Эдгар Грант
Очищение
Западная Африка. Мали. Госси. Передовая база MINUSMA
Последний патрульный рейд на север прошел спокойно. Туареги2 откатились на границу с Ливией в свои исконные земли и уже несколько недель не проявляли активности. Исламисты из Ансар-ад-Дин3 тоже рассосались по дальним селениям в ожидании, пока французы в последний раз проедутся конвоем по пустынным дорогам, перед тем как с позором покинуть Мали. Вступать в боестолкновение с контингентом MINUSMA никто из полевых командиров не хотел, понимая, что место модных французов вскоре займет гораздо более опасный и профессиональный противник.
Три покрытых пылью патрульных VABа4 вкатились на территорию передовой базы Госси5 и, высадив парашютистов перед штабом, проследовали к ангарам. Командир патруля пошел докладывать начальству, а бойцы устало побрели в расположение, где их ждали горячий душ, кондиционер и холодное пиво.
Настроение у людей на базе было скверное. Десять лет назад Франция вошла в Мали, чтобы «стабилизировать обстановку». Ну как стабилизировать… Вначале Париж инициировал свержение власти Каддафи в Ливии и развал страны. Причины понятны: французские компании хотели прибрать к рукам ливийскую нефть. К тому же полковник стал открыто намекать на то, что Елисейский дворец должен выполнить некую «свою часть договора».
Ливийская часть этого договора раскрылась вскоре после начала бомбардировок Триполи авиацией НАТО. Оказалось, что Каддафи незаконно финансировал предвыборную компанию Саркози в размере около пятидесяти миллионов евро. А вот что тот пообещал в ответ, наверно, еще долго останется тайной. Так или иначе, вопрос с очередным аборигеном, наивно поверившим европейцу, был решен авиаударами. Некогда благополучная и процветающая Ливия, к искреннему удивлению разрушившего ее НАТО, погрузилась в хаос междоусобной войны. Через нее транзитом на север в Европу хлынули миллионы мигрантов из Африки, а на юг – потоки оружия и исламских радикалов, заполнивших вакуум власти после Каддафи. В результате развала Ливии Франция вместо нефти получила толпы полуграмотных голодных африканцев, а вместо «демократической и свободной» страны – рассадник исламского терроризма.
Падение Каддафи оказало крайне негативный эффект на Субсахару6 и, в частности, на бывшую французскую колонию Мали, которая итак балансировала на грани полноценной клановой войны. На севере кочевые племена туарегов взяли под контроль обширный приграничный район южной Ливии и примыкающую к ним часть Мали. На северо-востоке оживились исламские радикалы. Те вообще хотели захватить всю страну и устроить исламское государство, живущее по законам шариата. У правительства одной из беднейших стран мира не было шансов противостоять этим угрозам. Стало очевидно, что в Западной Африке вот-вот появится растущий очаг региональной напряженности, сравнимый по масштабам и угрозам с ИГИЛ7 в Сирии.
Чтобы хоть как-то подсластить горечь поражения в Ливии, Париж под мандатом ООН инициировал «миссию по стабилизации». Правда, ходили упорные слухи, что Францию интересовали запасы нефти и урана на севере Мали, но это, конечно, были досужие домыслы апатриотичных журналистов, ничего не понимающих в продвижении демократии. Так или иначе, в 2013 году в рамках миссии MINUSMA в Мали вошел сводный шеститысячный контингент, основу которого составляли французы.
С того момента прошло десять лет и три военные операции «по стабилизации»: «Сервал», «Бархан» и «Такуба». Все закончились неудачно. Несмотря на превосходство в технике и поддержку с воздуха, французы не сумели сдержать ни туарегов, ни исламистов. К концу 2020 года повстанцы контролировали почти весь север, восток и даже совершали дерзкие вылазки в столицу Бамако. При этом MINUSMA потеряла несколько сотен человек и кучу техники.
