Эдуард Овечкин
Акулы из стали. 5 в 1
Все мужики – козлы
Максим
С Максимом мы служили в Гаджиево – в одном из заброшенных, страшных и депрессивных военных городков Мурманской области. Максим приехал на службу не один, а с красавицей женой, педагогом по образованию. Любовь там была сильная, конечно. Максим бегал домой со службы бегом, по ползарплаты тратил на цветы и конфеты, на предложение заебенить с друзьями всегда отвечал категорическим отказом – дома жена ждёт и всё такое. Занавески вместе выбирали они, ходили по рынку, всякие там микроволновки, хлебопечки и телевизоры, абсолютно ненужные в хозяйстве, но Максим всё хотел, чтоб жене его жилось легче. Прям даже зависть иногда брала, честное слово. И вот приходим мы однажды с морей, недели две нас не было. Разбегаются все по домам, а на следующий день – нет Максима. А то ли заступать он должен был на вахту, то ли ещё по какой нужде срочно понадобился, но послали за ним посыльного. Посыльный прибегает назад и докладывает: дверь в квартиру открыта, квартира пустая, посреди квартиры на полу мертвецки пьяное тело Максима. Один дотащить его не смог бы и поэтому вернулся за подмогой.
Ну и вот, оказалось: приходит Максим домой после морской прогулки, бежит с цветами, потому как хочется ему тепла и ласки любимой женщины, а дома висит на гвоздике в прихожей его шинель с шапкой и… всё. Даже рубашки его военные и кортик пропали. Побежал Максим по соседям, выяснять, что да как. Оказалось, что ровно на следующий день, как мы ушли в море, жена его подогнала к дому контейнер, загрузила в него всё из квартиры, включая занавески, и уебала в неизвестном направлении. Даже записки не оставила. Потом, правда, письмо прислала, мол, прости, наш брак был ошибкой, я ничего не буду объяснять, пошёл ты на хуй. Максим был молод и слушался старших товарищей ещё, поэтому, в общем, пережил это – мы его регулярно поили и следили за ним по очереди, чтоб чего не вышло. Потом нашли ему бабу какую-то временную, он и вылечился. Но с Антоном мы не уследили, конечно.
Антон
Антон был из люксов, и служили мы с ним в другой дыре «без жизни за окнами домов». Антон тоже привёз себе жену из Питера, причём любовь у них была чуть ли не со школьной скамьи. Медик она была у него по образованию. Антон очень хотел детей, а она – не очень. Но в итоге он уговорил её, и она родила ему дочку. Видели бы вы этого сурового морского волка (ну не такого сурового, как механики, но тем не менее), когда он нянчился со своей малышкой! И вот как-то отправил он жену с дочкой в отпуск на лето: погреться и поправить здоровье. Деньги им все свои отдал, в прямом смысле этого слова, питался сухарями, крабами и красной рыбой, от которой его тоже тошнило, как и всех нас, но – всё лучшее же любимым девочкам надо отдавать! А старшая из его любимых девочек, то есть жена, нашла там какого-то ёбаря себе на курорте и уехала с ним жить в его Москву. Оттуда, в лучших традициях женской натуры, прислала письмо, в котором описала, почему банкир из Москвы лучше, чем подводник с Крайнего Севера, а также почему дочке лучше сразу начинать считать банкира папой, пока она ещё маленькая, а Антон себе ещё родит. И Антон, не выдержав такой подлости, отравился таблетками.
Повезло, что Антон не знал, как правильно травиться таблетками. Всё-таки в жизни иногда и везёт, что бы вы ни говорили: вот я, например, знаю, как это делать, но уверен, что знание это мне никогда не пригодится, по складу характера. Разве что в глубокой старости… Впрочем, сейчас не обо мне. Антона случайно нашли соседи, вызвали «Скорую», и его откачали. А потом командование флотилии захотело списать с плавсостава и признать негодным к службе на АПЛ по его слабым морально-психологическим качествам. А Антон был подводником по призванию, чтоб вы понимали. Мы провели собрание офицеров и написали коллективное письмо на имя командующего первой флотилии АПЛ СФ, в котором просили оставить Антона на службе и переложить на нас, его товарищей по экипажу, полную ответственность за его моральное состояние и жизнь. Письмо на пяти листах подписали все шестьдесят офицеров корабля, включая командира. Командующий удовлетворил нашу просьбу. И да, Антона мы выходили. Правда, взгляд его так и остался на много лет грустным до такой глубины, что вы себе и представить такого не можете.
