Эдгар Крейс
Разведчик Петра Великого
– Типун тебе на язык, Андрюха! – рассердился Алексей Никифорович.
– А всё-таки, други мои, в этом грязном клоповнике мне что-то сегодня совершенно не хочется ночевать! – вдруг безапелляционно заявил Николай.
Спорщики разом повернули к нему головы и почти в один голос произнесли:
– Что ты сказал?
– Говорю, что неохота мне здесь ночевать!
– Нам тоже неохота здесь спать на замызганных, подгнивших топчанах с кровососущими животными! – тяжело вздохнул Алексей Никифорович. – Лучше уж на попоне да на земле в поле, с седлом под ухом спать, чем здесь оставаться! Да, к сожалению, на улице сегодня холод и сырость! Где нам прикажешь ночевать, если не здесь?
– А я бы хоть одну ночку да поспал у себя дома в Москве. На своём старом, добром диване! Заварил бы кофейку. Поужинал бы на своей крошечной кухоньке. Эх, ностальгия! Сколько уж лет я не был в своей квартире! Аккурат с того дня, как продал её бандитам за партию оружия для обороны Пскова. Даже иногда по ночам мне сны снятся, что я достаю из кармана брюк связку ключей, открываю дверь и вхожу в свою родную квартирку. Что-то мне кажется, что мой бывший начальник убойного отдела, Александр Сергеевич, успел эту банду взять раньше, чем они сподобились переоформить и продать мою квартиру. – с грустью произнёс бывший опер.
– Не исключаю такую версию, Николай. – согласился Алексей Никифорович, – Адрес бандитского склада оружия твой начальник от тебя получил в тот же день. Так что возможно, что он во избежание эксцессов оперативно повязал всех причастных к делу о нелегальном хранении оружия. А родной дом – это, конечно, дело очень хорошее! Но как туда пробраться? Разве что из катакомб в окрестностях Москвы нашего незабвенного царя Ивана Васильевича.
– А помните, как мы после пожара на варшавском постоялом дворе всю ночь провели в каком-то кабинете госбезопасности на Лубянке? Как поутру в этот самый кабинет ломился какой-то майор с пистолетом в руках и грозился всех перестрелять, а ты, Николай, тогда дрых без задних ног! Только после того, как он выстрелами высадил замок, еле-еле сумел очухаться, – рассмеялся Андрей Яковлевич, но поглядел на грязные топчаны с насекомыми и призадумался. – А не повторить ли нам, ребята, тот самый варшавский побег? Помните, как мы из горящей польской корчмы удирали? Может, что-то получше этого клоповника нам подвернётся для доброго сна? Рискнём, братцы! А если что не так, то тут же назад ретируемся?
– Думаю, что вполне неплохая идея! Я лично за то чтобы поспать в другом месте! – согласился Николай.
Андрей Яковлевич поднял руку и призывно посмотрел на товарищей. Александр Никифорович немного подумал и тоже проголосовал «за». Николай внимательно оглядел друзей. Попытался раскусить их: это они серьёзно говорят или просто так – шутят? Но, глядя на их совершенно серьёзные лица, неожиданно рассмеялся.
– Вы бы со стороны на себя посмотрели, великие путешественники по времени! В белых рубахах и сапогах да с поднятыми руками для голосования! Красота! Из вас или римские сенаторы, или неплохие ночные привидения получатся! Или даже можете сейчас сразу претендовать на главные роли в Большом театре! Не хотите на сцену Большого? А что! Полный аншлаг в зале, публика затаила дыхание, и мы гордо стоим втроём на сцене, все в белом!
Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич внимательно оглядели себя, затем – Николая. Посмотрели на утлые топчаны с клопами, и что-то смеяться им совсем не захотелось.
– Но в чёрных рясах да в тёмных переулках Москвы было бы значительно круче! Меньше бы отсвечивали! – продолжил улыбаться Николай.
