Яся Белая
Цветы всегда молчат
Глава 2. Строки твоей истории…
Лондон, Хэмпстед, 1878 год
– Ах, как я несчастна! – протянула Джози Торндайк, заламывая руки и откидываясь в кресле.
Ричард Торндайк поправил очки, отложил газету и окинул свою супругу насмешливым взглядом.
– Ангел мой, что-то у вас сегодня подозрительно хорошее настроение.
– Вы находите? – она продолжила буравить взглядом потолок, украшенный нарядными фресками с идиллическими сценками из жизни пастушков.
– Разумеется. Вы не зовете меня чудовищем. Не закатываете сцен. Не грозитесь свести счеты с жизнью. Вот я и раздумываю, что же такое с вами произошло?
– Должно быть, от постоянного нервного напряжения у меня развилась ипохондрия, – бесцветным голосом предположила Джози и для убедительности прокашлялась.
– Ах, вон оно что, – с притворной озабоченностью произнес Ричард. – А я-то все думаю, отчего у вас такой прелестный цвет лица. А это, оказывается, ипохондрия. В следующий раз нужно будет сказать Вардису, пусть внесет в список симптомов.
– Я бы не стала на вашем месте смеяться, – надула губки Джози, а губки у нее, надо признать, были пресоблазнительные. – Клодин мне, между прочим, сказала, а ей сказали на рынке, что в Лондоне сейчас свирепствует страшнейшая инфлюэнца. Кто заражается ею – непременно умирает. И я чувствую, что тоже больна и скоро умру. Поэтому я и говорю, что несчастна. Ведь я еще так молода, чтобы умирать.
– О да, это была бы невосполнимая потеря!
– Жестокий и бессердечный! Вы должны рыдать и молить Бога, чтобы он забрал вашу жизнь вместо моей!
Она надулась еще больше, а в глазах заблестели слезы. Ричард опустил голову и прикрыл лицо ладонью, чтобы юная супруга не заметила его улыбки.
– Неужели вам вправду не жалко меня? Ни чуть-чуть? Ах, как же я несчастна!
Ричард подавил улыбку, подошел сзади к креслу жены, бесцеремонно подхватив ее под мышки, вытащил из уютного кокона одеял и поставил на пол. Несмотря на обеденный час на ней все еще была тонкая сорочка и легкомысленный пеньюар. Длинные темно-русые волосы в беспорядке рассыпались по хрупким плечам.
Он резко развернул Джози к себе и потянул ленты ее неглиже.
– Что… что вы делаете?.. – возмутилась юная миссис Торндайк, пытаясь вырваться из объятий мужа.
– Собираюсь избавить вас от инфлюэнцы. Это такая страшная болезнь, что вам просто никак нельзя пренебрегать профилактическими процедурами.
Серебристый шелк пеньюара скользнул вниз, по точеным изгибам ее фигуры. Одной рукой Ричард ласково сжал изящное запястье Джози, другой – обвил тоненькую талию, привлекая к себе. Джози выгнулась ему навстречу, а губки ее приоткрылись, чем Ричард не преминул воспользоваться, впившись в них страстным, обжигающим поцелуем.
Обретя возможность дышать, Джози тут же взвилась:
– Да что вы себе позволяете?! Сейчас же день! Сюда в любую минуту могут войти!
– И что? – прошептал ей в самое ушко Ричард, перед тем как укусить его, – они лишь увидят, что я целую свою прелестную жену. Разве это запрещено?.. – он перебрался на шейку и опустился к ключице.
– Ах… Вы целуете меня не так…
– Скажите, ангел мой, как следует… вас целовать, и я тотчас же исправлюсь… – голос его прерывался от едва сдерживаемой страсти.
– Это слишком предосудительно… Слишком соблазнительно… Ах… – она стащила с него очки, в очередной раз удивившись необыкновенной синеве его глаз и слишком длинным для мужчины ресницам, запустила пальчики в густые угольно-черные волосы и с жаром ответила на поцелуй…
Вскоре они перебрались на оттоманку и стали поспешно избавлять друг друга от оставшейся одежды. Он вторгся в нее грубо, резко, сразу погрузившись на всю длину. Она не возражала, лишь выгнулась дугой и запричитала нищенкой на паперти: «Господи!.. О господи!..» Он двигался быстро и яростно, а Джози стонала в голос и металась по оттоманке, комкая атласное покрывало. Ее уже не волновало, что кто-то может войти и увидеть…
Когда все закончилось, она лежала без мысли в голове и ворошила его обычно столь безупречную прическу. Тонкие длинные пальцы Ричарда выписывали на ее теле только одному ему известные знаки.