Алексей
Лёша только получил старлея, когда его бросила жена. Жена его бросила прямо с двухлетним сыном, сказала, что семейная жизнь и дети – это не для неё, она ещё молодая, и уехала жить к маме, чтоб в полной мере воспользоваться этой самой своей нереализованной молодостью. И ладно бы, как два предыдущих двужопых зверька, уехала в Питер или Москву, тогда её поступок ещё можно было объяснить с какой-то прагматичной точки зрения, так нет же! Оба они были из какого-то убогого городишки на границе Карелии и Мурманской области. В нашем тогда было 10 тыс. жителей, а в их – то ли сорок, то ли пятьдесят.
Лёша пришёл за советом к командиру.
– Да и хуй с ней, с пиздой этой твоей! – пожалел его командир. – Ребёнка тебе оставила, и то радуйся! Дети же самое главное!
– Да я служить хочу, Сан Сеич, не хочу в ларьке водкой торговать или в шахте уголь добывать… А как я с ребёнком-то?
– Не ссы, всё решим! Мы же семья, блядь, или где?!
На офицерском собрании мы освободили Лёшу от всех вахт, разделив их между собой. Пока его сыночка не устроили в садик, или когда уходили в море, Лёшу подстраховывали жёны других офицеров экипажа: забирали его из садика или вовсе брали к себе жить на время. Лёша недолго ходил грустным и быстро оправился. В общем-то, командир, как опять оказалось, был прав – ребёнок в этом случае оказался важнее, а любовь пожила, конечно, в Лёшиной душе какое-то время, отравляя его жизнь ненужными душевными муками, но потом затухла и благородно дополнила собой любовь к сыну. Это не совсем конец истории: через несколько лет Лёше пришла бумага от судебных исполнителей о его долге по алиментам в несколько сот тысяч рублей.
– Ну, ахуеть, блядь, теперь! – сказал командир и поехал с Лёшей к военным юристам на консультацию. Лёшу, конечно, отмазали, хотя слово это здесь такое же лишнее, как и название рассказа.
Эти три истории совсем не все, которые произошли на моих глазах, но они очень характерны и показательны. Тем не менее женщин я по-прежнему очень люблю, уважаю, а иногда даже восхищаюсь ими и считаю их украшением этой убогой, в общем-то, планеты. И когда при мне кто-то говорит одну из фраз, типа «Все бабы – бляди!», то я отвечаю ему со всей вежливостью и тактом: «Да пошёл бы ты на хер с такой своей философией!» И религии, кстати, не люблю, в том числе и за то, что они унижают женщин. И феминисток за это же. Если уж не любить людей, то делать это надо без разделения их по гендерным, расовым и национальным признакам.
Недотёпа
А у вас же есть среди знакомых человек, которого вы моментально представляете, когда слышите слово «недотёпа» или «растяпа»? Мне кажется, что у всех есть такой человек среди знакомых. Эти люди, они какие-то специальные локальные иисусы. Мне кажется, их посылают на Землю какие-то божества для того, чтобы мы казались себе более ловкими, умелыми и сообразительными. Ну, подумайте, я же прав? Был и у нас один такой, про него сегодня расскажу немного. Имя изменю, а фамилию вообще называть не буду – это очень хороший и добрый человек, но вот… недотёпа. А я не хочу, чтоб вы над ним смеялись.
Вася командовал кормовым электрическим отсеком правого борта и был инженером электротехнической группы. Он был невысокого роста, всегда хмурый, лохматый и с помятым лицом. Если бы не Вася, то я никогда в жизни не увидел бы человека, который хмурится, даже когда смеётся. Вася казался небритым уже через пять минут после того, как побрился, его брюки становились мятыми тут же, как он их надевал после глажки, а галстук всегда висел не по центру, а сбоку, даже если Вася прикалывал его шпилькой.
