Эдуард Успенский
Жаб Жабыч и другие истории
Глава восьмая
Документы Жаб Жабыча
После похитительной истории с Жаб Жабычем папа решил Жаб Жабыча легализовать – получить для него гражданство: паспорт там, или свидетельство о рождении, или ещё что.
Он взял Жаб Жабыча, Владика и маму и поехал на машине вместе с ними в милицию, в паспортный стол. Там он разыскал инспектора Ивана Пистолетова и сказал:
– Я вам Жаб Жабыча привёз. Будем ему делать документы. Паспорт, например.
– Вы что, совсем? – удивился инспектор. – Это же животное. У них паспортов не бывает.
– В наше время даже у собак паспорта бывают, – ответил папа. – А наш Жаб Жабыч ничем не хуже собаки. Помогите.
– Ничего не знаю, – сказал Пистолетов. – И помогать не буду. Лягушка с паспортом – таких случаев история не знает.
Тут мама рассердилась:
– Вы кто – человек или милиционер?
– По вторникам и пятницам с четырёх до семи я – милиционер.
Папа и мама посмотрели на часы. Был вторник, пять часов, самое милиционерское время.
– Вы люди хорошие, – мирно продолжил инспектор, – не пьяницы какие-нибудь. Я не против вас, но у нас, к сожалению, всё решает закон. Идите к начальнику, пусть он думает.
Папа посмотрел вокруг на таблички и увидел такую:
«НАЧАЛЬНИК
ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ
Т. Т. БРОНЕЖИЛЕТОВ».
– Что значит ТТ? – спросил папа у инспектора.
– Пистолет такой, – ответил инспектор. – Есть «ТТ», есть браунинг.
– Я не про оружие, – сказал папа. – Я про то, как его зовут. – Папа показал на табличку.
– Трофим Трофимович.
– Спасибо.
Папа зашёл к начальнику один и что-то долго там говорил. Потом он высунулся в коридор и сказал Жаб Жабычу:
– Заходите.
Жаб Жабыч с трудом пролез в узкую милицейскую дверь и долго потом расправлялся по горизонтали. Начальник сказал:
– Здравствуйте. Вы и в самом деле умеете разговаривать?
– Далеко не на все темы, – ответил Жаб Жабыч.
– Какие же темы вы предпочитаете? – спросил милицейский командир.
– Я люблю поговорить о съедобности насекомых. Особенно чешуйчатокрылых.
– Захватывающая тема, – сказал начальник. – Но какая-то не сразу милицейская.
И он быстро перешёл к главному делу:
– У вас есть какие-нибудь документы?
Жаб Жабыч посмотрел на папу:
– Пал Палыч советовал мне сказать, что все они потеряны.
– Вот так и говорите.
– Все они потеряны. Наверное, поэтому я их никогда не видел.
– Да, трудный случай, – сказал командир Бронежилетов. – Будем думать, чем помочь.
Он прошёлся по своему небольшому кабинету твёрдой милицейской походкой и сказал:
– Вот что, найдите хоть какую-нибудь бумагу. Ну хотя бы таможенную декларацию, что за вами следует груз. Или чьё-нибудь старое свидетельство о рождении. И приходите. Да, принесите две фотографии, заявление о выдаче паспорта и продумайте вопрос о национальности.
Домой папа ехал ликующим.
– Всё, уладим дело! Давно не видел таких прогрессивных представителей милиции. Он нам поможет. И фамилия у него такая интеллигентная – Бронежилетов. А говорят, что в милиции работают непробиваемые люди.
Глава девятая
Сложности с документами
Дома возникли неожиданности. В заявлении надо было указать возраст. Долго думали, сколько же Жаб Жабычу лет. По умственному развитию он мог сойти за пенсионера, а по пухлости облика тянул на тридцать. Остановились на тридцати пяти.
Возникли осложнения с фамилией.
Папа предложил:
– Есть хорошая фамилия – Жабс. Жаб Жабыч Жабс.
– Нет, нельзя, – не согласился Жаб Жабыч. – Могут подумать, что я еврей.
– Чего же ты хочешь?
– Мне бы чего-нибудь круглое.
– Мячиков? – предложил Владик.
– Нет.
– Почему?
– В середине пустое.
– Баллонов? – сказал папа.
– Слишком легковесное.
– Бубликов? – решила мама.
