда я мафию позову, – сказал Стенькин.
Из кустов вышел здоровый бугай с чугунным затылком и в кожаной куртке.
– Не надо звать мафию. Я и есть мафия. Кто тебя обижает? – спросил он фотографа.
– Вот эти, – показал фотограф на детей и милиционера.
– А ну пошли отсюда вон! – приказал громила. – А то как дам по башке! – Он достал из штанов гантелю.
– Руки вверх! – приказал Пистолетов и направил на бандита красное удостоверение.
Бандит размахнулся гантелей. Ещё секунда – и инспектор упал бы на землю без сознания (но с огромной шишкой). Тут сверкнула зелёная молния, и гантеля была вырвана из рук хулигана. Это Жаб Жабыч стрельнул в него своим клейким языком.
Бандиту не повезло. На его несчастье сегодня ночью Жаб Жабыч впервые в жизни начал сердиться. В нём стал вскипать гнев. К моменту прибытия в аэропорт гнев кипел уже на полную катушку.
– Ах ты, пучеглазое чучело! – крикнул бритоголовый. – Да я тебя!..
Он схватил двумя руками лавочку и поднял её над головой. (Люба едва успела с лавочки спрыгнуть.) Тут же ему прямо в лоб влетел тяжёлый резиновый кулак языка Жаб Жабыча.
Жулик рухнул на землю. Мозгов у него было не очень много, но, видно, кое-что ещё оставалось. Потому что первое, что он сказал, было:
– Понял… Больше не буду.
– В следующий раз я с тобой ещё не так разделаюсь, – пригрозил ему решительный милиционер Пистолетов.
И они все вместе: инспектор Иван Пистолетов, Жаб Жабыч Голиццын-Сковородкин и трое детей – направились на посадку.
В самолёте стюардесса смотрела кто как сидит: кто пристёгнут, кто нет, – и разносила на подносе сосучие конфеты.
– Граждане пассажиры, пристегните свои ремни. Граждане пассажиры, «Аэрофлот» угощает вас минеральной водой и конфетами. Конфеты очень полезны при взлёте.
Все пассажиры охотно угощались.
Жаб Жабыч сидел последним. Не дойдя до него, стюардесса остановилась:
– Ой! Я его боюсь. Он очень страшный. В Симферополь эту репу с глазами везли в наморднике.
Она попятилась назад со своим подносом. И тут сверкнула зелёная молния, и липкий язык Жаб Жабыча аккуратно скользнул по подносу. Все конфеты до одной прилипли к нему.
– Спасибо, милочка, – вдруг сказал он. – Воды не надо!
Жаб Жабыч явно начал расти. Он делал первые самостоятельные шаги.
КОНЕЦ
Надо же такому случиться: Жаб Жабыч решил обзавестись семьёй. Он так прямо и заявил родителям Владика:
– Хватит мне жить одному, хочу тоже иметь семью… Сына там или дочку.
Папа Владика, Павел Павлович Устинов, был потрясён. Он пять минут открывал и закрывал рот. Потом спросил:
– И как это ты себе представляешь?
– Очень просто, – ответил Жаб Жабыч. – Я себе щенка заведу.
Папа облегчённо вздохнул.
– И какого?
– Чёрного терьера.
– Да он же в два раза больше тебя! – поразился папа.
– Именно это мне и нравится, – ответил Жаб Жабыч. – Владик уже согласен.
Владик – это десятилетний сын Павла Павловича.
– Да ты знаешь, сколько он стоит! – заволновался папа. – Да ты знаешь, сколько он ест! Да ты знаешь, как его воспитывать!
– Знаю, знаю, знаю, – спокойно отвечал Жаб Жабыч. – А чего не знаю, прочитаю в книжке.
– Как прочитаю? Ты же читать не умеешь!
– Во-первых, умею, – возразил Жаб Жабыч. – А во-вторых, Владик поможет. И насчёт денег не беспокойтесь, – успокоил Жаб Жабыч папу. – Мы возьмём какого похуже. Самого дешёвенького.
«Ну уж нет, – решил про себя папа. – Если брать, то самого лучшего».
На этом он и попался, потому что уже начал немного думать в сторону «если брать».
С этим он явился к маме Лене:
– Мама, я тебя поздравляю. У тебя скоро будет прибавление в семье.
– Как?! – вскинулась мама. – В каком смысле?