И вот собрались мы как-то в Росляково в доке постоять. А стояние в доке то ещё удовольствие, доложу я вам! Холодно, скучно и негде пописать. Не, ну туалет-то есть, конечно, только он на палубе самого дока стоит. А представляете – на «Акуле» подняться наверх, а потом ещё спуститься вниз с двадцати семи метров по лесам, чтобы, значит, пописать, а потом обратно идти, чтобы, значит, снова уснуть. Именно в доках рождаются такие народные подводницкие поговорки: «только покойник не ссыт в рукомойник» и так далее.
Ну, собирается экипаж перед выходом на пирсе, все сумки с собой тащат с гражданской формой одежды. Ну вы же понимаете: «В шикарном отеле ночной ресторан, вино, сигареты и пьяный дурман…» А Вася с такой, знаете, сумочкой, как от четырнадцатидюймового ноутбука, идёт.
– Вася, – спрашиваем мы его, – ты что, гражданку-то с собой не брал?
– Чё эта? Вот же она! – и показывает нам свой ридикюль для двух пачек сигарет.
Хрен его знает, пожали мы плечами, Копперфильд он, может.
Пришли в Росляково, отдоковались, дела там нужные поделали и собираемся на свободу, значит, переодеваемся, мажем себя везде одеколонами. Жили мы тогда вчетвером в каюте: Игорь, Макс, Вася и я. Вася открывает свою сумочку и достаёт из неё какие-то брючки, сложенные гармошкой. Ну ладно. А потом ещё один комочек достаёт, размером с носовой платок, и начинает его разворачивать. Разворачивает, разворачивает, разворачивает, разворачивает – и вуаля, это, блядь, рубашка, оказывается. Ну, мы с Максом переглядываемся, думаем, побежит сейчас найдёт утюг где-нибудь и будет её гладить. А Игорь, который знает Васю больше нашего, смотрим, начинает обратно в робу переодеваться. И точно – Вася надевает прямо на себя это чудо текстильной промышленности Узбекистана тысяча девятьсот семьдесят восьмого года в коричнево-серую клеточку и начинает застёгивать пуговицы на манжетах! Ловит на себе наши изумлённые взгляды, принимает их почему-то за восхищённые и гордо заявляет:
– С девятого класса рубашку ношу эту! Так она мне нравится!
А Вася, так-то, старлей уже!
– Блядь, – говорю я, – слушайте, ребята, я в город не пойду, наверное. Я же забыл, что мне Антоныч там дело одно важное поручил.
И пытаюсь сделать при этом горестное лицо, типа мне так сильно хочется пойти и всё вот это вот.
– Ой, да пошёл он в жопу, этот Антоныч! – Вася уже застёгивает последнюю пуговицу под горлом. Рубашка, конечно, и сама по себе полный пиздец, но она помята так, как я никогда не видел, чтоб мялись рубашки!
– Не поминай Антоныча всуе! – делает замечание Игорь, который уже в рабочей форме. – Я на пульт пошёл, забыл журналы заполнить!
А Макс смотрит на меня такими жалобными глазами! Его взгляд прямо разрывает мне мозг криком: «Брату-у-ух-а-а! Спаса-а-ай!»
– Макс, – говорю, – я всё понимаю, но ты ж братан мой… Может, поможешь? А то я один до утра не управлюсь!
– Конечно, брат! – горестно-радостно вздыхает Макс, но переигрывает, гад. Хорошо, что Вася не замечает.
– Бля, ребята, да что за хуйня? – хмурится Вася. – Ну собирались же в город гульнуть пойти! Эдик, ну что у тебя за срочные дела?!
Сука, как же я не люблю врать товарищам! Но. Выгуливать вот это по Североморску я не полюбил бы ещё больше, я уверен! Лихорадочно думаю.
– Да мне Антоныч поручил формуляры от идашек до завтра откорректировать все, проверка какая-то приезжает с утра с самого! Может, тоже поможешь, останешься?
А формуляров-то двести двадцать штук, с одной стороны, а с другой стороны, у Васи в глазах уже изнывающие от страсти женщины, которые стоят с корзинами, полными лепестков роз, чтоб сыпать их под Васины коричневые и плохо начищенные туфли. Конечно, женщины победили.