Что-то его внезапно накрыла тоска по дому, и оттого он пытался смехом отогнать её от себя. Притронулся к небольшому кожаному мешочку, который постоянно висел у него на шее как талисман и гарант возвращения домой. Его друзья понимали его, ибо сами были с ним в одной лодке под названием «время». Они молча ждали чуда, как солдат срочной службы ждёт увольнительную в город. Пусть всего на часы, но вдохнуть призрачный воздух свободы.
Уже который раз перед Николаем с товарищами открывались ворота времени, но каждый раз на миг замирало дыхание: получится или не получится, а когда перед ними открывался другой мир, по спине пробегали мурашки от происходящего на их глазах чуда. Волшебный золотой орех был их общим талисманом. Путешественники по времени верили, что когда-то они снова вернуться в свои времена, но уже насовсем. А пока нужно было для начала помочь в Стамбуле русской дипломатической миссии. России нужен был мир с Османской империей.
Сняв с шеи мешочек, Николай вначале хотел его развязать. Достать из него золотой грецкий орех и, как обычно, провести им по стене, но передумал и задумчиво произнёс:
– А что, если попробовать касаться стены, не вынимая золотой орех из мешочка? Интересно – сработает эта чудо-машина времени?
– Попробуй проверь, если тебе так уж любопытно! Хуже всё равно не сделаешь. Думаю, что ему не хватит чувствительности, и он просто не сработает! – с явным сомнением в голосе произнёс Андрей Яковлевич.
Николай набрал полную грудь воздуха, прямо как перед прыжком в воду. Отчего-то волновался. Очень хотелось, чтобы всё получилось. Снова полезли в голову воспоминания о том времени, когда он не так уж и плохо жил в своей однокомнатной московской квартирке. Исправно ходил на службу и не думал ни о каких путешествиях по времени. Вспомнил своего начальника убойного отдела в МУРе. Печально вздохнул и наконец провёл мешочком с талисманом по ближайшей от себя стене. Прошла минута. Ничего не произошло. Николай уже стал развязывать мешочек, чтобы достать из него золотой орех, но внезапно воздух привычно задрожал, и деревянная стена в комнате начала медленно таять. Прошло ещё полминуты, и перед глазами удивлённого Николая показалась та самая его московская квартира, о которой он только что так сильно мечтал. Бывший опер чуть не вскрикнул от удивления, но постарался сдержаться. Осторожно переступил мерцающую под ногами еле уловимую границу миров. Осмотрелся. Вроде в квартире всё было, как и прежде. Даже забытая им газета лежала на столе. По дивану разбросаны носки и рубашки, которые он так и не удосужился простирать. Всё выглядело так, словно хозяин квартиры только совсем недавно впопыхах убежал на службу и вот-вот должен вскоре вернуться обратно. Растерянно обернувшись к своим друзьям, Николай слегка дрогнувшим голосом произнёс:
– Вот и мой дом, друзья! Заходите ко мне в гости!
Товарищи хоть и удивились такому совпадению событий, но не стали заставлять долго себя упрашивать и тут же пошли следом за хозяином московской квартиры, но Алексей Никифорович притормозил, стукнул себя по лбу и воскликнул:
– А наши мешки! Что, мы их этому злодею-крохобору оставим, что ли?!
Друзья быстро ретировались обратно. Похватали свои тяжёлые торбы и тут же, пока ещё держался временной переход, побежали обратно. Вскоре стена стала восстанавливаться и крепкий бетон московской многоэтажки отделил их от комнатки в далёкой польской корчме петровских времён. Там, на деревянном полу, между низкими и узкими топчанами, пропахшими по́том сотен постояльцев, остались от мешков лишь мокрые следы и больше ничего.
– Добро пожаловать в мой дом! – скромно произнёс Николай. – Это, конечно, не твои бывшие московские хоромы, Алексей Никифорович, и не твои, Андрей Яковлевич, но отсутствие клопов на сегодняшнюю ночь я вам гарантирую!