– Тоже нет. Очень дырчатое.
– Скороваркин!
– Сковородкин! – посыпались предложения.
– Это то, что надо. И круглое, и тяжёлое.
– Так что же, Скороваркин или Сковородкин? – спросил папа.
Остановились на Сковородкине.
Местом рождения выбрали Суринам. Национальность – пип. Нашли и таможенную декларацию «За мной следует груз». Это стало чем-то вроде метрики.
Быстро сделали фотографию три на четыре (Жаб Жабыч еле-еле в неё уместился) и снова поехали в милицию. Поехали папа и Жаб Жабыч.
Начальник Бронежилетов слово своё сдержал. Но он сказал:
– Вы понимаете, что каждый чистый паспорт на учёте. Все они под номерами. И чистых паспортов у меня нет. Я могу вам предложить только испорченный.
– Как так испорченный? – заволновался Жаб Жабыч. – Что, с дырками?
– Без дырок. Но уже с фамилией. Вот смотрите: например в этом паспорте надо было написать фамилию Стенькин, а паспортистка ошиблась. Она написала Стелькин. Хотите паспорт с такой фамилией?
– Нет, – сказал Жаб Жабыч.
– А других фамилий у вас нет? – спросил папа.
– Есть. Есть паспорт с фамилией Ювсупов.
– Чем плохая фамилия? – удивился папа.
– Не знаю, но хозяин обиделся, зачем лишнее «в» вписали.
– Эта фамилия для черепах хороша, – сказал просвещённый Жаб Жабыч. – Чем-то с супом связана.
– А есть красивые фамилии? – спросил папа. – Например Милославский или Шереметьев?
– Есть ещё фамилия Голицын.
– Чем она плоха?
– Она с двумя «ц» написана.
– Это серьёзная ошибка, – согласился папа. – И что, больше ничего нет?
– Есть. Ещё одна фамилия, совсем последняя – Цыплёнок.
– А чем Цыплёнок-то не годится? – удивился папа.
– Тем, что паспортистка приписала к нему «жареный». Берите, если хотите.
Остановились на Голиццыне с двумя «ц». Правда, Жаб Жабыч настоял, чтобы фамилия была сдвоенная: Голиццын-Сковородкин.
После этого начальник торжественно вклеил фотографию Жаб Жабыча, написал место рождения – «Суринам», национальность «пип», расписался и вручил документ счастливому Жаб Жабычу.
Жаб Жабыч не знал, куда деть паспорт. Карманов у него не было, а держать во рту – паспорт расклеится.
Когда они вернулись, мама быстро нашла выход. Она сшила Жаб Жабычу жилетку из парусины и купила летнюю кепочку с карманчиками по бокам.
Теперь он мог носить там не только паспорт, но ещё и ключ от квартиры.
Глава десятая
Жаб Жабыч собирается в спячку
Постепенно наступала холодная осень. Жаб Жабыч становился всё вялее и вялее. Его всё труднее было вытащить из будки. Практически его приходилось вытряхивать и выкатывать.
Как-то раз в один из последних солнечных дней Жаб Жабыч сказал Владику:
– Я всё-таки земноводный. А земноводные зимой спят. Меня пора упаковывать.
– Как? – спросил Владик.
– Очень просто. Твои папа и мама меня уже укладывали. Меня надо положить в коробку из-под телевизора и пересыпать опилками, а весной разбудить, чтоб я не видел этого кошмара.
– Какого кошмара? – удивился мальчик.
– Ну, снега там. Всякой метели.
– Жаб Жабыч, а откуда ты знаешь, что снег и метели – это кошмар? Ты же их никогда не видел.
– А откуда ты знаешь, что тараканы несъедобные? – спросил Жаб Жабыч. – Ты же их никогда не пробовал.
– Это врождённое, – ответил Владик.
– Вот и у меня врождённое!
Раз так, стали готовить Жаб Жабыча к упаковке. Нашли ящик из-под телевизора. Засыпали в него опилки и стружки всякие. И стали ждать первых морозов.
Но тут вдруг всё резко изменилось. Однажды Жаб Жабыч заявил:
– Скоро мы будем прощаться. Я улетаю на юг.
– Как на юг?! – поразился Владик. – Разве жабы на зиму улетают?
– А я не в стае, – ответил Жаб Жабыч. – Я в самолёте. Мы летим с фотографом Стенькиным зарабатывать первоначальный капитал.
