Эдуард Евгеньевич Семенов
Златник Владимира
Предисловие
– Смотри куда прешь, кретин!
Владимир Леонидович Найденов вздрогнул, обернулся на крик и увидел прямо перед собой решетку темно-синего микроавтобуса, из дверей которого торчала засаленная физиономия. Если судить по часам с гигантским циферблатом, болтающимся на мясистом запястье, и перстню-печатке с изображением какого-то святого, то это был типичный мелкий предприниматель, снимающий ларек на городском рынке. Однако держал он себя так, словно был, по меньшей мере, владельцем футбольной команды. Он махал рукой и требовал, чтобы Найденов уступил ему дорогу.
Найденов удивленно посмотрел на белые полоски «зебры», на которых он стоял, но спорить о том, что по правилам уступить дорогу должен был водитель, не стал и сделал шаг назад, вернулся на тротуар.
Микроавтобус с яркой рекламой известного стирального порошка «Тогда мы идем к Вам!» на борту, проскочив по самой кромке дороги, всхлипнул от распирающей его наглости, зачерпнул из небольшой лужицы дождевой воды и плеснул ее на Найденова. Если бы скорость микроавтобуса была чуть выше, то бурые капли жижы достали бы и до лица Владимира Леонидовича, а так забрызгали лишь штанины, оставив на них несколько крупных капель и целый десяток капель поменьше. «Уже неплохо!» – успокоил себя поначалу Владимир Леонидович, стряхивая капли с брюк, а на деле размазывая грязь по ткани, и тут же понял, что таким образом успокоить себя не удастся. Лучше бы капли залили ему все лицо. С лица что? Умылся и пошел дальше, а брюки надо стирать, причем с порошком, желательно импортным.
С недавнего времени это стало для него проблемой. Жена Найденова, Алевтина Игоревна, стала играть в пока непонятную ему игру и с завидной регулярностью предъявлять счет за стирку всего того, чего он на себе носил: трусов, рубашек, брюк и носков. Этот счет, пусть пока и в виртуальной валюте, ежесекундно увеличивался и грозил превратиться в неоплатный долг, по своей величине сравнимый с государственным долгом США.
Все, на чем он оставлял пятна – а он не мог их не оставлять, так как был перманентно рассеян и «постоянно витал в облаках», по мнению Алевтины Игоревны, – обязательно становилось предметом ежевечерних разборок.
– А это пятно, где ты подцепил? – спрашивала его супруга, держа одну руку с рубашкой на весу, а другую – упирая в свое успевшее затянуться жирком, но все еще весьма привлекательное тело. – А это?
Палец упирался во что-то, едва видимое глазом.
– Ну как ты мог умудриться поставить пятно здесь?
Владимир Леонидович уже давно не отвечал жене по существу вопроса, так как прекрасно понимал, что ответа от него и не требовалось. Какая ей была разница, что жирное пятно на брюках он посадил, когда ел хот-дог из палатки на углу дома, где находился их музей, так как хотел сэкономить. Хот-дог из палатки был дешевле, чем обед в столовой администрации. А пятно на рукаве рубашки – от чернил авторучки, которую он оставил в нагрудном кармане, когда взялся провести неожиданно подвернувшуюся частную экскурсию, и, между прочим, заработал на ней дополнительную тысячу рублей.
На самом деле он успел вытащить ручку раньше, чем чернила окончательно потекли. Еще бы чуть-чуть – и рубашка была бы безвозвратно потеряна, но он успел выдернуть авторучку, и вот только несколько капель упало на рукав.
Владимир Леонидович знал, что любые объяснения были бы встречены его супругой в штыки и без того усугубили бы его пошатнувшееся положение в семье. Положение главы семейства, кормильца и поильца.
Выровнять это положение могло только одно – деньги. На оплату кредитов: за компьютер дочери и за стиральную машинку; – на коммунальные услуги, на одежду, на обеды – дочери или хотя бы себе.
– В холодильнике давно мышь повесилась, – вспомнил он ровный голос Алевтины, загибающей на кухне пальцы, на которых красовались два массивных золотых перстня: один – его подарок на свадьбу, а другой – купленный за собственные деньги, – я уж не говорю про отпуск на юге. Хоть на даче у родителей, а до нее тоже надо доехать. Поэтому твои дополнительные заработки в виде тысячи за экскурсию засунь знаешь куда! Лучше молчи!