Алексей Никифорович оглянулся по сторонам, затем быстрым шагом подошёл к окну. Ему как-то всё ещё не верилось, что они в Москве. Отдёрнул в сторону ночные шторы и открыл окно. Высунулся по пояс наружу. А внизу люди, машины, автобусы, море света и шума. Перед ним как на ладони современная Москва. Алексей Никифорович не удержался и во всё горло воскликнул:
– Ёшкин кот, и впрямь Москва! Лепотища то какая! Идите скорее сюда, ребята! Вздохните наконец-то воздухом двадцать первого столетия!
С высоты четырнадцатого этажа и впрямь открывался неплохой вид. В отличие от промозглой Польши в Москве была тёплая, летняя ночь. Внизу горели яркие уличные фонари, а по многорядным полосам улиц неслись автомобили, автобусы, троллейбусы, маршрутки. По тротуарам куда-то спешили люди. Да и одеты они были по-простому, по-летнему: в майки, шорты, джинсы, кроссовки. Иногда на мужчинах встречались деловые костюмы, на женщинах лёгкие красивые платья. Хоть и была уже ночь, но Москва не спала. Приглушённый ночной шум рвался в окно скромной однокомнатной квартиры бывшего сотрудника московского уголовного розыска. Алексей Никифорович хотел ещё что-то крикнуть, но снизу на него зашикал недовольный женский голос:
– Эй вы там, наверху! Потише себя вести можно?! Люди спать хотят, а не слушать ваши радостные вопли! Москву они, видите ли, впервые увидали! Прямо деревня какая-то понаприехала! Орут во всё горло прямо посреди ночи! Ни ума, ни культуры! Не могли хотя бы до утра подождать, чтобы наораться всласть?!
Алексей Никифорович попытался извиниться, но его уже никто не слушал. Внизу резко захлопнули окно, и в квартире Николая наступила тишина. Тесть осторожно влез обратно в комнату и тихо закрыл окно. Николай с Андреем Яковлевичем, глядя на сконфуженное лицо Алексея Никифоровича, негромко захихикали.
– Действительно, как-то неловко получилось, – извиняющимся тоном произнёс тесть и виновато поглядел на зятя.
– Ладно, Алексей Никифорович, можешь идти умываться, а я пока схожу на кухню. Посмотрю, что у меня там в холодильнике осталось. Не знаю, как вам, но мне что-то после хлебосольной польской корчмы сильно кушать охота! Правда, не даю никаких гарантий, что найду в холодильнике что-то съедобное. В последнее время я в управе в столовую ходил, а дома только завтракал и ужинал. Да и лет то уже сколько прошло, как я в последний раз свой холодильник затаривал!
– Не оправдывайся, Николай! В чистоте, в тепле ночку поспим, и то для нас хорошо! А я, пока Алексей Никифорович моется, телевизор посмотрю! Не возражаешь? Давненько я этого чуда света не видел! Даже уже не помню, когда это в последний раз и было! – скромно признался Андрей Яковлевич. – Вон он у тебя какой телевизор! Плоский, на стене висит! Я таких ещё никогда в жизни не видел! Импортный, наверное?
– Да нет, наш, российский!
– Да ну! – удивлённо воскликнул Андрей Яковлевич. – Гляди-ка, наш! Умеют же черти, когда захотят!
Бывший глава Посольского приказа подкрался к телевизору как кот к сметане и стал искать – как его включить. В его время советские телевизоры были огромными ящиками и без любимой семейной игрушки – пульта дистанционного управления. Этим пультом был обычно самый младший в семье. Николай улыбнулся, показал пульт и как им пользоваться, а сам отправился на кухню. На удивление, но холодильник исправно работал, хоть и прилично оброс пылью. Правда, пустовато в нём было. В морозилке нашлась только килограммовая упаковка пельменей и полпачки сливочного масла, а на полке – пара бутылок пива. Всё. На этом «скатерть-самобранка» сказала: «Хватит жрать!» «М-да! – грустно вздохнул Николай. – Негусто. Даже хлеба, и того нет!» Решил, пока тесть принимает душ, а Андрей Яковлевич играется с телевизором, сбегать в дежурный магазин за хлебушком и прочим. Нашёл в шкафу заначку, взял ключи от квартиры, быстро переоделся и уже из коридора крикнул, что сейчас вернётся.