– Я говорила вам прежде, что не люблю вас…
– О да, неоднократно и в самых прямых выражениях.
– Так вот, – лениво произнесла она, – теперь я вас ненавижу. И это не шутка. Моей ненависти хватило бы на то, чтобы взорвать мир.
– Чем же я заслужил такое? – псевдообиженно пробормотал он, введя в нее сразу три пальца.
Джози вскрикнула, глаза ее распахнулись.
– Мне больно, – прохныкала она, подаваясь перед и насаживаясь на них. Он ускорил движения, заставляя ее всхлипывать.
– Так чем же? – напомнил он, наклоняясь и кусая ее розовый сосок.
– Вы… вы… ах… вы… жестокий, свирепый… вы животное. Безжалостный монстр! – прокричала она, приподымаясь на локтях и шире раздвигая ноги. Еще несколько движений, и она кончила с громкими вскриками. Почти потеряв сознание, она упала в его объятья. Он взял ее руку и прошелся языком по нежнейшему атласу ее запястья.
– Джози, радость моя, ответьте мне на один сакраментальный вопрос: если вам так не нравится все, что происходит между нами в интимном плане, почему вы не просите меня сменить тактику? Быть нежнее? Зачем подбадриваете, стонете и просите не останавливаться?..
Она вздохнула, несколько судорожно, потому что кончик его языка вновь обвел пленительную окружность ее соска.
– Понимаете, Ричард, – проговорила она, укладываясь так, чтобы ему было удобнее ласкать, – умом я понимаю, что все это неправильно, предосудительно и грязно… И приличная леди должна сгореть от стыда, что с ней происходило такое… И я сгораю, и плачу, и ненавижу вас за этот стыд… Клянусь себе однажды ночью всадить вам нож в грудь… Схожу с ума от унижения и обиды… Но когда вы касаетесь меня… Ах… Мне… Мне… совсем не хочется быть леди… Пожалуйста, не останавливайтесь, – хныкнула она.
Но он лишь тяжело вздохнул и отстранился. Несколько секунд прошло в молчании. Ричард нашарил очки и водрузил их на нос, словно они возвращали здравый смысл.
– Джози, как мне заслужить вашу любовь? – сказал он серьезно и даже печально.
– Не знаю, – она пожала плечиками. – Может, если бы вы сделали что-нибудь романтичное, я бы подумала…
– Насколько романтичное? – спросил он, подбирая разбросанную по полу одежду. Она наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц. Гибкий, стройный, поджарый, и движения, как у хищника, сильного и уверенного в себе.
– Что-нибудь безумное и скандальное…
– Джози, не вы ли давеча читали мне лекцию о приличиях? – он натянул брюки и набросил рубашку…
– Вы не поняли. – Она привстала, тряхнула головой, волосы водопадом ринулись вниз, глаза мужа при этом восторженно вспыхнули, – скандальное не значит предосудительное.
– Я действительно не понимаю. – Он присел рядом, она тут же забралась к нему на колени и свернулась клубочком…
– Понимаете, днем вы такой обычный, даже занудный… А по ночам – разнузданный, бесцеремонный, грубый.
– А вам бы хотелось наоборот?
– Нет, мне бы хотелось, чтобы днем вы не сидели с этими своими книжками и вашими унылыми друзьями, а развлекали меня…
– О, мой ангел, я не могу бросить научную деятельность даже ради этого…
– Вот видите, все-таки вы – зануда… – Она потерлась носом о его ладонь и с удовольствием почувствовала, как по его телу пробежала дрожь.
– Хорошо, – он сдался на милость победительницы, – давайте вернемся к тому, на чем остановились, – к скандальному, но не оскорбительному…
– Например, меня бы могли похитить разбойники, а герой бы меня спас…
Ричард поправил очки и прокашлялся:
– А роль героя, я так понимаю, отводится не мне?