Поняв, что не могут выиграть партизанскую войну, французы ограничились патрулированием крупных дорог и начали применять американскую тактику ударов с воздуха. Точность и эффективность таких ударов была гораздо ниже среднего. Мирные жители гибли десятками. Раздуваемые журналистами скандалы о сопутствующем ущербе следовали один за другим. Местное население, и раньше не особо жаловавшее «стабилизаторов», стало их просто ненавидеть и при малейшей возможности старалось им навредить. Популярность правительства стремительно падала. Обострились социальные и клановые противоречия. Стало очевидно, что страна неуклонно скатывается в хаос.
В конце концов в 2021 году военные свергли профранцузское правительство в Бамако и поставили у руля своего человека. Тот, видя, что французы, несмотря на огромный перевес в силе, с повстанцами не справляются, обратился к русским. Очень скоро первый транспортник из Москвы с двумя десятками инструкторов известной российской ЧВК8 и кое-каким вооружением приземлился в столичном аэропорте.
Через три месяца русские спецы оттренировали роту местных бойцов. Она стала основой первого штурмового батальона. А потом этот батальон пошел на восток и надрал задницу исламистам Ансар-ад-Дин, установив контроль над крупным регионом. Пусть это был всего лишь локальный успех, но он был очевиден. Без поддержки с воздуха, без артиллерии, без беспилотников, без бронетехники три сотни полуграмотных аборигенов под руководством десятка русских добились того, что шесть тысяч отборных, отлично экипированных вояк MINUSMA не смогли сделать с 2013 года. А ведь французский парашютист – это элита. Его содержание в год с довольствием, вооружением и экипировкой стоит больше трехсот тысяч евро. Эта сумма как раз сравнима с той, что была потрачена на оснащение всего первого местного батальона, натренированного русскими инструкторами.
В чем секрет их успеха никто особо не разбирался. Может, в том, что присланные Москвой наемники относились к малийцам с уважением, или в том, что плечом к плечу с ними участвовали в боестолкновениях, а может, в какой-то особой тактике боя, которую они использовали. Это было уже неважно. Результат был выше всех ожиданий, и это признавали все.
Видя, что их в очередной раз ткнули лицом в грязь, Париж и Брюссель попытались надавить на Россию в частном порядке и через международные организации. Типа, вы куда лезете? Здесь же наша зона влияния. Но Москву было уже не остановить. В течение следующего года количество русских наемников превысило сотню. Число подготовленных ими местных пехотинцев достигло трех батальонов. Новые подразделения настолько успешно теснили исламистов на востоке страны, что на севере обычно воинственные туареги запросили перемирия и вступили с властью в переговоры. Вернее, вначале они связались с русскими наемниками, ну а те отправили их в столицу.
Успех ЧВК был очевиден для всех, поэтому правительство продлило контракт и закупило небольшую партию российского вооружения. При этом статус MINUSMA был значительно понижен, а ее мандат серьезно ограничен. В качестве открытой издевки французам предложили патрулировать северные районы в местности, где туареги уже объявили перемирие. Но бедуины оказались совсем не рады высокомерным европейцам и даже устроили несколько засад. Чтобы не злить кочевников, в Бамако решили полностью прекратить «миссию по стабилизации».
И вот теперь последний патруль вернулся с задания. Пыльный, грустный и униженный.
Через неделю начнется вывод контингента MINUSMA из передовой базы в Госси. Еще через неделю сюда войдет батальон местных, хотя правильнее было бы сказать сюда войдут русские.
– Обидно, блин, – капитан медицинской службы Николя Шерно отвернулся от окна и посмотрел на сидящего на кушетке офицера с забинтованным плечом. – Мы тут корячились столько лет, а русские пришли и вот так вот все забрали.
– Да наплюй. Теперь это их проблема. И туареги, и гребаный Ансар. Чтоб его, – тот осторожно повел плечом, аккуратно потрогал повязку и выругался: – Это ж надо, перед самым отходом пулю поймать. И где? У себя на заднем дворе.