Нашёл он себе в спутники прикомандированного офицера, и вдвоём они двинулись покорять слабый, но прекрасный пол. Решили не размениваться на Североморск и водку, а поехали сразу в Мурманск. Купили шампанского «брют» и сели в скверике недалеко от вокзала его распивать, видимо, в ожидании королев. И королевы их нашли. Подходят к ним две тёлки. Ноги – во, сиськи – во, губы – во, попки – ого-го!
– Ну и что, – спросил я Васю в этом месте его рассказа, – и почему вы не стали сразу же убегать?
Вот поймите меня правильно. Если один из вас – метр шестьдесят восемь, лохматый, в коричневых туфлях, джинсах-варёнках (года два как вышли из моды) и в мятой рубашке с девятого класса, а второй – метр семьдесят два, худой, сутулый и похож на студента, и при этом вы распиваете шампанское «Абрау-Дюрсо» из пластиковых стаканчиков в скверике у вокзала, то самым правильным решением, когда к вам подходят две вот такие тёлки и при этом ласково улыбаются, будет немедленно убегать, потому что дело тут нечисто. Поверьте мне, я же тактику ВМФ изучал.
Но наш озабоченный дуэт повёлся на предложение тёлок поехать с ними на хату и оттянуться, потому как тёлки хоть и красивые, но несчастные и одинокие, и очень им хочется грубых мужских ласк. Посадили их тёлки в какой-то джип и повезли куда-то за город. Пока ехали, на заднем сиденье казановы уже поделили между собой тёлок и выработали механизм обмена ими в середине ночи. Тактики ведь тоже, хули.
Приехали в какой-то дом большой, и заводят их тёлки в зал. А в зале том пиздец: стол стоит длинный, весь в грязной посуде, объедках, говне и блевотине. И на полу то же самое. И трое сидят быков классических: пальцы веером, сопли пузырями, все в наколках… Цепухи оттакенные на шеях и пистолеты из брюк торчат.
– О! Девчонки! – радуются эти милые ребята. – Спасибо вам, что помощничков нам привезли! Идите – гуляйте. А вы, ребятишки, тут порядочек нам наведите: посуду помойте, говно в пакеты сложите, пол подотрите, ну и ещё чего тут сами гляньте. Мы сейчас отъедем на часик, вас в домике закроем и собачек во дворе выпустим, но через часик мы вернёмся, и чтоб всё было сделано, ладно, ребятишки?
Ну, те в позу сначала, что, мол, вы нас убьёте насмерть, если мы откажемся? А те говорят, да нет, конечно, что мы, бандиты какие, людей убивать (середина девяностых на дворе, напоминаю) … Так, ноги вам сломаем да отпустим на все четыре стороны.
– Ну и чё, – уточняет Игорь, – судя по всему, ноги вам сломали?
– Вот тебе смешно! – возмущается Вася.
– Не тока ему, всем смешно! – успокаиваю я его. – Рассказывай дальше, интересно же о ваших сексуальных похождениях послушать!
Зашуршали они там большую приборку. В общем, братки вернулись, и всё им понравилось, отпустили их и даже по шоколадке «Dоve» подарили. «С изюмом», – уточнил Вася. Наверное, это важно. И полночи потом эти жеребцы полового соития добирались до Рослякова на родной пароход.
– Погоди, – опять выясняет Игорь, – а шоколадки-то где?
– Так съели по дороге, – говорит Вася.
– Ну и кто вы после этого? Сами наебались вдоволь, а друзьям даже шоколадки не принесли!
А вывод из этой истории простой: оценивайте свои возможности адекватно! Если вы в данный момент не похожи на принца: ну там рубашка мятая, пузо висит или пиво из горлышка бутылочного хлещете, то к вам не будут подходить принцессы! А если подойдут, да ещё с непристойным предложением, а не с просьбой одолжить домкрат или накачать колесо, то бегите сразу же сломя голову и не чуя земли под ногами – мой вам добрый совет. А мне можете верить – я же тактику ВМФ изучал.