– Ну разумеется, – тоном, каким объясняют азы маленькому ребенку, заявила она. – Герой должен быть юным и прекрасным, а вы – старый и уродливый!
Ричард поперхнулся.
– Мне же всего тридцать два, – робко напомнил он.
– Вот именно, целых тридцать два. И вы – очкарик. А еще – заикаетесь, если сильно волнуетесь, как в тот раз, когда просили моей руки…
– И после этого вы называете меня жестоким и безжалостным? – сощурившись, поинтересовался он.
– Ах… вы просто невыносимы… Это же я рассказываю… И мне, между прочим, холодно, могли бы меня одеть, а то только раздеваете…
– А что делать, ежели у вас отсутствует не только элементарный вкус, но и чувство меры, вот и приходится избавлять вас от лишнего…
– Злой вы человек, – она была обижена, но все-таки позволяла ему крутить себя и так и сяк, чтобы он мог аккуратнее завязать ленты ее более чем легкомысленного наряда.
– Безусловно, – согласился он. – Я даже не буду спорить… Но, признаться, вы меня заинтриговали: какая же роль в вашем романтичном приключении отводится мне? Я просто сгораю от любопытства.
– У вас совсем нет фантазии? За что вас только держат в Королевской академии наук?!
– Действительно, завтра подаю в отставку, сжигаю все свои книги и совершаю аутодафе – зачем такой никчемности занимать место под солнцем.
– Ричард, с вами никогда не поймешь, шутите вы или вправду обижены! – возмутилась она. Он же закатил глаза и мысленно попросил силы небесные укрепить его дух и выдержку. Джози немного позлилась, но все-таки снизошла: – Вы будете злобным главарем разбойников…
– Кто бы сомневался, – пробормотал он, подходя к камину и опираясь на мраморный выступ.
– Да, – Джози в возбуждении заходила по комнате. Щеки ее пылали, а глаза горели. – Вы привяжете меня к дереву и будете… – она запнулась, подбирая слова, – в общем, вы надругаетесь над моим невинным телом…
– А как же герой? – напомнил Ричард.
– На то он и герой. Он не только спасет несчастную, но еще и будет залечивать раны ее искалеченной души…
– А вы знаете, я начинаю находить определенные прелести в участи главного злодея. Не люблю пафос и сахарную пудру.
– Ну вот! Вечно вы все испортите – злодей должен раскаяться. И сам отдаться в руки палачей.
– С чего вдруг?
– Ну как же, должен же он понести наказание за оскорбленную невинность героини…
– Это еще спорно.
– Бесспорно! В конце концов, это моя история. Или вот еще, потому что ту вы испортили!
– Все! Молчу! И весь внимание!
– В общем, есть прекрасный остров в море. На нем живет юная и непорочная принцесса, которую местные… как их там…
– Обычно – аборигены…
– Да… эти аборигены считают принцессу белой богиней и молятся ей каждый день… Богиня же сидит на троне и повелевает…
– Очень мудрая правительница, – как бы невзначай заметил Ричард.
Джози нахмурила идеальные бровки, что означало крайнюю степень гнева:
– Не влезайте раньше времени! Вы еще появитесь!
– Это обнадеживает.
– Принцесса знает, что однажды за ней приедет прекрасный юноша на корабле с белоснежными парусами… но… вместо этого… на остров нападет дракон… Он хватает принцессу и утаскивает ее в свое логово…
– И зачем же? Он хочет ее съесть?
– Вовсе нет, – Джози вдруг густо зарделась, – он прикует ее к стенке в высокой башне и станет… подвергать ее… сладостным истязаниям…
Ричард подошел к ней, приподнял личико за подбородок и заглянул в глаза.
– Вам не кажется, любовь моя, что в ваших историях несколько смещены моральные акценты? – Он обвел контур ее губ большим пальцем и, наклонившись, поцеловал в самый уголок.
– Вас это беспокоит? – удивилась она.
– Очень, – совершенно серьезно отозвался он. – Почему прекрасная героиня никогда не достается благородному герою?
– Благородный герой – несбыточная мечта. А злобные разбойники и свирепые драконы – суровая реальность. Мечты сбываются редко и, к сожалению, уже после того, как с человеком случилась реальность…
И тут Ричард напугал ее тем, что со стоном рухнул к ее ногам.