– Не хрен было в Госси к шлюхам таскаться. Да еще одному.
– Бордель-то наш, проверенный. А может, я хотел напоследок финансово поддержать местное население.
– Ну как? Поддержал? – медик подошел к столу, взял упаковку таблеток и бросил ее раненому. – Обезболивающее. Одна таблетка на ночь. Днем терпи.
– Да уж, поддержал, – тот здоровой рукой поймал лекарство на лету и вздохнув посмотрел на этикетку. – Вот ведь неблагодарное шакалье. Десять лет жили за наш счет, а теперь… Не любят нас здесь.
– А за что любить? Только за то, что щедро платим шлюхам. За десять лет хоть бы школу простенькую построили.
– Ты знаешь, а я рад, что мы сваливаем из этой cul du mond9, – офицер засунул таблетки в карман брюк.
– А я нет. Тебе хорошо. У тебя срочный контракт, а я здесь на проекте. Миссию закрыли – и до свидания. У меня ипотека в Париже висит. Думал до конца года ее закрыть. Теперь, видно, хрен.
– Ипотека – это плохо. Особенно в Париже. Сейчас дома куча проблем. После того как русские начали заварушку на Украине, все подорожало: жрачка, бухло, свет, газ. Только раскошеливайся. И будет только хуже. Штаты решили конкретно пободаться с Москвой. А наши тупо их поддерживают. Идиоты. Ничему их история не научила, – офицер поднялся с кушетки и накинул на плечи легкую тунику. – Ты видел, как русские воюют. Это полный пипец. Жесть. Если до войны дойдет, они натовское изнеженное хомячье раскатают только в путь.
– Не дай бог, – покачал головой медик.
– Не дай бог. Ну да ладно. Думаю, на верху договорятся. Наш, вон, каждую неделю с Кремлем на проводе.
– Нервничает.
– Да и хрен с ним. Этот женатый на трансгендере холеный педик все равно ничего не решает.
– Эй, ты поосторожнее. С такими базарами можно и в контрразведку загреметь, – погрозил ему пальцем Ник и включил висящую на ухе гарнитуру. – Все, амиго. Сеанс окончен. Меня в штаб вызывают. Ты береги себя. И больше никаких шлюх. Потерпи до дома. Там сейчас полно бесплатных украинок.
В штабе комендант передовой базы вручил капитану Шерно пакет. Вид при этом у него был усталый и грустный.
– Ник. Мне очень жаль… – сочувственно пробурчал он. – Ты… это… Если хочешь, сегодня вечером вертолет на Бамако. Утром оттуда транспортник идет в Монт-Верден10. Бумаги я подпишу. Решай.
Чувствуя, как сердце, предвидя недоброе, пропустило удар, Шерно открыл конверт и прочитал несколько строк.
«С прискорбьем сообщаем, что ваш отец…»
– Твою мать, – выругался он вслух и растерянно посмотрел на командира.
– Соболезную, дружище, – отвел глаза тот. – Если хочешь, то сегодня вечером…
– Я подумаю, – рассеянно ответил Ник. – Разрешите идти.
– Да ну тебя, – махнул рукой комендант и вернулся в свое кресло за рабочим столом. – Ты хороший офицер. Делал свое дело как надо, не ныл, не боялся боевых выходов. Парни тебя уважают. Таких жаль терять. Закончишь дела в Париже, зайди в штаб полка. Я подготовлю рекомендацию, чтобы тебя оставили на службе. Хотя, если честно, шанс очень маленький. Мы сворачиваем большинство операций за рубежом, а дома все тепленькие места заняли сыночки политиков и генералов. Но ты все же попробуй. Хотя, скорее всего, тебя ждет досрочный разрыв контакта по инициативе Минобороны. Зато ты получишь неплохую компенсацию. Об этом я тоже позабочусь.