И Владимир молчал, а также усилием воли вызывал в себе образ молодой и красивой девушки, на которой он женился двадцать лет назад, сразу после службы в погранвойсках и окончания второго курса института культуры. Как он тогда считал, женился по любви в буквальном смысле слова, совершив гусарский поступок и утащив ее из-под венца у однокурсника. Он был уверен, что сделал единственный верный выбор, поэтому молчал, терпел и каждый день решал задачу с одной и той же неизвестной: «Где взять денег, чтобы…?».
***
Проводив взглядом микроавтобус, вернее, посмотрев в ту сторону, куда тот укатил, он все же перешел дорогу по пешеходному переходу и подошел к своей видавшей виды вишневой «шестерке» 1996 года выпуска. Достал ключи, открыл капот, подключил аккумулятор, залез в салон. Подышав на руки, вставил ключ в зажигание, включил двигатель и начал его прогревать. «Как минимум минут пятнадцать надо подождать, пока прогреется, а то на холодном масле движок встанет, и капитального ремонта мне уже не потянуть!»
Пошел мелкий осенний дождь, несколько желтых листьев упало на лобовое стекло.
«Скоро надо будет заливать омыватель в бачок. Опять деньги тратить? Может, ну его нафиг. На зиму поставить машину в гараж. Поставил бы… А дочку возить на гимнастику и обратно? Тренировки – почти каждый вечер. Как стемнеет, на улицах становится опасно… А у нее хорошие перспективы попасть в сборную города».
***
До дома через дворы он мог бы добраться меньше, чем за десять минут. В этом плане ему повезло с работой, но домой ехать не хотелось. Включив левый поворотник, выехал на шоссе и влился в общий поток машин. Сделал несколько кругов по городу в поисках запоздалых пассажиров. На перекрестке между улицами Дугина и Гагарина увидел поднятую руку.
– Куда?
– На Гудкова. Там забрать одного человечка, а потом на гавань «Надежда». Знаешь, где это?
Владимир Леонидович прикинул расстояние и назвал цену.
– Полтинник.
– Да не вопрос, поехали.
На переднее место, рядом с водителем, сел крепыш в кожаной куртке и кепке с меховыми ушами. В руках он держал букет роз.
– Шеф, только меня прямо к подъезду. Я покажу.
– Сделаем.
От крепыша веяло силой, здоровьем вперемешку с дорогим парфюмом и запахом хорошего коньяка. Не успев опуститься в кресло, он тут же схватился за трубку мобильного телефона и начал кому-то звонить.
– Сейчас, сейчас моя рыбка, я уже подъезжаю. Тачку поймал, еду.
Одновременно он крутил головой, как будто хотел кого-то высмотреть в потоке машин, постоянно оборачивался назад и заглядывал через плечо Владимира Леонидовича на линию встречного движения. Заметив любопытный взгляд Владимира Леонидовича, он хмыкнул и охотно пояснил:
– А как ты хотел, брат, приходится скрываться от благоверной. Она у меня, знаешь, какая. Ух…
Крепыш погрозил кому-то кулаком.
– Узнает, что я блядую, убьет.
– Так зачем же блядуешь-то, – в тон крепышу спросил Владимир Леонидович, – любишь – разводись – женись.
Крепыш хохотнул.
– Плавали, знаем! Через три года будет та же картина маслом, только вид сбоку.
Он взмахнул рукой и показал дорогу между высотными домами:
– Вот сюда, под арку и по кругу, там есть выезд.
Уже въезжая в арку, он еще раз бросил взгляд через плечо. За ними никого не было.
– Порядок, – сказал он сам себе. – Хвоста не привели! Во-о-н к тому подъезду!
Владимир Леонидович подкатил прямо к бетонному парапету, включил стоп-сигналы и, поддавшись настроению пассажира, громко озвучил:
– Карета подана.
Хотел добавить «сэр», но постеснялся.