– С каким Стенькиным? – спросил потрясённый папа.
– С фотографом. С моим другом. У которого я жил в сарае.
Оказывается, пока папа с мамой были на работе, а Владик стремился к знаниям в школе, к их дому постоянно приходил блудливоватый фотограф Стенькин и уговаривал Жаб Жабыча лететь с ним на юг, работать фотомоделью на пляжах.
– Мы поработаем годик. Зато домой вернёмся на двух «мерседесах». На юге тепло, девушки в купальниках.
Девушки в купальниках Жаб Жабыча не интересовали, а вот «мерседес» его заинтересовал. Он давно хотел сделать Владику какой-нибудь подарок.
Теперь у Жаб Жабыча был паспорт, и ему смело можно было покупать билет на самолёт.
– А как же мы? – спросила расстроенная мама.
– Я скоро вернусь, – успокоил Жаб Жабыч Голиццын-Сковородкин. – Я приеду гордым и богатым.
Теперь это уже был не тот скромный Жаб Жабыч, который сбежал из института генетики и всего боялся, теперь это была важная птица, практически князь. Фамилия Голиццын обязывала.
Как его ни уговаривали, в субботу утром он собрал свои вещи – жилетку и кепочку, взял свои документы – паспорт и таможенную декларацию «За мной следует груз» – и взгромоздился на заднее сиденье подъехавшего такси.
Бедный Владик от такой картины жутко расстроился и чуть-чуть не заплакал. А мама поцеловала Жаб Жабыча в мокрую морду и сказала:
– Возвращайся. Мы всегда тебя ждём.
Без Жаб Жабыча Владику было скучно. Когда он приходил из школы, никто его не встречал. Никто его не обнимал мокрыми руками. Никого он не дрессировал, ни на ком верхом не катался. Жизнь просто опустела.
Владик приставал к родителям:
– Родите мне братика.
– Родите мне братика. Или купите духовой пистолет.
И братика ему не родили, и пистолета не купили – жизнь не удалась. Вся надежда была на весну, на возвращение князя Голиццына-Сковородкина, в просторечии Жаб Жабыча.
Владик ждал весны, как соловей лета.
И вот дни начали длиннеть, ночи уменьшаться. Учителя стали улыбчивыми и нарядными. И в это самое зимне-весеннее время из Крыма из города Ялты пришло письмо.
Глава одиннадцатая
Письмо из города Ялты
Письмо было написано на дохленькой бумажке синей ученической ручкой. Писал не сам Жаб Жабыч, а мальчик, у родителей которого снимал комнату фотограф Стенькин.
Здравствуйте, мои друзья и знакомые!
Живу я хорошо в солнечном городе Ялте. Правда, он совсем не солнечный, потому что всё время идёт снег.
В солнечные дни мы с моим другом работаем на пляже, а когда идёт дождь, начинается война, и все тогда живут в сараях. Мы живём в разных сараях. Мой сарай лучше, потому что он деревянный.
У нас очень хорошая хозяйка. Очень остроумная. Когда идёт мимо меня, она всегда так смешно говорит: «Видеть не могу это чучело!» Хотя меня видно за километр.
Кормят меня хорошо, но невкусно. Мой друг приносит мне из ресторана крабовые очистки. Я немного похудел. Но мой друг меня успокаивает. Он говорит, что похудеть – это поправиться наоборот.
Я дружу с мальчиком Вовой, который сейчас пишет это письмо. Мы с ним ходим купаться по ночам, если тепло. Вова ловит для меня креветок. Это такие вкусные морские тараканы. Они меня очень поддерживают.
На пляже все меня любят, особенно дети. Все со мной фотографируются. Мой друг говорит, что лет за десять я насобираю денег на автомобиль и вернусь к вам на своей машине.
Ещё он хочет, чтобы я был не только фотомоделью, но и ослико-моделью. Он хочет меня запрягать в тележку, чтобы я катал детей.
Я посылаю тебе свою фотографию вместе с Вовой и с нетерпением жду, когда пройдёт десять лет. Вы тоже меня ждите и не забывайте. Я без вас очень скучаю. Иногда даже плакаю.
На фотографии был заснят грустный Жаб Жабыч в обнимку с толстым, добродушным мальчиком. Мальчик был в шортах, коротких сапожках и синей куртке. На Жаб Жабыче почему-то была надета большая женская шляпа.