– Спасибо, – Шерно козырнул, развернулся и направился к двери.
«Отца больше нет, – с грустью подумал он, шагая к медпункту. – А я даже не помню, когда с ним говорил последний раз. На Рождество послал короткое поздравление и все.»
На него вдруг навалилось горькое осознание того, что он остался один. Один во всем этом безумном мире. Ведь кроме отца у него не было никого. Вернее, может, кто-то из родственников где-то и был, но он не знал кто и где. И, если честно, совсем не горел желанием с ними общаться.
Отец был помешан на науке. В молодости даже сорвал какую-то крутую премию по микробиологии. Основное место в его жизни занимала лаборатория. Времени для жены и сына практически не оставалось. Когда Николя было всего семь, мать не выдержала отсутствия внимания и подала на развод. Через год у нее появилась новая семья. А еще через год они с отчимом разбились на автомобиле на одной из горных дорог в зимних Альпах. После трагедии отец забрал его к себе, но уже через месяц школа сообщила в органы опеки, что мальчик фактически находится без присмотра, и его определили в приют. В хороший приют под патронатом Министерства обороны. Там юный Шерно научился дисциплине и проникся уважением к военному делу. Но, видимо, папины гены взяли свое, потому что лучше всего ему давались точные науки, причем настолько хорошо, что в четырнадцать лет он получил специальную стипендию за успеваемость и персонального наставника из университета. Деньги небольшие, но для пацана без семьи они много значили.
В шестнадцать, после приюта, Николя подумывал поступить в кадетское училище, но наставник включил его в группу особо одаренных ребят-химиков, обучение которых оплачивала крупная фармкомпания. Так он закончил среднюю школу, потом поступил в медицинский университет. После отработал на фармкомпанию положенные пять лет, а когда наступил кризис 2008 года, попал под сокращение и пошел на вольные хлеба. Некоторое время болтался без работы, проедая накопления, затем записался в миссию Красного Креста в Африке. Попал в Чад по программе вакцинации и профилактики ВИЧ. В то время безопасность их группы обеспечивали французские парашютисты. Там он познакомился с офицером, который связал его с вербовщиком центра подготовки полевых медиков во Франции. Потом – год обучения в центре и трехлетний контракт с Министерством обороны на должность медика в загранмиссиях Первого парашютного11. Попал в Мали в разгар боевых операций против повстанцев. Довелось и полечить, и пострелять, и погулять на славу. Так что последние три года его семьей был небольшой гарнизон парашютистов в пыльном, жарком, пропахшем верблюжьим навозом Госси. Здесь были его друзья. А подруг на любой вкус хватало в борделях Бамако, куда французы ездили отрываться в увольнение.
С тех пор как маленького Ника забрали в приют, они со стариком практически не общались. Только на Рождество и на день рождения перебрасывались короткими, ничего не значащими сообщениями и двумя-тремя строками вроде «все нормально, привился-не привился, береги себя». Для него отец был совершенно посторонним человеком. Но вот его не стало и в душе образовалась саднящая тоской пустота.
Капитан добрался до медпункта, налил себе стаканчик кальвадоса, залпом выпил и, усевшись на кушетку, снова вынул письмо из конверта.
«С прискорбьем сообщаем… В результате терминальных осложнений после тяжелого течения COVID-19… Тело кремировано… Урна с прахом ожидает вас…»
Как так? Из того что он знал, старик прошел полный курс вакцинации, потом ревакцинировался, а осенью 21-го, когда Францию накрыла «дельта»12, еще и переболел в легкой форме. Значит, у него должен был выработаться стойкий иммунитет. А тут тяжелое течение, терминальные осложнения. И тело кремировали, хотя отец в последнее время ходил в церковь и наверняка хотел бы, чтобы его похоронили по христианским обычаям. Странно.