Чёрная Метка
Как часто у вас бывает, что вы что-то делаете, а ничего не выходит? Делаете при этом всё правильно и в нужной последовательности, соблюдая все пропорции и паузы, но вот за соседним столом (станком, диваном, футбольным полем) у человека всё получается, а у вас – нет? Ну, хоть раз-то, да было, согласитесь? А вот у тех людей, которые недотёпы, – так постоянно. Представляете, каково им живётся? Так же было и у Васи. Естественно, всегда. Если Вася производил переключения в электрической сети, то обязательно падала аварийная защита реакторов обоих бортов, причём даже если переключения были только на одном.
– КАК?! Как ты, блядь, это сделал, Вася? – пытал его механик, глядя в схемы и методички. – Это же, блядь, технически невозможно!!!
– Да оно само, я-то всё правильно делал! Это не я!
– Ну, – подтверждает комдив-два, – всё правильно он делал, я сам смотрел. А ничего невозможного нет, если приложить к вопросу знания и настойчивость!
– За что мне эта Чёрная Метка? – хватался за голову механик.
Так Васю и называли, в общем-то. Чёрная Метка. При этом, понимаете в чём дело, Вася был добрым и отзывчивым и всегда готов был помочь! Вот прямо Чёрный Плащ, а не Чёрная Метка! Так мило было наблюдать, когда люди, к которым Вася спешил на помощь, срочно и аврально заканчивали свои дела или начинали выдумывать отмазки, чтоб оградить себя от Васиной помощи! Жалко было только вновь прибывших на борт лейтенантов и мичманов, которые не знали ещё про эту особенность Васиного организма.
Стоит такой лейтенантик, держит конец двумя руками, в том смысле, что конец электрического питания с берега, и смотрит в щит голубыми своими глазами. А страшно же – щит ржавый и старый, конец питания толстый и с огромным контактом на конце. Конец на конце – звучит-то как, а? И вот подбегает к нему такой целый капитан-лейтенант, пусть маленький и лохмато-помятый весь, но зато вон какой хмурый и решительный!
– Ну, чё тут у тебя, лейтенант? – хмуро спрашивает хмурый помощник.
– Да вот… чё-то… эта…
– Ссышь, что ли? Да не ссы! Суй, я тебе говорю!
И лейтенант совал, потому что команда «суй!» ясна, понятна и не предполагает двоякого толкования, и отлетал на соседний пирс, отброшенный электрической дугой, демонстрируя всем строение своего скелета, высвеченное яркой вспышкой. Первый раз я видел тогда, как ярким солнечным днём стало на миг светлее на всей акватории губы Нерпичья. А комдив-два, который только на секундочку отвернулся от лейтенанта, которого обучал, стоял со сгоревшими по колено штанами от РБ и сгоревшими же волосами на ногах и смотрел на Васю, как евреи на Моисея после тридцати лет странствий. А Васе – хоть бы хуй, стоит и улыбается себе.
– Вася!!! Какова хуя!!! Чё ты лезешь-то!!!!
– Ну… помочь же хотел!
– Иди вон трюмным помоги гидравлику грузить!!!
– Не-не-не-не!!! – кричали трюмные с палубы. – Чё тут грузить-то? По триста кило на рыло всего! Мы и сами справимся великолепно!!!
Трюмные-то знали, в отличие от лейтенанта, что Васю зовут Чёрная Метка на самом деле, а слово «Вася» в метрики по ошибке записали. Причём самому Васе ничего никогда не делалось. Он всегда был невозмутим, цел и невредим. Вот если бы было такое дело, которое надо было завалить, но самому остаться целым, то Вася был идеальным кандидатом!
Ну а как-то в Росляково в том же доке мы Васю потеряли. От скуки, безделья, холода и неизбежности энтропии во вселенной сели мы, значит, после ужина расписать пулю. Ну и пили, конечно, чай тоже, но в основном спирт. Всего нас было четверо и Вася, который в пуле участия не принимал, а просто давал всем дельные советы и пил наш спирт в три глотки. Ну и наигрались мы так уже здорово, в общем, когда Вася сказал: «Мужики, я счаз!» – и куда-то вышел из каюты. Ну, вышел себе и вышел, правильно, большой же мальчик? Минут, наверное, через сорок кто-то спросил вслух: «Э, а где Вася-то?» И у всех, знаете, сразу чувство какое-то нехорошее в душе всколыхнулось, и музыка такая тревожная в голове заиграла.