На обратной стороне фотографии имелась надпись:
«Ваш Жаб Жабыч очень хороший. Приезжайте к нему в родительский день. Вова Новиков».
На конверте был очень простой адрес: «Ялта, ул. Школьная, дом 1».
Владик прочитал письмо и немедленно позвал для совещания ближайших друзей – Витю Верхотурцева и Любу Кукарекову. Они тоже прочитали послание.
– Что будем делать? – спросил Владик. Пока Витя Верхотурцев напряжённо думал, пытаясь найти ошибку в слове «плакаю», Люба Кукарекова с ходу произнесла:
– Надо ехать в Ялту
– Как? – поразился Владик. – Кто ж нам разрешит?
– Никто не разрешит, – ответила Люба. – Мы и не будем спрашивать разрешения.
– А на чём ехать? – спросил Владик.
– На чём угодно, – ответила Люба. – На поезде, на самолёте, на пылесосном мотороллере.
– Но мы ещё маленькие, – сказал Владик. – Пропадём.
– Это тебе так кажется, что мы маленькие, – заметила Люба. – Если втроём поедем, не пропадём.
Люба Кукарекова никогда не теряла ни минуты ни в гостях, ни дома. Не успели ребята оглянуться, как они уже считали свои капиталы и прикидывали свои продуктовые и рюкзаковые возможности.
С рюкзаками всё было в порядке, у каждого имелся свой. С деньгами было хуже. С трудом набрали на один детский билет до Симферополя.
Тогда Любой было принято героическо-историческое решение двигаться автостопом.
– Это как? – спросил заинтеллигентенный Владик.
– А так. Останавливаем грузовик и залезаем в кабину. Шофёр только счастлив: ему одному скучно. Мой папа всегда людей подбрасывает.
– Когда поедем? – спросил насторожённый Витя Верхотурцев.
– Завтра, – ответила ему решительная Люба.
Глава двенадцатая
Бедные родители
На другой день трое родителей, вернувшись домой с работы, нашли на кухонном столе одинаковые записки:
Папа и мама, не беспокойтесь. Мы уехали в Ялту выручать Жаб Жабыча. Владик, Витя, Люба.
Реакции родителей были разными. Владикины папа с мамой долго ошарашенно молчали. Потом мама горестно сказала:
– Я всегда считала, что земноводные до добра не доведут.
– При чём тут земноводные? – сказал папа. – Это не земноводные, это человекообразные!
Он дал маме прочитать письмо мальчика из Ялты. Из этого письма во весь рост вставала неприятная фигура жуликоватого человекообразного фотографа Стенькина.
Мама Вити Верхотурцева заплакала:
– Ой, если он найдётся, я ему и пистолет куплю духовой, и мотоцикл заводной, и жевательной резинки целый килограмм.
Папа Верхотурцев твёрдо принял противоположное решение:
– Если он найдётся, я его выдеру!
В семье у Вити был очень широкий воспитательный диапазон. На любой вкус.
Мама Любы Кукарековой вызвала сына Толика Кукарекова и спросила:
– Кто этот Жаб Жабыч?
По своей привычке на всякий случай врать Толик ответил:
– Не знаю.
Опытная мама Нина Сергеевна дала ему подзатыльник, и он сразу сказал правду:
– Это такая большая говорящая лягушка, которая жила у Устиновых. Её фотограф Стенькин украл.
Даже говоря чистую правду, Толик Кукареков не умел говорить чистую правду. Он не сказал о том, что они крали Жаб Жабыча вместе. Потому что идея ехать в Ялту зарабатывать миллионы принадлежала именно ему, Толику.
Короче, ровно через полчаса все родители встретились в кабинете у инспектора Пистолетова.
– У нас пропали дети. Вот, посмотрите это письмо.
Они показали письмо от Жаб Жабыча, пришедшее из холодного солнечного Крыма.
– А где конверт с адресом? – спросил инспектор.
Конверта не было. Очевидно, конверт ребята взяли с собой.
– Что вы можете предложить? – наседали родители.
– А что я могу предложить? – сказал отважный Пистолетов. – Командируйте меня в Ялту!
Родители переглянулись.
– Какой вы хитрый! – сказал папа Вити Верхотурцева. – В Ялту я и сам могу поехать.
– Вот и поезжайте, – согласился инспектор.