Спрятав письмо в конверт, Шерно плеснул себе еще немного кальвадоса и сделал небольшой глоток. Надо лететь, отдать последние почести старику. Какой бы ни был, но все-таки отец. К тому же в полку ему сообщат, что контракт с ним не будет возобновлен. Приняв решение, он связался с комендантом и сказал, что готов вечером вылететь в Бамако.
* * *
С закатом легкий Fennec13 вылетел из Госси и на малой высоте пошел над пустыней на запад. Кроме Ника в пассажирском отделении были штабной курьер, вывозивший ценные документы подразделения перед эвакуацией, и сержант тыловой службы, в задачу которого входило организовать размещение личного состава на основной оперативной базе MINUSMA, примыкающей к аэропорту Бамако. Настроение у всех было не самое веселое. Перекинувшись парой фраз, пассажиры расслабились в своих креслах и сделали вид, что дремлют.
По прямой до места было километров семьсот. Пилот вел машину на малой высоте, хотя в последнее время обстрелов воздушных целей повстанцами в этом районе не было. Но, разведка сообщила, несколько недель назад в Ливии у исламистов появились «Стингеры» из той тысячи штук, что американцы поставили на Украину. Значит, скоро они засветятся и здесь. А за ними придут и ПТРК14 вроде «Джавелинов» и английских NLAW, которыми НАТО в огромном количестве снабдило Киев. Проводить операции против повстанцев станет гораздо сложнее. Но это уже не их проблема. Через пару недель база в Госси должна эвакуироваться далеко на запад в Бамако, а туда исламисты вряд ли дотянутся.
Под такие грустные мысли и приглушенный наушниками рокот винтов Ник задремал. Ему даже привиделись неясные образы чего-то мирного, гражданского вроде уютной кафешки под парижскими каштанами, настоящей фуа-гра, бутылочки красного на столе и симпатичной подружки напротив. Он уже начал прикидывать, кому позвонить из старых знакомых, но тут из полудремы его вызвал противный писк сигнализации и металлический женский голос в наушниках: «Внимание, ракетная атака слева! Внимание, ракетная атака слева!».
Вертолет, уходя на крутой разворот, резко завалился на правый бок и отстрелил веер тепловых ловушек. В их ярком свете внизу мелькнул сплошной ковер кустарника, над которым выступали высокие кроны акаций. Не закончив разворот, пилот бросил машину влево. Ник, удерживаемый ремнями, повалился на сидящего рядом сержанта. В этот момент сзади вверху глухо бухнуло. Вертушку сильно тряхнуло и боком повело в сторону. В салоне запахло гарью. Включилась система пожаротушения.
– Ракетная атака! Нас подбили! Нас подбили! Мы падаем! – орал по рации штурман-стрелок, пока пилот сбрасывал высоту, пытаясь выровнять виляющую хвостом машину.
Fennec так и не вышел из разворота и, разрывая винтами кустарник, рухнул на землю на левый борт. Пилоту удалось погасить скорость, но сила удара все же была огромна. Ника бросило вперед. Ремни с дикой болью сдавили грудную клетку, в глазах потемнело, противно хрустнули ребра. Отсек наполнился газом системы пожаротушения. Стало трудно дышать. Затем, открывая путь к спасению, автоматически отстрелилась правая дверь. Подгоняемый страхом, что вертолет может загореться, он отстегнул ремни, превозмогая боль в груди, выбрался наружу, свалился с борта вертолета на землю и отполз в сторону.
В сумерках через покрошенные винтами кусты было видно, что вертолет лежал на левом боку. Из открытой правой двери выходили остатки газа системы пожаротушения. Развороченный ракетой блок двигателей, расположенный сзади над кабиной, сильно дымил и плевался яркими искрами. Открытого огня нигде не было. Это давало шанс, что горючее не сдетонирует.