– Ты куда? – крикнул Андрей Яковлевич.
– Тут недалеко. Я быстро. За хлебушком и обратно, – ответил Николай, закрыл дверь на ключ и помчался в дежурный магазин.
Всего-то за дом завернуть, а там через двор, потом в подворотню и на соседнюю улицу. Оделся легко. Рубашка и джинсы. Кошелёк в нагрудный карман. Добежать-то всего пять минут туда и пять – обратно. Быстро проскочив двор, Николай хотел так же быстро проскочить тёмную подворотню, но уже издали услышал голоса на повышенных тонах. «Темнота – друг молодёжи и грабителей!» – усмехнулся Николай и завернул за угол, куда свет от единственного работающего фонаря над детской площадкой почти не доставал. Видно было плохо, но достаточно для того, чтобы разглядеть узкую арку прохода между домами и троих пацанов, которые заполошно копошились в женской сумке, а рядом на земле лежала девушка. Она не шевелилась. Голова как-то неловко запрокинута назад.
– Во блин! – вслух выругался Николай.
До пацанов было метров десять. Троица перестала копошиться в сумке. Догадались, что они в подворотне не одни. Обернулись. Короткая пауза. Хриплый смех и смачный плевок.
– Во, гляди, пацаны! Лопата[1] к нам сама шкандыбает! Везуха! Живём! – обрадованно воскликнул долговязый парень, в чёрной майке с оскаленным черепом и не по сезону надетой на голову вязаной шапочке.
– Аха! – поддакнул коротышка в кожанке без рукавов на голое тело. – А то у этой мочалки, кроме паршивой кредитки, налика в сумке нема!
– Уху! – сказал и третий, с заплывшим глазом, и грозно рявкнул на Николая. – А ну, канай сюда и выворачивай свои карманы, лошара!
– Тихо, парни, – миролюбиво произнёс бывший опер. Он и не думал останавливаться. – Я только в магазин. За хлебушком вышел.
– Давай сюда свой лопатник! Помоги голодающим, а то что-то мы давненько с пацанами хлебушка беленького не хавали! – расхохотался долговязый и отдал сумку одноглазому.
Главарь гопников эффектно щёлкнул ножом-раскладушкой и стал с нахальной улыбкой им поигрывать. Но не забывал поглядывать за руками чужака.
– Спрячь свою хлеборезку, а то порежешься!
– А ты у нас, оказывается, борзый! – насмешливо произнёс главарь в вязаной шапочке, мгновенно сорвал её с головы и кинул в лицо Николая.
Бывший опер увернулся, но это был лишь отвлекающий манёвр и скорее интуитивно почувствовал, чем увидел, удар ножом в живот. Разворот корпуса – и острое лезвие буквально в полусантиметре проходит мимо. Теперь наступила очередь бывшего опера. Короткий, но мощный удар по кисти руки гопника и одновременно страшный удар локтем в переносицу. Не менее страшный крик раненого зверя, и вот один из гопников лежит на земле и харкает кровью. Но недолго мучился. Затих скрюченным эмбрионом. Оставшиеся в живых гопники разом уставились на главаря.
– Убил, гад, чепчика! Зарежу, сука! – истошно закричал коротышка и выхватил из-за пояса финку с наборной ручкой.
Одноглазый скривил лицо. Бросил наземь женскую сумку и полез в карман джинсовой куртки. Через мгновение на Николая глядел чёрный ствол пистолета. Лязгнул затвор.
– Серый, мочи сволоту! – истошно завизжал коротышка, нервно размахивая перед собой финкой.
Серый не стал медлить. Оглушительно грохнул в подворотне между домами выстрел, и почти сразу завыла сирена и замелькали синие всполохи. На этот раз бывшему оперу не удалось удачно уйти с линии огня. Бандит оказался опытным стрелком и немного выждал, прежде чем нажать на курок. Это позволило ему угадать направление движения своей жертвы. Николай схватился за грудь, глухо застонал и упал.