У подъезда уже стояла светловолосая дама в норковой шубке, надетой на такой выдающийся бюст, что Владимир Леонидович, никогда ранее не удивлявшийся подобным подаркам природы, не удержался и приоткрыл рот от удивления. Крепыш выскочил из машины, распахнув объятия.
О чем они говорили, Владимир Леонидович уже не слышал, но обратно они вернулись вместе, причем букет роз перекочевал в руки обладательницы чуда природы. К запаху мужского одеколона и коньяка в салоне машины прибавился также аромат чего-то цветочно-цитрусового.
Крепыш не стал садиться на переднее сидение, а перебрался назад, поближе к своей даме сердца. Владимир Леонидович дождался, когда его первый пассажир закроет за собой дверь, и тут же нажал на педаль газа. Машина поехала по кругу и, проехав по двору, выехала сквозь другую арку на нижнюю дорогу, которая и вела к тому месту, которое на общегородском языке называлось «гавань Надежда». Излюбленное место встреч для всех влюбленных пар города. На самом же деле это был плавучий ресторан, пришвартованный у бывшей торговой пристани на Москве-реке, нижние палубы которого были переоборудованы под сауну и отдельные номера для отдыха.
Владимир Леонидович, подрабатывающий частным извозом уже не первый год, отлично знал это место, вплоть до последней колдобины на съезде с шоссе, поэтому домчался до места достаточно быстро.
– Ого, – удивился крепыш, увидев в лобовом стекле манящие огни ресторана. – Лихо ты.
Он достал из кармана толстый кожаный бумажник, переломил его пополам, явно наслаждаясь его хрустом, и протянул ему хрустящую сотню. Владимир Леонидович засуетился, пытаясь достать сдачу из заднего кармана брюк, но пассажир по-барски махнул рукой:
– Сдачи не надо.
Владимир Леонидович, всегда в таких случаях идущий на принципиальность, попытался возразить.
– Договор дороже денег.
Но пассажир остановил его.
– Брось, старик, бери.
И почему-то совершенно не к месту добавил:
– Мал золотник, но дорог! Лишние полтинники на дороге не валяются, а я сегодня гуляю.
Часть 1
Глава 1
Прокатившись еще несколько раз по пустынным улицам своего родного города, подбросив двух-трех бедолаг и поболтав немного на площади Громова с такими же, как он, водилами на общегородские темы, Владимир Леонидович посчитал, что сегодняшнюю норму по деньгодобыванию он вполне выполнил, а значит, может рассчитывать на приятный ужин в компании своей дражайшей супруги. Под словом «приятный» имелось в виду, что Алевтина снизойдет до того, что не будет грохать перед ним тарелку с вареными макаронами и жареной печенкой с таким видом, будто это бадья с черной икрой, добытой ею нелегким трудом «трубоукладчицы», а он – зажравшийся до безобразия буржуин, отбирающий последнее у сироток.
«И что с ней такое стало, – думал Владимир Леонидович, паркуя машину на пятачке между мусорным контейнером и железными конструкциями для вывешивания белья. – Никогда ведь раньше такой не была».
Когда они познакомились, Алевтина была веселая, легкая на подъем девушка, душа компании. Презирающая условности и все, что имело отношение к деньгам. Он ведь тогда только и смог выделиться из всех ее ухажеров тем, что подарил ей стихи собственного сочинения, а не банальный набор из букета цветов, духов и сережек с кристаллами Сваровски. Или ему только показалось, что она такая особенная? А на самом деле… Кстати, сережки недавно видел на ней не такие? Интересно, откуда?
Мысль о том, что у Алевтины кто-то появился, мелькнула у Владимира Леонидовича в голове и, не успев развиться, улетучилась. Войдя в полутемный и обшарпанный подъезд, он напряг все свое зрение, обоняние, интуицию и сноровку, чтобы не влететь в кошачьи экскременты, которыми, как минами-ловушками, были перекрыты все подходы на верхние этажи здания.
Между первым и вторым этажом он достал из своего – единственного сохранившегося в подъезде – почтового ящика газету «Труд» и, щурясь от тусклого света, быстро пробежался глазами по заголовкам. На последней странице в разделе интересных фактов ему бросилась в глаза статья о том, что в Прибалтике черный копатель нашел древнюю монету и продал ее в частную коллекцию за баснословную сумму в 250 тысяч евро. Заметка была маленькая, набранная петитом, и не сопровождалась никакими иллюстрациями. Единственным крупным и выделенным пятном была именно сумма денег, полученная археологом за свою находку.