Ник отдышался, прокашлялся. Попытался успокоиться. Аккуратно ощупал себя. Вроде все было целым, только болели ребра слева и грудь спереди. Сделав несколько глубоких вдохов, он встал на колени и на четвереньках пополз к вертолету. Держась за салазки вертолета, поднялся на ноги. Собравшись с силами, залез на борт и заглянул внутрь пассажирского отсека.
Сержант, сидевший слева от него, не подавал признаков жизни. Судя по пятну крови, расплывшемуся по бронированному стеклу, он сильно ударился головой. Курьер был в лучшем состоянии. Он, дико вращая глазами, хватал воздух ртом и дрожащими руками пытался отстегнуть заклинивший ремень. Этот выберется сам, решил капитан и перебрался к отсеку пилотов. Там на правой двери тоже сработал механизм отстрела, чтобы облегчить эвакуацию при аварии.
Штурман был жив. Он изо всех сил старался освободить лежащего под ним пилота.
– Ты так ничего не сделаешь, – прохрипел сверху Ник. – Цепляй его ремнем за карабин на разгрузке. Вдвоем вытянем.
– Двигатель, – обернулся на голос тот.
– Что – двигатель? – свесился ниже Шерно.
– Туши двигатель.
Ник в полутьме пошарил рукой у двери в кабине и нащупал пристегнутый слева от сидения огнетушитель. Через минуту он, пошатываясь, уже стоял у разбитого взрывом дымящегося движка и обильно поливал его пеной.
В этот момент совсем недалеко в буше раздалось характерное таканье автоматных очередей АК-47, потом один за другим бухнули несколько взрывов. Он бросил огнетушитель и снова забрался на вертолет.
– «Калаши» работают. Совсем рядом, – сообщил он и помог выбраться из кабины штурману, потом они вдвоем на ремнях вытащили пилота. Тот сильно стукнулся головой о стойку, но шлем принял на себя основную силу удара, поэтому он уже пришел в сознание, мог идти и ориентироваться в обстановке. Его оттащили от вертолета в кусты, сунули в руки МР515 и сказали следить за обстановкой. Потом помогли вылезти курьеру. Тот тоже мог адекватно оценивать обстановку и присоединился к пилоту в кустах.
Выстрелы стихли. Ник прислушался. Кроме металлического потрескивания в двигателе ничего не было слышно. Махнул рукой штурману, и они вдвоем полезли вытаскивать сержанта. В этот момент на аварийной частоте на английском заработала рация:
«Французский Fennec, это «Виктор». Мы видели, что вас обстреляли из ПЗРК. Опасность устранена. Сообщите статус». «Виктор» в Мали был общим позывным для всех русских наемников при радиообмене с MINUSMA.
– Блин, это русские, – повернулся к Нику штурман. – Что будем делать?
– А хрен его знает, – тот пощупал пульс сержанту и посветил фонарем на разбитую голову. – Вроде жив, кровотечение несильное, но серьезная травма головы. Скорее всего, сотрясение. Нужна экстренная помощь.
– Мы сейчас в пойме Нигера между Севаре и Тенеку16. В Бамако приняли наш сигнал. Наверняка засекли маяк. Если они сразу вышлют вертолет, он будет здесь через час.
«Французский Fennec, это «Виктор», – снова ожила рация, – Мы знаем ваше п-положение. Мы вас видим. Мы рядом. Опасности нет. Мы можем вам помочь с ранеными, пока п-придет ваш спасательный вертолет. Сообщите, если нужна наша помощь».
– У них, скорее всего, коптер, – сделал вывод штурман.
– Сообщи, пусть подходят. Мы вдвоем сержанта не вытащим. Заодно прикроют нас. Вдруг в буше еще повстанцы.
– Уверен? Ты старший по званию. Тебе отвечать.
– Дай сюда, – Ник взял из рук штурмана микрофон. – «Виктор», это капитан Шерно, MINUSMA. У нас раненые. Нам нужна помощь. Выходите к вертолету. Обозначьте себя фонарями. Оружие за спину.