– Джози, родная, любимая! – вскричал он, осыпая поцелуями ее пальчики, – что я наделал?!
– Ричард, что с вами? – его отчаяние было таким искренним, что Джози растерялась. – Зачем вы так? Это же просто истории!
Он помотал головой и уткнулся лбом в ее грудь.
– Джози, а если я подарю вам остров, посажу вас на пьедестал и стану звать богиней, я смогу рассчитывать на ваше прощение?
– Ричард, мне совершенно не за что вас прощать. Я не понимаю, почему эти истории так обеспокоили вас?
– Вы – невинное дитя, Джози. Вам сложно представить себе механизмы, через которые зло разрушает чистые души… Недавно вы сказали, что ненавидите меня… Но я заслуживаю лишь презрения…
Его трясло, и Джози, испуганной и притихшей, оставалось только гладить его по голове, утешая.
Понемногу он успокоился, встал, обнял ее и спросил:
– В каких широтах вы бы хотели остров?
– В южных… Чтоб там пели диковинные птицы и росли великолепные цветы…
– Обещаю, цветами будут усыпаны все дорожки, по которым будет ступать моя богиня.
– Правда?!
– Клянусь… А потом я вложу нож в вашу нежную ручку, чтобы вы исполнили свою клятву.
– Какую? – Джози наморщила лобик, припоминая.
Он разгладил морщинки и нежно поцеловал ее в темные завитки волос.
– Ту, где вы убиваете меня, пока я сплю.
Джози подняла личико и посмотрела на своего супруга. В ее серых глазах плясали искорки тревоги.
– Зачем вы так?
– Забудьте пока… – попросил он, – и знаете что, ваши истории получились весьма занятными и увлекательными. Вам бы следовало их записать.
– О! – горестно пропела она. – Вы же знаете, как я не люблю много писать. У меня будут мозоли от пера…
Ричард улыбнулся, радуясь возвращению привычной Джози – избалованной, капризной, маленькой, обожаемой девочки.
– Тогда у меня для вас есть один подарок. Соизволите прогуляться со мной?
– Еще только час, я выхожу гулять после трех…
– Джози, я говорю не о вас, а о нас с вами. Составите мне компанию?
– У вас прямо какое-то нездоровое желание гулять со мной по улицам. Да еще эта ваша дурацкая привычка держать меня за руку, когда все пары ходят под руку…
– Ангел мой, и как вам только удается испарять всю мою нежность?!
– Я совершенно не понимаю, что вы имеете в виду. Но хвастаться мною – а вы ведь именно это и делаете – сущее ребячество. Неужели вам нравится, чтобы все смотрели нам вслед и сравнивали: мою красоту и вашу, так сказать, более чем заурядную внешность?
Ричард промолчал, стиснув кулаки. Сделав вид, что не услышал ее тирады, он подошел к газетному столику и взялся за колокольчик. На зов явилась обширная дама в накрахмаленном чепце:
– Клодин, даю вам чуть больше часа на то, чтобы вы искупали, причесали и нарядили госпожу. И просьба – не позволяйте ей делать это самой, а то придется потратить еще час на переодевание.
– Я вообще-то здесь! – запротестовала Джози, но Клодин кивнула господину и утащила ее за собой.
По дороге в ванную юная миссис Торндайк разрабатывала планы мести – один коварнее другого.
Глава 3. Цена решений
Северный Уэльс, вольный город Лланруст, 1875 год
– Не правда ли, они удивительны? – принцесса рассматривала цветы, чуть склонив голову набок.
Пол завороженно смотрел на нее. Даже смысл ее вопроса не сразу коснулся его сознания.
– О да, разумеется, розы в сентябре, да еще здесь, в Северном Уэльсе. Что может быть удивительнее? – Пол решительно шагнул к ней и взял за руку. Девушка смутилась. Она робко прижала кулачок к груди и залилась краской. Все так же глядя на устеленную золотой листвой тропинку, она тихонько проговорила:
– Что бы я ни посадила в землю – все обязательно прорастет. Родственники смеются, предлагают мне при случае закопать в землю палку. Говорят, и она даст ростки.
– Какое чудесное качество! – искренне восхитился Пол. – Чем больше я узнаю вас, тем больше очаровываюсь.