Читать на ходу было неудобно, поэтому уже в квартире, привычным жестом кинув связку ключей на полочку в прихожей, а газету – на стиральную машинку в туалете, он поймал себя на мысли, что хочет обязательно прочитать эту статью более внимательно, но позже.
Интерес был скорее профессиональный. О какой монете идет речь? У них в музее, где он совмещал должность экскурсовода и заведующего научным сектором, была неплохая коллекция монет. И он точно знал, что ценных среди них не было, но все же. Вдруг. А что собственно «вдруг»? Врожденное чувство собственного достоинства никогда не позволило бы ему запустить руку в чужое, тем более – государственное, и уж тем более после того позора, который недавно обрушился на коллег из Эрмитажа. Они продали несколько ценных вещей за границу, но ничем хорошим такое предательство не закончилось. Кража была раскрыта, а виновные наказаны. Одна из них даже, как говорили, покончила жизнь самоубийством.
Нет, он никогда не пойдет на такое! Ему такие неприятности не нужны. У него и так все хорошо! Будто в подтверждение своим мыслям он покачал головой и, сунув ноги в мягкие домашние тапочки, прошел в большую комнату.
***
– Ну что, не ждали? – сказал он с усмешкой в голосе, обращаясь к жене и дочери.
Алевтина стояла возле балкона и водила утюгом по гладильной доске. Ритка, с ногами забравшись на стул, что-то читала с экрана ноутбука и одновременно печатала на клавиатуре. На Алевтине было надето вечернее платье, а в ушах светились те самые сережки Сваровски.
– Не ждали, – в тон ему ответила жена и, поставив утюг на подставку, прошла мимо него на кухню.
До носа Владимира Леонидовича донесся тонкий аромат французских духов. Владимир Леонидович поцеловал в затылок дочку, на что она ответила: «Ну пап, не мешай!», – и последовал за женой.
На кухне она уже доставала из микроволновки тарелку с дежурными макаронами и печенкой.
– Вот, ешь! Чайник сам поставишь. А я ушла.
– Куда? – удивленно поднял брови Владимир Леонидович. Ему совершенно не хотелось задавать этого дурацкого вопроса, но он соскочил с губ как-то сам собой.
– На кудыкину гору воровать помидоры! – ответила ему Алевтина и, снимая с бедер передник, пояснила: – У подруги день рождения. Я весь вечер тебя ждала. Мог бы и позвонить, что задержишься. Я ей обещала, что буду непременно. В общем, ешь, помоги Ритке с докладом, а я буду поздно. Завтра суббота, можно и погулять.
Такого поворота событий Владимир Леонидович не ожидал, поэтому снова задал дурацкий вопрос:
– У какой подруги?
– С работы, – ответила ему небрежным тоном жена. – Ты ее не знаешь.
– Так давай я тебя подвезу.
– А не надо, – махнула рукой Алевтина, – я такси вызову.
Владимир Леонидович покачал головой и, переваривая информацию, опустился на табуретку, подвинул к себе тарелку. Одновременно, по сложившейся традиции, он достал из заднего кармана брюк все заработанные деньги и протянул их своей жене.
Та, сморщив нос, проверила их на вес и не преминула заметить:
– Это разве деньги? Это слезы.
– Ну извини, я их еще не научился печать, – отреагировал Владимир Леонидович на автомате.
– Так давно пора научиться. Ты же ученый, – парировала супруга и тут же распределила все купюры между членами семьи. Вернула сто рублей мужу – на обед, выдала двести дочери, в ее руках осталась всего лишь одна сторублевая бумажка.
– О! – воскликнула она, играя бумажкой и театрально засовывая ее за лиф. – А это мне как раз на такси.
– Так давай я тебя отвезу, – еще раз попытался предложить свои услуги Владимир Леонидович.
Но Алевтина вновь отмела это предложение:
– Дочери лучше помоги! Она уже забыла, есть у нее отец или нет!