– Может, к себе в каюту спать пошёл?
Побежали в соседнюю каюту. Поискали на койках – нету. Заглянули в шкаф, секретер и ящики для белья – нету. Сбегали в каюты его подчинённых, проверили душевые, зону отдыха и гальюны – нету! Поскакали к нему в отсек (ну мало ли – потянуло). Там обшарили всё от аварийного люка до трюмов – нету, блядь!
– Ну что, господа офицеры, – наконец взял слово Борисыч, – хватит себя обманывать этими бесцельными поисками и пошлите-ка наверх!
Сначала мы посмотрели на палубу дока сверху – никаких подозрительных пятен из крови и кишок не обнаружили. Спустились (пешком с девятого этажа), осмотрели всю стапель-палубу (двести на тридцать метров) – нету тела. Тут, конечно, нас отпустило немножко, и мы сели перекурить и посовещаться. В итоге блиц-совещания мы приняли к рассмотрению три гипотезы:
1) Васю украли инопланетяне;
2) Вася валяется где-то на корабле в хуй пойми каком месте;
3) Вася опять убежал по бабам. К тому моменту Васю, кроме истории с уборкой, ещё успели опоить клофелинщицы, но в тяге к запретному плоду Васю бы это не остановило. Его вообще ничего не могло остановить.
– Так! – руководил процессом по старшинству Борисыч. – В робе же он не мог уйти?
– Кто? Вася?! Пф-ф, вполне себе мог.
– Не, не мог. Надо, чтоб кто-то сбегал обратно на лодку и проверил его форму в каюте. А кто-то сбегал к вохрушке на КПП и поспрашивал у неё.
Все, задрав головы, посмотрели на лодку.
– Не, ну самый молодой пусть и бежит, чё.
Самым молодым был я. Поделав пару минут вид, что не понимаю, о чём речь, вздохнул и побрёл.
– Э, погодь-ка! – говорит Борисыч. – А вы вохрушку-то видели сегодняшнюю в смене? Может, мы молодого к ней лучше пошлём?
Проголосовали единогласно. Меняю курс и иду к вохрушке. Вохрушка сидит у себя в будке и чистит потертый «ТТ», морщась от папиросного дыма, потому что папироса уже почти сгорела и вот-вот подпалит ей усы. Так-то симпатичная в определённом смысле этого слова – грудь восьмого размера и табуретки из-под жопы не видать.
– Здрасьте, – говорю.
– Здоров, коли не шутишь!
– Скажите, а вот сейчас офицер вот такого роста не проходил? – и показываю ладошкой в районе пояса.
Вохрушка смотрит в район моего пояса. Я отступаю за стол, на всякий случай.
– Нет. Не проходил.
– А вы не могли его не заметить? Может, он тихонько проскочил?
– У меня не проскочишь, – и вохрушка выплёвывает наконец папироску, поглаживая ствол «ТТ».
– А чё вы такая неласковая? – спрашиваю я уже в дверях зачем-то.
– Дык вы ж не стараетесь, чтоб я ласковая была!
– Как это? Бегают же матросики наши, говорят, что стараются, – это я уже за дверь вышел.
– В мою смену не бегали ишшо!
– Всё понял, – кричу ей из-за двери, – пришлём кого-нибудь постарательнее!
Бегу обратно к коллективу.
– Не, – докладываю. – Стопудово не выходил!
– Дык и что? Спишем всё на инопланетян и спать пойдём?
– Не, пошли к старпому, докладывать.
Просто обыскать «Акулу» вчетвером, со всеми её труднодоступными местами, как бы это сказать, довольно затруднительно. Поднялись на борт, стучимся в каюту старпома. Трезвые уже, конечно, практически, после таких-то кроссов по пересечённой, но не местности.
– Чё, бухали, что ли? – ещё из-за двери спрашивает старпом, а потом выходит и подозрительно нас осматривает. Ну, понятно же, что не просто так ему офицеры в каюту стучатся среди ночи. И что бухали – тоже понятно.