– Сматываемся! Легавые! – заорал одноглазый и первым рванул прочь от опасного места.
За ним, оглянувшись на лежащего на земле Николая, умчался Серый. Через минуту в подворотню с автоматами наперевес вбежали двое полицейских. Перед их глазами развернулась невесёлая картина: три неподвижных человека на земле. Быстро оценив ситуацию, они не стали задерживаться, а проскочили подворотню насквозь. Но вскоре вернулись назад. Сержант со скучающим видом оглядел троих лежащих на земле и, почёсывая подбородок, недовольным голосом произнёс:
– Похоже, что у нас три жмурика, стажёр.
Стажёр же не стал доверять своим глазам и умозаключению сержанта, а, как учили в школе полиции, прощупал артерии каждого из лежащих на земле.
– Нет! Этот бугай, похоже, живой! А парень с размозжённым лицом и девушка уже мертвы.
– Не трогай их! Давай бери рацию и вызывай опергруппу из убойного отдела! Пусть они сами ищут сбежавших бандитов. Теперь это уже не наша епархия, а бугаю вызови скорую!
Скорая приехала намного быстрее оперативной группы и после острого пререкания с постовыми забрала с собой Николая. Запугали тех, что если пострадавший умрёт прямо на улице, то их руководство по головке не погладят. Врачи божились, что этот парень дня три ещё на ноги не встанет. Удар резиновой пули в область сердца был достаточно сильным. Но эскулапы оказались не правы. Уже через час они оправдывались перед приехавшим в больницу опером из убойного отдела за внезапную пропажу тяжело пострадавшего. Кто он был такой, они не знали, потому что, кроме испорченного выстрелом кошелька с деньгами, разорванной рубашки, старых джинсов и поношенных кроссовок с носками, ничего не имеют. А да, ещё какой-то ключ. Скорее всего, от квартиры.
– Паспорта или других каких-либо документов при пострадавшем не было, – закончил дежурный врач.
– Получается, что ваш пострадавший из больницы голышом сбежал? – морщась, как от зубной боли, ехидно спросил опер.
– Ну да. Получается, что так. Он же в реанимационной палате был, а у нас лежат в чём мать родила. Причём мы выделили ему по просьбе постового отдельную палату, а в коридоре у нас за дверью постоянно дежурная сестричка сидит. Она за больными присматривает и видела бы, если пострадавший попытался бы сбежать через дверь. Но она уверяет, что за время её дежурства из палаты никто не выходил.
– Ну и как тогда он от вас сбежал? – спросил дежурный, выглядывая в окно девятого этажа больницы.
– Не знаем, – пожал плечами дежурный врач.
– Как хоть звали пострадавшего, узнали?
– Не успели спросить. Его привезли к нам в тяжёлом состоянии. К реанимации мы приступили сразу, ещё в реанимобиле. Для нас главное было – это вновь запустить сердце пострадавшего. Кто-то в него стрелял из травматики, но только благодаря кошельку с монетами и мощным грудным мышцам ему удалось обойтись без физического повреждения сердца. Разрыва сосудов мы тоже не обнаружили. Просто фатальное везение, но возникли кратковременные сбои в ритме сердца. Мы только «подтолкнули» его, и оно вновь заработало. Можно сказать, что работает сейчас прямо как часы. Просто повезло парню. Опоздай мы ещё на немного, и был бы летальный исход.
– Парню повезло, а на мне нераскрытое двойное убийство останется. У вас хоть видеокамеры в больнице работают?
– Кажется, да, но об этом лучше спросить у нашего начальника охраны, – растерянно произнёс дежурный врач.
Но записи видеонаблюдения оперативнику ничего не дали. Если судить по видеозаписям, то пострадавший из палаты реанимации действительно никуда не выходил. В окно вылезти тоже не мог. Девятый этаж, однако. На стене ни пожарных лестниц, ни труб. Зацепиться не за что. Постель брошена, простыни и пододеяльники не тронуты.