***
«Интересно, почему это она забыла, когда я всегда рядом!» – подумал Владимир Леонидович, но вслух произнести не успел.
Алевтина стремительно налетела на него своим телом, чмокнула в щеку, еще раз обдала его духами, бросила дочери: «Пока!» – и… хлопнула входной дверью.
Вздрогнул дрезденский фарфор в серванте, дрогнули плечи у дочери.
Владимир Леонидович посмотрел на закрытую дверь и, удивленно пожав плечами, хмыкнул и поспешил подсесть к дочери.
– Что там у тебя? Давай, показывай! – спросил Владимир Леонидович, проводя ладонью по шелковым волосам.
Рита не стала отстраняться, как в первый раз, улыбнулась ему в ответ, качнулась в его сторону.
– Вот, доклад по экономике. Денежная система России. Куны, гривны, чешуйки; золотые, серебряные и медные деньги, рубли, боны. Накачала тонну информации из Википедии, теперь сижу, разбираюсь. Знаешь, пап, оказывается, после революции в некоторых городах вместо денег использовали этикетки от алкоголя. Представляешь? Типа, «Портвейн» – пять рублей, «Водка» – десять, «Пиво» – рубль. Правда, клево?
«Ну ни фига себе темка! – подумал Владимир Леонидович, заглядывая через плечо дочери, – опять про деньги. Весь мир явно сошел с ума. Как будто больше не о чем доклады писать!».
Однако снова предпочел промолчать и лишь кивнул головой в ответ, соглашаясь.
– Наверное, действительно клево. Нет денег – пошел, насобирал пустых бутылок, отклеил от них бумажку – и в магазин. За новой партией спиртного.
– Не, пап, не иронь. Такие этикетки не работали. На них должен был стоять специальный штамп банка.
– Так ведь такой штамп можно из любой резинки вырезать, – ответил Владимир Леонидович, рассматривая картинки на экране монитора. – Такие деньги легко подделать.
– Конечно, поэтому такие этикетки имели хождение всего несколько месяцев, а потом от них отказались.
Владимир Леонидович слушал свою дочь вполуха. Она рассказывала ему про денежные реформы, про инфляцию и еще много чего такого, что в принципе девочке в ее возрасте знать не обязательно. Ее голос был уверенным и знающим. Она легко перепрыгивала с эпохи на эпоху, жонглировала фактами и цифрами, разворачивала перед ним какие-то диаграммы и была очень похожа на свою мать.
– Знаешь, – неожиданно даже для себя остановил ее Владимир Леонидович, – а давай заключим сделку.
Он тут же поймал себя на мысли о том, что «сделка» – это слово из лексикона торгашей, и поморщился. Сделка с дочерью, дожил! Однако слово уже сорвалось с его губ, поэтому назад возвращаться было поздно.
– Какую? – заинтересовалась Рита.
– Я тебе завтра из музея, из своих запасников, принесу несколько монет разных эпох, чтобы ты смогла наглядно продемонстрировать на уроке свой доклад. Мне кажется, это будет выглядеть гораздо эффектнее, чем просто картинки.
Девочка задумалась.
– А это можно?
– Конечно, – улыбнулся Владимир Леонидович, – оформим их как выездную выставку.
– Ух ты, здорово, – загорелись глаза у дочки.
Она взвизгнула и обняла Владимира Леонидовича за шею и прижала к себе.
– Какой ты классный, папка, и зря мама говорит, что от тебя нет толку.
Поняв, что сказала лишнее, она осеклась, прикусив губу. Но тут же быстро затараторила, желая загладить свою оплошность:
– В таком случае, пятерка мне точно обеспечена. Девчонки просто умрут от зависти, да и… (тут она явно хотела вставить чье-то имя, поэтому снова осеклась и снова затараторила) ребятам наверняка будет интересно.
– Конечно, конечно, – закивал головой Владимир Леонидович и, не желая заострять внимание на лишних словах дочери, подыграл ей: – А почему ты не спрашиваешь, что я хочу взамен?
– Что? – сделав хитрыми глаза, Рита посмотрела на него. – Только имей в виду, что стишки на табуретке я читать не буду, и где собираюсь встречать Новый год, тоже рассказывать не собираюсь.