– О, полно, вы перехвалите меня!
– Не думаю, что это возможно.
Она лишь робко улыбнулась.
– Приходите сегодня пообедать с нами. После мы собираемся на прогулку, а вечером будет бал. Батюшка очень любит балы.
– Какой плотный у вас график – вряд ли он позволит нам остаться наедине. Поэтому спрошу сейчас: я ведь упустил свой шанс на поцелуй? – Она кивнула. – Как мне вернуть его обратно?
– Я ведь говорила, – она приподнялась на цыпочки и шепнула ему на ухо: – Похитьте меня.
Отстранилась и исчезла, прежде чем он успел опомниться, растворившись в серебристо-золотом мареве осеннего парка.
А ему хотелось смеяться и кричать от счастья.
Лланруст прекрасен в любое время года. Но осень ему особенно к лицу. В осеннюю пору уютный городок с готическими зданиями и старинным мостом над рекой – будто иллюстрация к сказке об эльфах. А присутствие Мифэнви только добавляло уверенности в волшебном происхождении этого местечка.
Пол был несказанно благодарен своему куратору, что тот отправил его изучать вольные города. Прежде Полу это явление было интересно лишь с точки зрения теории права. А теперь… Как там выразился Спарроу: «Добавился и личный интерес».
Молодому Грэнвиллу очень нравилось, что его спутница не сыплет словами, как многие ее сверстницы, а больше молчит. Или время от времени дарит ему чуть смущенную светлую улыбку. Рядом с Мифэнви было так чудесно молчать.
Наставница принцессы, миловидная старушка в шляпке с невозможно огромными цветами и в фиолетовой шали, оказалась очень тактичной: увидев взаимную заинтересованность молодых людей, она следовала за ними на почтительном расстоянии.
Должно быть, это обстоятельство и то, что ему дано было милостивое разрешение называть принцессу просто по имени, заставили Пола решиться и, нежно взяв свою спутницу за руку, он сказал:
– Мифэнви, что бы вы ответили, если бы я, после нескольких часов знакомства, сделал вам предложение?
– Есть вещи, для которых, чтобы разглядеть их суть, требуются годы, а есть то, что понимаешь сразу, – порозовев, смело ответила она. – Я бы обиделась, не сделай вы этого.
– Тогда, – пылко заявил он, прижимая ее ладошку к груди, где трепетно и торжественно билось сердце, – Мифэнви Лланруст, станьте моей женой!
– С удовольствием, Пол Грэнвилл. И я думаю, мы сегодня же, на балу, должны объявить о нашей помолвке. То-то батюшку хватит удар.
Теперь уже обе ее ладошки в голубых перчатках он страстно прижимал к груди. А она смотрела на него светлыми сияющими глазами. И осень бросала им под ноги все свое великолепие.
Правитель Лланруста не совсем король. Но Дориану нравилось именоваться Пятым, носить корону и использовать название города в качестве своего родового имени. А еще он тайно мечтал о выгодном династическом браке, хотя точно знал, что Мифэнви сама изберет себе спутника жизни и он не станет этому противиться – все-таки единственная обожаемая дочь.
И вот теперь, когда его маленькая Мейв стояла перед ним, склонив голову, а рядом с ней находился красивый юноша с упрямым взглядом, Дориан четко понимал, что девочка выросла и вольна сама выбирать свою судьбу.
Он вальяжно спустился с трона, проковылял к ним и, соединив руки влюбленных, произнес:
– Ну что ж, раз вы уже все решили, мне остается только благословить вас. И знаете что, Грэнвилл, берегите ее – она у меня такая хрупкая.
Пол с нежностью посмотрел на рыжеватую макушку своей невесты – теперь уже точно невесты! – и заверил будущего тестя:
– Обещаю беречь вашу дочь пуще собственного сердца.
– Вот и славно! Да вы со свадьбой-то не тяните – я внуков хочу!
При этих словах Мифэнви зарделась и спрятала личико на груди у своего избранника.
– Идите танцуйте, это будет дивный бал!
И они танцевали, и смеялись, и парили среди звезд. И музыка, которой всегда был полон замок правителя Лланруста, казалось, звучала только для них.
После очередного тура вальса Пол наклонился к своей спутнице и шепнул:
– А вот теперь пора!