«Это «Виктор». П-понял тебя. ETA17 через семь».
Ник вернул микрофон и показал на лежащего в вертолете без сознания сержанта.
– Этого трогать пока не будем. Ты лезь в кабину и свяжись с базой. Узнай статус эвакуационной вертушки. Я пойду предупрежу наших в кустах, чтобы сдуру не начали палить по русским. Тогда нам точно хана.
Прошло пять минут. Десять. Никто не появлялся. За это время капитан осмотрел пилота и курьера. У первого было легкое сотрясение, головокружение, тошнота, у второго – шок и вывих руки. Сустав вправил. Сделал противошоковый укол. Когда начал паковать вертолетную аптечку в чехол, понял, что сбоку от него кто-то стоит. Положив руку на МР-5, который начал было поднимать пилот, медленно оглянулся. На темном фоне кустов – чуть различимый силуэт. Местный в черном камуфляже и простенькой легкой разгрузке такого же цвета. В руках автомат стволом вниз. За спиной торчит труба легкого одноразового гранатомета.
– Не беспокойтесь, месье. Мы уже здесь. Не надо оружия. Опасности нет, – на плохом французском с жестким малийским акцентом проговорил он.
Слева и справа от вертолета послышался хруст веток, и из кустов, словно ночные призраки, появились еще три бойца, одетые точно так же. Все местные.
– Я же просил обозначить себя, – прохрипел не на шутку перепугавшийся Ник, не понимая, как к нему по сухому кустарнику могли подойти так близко, не издав ни звука.
– Буш. Темно. Вас подбил Ансар. Могут быть здесь. Нельзя свет. Надо идти тихо. Сейчас опасности нет. Чисто, – пехотинец присел на корточки и посмотрел на лежащих на земле раненых. – Помощь нужна?
– Где «Виктор»? – вместо ответа спросил капитан.
– Здесь «Виктор», – ответил по-английски один из стоящих у вертолета бойцов и подошел ближе.
Он был одет так же просто, как и остальная группа. Низ лица закрывала легкая черная балаклава, поэтому и выглядел, как местный.
– Капитан Шерно, MINUSMA, – Ник встал в полный рост и козырнул.
– Знаю. Капитан Николя Шерно. Госси. Медик, – «Виктор» подошел ближе и посмотрел на раненых. – П-повезло вам. «Стингер» попал в левый двигатель вертушки. Правый почти цел. И пилот умница, сумел скорость погасить. П-помощь нужна?
– Там в кабине еще один раненый, – надо его аккуратно извлечь.
Двое пехотинцев и штурман, включив аварийный светильник, вытащили из вертолета сержанта и положили рядом на траву. От приступа боли тот пришел в себя и громко стонал. Ник перевязал ему голову, осмотрел. Кроме травмы головы у пострадавшего была еще сломана ключица. Сделал противошоковой укол, ввел обезболивающее и зафиксировал предплечье.
Пока капитан возился с раненым, русский отправил своих бойцов в буш обеспечить периметр. Сам присел рядом спиной к вертолету. Некоторое время наблюдал за тем, как капитан возится с раненым, потом покачал головой и со знанием дела заявил:
– Шерно, у тебя сломано левое ребро. Может, даже два.
– А вы что, медик? – аккуратно уложив на спину сержанта, спросил капитан.
– Не медик. Это заметно п-по тому, как ты двигаешься. Запястье левой руки рефлекторно п-прижимаешь к боку, чтобы его стабилизировать.
Ник сел и еще раз аккуратно ощупал свой левый бок. При надавливании ребра чуть похрустывали, но острой боли не было. Она возникала только при поворотах корпуса и глубоком вдохе.
– Вы правы. Скорее всего, перелом или трещина ребер. Можно наложить повязку здесь. Но до базы дотяну. Там зафиксируют бандажом.