– Ой ты, господи, – засмеялся Владимир Леонидович, – какие мы скрытные. Нет, такие жертвы мне не нужны.
Владимир Леонидович встал и подошел к книжному шкафу, где среди длинного ряда различных книг и альбомов сильно выделялась своим видом деревянная шахматная доска. Она была засунута между учебником по боевому самбо и энциклопедией русской моды. Владимир Леонидович потянул за краешек доски и аккуратно достал ее с полки.
– Сыграем? – он потряс доской, проверяя, есть ли в ней еще фигуры.
– Ой, папка, – Рита всплеснула руками и, прикрывая ладошкой рот, засмеялась. – Какая же это сделка?
– А что не так?
– Я с удовольствием сыграла бы с тобой и просто так.
– Считай тогда, что у тебя сверхвыгодная сделка.
Не желая больше тратить время на разговоры, он сдвинул на край стола дочкин ноутбук и ее тетрадки и, раскрыв доску, начал расставлять на ней фигуры.
– Как играть, не забыла?
– Нет. Помню, – дочь передвинулась к нему поближе. – Паап?
– Что?
– Уже ведь десять часов, – Рита посмотрела на циферблат настенных часов, – мы не успеем доиграть.
– Так ведь завтра же суббота!
– Ну и что. У меня утренняя тренировка.
– Бедный ребенок, – Владимир Леонидович покачал головой. – Ничего, давай начнем, а там посмотрим.
Рита склонилась над фигурами.
– Тогда, чур, я белыми.
– Да пожалуйста.
***
Рита начала зевать уже на двадцать пятом ходу, и решено было отложить игру до следующего раза. Она, забрав компьютер, ушла спать в свою комнату, а Владимир Леонидович, разложив семейный диван и приготовив постель, отправился читать на кухню. На столе осталась стоять не доигранная партия в шахматы.
Снова дверь хлопнула уже далеко за полночь.
– Ты чего не спишь, Найденов? – шепотом, снимая полусапожки на высоком каблуке, спросила Алевтина.
– Тебя жду, – так же шепотом ответил Владимир Леонидович.
– А-ааа, – протянула Алевтина и скрылась за дверью туалета. – Ложись спать, я уже дома.
Владимир Леонидович встал, закрыл свою книгу, поставил недопитый стакан с чаем в мойку и прошел по коридорчику в прихожую. В их «хрущевке» туалет и ванная были совместными, и попасть в них можно было только через прихожую. Подергал дверь ванной комнаты. Она была закрыта изнутри.
Тогда Владимир Леонидович приложил губы к дверному проёму и прямо в щель прогундосил:
– Аль, а давай еще одного ребеночка заведем.
За дверью шумела вода, поэтому в ответ он услышал:
– Что? Что ты сказал? Подожди, я ничего не слышу.
Вода перестала журчать, и Владимир Леонидович снова услышал голос своей жены:
– Что ты сказал?
– Открой, – он дернул дверь на себя.
Щелкнул замок, и в приоткрывшемся проеме Владимир Леонидович увидел аппетитный белый зад своей супруги, он был мокрым и соблазнительным. Алевтина стояла к нему спиной, чуть наклонившись над ванной, и вытирала голову полотенцем.
– Заходи, не стой так. Холодно. Чего хотел?
Владимир Леонидович проскользнул в щель и, заигрывая с супругой, крепко взял ее за бедра.
– Стой так, я все улажу.
– Я тебе сейчас улажу.
Алевтина замахнулась полотенцем и развернулась к нему лицом. Всколыхнулись и застыли ее большие, похожие на крупные дыньки, груди. Владимир Леонидович на секунду ослабил хватку и, чуть отстранившись в сторону, залюбовался.
– Ух ты. И это все мое!
– Твое, твое, пусти.
Алевтина уперлась ладонью ему в грудь и отодвинула от себя.
– Подожди до постели. Старые мы уже игрища в ванной устраивать.
Но Владимир Леонидович решил не уступать и продолжил свою атаку, прижимая к себе упругое и аппетитное тело жены.
– Чего это старые? И вовсе мы не старые. И я могу это даже доказать.