Так дело о двойном убийстве в подворотне повисло как нераскрытое и через некоторое время его сдали в архив. Но ещё через год дело снова пришлось доставать из архива и по новой открывать уголовное дело. Гоп-стоп – болезнь заразная и лечится только радикальными методами. Наши знакомые всё-таки попались на очередном грабеже.
Николаю повезло, что врачи очень торопились и не сняли с его шеи талисман. А потом врачам уже было не до талисмана. Николай – далеко не единственный пациент в больнице. Пока там искали пропавшего больного, троица друзей за обе щеки уплетала горячие «Сибирские пельмени» – с полным набором вредных добавок. Обмакивали их в сливочное масло, запивали холодным московским пивом и хором нахваливали. И бог с ним – с хлебушком. Так хорошо. Всё-таки осталось ещё в друзьях что-то такое-эдакое, что было невозможно перешибить и вытравить никакими перемещениями по времени. Никакой, даже самой экологически чистой пищей. Ностальгия по привычной еде неистребима. Правда, варил «Сибирские пельмени» не хозяин квартиры, а его тесть.
Николая сразу по возвращении с огромным синяком в области сердца вновь одели в нательную рубаху монаха и заставили лежать, но вскоре больному это прискучило. Хоть и ушибленная грудь побаливала, но молодое сердце уверенно билось и просило движения, жизни. Не привык Николай возлегать и изображать из себя больного. Скрепя сердце тесть разрешил зятю встать с постели.
– А ты, Николай, понял, как вновь оказался в своей квартире? – дожёвывая пельмень, не очень внятно спросил Андрей Яковлевич. – Тебе удалось переместиться из больницы прямо домой. Мы с Лёшкой вначале грешным делом подумали, что ты таким макаром из магазина вернулся, но смотрим – мать честная, лезешь из больничной палаты с огромным синяком на груди, да ещё и в чём мать родила! Мы вообще с Лёхой вначале подумали чёрт знает что!
– Когда я удирал из больницы, то постарался представить себе свою квартиру, и мне снова удалось попасть туда, куда я хочу. Но необходимо провести ещё эксперименты, и чтобы точка выхода была не моя квартира! – спешно окуная в масло очередной горячий пельмень и побыстрее засовывая его в рот, так же невнятно произнёс Николай.
От пива отказался. Его друзья, узнав, как он сходил за хлебушком, предлагали ему ещё полежать, но получили уверения, что он чувствует себя прекрасно – как только что родился. Конечно, Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич сомневались в правдивости этих слов, но спорить с Николаем не стали. А тот как ни в чём не бывало продолжал объяснять:
– Пришёл в себя уже в больнице. Было очень больно и в то же самое время очень хотелось попасть домой. Когда стало получше и остался в палате один, сосредоточился на своей квартире, и у меня снова получилось перейти к себе домой. Только я заметил, что когда перемещаешься в какое-то конкретное место, то процесс перехода происходит несколько медленнее, чем при случайном перемещении.
– Что-то как-то странно всё это выглядит. Раньше эта штуковина куда хотела – туда нас и перемещала, а теперь прямо по заказу! Мне помнится, что ты из Англии от своего алхимика в нагрузку к золотому грецкому ореху привёз ещё и золотую изюминку. Этот маг-самоучка вместе с наследством завещал тебе, что ты при желании сможешь после получения изюминки с ним увидеться и пообщаться. Меня вот интересует: почему твой маг-алхимик был уверен, что при желании ты сможешь с ним вновь встретиться? – спросил Алексей Никифорович, отложил вилку на пустую тарелку и задумчиво посмотрел на Николая. – Может, как раз в этой изюминке и заложен механизм точного межвременного перемещения?
– Я как-то за делами Петра Алексеевича вообще забыл про изюминку. Пока по Европе колесили, то одно, то другое дело подворачивалось. Только успевай крутиться! – произнёс Николай и настороженно пощупал кожаный мешочек. Он действительно забыл, что после получения изюминки спрятал её в тот же самый мешочек, в котором хранился грецкий орех. – И теперь оба золотых слитка – большой и малый – вместе. Не в этом ли состоял фокус алхимика? А если так, то получается, что я смогу действительно его увидеть! Братцы, так у нас теперь появилась самая настоящая машина времени! Загадывай, куда хочешь перемещаться, и вуаля – готово!