– Вертолет будет через п-полчаса, – предположил «Виктор». Было заметно, что он иногда заикался на букве «п». – Мы побудем здесь. Мало ли кто еще в буше остался. Мы за этой группой второй день идем. От самого Севаре. Засекли ее около аэродрома, но они успели уйти в буш. Это Ансар. Если бы они не п-позарились на ваш вертолет, то дошли бы до Бамако. Их целью, скорее всего, были военные транспорты. Так что вы нам п-помогли. Мы их определили по месту пуска «Стингера» и очень удачно зачистили.
– Вы думаете, что это «Стингер»?
– Не думаем. Знаем. Тубус п-пустой нашли. И еще две рабочие трубы18.
– Три ПЗРК в одной диверсионной группе, – удивился Ник. – Откуда?
– Известно откуда. С Украины. Раньше «Стингеры» у террористов были на вес золота. А теперь готовьтесь. Скоро их на севере Африки и Ближнем Востоке будет как грязи. Хохлы их продают десятками любому, кто п-платит.
– Твою мать. Так и в Европу могут попасть, – Ник пошевелил левым плечом, прислушиваясь к ощущениям в боку.
– П-попадут, не сомневайся. Ты вот что, Шерно, на-ка наклей на бок вот это, – русский снял свой тактический рюкзак, достал оттуда аптечку, а из нее извлек квадратный пакет. – Это жесткий п-пластырь для фиксации ребер при переломе.
– Откуда? Это ведь не входит в стандартный комплект, – капитан поймал брошенный ему пакет, повернул его к свету и внимательно посмотрел на надпись на русском и картинки, описывающие способ применения.
– У меня тоже п-перелом ребер. Еще вот лоб разбил. Шрам останется, – хмыкнул «Виктор». – П-перевернулся на машине, когда по барханам моджей19 гоняли. Заживает медленно. Вот и ношу с собой.
– Спасибо, – Ник снял тунику, задрал майку вверх, еще раз пощупал ребра, потом вскрыл пакет и наложил на место перелома жесткий прорезиненный квадрат пластыря.
– Месье капитан, вертолет в пятнадцати минутах. Запрашивают, есть ли враждебная активность, – сообщил штурман, который держал связь из кабины по рации.
– Отрицательно. Враждебной активности нет, – ответил Шерно и посмотрел на русского. – Ну все. Еще раз спасибо. Дальше мы сами.
– Нет уж, – покачал головой тот. – Мы будем здесь до п-прибытия вашей группы спасателей. Если уйдем, нас в буше могут принять за п-повстанцев. На вертолете наверняка тепловизор, пулемет и пару пакетов НАРов20. Не хочу, чтобы мою группу в темноте п-покрошили ваши вояки.
Минут через десять с запада послышался нарастающий рокот. Вскоре над местом падения завис Caracal21. Оттуда на канатах спустились четверо чистеньких холеных спецназовца, экипированных по высшим тактикульным22 стандартам. Они уже знали, что внизу русский с группой местных, но театрально разыграли контроль периметра с перебежками, припаданием на колено и рысканьем лазерными прицелами по темным кустам.
«Виктор» некоторое время смотрел на этот цирк с благодушной улыбкой, потом связался с пилотом Caracal по рации и сказал, что уводит свою группу на восток. Напоследок он протянул капитану руку.
– Ну что, Шерно. Будь здоров. Надеюсь, мы с тобой больше не встретимся. А то у меня в последнее время что-то не очень хорошее п-предчувствие насчет НАТО.
– Думаю, все рассосется. В Брюсселе же не самоубийцы сидят, – пожал крепкую жилистую ладонь Ник и вдруг спросил: – Я все хотел узнать, почему «Виктор»?
– Без п-понятия, – пожал плечами русский. – Может, п-потому, что это означает «победитель». А может, п-потому, что в голливудских фильмах так обычно зовут злодеев.
– Версия с победителем мне нравится больше, – тихо проговорил капитан, когда силуэт наемника растворился в буше.