Алевтина решила ему подыграть и опустила свою руку между его ног.
– Ух, ты и вправду можешь.
– А то.
– Все равно. До постели.
Она резко одернула руки мужа вниз и, повернувшись к нему спиной, взяла с полочки перед зеркалом какой-то флакон с кремом, стала откручивать его шапочку.
– Аль, а давай еще одного ребеночка заведем? А? – повторил свой вопрос Найденов.
– Что? – вздрогнула Алевтина, выдавив себе на руки крема больше, чем положено. – Чего это тебе такие мысли в голову полезли?
– Нормальные мысли, – парировал ей Владимир Леонидович, скрещивая руки на груди, – зрелого и состоявшегося мужчины.
Алевтина удостоила его поворотом головы.
– У состоявшегося мужчина, желающего иметь второго ребенка, должен быть отдельный дом, большая машина и солидный счет в банке, чтобы не думать о хлебе насущном.
– Что за бред, – возмутился Владимир, – когда Ритку рожали, у тебя таких мыслей не было.
– Да, не было, – согласилась Алевтина, – потому что была дура и молодая, а сейчас и о себе подумать надо.
Она резко повернулась к нему и стала выталкивать из ванной:
– Ну, все, все, иди в постель. Не видишь, ты мне мешаешь. Я так себя до утра не успею в порядок привести.
Владимир уперся:
– Ничего страшного. Завтра суббота. И на работу по идее идти надо только мне.
Но и Алевтина не отступала, замахала на него руками:
– Вот и иди, отдыхай.
Владимир наигранно тяжело вздохнул, повернулся к жене спиной и вышел.
– Приходи, я жду, моя Пенелопа.
– Жди, жди.
***
Алевтина задержалась в ванной комнате дольше, чем обычно. Тихонько на цыпочках она прошла в комнату и, приподняв одеяло, нырнула в постель со своей стороны. Скрипнула, прогибаясь под телом Алевтины, кровать. Она несколько раз повернулась, принимая позу поудобнее, и неожиданно вздрогнула, когда услышала голос мужа.
– Сколько?
– Ох ты, господи, – ответила она ему, – чего сколько?
– Сколько денег тебе надо, чтобы ты согласилась на второго?
Алевтина открыла глаза в темноте и посмотрела на фигуру мужа. Он лежал на самом краю постели, с другой стороны. В створе окна был виден лишь силуэт его плеча.
– Что за бредовые мысли, Найденов. Нисколько. Все. Мы уже свое отыграли.
– Миллион? – спросил он жену.
– Нет.
– Пять миллионов?
– Нет, Найденов. Уймись.
– Десять?
Алевтина поняла, что муж не успокоится, и решила прибегнуть к крайней мере. Она преодолела демаркационную линию кровати и прижалась к его телу.
– Хорошо, – сказала она, зевая ему в затылок. – За десять миллионов я соглашусь родить тебе кого угодно. Только отстань, я спать хочу.
– Ловлю на слове! – Владимир попытался повернуться к ней лицом, чтобы исполнить то, что на обывательском языке называется «супружеский долг», но Алевтина крепко держала его и не дала ему этого сделать.
– Все, утром. Спать…
Она хотела еще что-то сказать, но не успела. Владимир понял, что она заснула, по тому, как она сначала зашарила рукой в поисках удобного положения для своей ладони, нашла его у него на груди, запутавшись в волосах, и, вдруг замерев, ровно засопела ему в плечо, пришлепывая губами.
Ему ничего не оставалось делать, как застыть вполоборота и через прикрытые веки смотреть на тусклый свет окна, в которое сквозь занавески неожиданно заглянула серебряная луна, похожая на затертую от долгого употребления монету.
Или это была не луна, а уличный фонарь? Ну откуда взяться луне, если на улице идет дождь и его капли выбивают монотонную дробь о подоконник?
Через секунду Владимира Леонидовича сморил беспокойный сон.