– Что же? – удивилась она.
– Похищать вас, – сказал он и увлек ее за собой в зимний сад.
Через огромные окна лился яркий лунный свет, придававший всем предметам фантасмагорические очертания. Экзотические растения затеяли на стенах постановку театра теней. А Мифэнви, в платье цвета шампанского и с крохотной короной на голове, сияла только для него.
Пол обнял ее и, глядя в прекрасные сияющие глаза, начал:
– Пока я не встретил вас, Мифэнви, я не верил, что можно влюбиться с первого взгляда…
– Глупый! Молчи! – перебила она и, приподнявшись на мысочки, поцеловала его. Неумело. Быстро. Но то был восхитительный поцелуй.
Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год
Мифэнви проснулась и по-детски, кулачком, потерла глаза. Она не помнила, когда перебралась на кровать, и как уснула, и почему укрыта одеялом. Наверняка Колдер заходил ее проведать. Сколько бы он ни говорил, что ему все равно, в каких она будет условиях, сам же первый кинется проверять, все ли у нее хорошо.
Ах, Колдер…
Нужно скорее вставать, пока Колдер и Латоя не встретились и не полетели искры.
Мифэнви вызвала служанку и распорядилась доставить из кухни горячей воды. Немногим позже, приведя себя в порядок, она спустилась в столовую, чтобы велеть накрывать ужин.
Латоя уже была там, на этот раз она облачилась в вызывающе лиловое платье и прохаживалась, по-хозяйски заглядывая в каждый уголок.
– А здесь мило! Я-то думала, что ваш Глоум-Хилл – как гроб, весь в красном бархате. А тут уютненько. И салфетки – шарман-шарман, как говорит моя маман. Тончайшие! Скажешь потом, откуда такие?
Мифэнви растерялась, оглушенная таким градом слов.
– Я уже говорила тебе, что Глоум-Хилл изменился. А салфетки… Я связала их сама… Меня тетушка научила. Она когда-то жила в Брабанте…
– Это же сколько нужно терпения! – воскликнула Латоя.
– Вдовство отлично учит многим добродетелям, – спокойно парировала Мифэнви.
Вошла повариха, и женщины погрузились в обсуждение вечернего меню.
Круглая комната-подиум, которую Мифэнви для себя прозвала рояльной, примыкала к столовой. И сейчас Латоя добралась до инструмента и стала терзать его. Каждый неверный звук резал тонкий слух леди Грэнвилл, как крик о помощи. Она морщилась и все время извинялась перед поварихой Ханной за свою растерянность. Наконец, попросив Ханну не забыть о пудинге с персиковыми цукатами, она поспешила на выручку роялю.
– Ну что же ты как маленькая! – несмотря на мягкий характер, Мифэнви порой бывала очень строгой. – Разве можно садиться за инструмент, не умея играть!
– Неужели правда? – искренне удивилась Латоя. – А маман всегда говорила, что я довольно сносно тренькаю.
– Тренькаете вы совершенно несносно! – заметил подошедший Колдер.
– Какой ты грубый, кузен! – обиделась она. – Я, между прочим, играла для гостей на семейных вечерах.
Колдер и Мифэнви переглянулись, дружно закатив глаза.
– Мне искренне жаль гостей, – громким шепотом произнес Колдер, беря Мифэнви под локоток и наклоняясь к ней. Она лукаво улыбнулась ему.
Латоя разозлилась еще больше:
– А вот если вы оба такие умные, то возьмите и сыграйте! А я послушаю, как надо!
Мифэнви покачала головой:
– Прости, но я не могу… Говорила тебе уже…
– Тогда, может, ты, Колди? – Латоя воззрилась на него почти умоляюще.
– И правда, Колдер, я ведь ни разу не слышала, как вы играете. Прошу вас, для меня, – ласково попросила Мифэнви, касаясь его руки. Прикосновение было легким, как полет бабочки, но его оказалось достаточно, чтобы мужчина вздрогнул и бросил на просительницу печальный затравленный взгляд.
– Хорошо, – согласился он, – что бы вы хотели услышать?
Мифэнви чуть прикрыла глаза, погружаясь в воспоминания о том времени, когда музыка наполняла каждый ее день. Сейчас звуки каскадом обрушились на нее: пьянили, очаровывали, уносили… Словно старые друзья, что нагрянули после долгой разлуки, мелодии загомонили все разом, и у Мифэнви голова пошла кругом от этой какофонии.