– А если там мафия? – передумал Верхотурцев-папа.
– Тогда командируйте меня.
Пришлось на это согласиться. Конечно, в Ялте больше пользы будет от тренированного милицейского инспектора с пистолетом, чем от неспортивного родителя Верхотурцева с его ремнём.
В этот же вечер командированный Иван Пистолетов вылетел в Крым, имея в кармане фотографии троих детей в разных видах и одну фотографию Жаб Жабыча в фас, которую ему выдали в паспортном столе милиции.
Глава тринадцатая
Автостопом по Европам
Три наших мушкетёра, а вернее, два мушкетёра и одна госпожа Бонасье повышенной активности, при помощи разных автобусов и маршрутных такси сумели-таки выбраться на Симферопольское шоссе.
Они начали голосовать. Первой к ним подъехала роскошная иномарка: то ли «вольво», то ли «мерс», то ли «Зил-112».
– Садимся! – радостно закричал Владик Устинов.
– Ни за что! – осадила его Кукарекова Люба. – Ошибка номер один. Ты что, не знаешь, кто ездит в «мерседесах»?
– И кто же в них ездит? – спросил из окна мордастый, коротко стриженный водитель. Он был такой мордастый, что еле пролезал в окно.
– Всякие типы, – ответила ему смелая Люба. – С которыми лучше не связываться!
– А мне кажется, лучше с такой, как ты, не связываться! – сказал обиженный мордастик и через секунду скрылся за горизонтом.
Следующим к ним подъехал мощный грузовик – то ли «Зил», то ли «КамАЗ».
– Нет, на этот мы никогда не сядем, – сказал Владик.
– Именно на этом мы и поедем, – возразила ему Люба.
– Вам куда, молодые люди? – спросил пожилой брезентовый шофёр.
– Нам в Ялту! – закричал неопытный Витя Верхотурцев.
– Так далеко я не езжу, – сказал шофёр и с рычанием пополз за горизонт.
– Ошибка номер два, – сказала Люба. – Никогда не надо называть всё расстояние. Мы едем до ближайшего населённого пункта.
И вот наконец ещё один «КамАЗ».
– Вам далеко? – спросил пожилой помятый шофёр в меховой кепке.
– Нам до Тулы, – сказала Люба Кукарекова.
– Садитесь, – предложил шофёр, – подвезу. Вы куда едете?
– Не куда, а откуда, – поправила его Люба. – Мы из Москвы едем. Мы в музей ходили.
– В какой такой музей? – спросил водитель.
– В Третьяковскую галерею, картины смотрели, – ответила за всех Люба-путешественница.
Подавленные путешественническим интеллектом Любы, Владик и Витя помалкивали.
– А есть там такая картина «Иван Грозный убивает своего сына»? – спросил шофёр.
– Есть, – ответила Люба. – Конечно, есть.
– Я её никогда не видел. И как же он его убивает?
– Молотком, – ответила Люба. – Он хотел картину повесить на стену, молотком замахнулся. А сын сзади стоял. Он как треснет. Вот сыну и досталось.
– А мне кто-то говорил, что он его посохом убивает.
– Верно, верно, – спохватилась Люба. – Он хотел посохом муху убить на стене, как размахнулся! А сын сзади стоял.
Водитель некоторое время молчал, переживая услышанное. Потом снова спросил:
– А вот такую картину «Грачи прилетели» вы видели?
– А как же, – ответила Люба, – конечно, видели. Там весна нарисована.
– Это художник Саврасов нарисовал, – вмешался грамотный Владик. – Он хорошо природу понимал.
– А правда, что это его последняя картина, что он больше ничего в жизни не нарисовал? – спросил шофёр.
– Как не нарисовал, – обиделась за художника Люба. – Ещё как нарисовал! У него ещё есть картина «Грачи улетели». Там всё то же самое, только грачей уже нет.
Так за разговорами они проехали Тулу.
– Ой, – спохватился водитель, – мы же Тулу пропустили.
– А какая следующая остановка? – спросила Люба.
– Курск.
– Вот и хорошо. Мы там сойдём и пересадку сделаем.
– Но это же трасса, а не метро, – сказал водитель. – Может, вам лучше здесь сойти?
– Ни за что, – ответила Люба. – У меня в Курске бабушка живёт, профессор космонавтики.