***
Это был очень странный и нервный сон. Какая-то женщина, просящая у него милостыню. Красивая, между прочим! Он, правда, не успел ее разглядеть, но почему-то явственно почувствовал, что она красавица. Плачущий ребенок в большой машине. Катер. Огонь. Кузнечный звон, складывающийся в слова: «Мал золотник, да дорог, ребенок – за десять миллионов, хочешь ребенка – научись печатать деньги!». Оживающие иконы. «Спас Нерукотворный», грозящий ему посохом. Слитки золота. Деньги, разбросанные по квартире. Кровь.
Много крови. И она повсюду! На камнях в прибалтийских шхерах, как капли росы. Сразу после глухого выстрела. От звука этого выстрела Владимир проснулся.
За окном было еще темно, но уже явно обозначился рассвет. Алевтина давно вернулась на свою половину. Свернулась калачиком и сопела в две дырочки. Он обернулся, посмотрел на нее через плечо и погладил по крутому бедру. Она даже не почувствовала его прикосновения. Спит крепко. Значит, можно встать. Владимир откинул одеяло и почти бесшумно поднялся. Заглянул в комнату дочери. Она лежала, обнявшись с плюшевым мишкой, из-под одеяла торчала ее тонкая лодыжка, а в ушах были вставлены наушники от плеера.
Владимир аккуратно прикрыл дверь и ушел в туалет. Там, на самой верхней полке, за коробками со стиральным порошком и пачками туалетной бумаги, у него была припрятана пачка папирос и зажигалка.
Спустив трусы до колен, Владимир уселся на унитаз и уперся лбом в стиральную машину. Закурил. Включилась вентиляция, утягивающая дым в дымоход.
Давно Владимиру не снился этот сон. Он уже подумал, что все прошло. Что он уже окончательно забыл, изгнал из памяти тот случай. Ан нет, чуть что, так он тут как тут. Напоминает.
Ему тогда – почти двадцать лет назад – пришлось убить человека. «Пришлось» – это было правильное слово. Его группа, поднятая по тревоге с заставы, преследовала трех сбежавших из колонии преступников. Бандиты, вооруженные автоматами Калашникова, убили охрану и были готовы на все, чтобы сбежать за границу по тонкому льду финского залива. Но пограничники перекрыли им дорогу и зажали на берегу в камнях. Бандиты начали отстреливаться. Когда рядом с Владимиром ткнулся лицом в песок его напарник, друг и товарищ Колька Смирнов, а песок из белого тут же стал бурым, он раздумывал недолго.
Встал на одно колено, передернул затвор, прицелился, как учили на стрельбище, под срез мишени и короткой очередью вогнал три патрона в голову одному из гадов. Двое других тут же подняли руки и сдались. Начальник заставы крикнул: «Найденов, не стрелять! Они сдаются», – и он, играя желваками, подчинился приказу.
Владимир хорошо помнил, как дрожали у него руки и как хотелось всадить пули в остальных. Это было какое-то пугающее чувство, с которым он тогда справился. Все-таки приказы их научили выполнять, но вот ощущения остались. Сладостное ощущение победы над себе подобными в равной схватке.
За то, что он стрелял без разрешения, медали ему не дали, даже хотели наказать, но потом наградили отпуском. Все-таки нарушитель был задержан! Во время отпуска он и познакомился с Алей. Насочинял ей стихов. Ну как же, герой! Когда отпуск закончился, он вернулся дослуживать, а она – к своему жениху. Служба закончилась, он приехал в город аккурат к их свадьбе, и снова его потянуло на подвиг… Как ему тогда казалось, во имя любви.
Сигарета закончилась, он ее бросил в унитаз между ног. Она зашипела и погасла. Владимир поднял голову, и его взгляд уперся в газету.
Теперь ему ничто не мешало дочитать статью до конца. Монета, о которой говорилось в статье, называлась «Златник Владимира». Найденов тут же вспомнил, как она выглядит. Среди фотографий на Риткином ноутбуке она была. В статье говорилось, что это очень редкая монета, в мире существует всего десять ее экземпляров, и все они находятся в коллекциях крупных музеев. Найденная монета была одиннадцатой. Она была найдена неизвестным поисковиком в Эстонии, на старом хуторе, в глиняном кувшине среди других монет. Златник был продан в частные руки, минуя аукционы. За 250 тысяч евро. Сколько же это в рублях? Да какая разница! Явно больше пяти миллионов.