– Не могу определиться, – грустно улыбнулась она, – так давно ничего не играла и не слушала… Выберите вы.
Колдер кивнул, сел к роялю, прикрыл глаза, задумавшись, а потом его тонкие чуткие пальцы коснулись клавиш. «Лунная соната» влилась в тишину вечернего замка глотком свежего воздуха.
Мифэнви плакала, как плачут, встретив кого-то дорогого, из тех, кого уже и не чаяли повстречать.
И даже Латоя притихла, завороженная красотой исполняемого произведения.
Едва последний звук растаял в воздухе, как Мифэнви, будто вынырнув из ночной реки, обновленная и переполненная, кинулась к деверю.
– Колдер, вы невероятно играете! Как вы смели три года мучить меня беззвучием?! Никогда так больше не делайте! – лепетала она, тряся его за руку.
И Колдер, глядя в эти бездонные чистые глаза, поклялся играть каждый вечер.
Как раз подали ужин, и все они, взволнованные и радостные, вдруг помолодевшие, болтая о всяких пустяках, двинулись к столу. Колдер отодвинул стул и помог сесть Мифэнви, Латоя же уселась сама. И они говорили, говорили: о погоде и политике, о светских скандалах и философии. Где-то Латоя была заводилой, где-то лишь наблюдала, открыв рот, как хозяева замка перебрасываются цитатами из классиков, с легкостью переходя при надобности то на латынь, то на греческий, то на французский.
– Кстати, – словно опомнился Колдер, – когда вы, дражайшая кузина, появились здесь, вы сказали Мэрион, что вас нужно срочно спасти? Что стряслось?
– Эх, Колди, как я могу доверить тебе тайну моего сердца, когда ты все время такой официальный?! – сказала она, полушутя-полугрустно.
– Доверься мне, – Мифэнви покровительственно накрыла ее ладонь своей.
– При всем уважении, Мейв, ты вряд ли сможешь мне помочь.
– Ну что ж, тогда поведайте нам обоим! Две головы все-таки лучше, – подбодрил ее Колдер.
И Латоя вдруг посерьезнела и погрустнела. Несколько раз ковырнув салат вилкой, она вздохнула и решилась:
– Все дело в том, что я оказалась в центре скандала.
И затихла.
Мифэнви нежно пожала ей руку.
– Ох, бедняжка! Так что же случилось? Тебя соблазнили и бросили?
Латоя мотнула головой.
– О, Мейв, дорогая, все гораздо-гораздо хуже! Я пожелала быть соблазненной: проиграла пари.
Повисла пауза.
Колдер сидел мрачный и в неровных отблесках свечей казался бледнее обычного.
– Странный спор! – наконец проговорил он холодно. – Тем более, как я понимаю, заключался он между леди и джентльменом?
– Верно, я заключила пари с графом Джоэлом Макалистером, он известный пройдоха и светский лев, и все матери держат своих дочерей подальше от него… Но маман… Он совершенно сбил ее с толку. Она так доверяла ему. А обо мне и говорить нечего – я захотела его сразу, как увидела.
От этих подробностей Мифэнви залилась краской, а Колдер с трудом сдерживал ярость.
– И что же, нынче весь лондонский свет так изъясняется? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Нет, но мы с маман всегда называли вещи своими именами. С тех пор как восемь лет назад умер отец, пусть земля ему будет пухом, маман перестала меня воспитывать.
– Это было крайне неосмотрительно с ее стороны, учитывая количество и размеры розовых слонов, что живут в вашей голове, – заметил Колдер, покрутив бокал.
– Уж как есть, – вздохнула Латоя, – ну, в общем, мы поспорили на ночь любви, и я проиграла.
– И… этот джентльмен… он что… попросил у тебя… оплату долга? – дрожащим голоском промолвила Мифэнви. Подобные легкомыслие и безнравственность просто не укладывались у нее в голове.
– Да, и я расплатилась сполна, – уткнувшись взглядом в стол, пробормотала Латоя.
Мифэнви тихо вскрикнула и лишилась чувств.