– А так, – ответил папа. – В таком смысле: Владик с Жаб Жабычем решили собаку завести.
– Ну, ладно, – сказала мама, – Владик ещё ребёнок. А Жаб Жабыч – он-то солидный чело… То есть он-то солидный госпо… то есть гражда… То есть он-то – солидный экземпляр. Он-то о чём думает?
– Он только о том и думает, как бы собаку завести, – объяснил папа.
– Ну, хорошо, – сказала мама. – А где она будет жить?
– Ты у меня спрашиваешь? – удивился папа. – Ты у него спрашивай.
К допросу позвали Жаб Жабыча. Он немедленно пришлёпал. У него всё было продумано. Жить щенок будет с ним в будке. Есть будет специальную кашу и всё, что остаётся со стола. Он будет охранять дом, пока Жаб Жабыч будет ходить в школу или в институт. Звать его будут Ква-Ква.
– Как, как? – удивилась мама.
– Ква-Ква. Очень хорошее имя для собаки.
– Может быть, Гав-Гав? – с некоторой надеждой спросила мама.
– Нет. Ква-Ква. Это уже решено, – упёрся Жаб Жабыч.
Папу удивило другое.
– А в какой институт ты собираешься ходить? – спросил он Жаб Жабыча.
– В юридический.
– А школу ты закончил?
– Это уже детали. Если не закончил, значит, закончу. Я буду защищать права животных.
Против Владика мама с папой ещё могли бороться, но против Владика вместе с Жаб Жабычем это было бесперспективно. Поэтому мама принесла из своей библиотеки газету «Из рук в руки» и стала читать объявления о собаках:
– «Продаются щенки русской борзой. Мать – чемпионка породы борзых – Стрела. Отец – чемпион породы такс – Коренас».
– Вот это собака! – сказал папа. – И за зайцем может, и в нору пойдёт.
– Боюсь, что ты ошибаешься, – сказала мама. – Такая собака и за зайцем не может, и в нору не пойдёт. Смешанные породы самые неудачные.
Папа стал смотреть дальше:
– «Ожидаются щенки тибетского терьера. Малогабаритная домашняя собака, способная находить дорогу в горах».
– Меня привлекает её малогабаритность, – сказала мама.
– А меня – способность находить дорогу в горах, – заметил папа.
– Почему? – удивилась мама.
– Я себя в горах неуверенно чувствую, – объяснил отец.
Но Жаб Жабыч и Владик заявили:
– Нет, вы про других собак лучше и не читайте. Читайте только про чёрного терьера.
И папа перешёл к разделу «Большие собаки».
– «Бесплатно предлагается щенок чёрного терьера всякому, кто вернёт деньги за съеденные сапоги (пять пар), погрызенную гитару (от Соколова) и десять метров сжёванных шёлковых гардин (персидских)».
– Это ж даром! – сказал Жаб Жабыч.
– Почему? – удивились все.
– Потому что съеденные сапоги и погрызенная гитара ничего не стоят. А жёваные гардины вообще не в счёт. Кому они нужны, хоть они и персидские.
– Может быть, – согласилась мама. – Может быть, для кого-то они не в счёт. Но если у меня съедят пять пар сапог, одну гитару и десять метров шёлковых гардин, я буду просто разорена.
– Кто же у тебя их съест? – спросил папа.
– Тот бесплатный щенок, которого хочет взять Жаб Жабыч.
– Ладно, ладно, – успокоил маму папа. – Не будем брать бесплатного, возьмём за деньги.
Видно, собачье-щенячья коалиция в семье крепла прямо на глазах. Вот уже и папа включился.
Наконец папа нашёл то, что нужно:
– «Клуб военного служебного собаководства раздаёт в надёжные руки щенят породистых служебных собак: немецких овчарок, чёрных терьеров и московских сторожевых. За собаками будет наблюдать хорошо обученный инструктор. В случае начала военных действий собаки немедленно переходят в собственность Министерства обороны». Ну как? – спросил папа.
– В этом что-то есть, – ответила мама.
– Таких щенков надо раздавать не только нам, но и противникам, – сказал Жаб Жабыч.
– Почему? – удивились все.
– Тогда войны не будет. Все будут бояться отдавать собак.
– Пока противникам их ещё не раздают, надо скорее брать щенка, – решила мама.
И в первую же субботу с утра папа, мама, Владик и Жаб Жабыч отправились в военный собачий питомник «Красная Звезда».