Водитель не стал спорить. Он довёз их до Курска, поражаясь образованности и смелости ребят. Накормил их огромным бутербродом, сделанным из целого батона. Дал по кружке кофе из трёхлитрового термоса и попросил передать привет незнакомой Любиной бабушке-профессору.
Ребята помахали ему рукой и принялись ловить следующую машину.
Вдали показался огромный грузовой «Зил».
– А сейчас мы откуда едем? – поинтересовался Владик.
– Не откуда, а куда, – сказала Люба.
– Так куда?
– В Харьков, навестить больного украинского учителя.
Больше они ни о чём договориться не успели. Забрались в предложенную молодым шофёром кабину и рванули.
Владик и Витя всё время судорожно пытались понять: что этот учитель, – сам был украинец или он преподавал у них украинский язык? А если он не преподавал язык, то что он преподавал? И чем он там в Харькове заболел?
А Любу эти вопросы не волновали. Она думала далеко вперёд – о ночлеге. Начинало темнеть, и её тревожил вопрос: есть сейчас снег под Харьковом, или там наступила весна? Не дай бог, чтобы снег начал таять сильно, тогда невозможно будет поставить палатку.
Глава четырнадцатая
В солнечном Крыму и вправду солнечно
Участковый инспектор Иван Пистолетов комфортабельно летел в Ялту на самолёте. Вернее, он летел в Симферополь – сердце Крыма, чтобы оттуда ехать троллейбусом в Ялту.
В аэропорту украинские таможенники с уважением посмотрели на его вооружённую фамилию и даже забыли спросить его про наркотики.
Его печалило только одно обстоятельство – что он был не вооружён, потому что в самолёт оружие брать запрещалось.
«Как же я буду искать детей, – думал он, – когда у меня даже пистолета нет? Да к тому же я и без формы. Слава богу, что в самолёте можно возить милицейские удостоверения».
После долгих размышлений в двухчасовом полёте он приземлился в аэропорту Симферополя и направился троллейбусом в сторону Ялты.
В это время трое наших юных путешественников выходили из леса. Они были помятые, голодные и без палатки. Она за ночь примёрзла, и они не сумели её оторвать.
Владик и Витя Верхотурцев с охотой поехали бы в сторону, обратную Крыму, но под железным взглядом Любы Кукарековой они выпрямились, стали смелее и решительнее и даже криво заулыбались.
Люба уверенно остановила первый же самосвал с двойным прицепом.
– Вам куда, хлопчики? – спросил кучерявый, весь взлохмаченный рыжеватый шофёр. Вместе с ним в окно высунулась такая же взлохмаченная заспанная рыжеватая собака.
– Никуда, – ответила Люба. – Нам нужен нож. Мы два дня консервы открыть не можем.
Она показала ему плоскую банку шпрот и всю в масле толстую банку «Завтрак туриста».
– Так у меня есть открытые! – радостно сказал шофёр. – Хорошо, что Бобику не успел отдать. Давайте мы вместе позавтракаем, а то я всю ночь только ехал.
Он позвал детей в тёплую кабину и вынул столько недоеденных продуктов – ста человекам есть не переесть.
Наши как навалились, помогли водителю! Съели и «Печень трески в масле», и «Кильку в томатном соусе», и «Минтай обыкновенный в салате», а свои «Шпроты в собственном соку» и замасленный «Завтрак туриста» уберегли.
Скоро они дальше поехали. И чем дальше ехали, тем весенней и весенней становились окрестности. Так странно было видеть зелёные поля и расцветающие деревья после однообразных снежных скучных просторов.
Рыжеватый водитель и его рыжеватый Бобик окончательно проснулись, а наши молодые люди, наоборот, крепко-накрепко заснули.
И спали они долго-долго – до самого Симферополя. Проснулись они от жары. И от того, что Бобик их заместо умывальника облизывал. Грузовик стоял на обочине. Рыжеватый водитель спал.
…Ребята выбрались из машины и оказались в центре Крыма. Ни одного родителя, ни одного учителя, ни одного директора школы не было в ближайших ста километрах. Имеются в виду собственные родители, учителя и директора, посторонние не считаются. Это было так удивительно!
Вокруг куда-то спешили занятые своими делами крымчане, и никто не потрясался, увидев на окраине Симферополя совершенно незнакомых троих молодых, слегка помятых людей совершенно из другого города.