Колдер тут же подскочил к ней, подхватывая и укладывая на кушетку, что стояла неподалеку.
– Ну что ты стоишь столбом! – заорал он на незадачливую рассказчицу, словно та была служанкой. – Открой окно и подай соли, ты же наверняка их носишь с собой!
Латоя, потрясенная степенью невинности своей вновь обретенной кузины, тут же бросилась выполнять его приказы.
Постепенно Мифэнви пришла в себя, поднялась и села, тихонько поблагодарив близких за участие.
А Колдер, стоявший рядом на коленях и все еще легонько придерживавший ее за талию, обрушил на Латою накопившийся гнев:
– И как ты после такого посмела явиться сюда?!
– Ах, Колди, я была в отчаянии. Нас с маман везде перестали принимать, потому что подлец Макалистер все рассвистел. Невозможно даже было высунуться на улицу – в меня едва не пальцами тыкали… Ах… – и закрыв лицо руками, она разрыдалась.
Мифэнви патологически не могла видеть плачущих людей, особенно женщин. Еще пошатываясь после недавнего обморока, она все-таки встала, подошла к Латое и обняла ее за плечи:
– Не плачь, мы что-нибудь придумаем, – заботливо проговорила она.
– Нет, – решительно замотала головой Латоя, – тут уже ничего не придумаешь. Все погибло.
– Ты хоть понимаешь, – Колдера трясло от ярости, – что из-за паршивой овцы вроде тебя позор ляжет на весь род Грэнвиллов?
О реальных последствиях он старался даже не думать: нужно было быть святой, как Мифэнви, чтобы, живя под одной крышей с одиноким молодым мужчиной, не навлечь на себя сплетен и кривотолков. Ему хотелось схватить эту грязную мерзавку за волосы и выставить вон, прямо вот так, в ночь.
– Теперь-то я понимаю… – печально протянула Латоя, утыкаясь носом в худенькое, пахнущее корицей и ванилью плечо Мифэнви. Та лишь покрепче обняла кузину и погладила ее по спине.
– И надеюсь, ты осознаешь, что не можешь больше оставаться здесь ни минуты, – решительно сказал хозяин Глоум-Хилла. – Я позову дворецкого, попрошу, чтобы он сопроводил тебя к подъемнику и помог найти экипаж.
– О нет! – она рванулась из объятий Мифэнви и бухнулась на колени перед Колдером. – Кузен, прошу, умоляю, не прогоняй меня! Мне некуда идти! Даже родная мать теперь не хочет меня видеть! Прошу!
Мифэнви, взволнованная и потрясенная, была в шаге от того, чтобы последовать ее примеру.
– Колдер, я тоже прошу вас, не прогоняйте бедняжку, – испуганно пролепетала она, готовая принять на себя всю тяжесть его гнева.
Колдер глубоко вздохнул, ему требовалось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы сохранять хладнокровие и не пнуть стоящую возле него на коленях белокурую женщину.
– Мифэнви, – сказал он как можно спокойнее, хотя сам звук ее имени уже лишал его почвы под ногами, – я тоже прошу вас проявить благоразумие. Если она останется – о вас же начнут тоже говорить черт-те что.
– Я не боюсь пересудов! – вскинув голову, проговорила леди Грэнвилл.
– А вот я боюсь! – прокричал лорд Грэнвилл. – И не допущу, чтобы ваше честное имя трепали по ветру из-за того, что эта… дрянь… перемазала вас своей грязью!
Латоя завыла и еще сильнее вцепилась в его колени.
– Колдер, не злитесь… Есть возможность все уладить, – почти радостно проговорила Мифэнви, – письмо батюшки, вы забыли, я могу уехать… Слухи в нашу глушь доходят медленно – поэтому никто и не узнает, была ли я здесь в день прибытия Латои или нет.
Колдеру в ее словах чудилось прощание и хотелось самому ползти за ней на коленях, выть и умолять остаться… Но он понимал, что сейчас это единственный выход.
– Но тогда вам придется уехать насовсем, – упавшим голосом произнес он.
– Что вы, здесь же могила Пола! Я обязательно буду ее навещать!
– Пол похоронен внизу, на церковном кладбище. Вам незачем будет подниматься в Глоум-Хилл.
Голос его звучал все глуше. Латоя по-прежнему не отпускала.