– Н-е-е, Сей Саныч! Ва-апще не пили. Так, пулю расписывали…
– А воняет от кого перегаром? Мне же от меня же, что ли, отражённым запахом? Чё надо-то? Шила не дам!
– Сей Саныч, Вася пропал!
– Как пропал?
– Ну, вот вышел из каюты и пропал!
– Тэ-э-эк. Я так понимаю, на стапель-палубе, на ВОХРе и в каютах вы уже посмотрели, а к старпому своему родимому припёрлись, когда совсем жопы запекло? Орлы, хуле. Ни-чи-во без меня не можете, даже напиться спокойно! Рассказывай в подробностях, дубовая роща!
Это он нас подколол так, он-то сам маленький, а мы все от метра восьмидесяти пяти до двух пятнадцати подобрались. Так-то мог бы, конечно, ясеневой рощей назвать, ну или там тополиной, чё сразу дубовой-то? Рассказали ему всё от и до: что в прикупе было на последней раздаче и в какую сторону штормило Васю, когда он уходил.
– Так, мне всё ясно! Идём искать в отсеке его, если не найдём, объявляем тревогу и обшариваем весь корабль!
– Так мы искали в отсеке уже!
– Вы без меня искали, а значит, не считается. Раз не было с вами гениального руководителя всеми процессами на корабле, значит, вы всё похерили по привычке своей распиздяйской! За мной, я сказал!
Ну, обшарили опять весь отсек, теперь под гениальным руководством. Ну, нет его. Собрались уже у переборочной двери, старпом из трюма вылез, отряхивается:
– Блядь, ну и бардак у него в трюмах! Найду – обязательно выебу! Тапки какие-то за щитами торчат!
И со злости ка-ак даст ногой по тапку, который торчит из-за ряда с распредщитами.
– Мммммм, – ответило ему из-за щитов.
– Чтобля? – хором удивились мы все и стали заглядывать за щиты.
А вот он, наш орёл-то, где гнездо свил, оказывается! Там расстояние от щитов до борта – сантиметров тридцать, наверное, и как он туда попал? И главный вопрос – зачем?
Начали его дёргать и пытаться вытащить – а ни в какую! Он храпит только, а тело-то расслабленное и цепляется там за всё. Сбегали за ведром воды и давай его из кружечки поливать, целясь в голову.
– Эбля!!! – наконец-то проснулся Вася. – Что за на!!! Я счас рога-то посшибаю кому-то!!!
И начинает, как червяк из яблока, вылезать из оттудова.
– Вот сейчас страшно стало! – говорит старпом. – А вам, ребята, страшно?
– А то! – говорим мы и бережно держимся за свои рога. Вася-то ещё ниже старпома, так-то.
Вылез Вася, в руке бутылка с какой-то жидкостью.
– Шило? – подозрительно спрашивает старпом.
– Да, – подозрительно отвечает Вася.
– То, которое тебе вчера на протирку механизмов выдали?
– Да.
– Прятал там его?
– Да.
– А полез чего за ним? Механизмы протирать собирался?
Вася смотрит на нас, типа, ребята, выручайте, а как мы его выручим?
– Ладно, – машет рукой старпом, – идите спать, полуночные ковбои! Сука, даже напиться нормально не могут! Наберут детей на флот, а молока не завезут!
Старпом уже бурчит из соседнего отсека – пошёл спать.
– Вася, ты такой Вася! – в сердцах говорит ему Борисыч.
– А чё я-то? Я же добавки вам принести хотел! Ну, уснул нечаянно, пока лез!
– Одно слово: Чёрная Метка!
– Это два слова, а не одно!
– Да пошёл ты в жопу, филолог-самоучка! Луи Бешерель на разлив в мелкой таре!
И мы, конечно, радостные, что всё так хорошо закончилось, бежим дописывать пулю и спать. А когда пили в следующие разы с Васей, то назначали «дежурного по Васе», который должен был смотреть за, соответственно, Васей. Мы ж стратеги и решение всегда найдём.
Вася был хорошим, несмотря на то что Чёрная Метка. И не брать его в компанию – это было бы не по-товарищески.