– Так они оба у тебя сейчас в мешочке? – отложив вилку на тарелку, с интересом спросил Андрей Яковлевич.
Николай утвердительно кивнул и застыл от шальной мысли, которая с таким запозданием посетила его голову.
– Так это что же получается? Исходя из твоей теории, мы теперь вольны перемещаться куда нам будет угодно? – недоверчиво спросил тесть.
– Я всё-таки думаю, что перемещаться возможно не совсем куда угодно, – сжимая маленькие золотые слитки, размышлял вслух Николай. – На мой взгляд, тот, кто оперирует с «золотыми братьями», должен себе достаточно хорошо представлять то место, куда он хочет переместиться, а это значит, что он ранее обязательно должен был это место лично посетить. Думаю, изюминка каким-то образом считывает координаты и время из головного мозга оператора. А для этого ей нужно иметь достаточно первоначальной информации. Иначе инициализация точного временно́го и пространственного перехода отменяется и пространственно-временное перемещение осуществляется случайным образом, при помощи механизма перемещения, то есть золотого грецкого ореха. Получается, что золотая изюминка – это своеобразный пространственно-временной вычислительный процессор при машине перемещения. Вот такая у нас получается сладкая парочка «золотых братьев». Хотя, как говаривали классики философии: всякое предположение должно проверяться практикой, и только она является истинным критерием верности ранее сделанных предположений. А для того чтобы нам добраться до истины, вовсе не обязательно дожидаться, пока мы вернёмся обратно в Польшу. Можно это сделать здесь и прямо сейчас!
Теперь уже Николай загорелся желанием немедленно проверить свои предположения. Он снял с шеи мешочек с «золотыми братьями». Порывисто вскочил со стула и подошёл к стене, на которой висел телевизор. Там какой-то очень умный дядечка из Академии наук рассказывал собравшемуся народу в студии, а заодно и телезрителям о невозможности создания машины времени и её антинаучности как таковой. Николай лишь усмехнулся такому смелому заявлению учёного мужа. Бывший опер вспомнил студию, из которой сейчас вели передачу. Однажды ему уже приходилось бывать на подобном ток-шоу в качестве зрителя. Тогда Ленке из отдела криминалистики очень хотелось попасть в телевизор, и Николаю через друзей-знакомых удалось исполнить её мечту.
«М-да, когда это уже было и чем сейчас занимается Ленка?», – немного окунулся в новые воспоминания Николай, но быстренько выкинул их из головы. Абсолютно не задумываясь о последствиях и о том, как они будут выглядеть перед собравшимися в телестудии зрителями в нательных рубахах и высоких сапогах-ботфортах, Николай торопливо провёл талисманом по стене за телевизором. Спустя мгновение она пропала, но телевизор почему-то остался висеть в воздухе и как ни в чём не бывало вещать, хотя все его провода просто болтались в воздухе. Полная студия народа активно принимала участие в обсуждении возможности пространственно-временного перемещения. Ведущая как раз задавала учёному уточняющий вопрос. Тот начал с видом специалиста рассуждать о высоких материях, но аудитория в студии его уже совершенно не слушала. Люди дружно пялились на внезапно появившихся перед ними Николая и сидящих за столом мужиков в белых балахонах и старомодных сапогах. В это время висящий в воздухе телевизор каким-то чудом показывал крупным планом самодовольно улыбающееся лицо Николая, а в уголке светилась надпись: «Прямой эфир». Ведущая заметила, что зал её совершенно не слушает, а смотрит в другую сторону. Она повернулась и увидела вместо привычной стены студии «святую троицу». Николай с довольным видом улыбался и разглядывал притихший зал. Некоторое время ведущая и наш герой дружно таращились друг на друга, а затем женщина неожиданно выронила микрофон и рухнула в обморок. Кто-то в зале истошно закричал: «Врача! Немедленно вызовите врача! В зале инопланетяне!» – и тут переход пропал. Истекло время его активации. Стена квартиры вернулась на своё место, а телевизор продолжал как ни в чём не бывало показывать переполох в студии. Там уже были медики. Они куда-то несли на носилках ведущую, а умный дядечка крутил головой и никак не мог сообразить: из-за чего весь этот переполох. Спустя минуту прямая трансляция внезапно прервалась, и на экране телевизора появился взволнованный диктор. Он запинаясь извинялся и рассказывал про какие-то технические проблемы, которые неожиданно возникли при трансляции телешоу. Потом картинка сменилась, и в эфир запустили документальный фильм про животный мир в дикой саванне. Бешено затрубили слоны, грозно зарычали львы… Николай поспешно уменьшил громкость.
– Это что такое было? – удивлённо спросил Алексей Никифорович, но тут во входную дверь нетерпеливо застучали кулаками.
– У тебя, Николай, разве дверной звонок не работает? – нахмурился Андрей Яковлевич. – Гостям приходится по старинке руками колотить, а на дворе уже двадцать первый век.
– Вроде как до сих пор звонок работал, – пожал плечами хозяин квартиры и пошёл посмотреть: кому это там ночью не спится.
Открыв входную дверь, он обнаружил перед собой свою соседку снизу. Женщина была явно сильно не в духе и тут же закричала на него:
– И сколько раз прикажете делать вам замечания, Николай! Уже второй час ночи! Имейте же совесть, в конце-то концов! Мы с мужем уже легли спать! Ночью в доме должна была тишина, а не бордель! Вначале в окно орут, Москве удивляются, а теперь ещё и телевизор надумали включить на всю катушку! Что это такое делается?! Совесть у вас есть, Николай? Я не посмотрю, что вы работник органов! Привезли к себе родственников из деревни – умейте их ночью урезонить и объяснить, что Москва – это не деревня! Я буду жаловаться непосредственно вашему начальству!
– Раиса Дмитриевна, я и мои товарищи приносим вам свои извинения! Это совершенно случайно получилось! Просто недоразумение и не более того! Забыл у телевизора громкость уменьшить.
Слушая извинения молодого человека, рассерженная соседка только теперь обратила внимание на странный наряд и еле уловимый запах пива. А Николай понял, что стоит перед женщиной в достаточно странной для неё одежде. Длинная нательная рубашка для неё больше ассоциировалась с женским нарядом, но никак не с мужским.
– Вот вы вроде как взрослый человек, в солидных органах работаете, а ведёте себя совершенно неподобающе! Да ещё и в женских нарядах прилюдно разгуливаете! Как вам только не стыдно, Николай?! Подумайте, какой пример наши органы в вашем лице детям подают?! Прямо не органы, а оргии какие-то! А ещё работник уголовного розыска! Тьфу! Срамота одна, а не родные органы! Вот в советские времена действительно были органы так органы – любо дорого посмотреть на такие органы! И внешний вид, и мощь – всё было при тех органах! Не то что при теперешних!
Оскорблённая в чувствах женщина резко развернулась и не оглядываясь засеменила вниз по лестнице, а Николай лишь проводил её сочувственным взглядом. Вскоре снизу послышался звук открывающейся двери и вновь недовольный голос соседки:
– Завтра же прямо с самого утра пойду жаловаться в управление уголовного розыска! Пусть разберутся – кто у них в этих самых органах работает. Пьяницам и извращенцам нет места в наших органах! Органы – это святое! Нет на вас парткома и обкома! Распустили свои органы – вот они и болтаются прилюдно в чём попало!
– Ради бога, извините нас, Раиса Дмитриевна! Мы честно больше не будем шуметь! – крикнул Николай.
Соседка только обиженно фыркнула и громко захлопнула дверь. На лестничной клетке вновь наступила тишина. Хозяин квартиры грустно вздохнул, закрыл входную дверь и вернулся в комнату. Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич всё так же сидели за столом с понурыми лицами, словно нашкодившие школяры. Хозяин квартиры посмотрел на них, усмехнулся и приказал:
