Ясмин Шакарами
Дождь в Токио

4
35°40’40.4»N
139°42’33.6»E

– Нет, папа, я не заблужусь. Мы Аей ходим в одну школу.

Я лежу на футоне, уставясь в потолок. Братто Питто дремлет, свернувшись вокруг моей головы, будто кепка (в его случае, будто сморщенная купальная шапочка). Жаль, что мой первый в жизни поклонник – кот-нарцисс по имени Брэд Питт, но я постепенно привыкаю к этому лысому преследователю.

– Малу, ты ещё здесь? – вопит папа в телефон. С тех пор как я уехала в Японию, он компенсирует расстояние громкостью.

– Да, пап, – вздыхаю я.

– Держись подальше от мальчишек, которые курят.

– Да, пап.

– И от тех, которые пьют.

– Да, пап.

Папа переключается на автопилот.

– И от тех, которые катаются на мотоциклах.

– Подожди, сейчас возьму бумагу и ручку. Так много за один раз невозможно запомнить.

Папа действительно выжидающе молчит, и я с усмешкой закатываю глаза. Сердце сжимается – как же я скучаю по родителям. Понимая, что папа в своей стихии, спрашиваю:

– Есть ещё мудрые советы?

– Татуировки! Держись подальше от парней с татуировками!

– Не беспокойся. С таким я мириться не собираюсь.

– Вот и прекрасно. Что ещё?

– Это ты мне скажи, – ворчу я.

– Никаких вечеринок по будням!

– Ты меня с кем-то путаешь.

Тишина.

– Малу, мне очень грустно, когда ты так говоришь.

На глазах выступают слёзы. Как бы хотелось взять свои глупые слова назад.

– Ты ведь знаешь, что мы тебя очень любим.

– Знаю, – шепчу я. Сейчас всё бы отдала за объятия. – Как дела у мамы?

– Супер. Она передаёт большой привет, – папа старается говорить жизнерадостно. – Вчера в музей поступили новые полотна, поэтому у мамы дел невпроворот.

– Я имею в виду, как у неё дела по существу?

– Когда как, – помедлив, отвечает папа. – Малу, не переживай за нас. Ты на другом конце земли – лучшая возможность отпустить прошлое! У нас с мамой всё отлично. Но мы сильно по тебе скучаем.

– П-прости, – я глотаю слёзы.

– Не нужно. Мы очень рады, что у тебя будет такой опыт! – говорит папа и быстро добавляет: – Только никаких наркотиков!

– Я люблю вас, – признаюсь я.

– А мы тебя ещё больше. Спокойной ночи. Завтра твой первый день в школе, это так волнительно!

Хочу напомнить папе, что через две недели мне исполнится семнадцать лет и вообще, я в школу хожу не первый год, но вместо этого просто желаю доброй ночи на японском языке:

– Оясуми насай.

– Оящватски касай – или как-то так! – смеётся папа и отключается.

Половина одиннадцатого, а у меня сна ни в одном глазу. Братто Питто, чью сиесту нарушила моя болтовня по телефону, садится рядом и осуждающе мяукает.

Я прислушиваюсь. Видимо, семейство Накано уже спит. Завидую. Разговор с папой меня взволновал – сильнее, чем хочется признавать. Надеюсь, у родителей всё хорошо. С тех пор как я уехала, в нашей квартире в Мюнхене стало совсем пусто. И мне ли не знать, как расстраивает маму тишина.

В крошечной спальне невероятно жарко. Вечером я приняла холодный душ, но сейчас снова вспотела. Всё такое липкое, а в горле сухо.

Ворочаюсь с боку на бок. Может, посмотреть Netflix? Нет, голова так забита впечатлениями, что утомительно даже думать о глупых мультиках. Со вздохом достаю из-под подушки карманное зеркальце. Оно очень красивое: насыщенного синего цвета с багряными спиралями. Открываю его и осторожно высыпаю осколки на футон. Перед моими глазами прямоугольный осколок, неплотно держащийся в оправе.

Смотрю на себя, и она смотрит в ответ.

– Привет, Майя. Это звонил папа. Нервничал, как всегда. Честно говоря, сегодня всё идёт криво-косо. Сначала весь этот театр с Кентаро, а затем я целую вечность бродила с Аей и Рио по Харадзюку. Удивительное дело, Ая совсем не спрашивала, что о ней сказал татуированный джедай. Не сомневаюсь, меня ещё ждёт перекрёстный допрос. Не понимаю её. Здесь люди не такие, как дома. Ладно, это неважно. Я скучаю по тебе. Ужасно скучаю. Когда боль уже уйдёт?

Карие глаза смотрят одиноко и печально.

Собираю в ладонь осколки. Голос срывается:

– Вот бы тебя починить…

Братто Питто навострил уши – хлопнула дверь.

– Малу, всё в порядке?

Ая.

– Д-да, – отвечаю я с комом в горле.

– С кем ты разговариваешь?

– С… Братто Питто.

Слышно, как Ая топчется у дверей.

– Можно войти?

– Да.

Я быстро прячу зеркальце.

В следующее мгновение Ая уже в комнате и озабоченно смотрит на меня.

– Не спится?

Даже в детской пижаме с Сейлор Мун она выглядит круто.

– Что-то вроде, – слабо отвечаю я. – Слишком взбудоражена.

– Ясно, – несколько мгновений Ая о чёмто думает, а затем предлагает: – Как насчёт небольшого приключения?

Я хмурюсь. Ая пытается вести себя мило?

– Сейчас приоденем тебя и пойдём.

– Меня… э?

– Лучше пойдём ко мне в комнату. Примеришь мою юкату.

Магический – это простое слово отлично подходит ночному Токио. Пустые улицы будто сошли с акварельных рисунков. Свет фонарей стелется по асфальту мерцающей вуалью. Мошки пляшут в тёплом воздухе, и за их пушистыми тельцами тянется сияющий шлейф, как у маленьких комет. Звёзд на небе нет, зато видны неоново-жёлтые тени небоскрёбов из соседнего района Синдзюку, которые просыпаются после дневного сна.

– Уверена, что твои родители нас не хватятся? – переживаю я.

Целая колонна из автоматов с напитками слепит нас разноцветными диско-огнями.

– Я не узница! – возмущается Ая. – Неужели ты никогда не сбегала тайком из дома?

– Сбегала, конечно, – вру я. Мне как-то не по себе. – А как же твой брат?

– Хару меня прикрывает.

Мы проходим мимо круглосуточного магазинчика.

– Подожди минутку.

Стеклянные двери открываются, и меня накрывает волной прохладного воздуха и пронзительными голосами рекламирующих что-то дикторов. Затем всё снова стихает, и я остаюсь на улице одна. Пёстрая юката, одолженная у Аи, развевается под мягким летним бризом. Это самая красивая вещь в её гардеробе. Принимающая сестра вела себя так, будто это сущий пустяк, и всё же я верю, что таким широким жестом она хотела подбодрить меня. Ношение традиционного платья вызывает особые чувства.

Ая возвращается с двумя банками. На ней всё та же пижама, кожаная куртка с бахромой и панковые сапоги – бомбический образ. В одном Ае не откажешь: у неё безумное чувство стиля.

– Куда мы идём?

– Скоро увидишь.

Через пять минут мы подходим к воротам, единственное предназначение которых – не пускать любой существующий свет. За их обветренными столбами угольночёрным собором к небесам вздымается темнота, зловещая и непроглядная. Именно так выглядит место, где приехавшей в чужую страну девушке в позднее время находиться точно нельзя.

– Пришли!

Чёрт.

– Добро пожаловать в Хатономори Хачиман! – радостно объявляет Ая.

По спине бегут мурашки.

– Я такое название не запомню.

– И не надо.

– Что мне написать в прощальной записке?

– Ты забавная, Малу, – смеётся Ая. – Увидимся на той стороне.

Она проходит через зловещие ворота и через секунду полностью исчезает.

Тяжело вздохнув, я зажмуриваюсь и вступаю во владения Аи.

В ветвях шелестят обрывки бумаги, постукивают деревянные молитвенные дощечки. Держа меня за руку, Ая идёт по лабиринту узких заросших тропинок. Глаза постепенно привыкают к темноте, и я вижу то, что видеть совершенно не хочу: быстрое движение в чёрных зарослях, клубы тумана, призраками скользящие по земле, флуоресцентные огоньки, которые нас будто преследуют. Даже не верится, что мы в центре Токио…

– Почти пришли.

– Почти пришли куда? В Нарнию? – бубню я себе под нос.

Каменные драконы, выстроившиеся вдоль тропинки, скалят на нас покрытые мхом клыки. Испуганно кричат птицы. Мы минуем арочный мостик, осторожно перебираемся через мясистые корни деревьев и уходим всё дальше в эти своеобразные джунгли.

Вдруг ночь сменяется мягким свечением. Мы поднимаемся по старинной лестнице, серебряной нитью тянущейся через пролесок. Наверху Ая многозначительно произносит:

– Позволь представить – Хатономори Хатиман.

Перед нами таинственный синтоистский храм. Фасад будто укутан в ослепительно белый маскировочный халат, а изогнутая крыша напоминает крылья величественного грифона. В небольших нишах на стенах трепещут огоньки свечей, окна причудливо украшены.

Вывод: здесь точно творится волшебство. Японский храм настолько мистический и завораживающий, настолько загадочный и изящный, что я теряю дар речи. Если в дверях сейчас появится какой-нибудь эльф, я просто пожму плечами. В таком месте возможно всё.

– Присядем, – Ая кивает на ступеньку под храмовым колоколом в форме лотоса.

Дайте минутку. Святилище с его мрачной романтикой странно на меня влияет. Сердце щемит от тоски – сама не знаю, почему.

– Здесь чудесно, – шепчу я.

Так называемый колокол бонсё достигает в диаметре двух метров, и когда мы садимся под ним, он гудит в знак приветствия.

– Это место успокаивает меня, когда я не могу уснуть. Утешает, когда грущу. Ну, понимаешь, обычное дело.

Ая протягивает мне газировку – на банке светло-розовые цветочки и наклейка, сообщающая о 0 % содержания чего-то мне неизвестного.

– Спасибо.

Мы чокаемся.

Интересно-интересно. Слишком сладко для чая, слишком горько для лимонада – таинственная токийская газировка.

– Юката тебе очень идёт. Подарю её тебе, если хочешь.

– Нет, никогда и ни за что её не приму! – в шоке тараторю я. – Она, наверное, стоит целое состояние!

– А вот и нет. Я шью одежду сама, – с улыбкой признаётся сестрица.

– Серьёзно?

– Конечно, иначе я бы разорилась. К тому же шитьё – моя страсть! Обожаю воссоздавать необычные платья от дизайнеров Харадзюку из простых материалов. Ткань для шитья покупаю в комиссионках. Иногда создаю что-то своё и продаю в онлайн-магазине. Мечтаю учиться в школе моды и дизайна, но вступительные экзамены туда чрезвычайно сложные.

Так, перемотаем назад.

– Эта юката правда создана тобой?

– Да, от эскиза до пошива.

– Невероятно! Серьёзно, ты безумно талантлива, Ая!

– Скоро ты поймёшь, что жизнь в Японии очень монотонная. Особенно у людей, работающих в крупных фирмах. И у нас, школьников, тоже. Повсюду ценится единообразие, приспособляемость. Каждый день нас заставляют носить одно и то же. Для большинства японцев мода значит гораздо больше, чем просто приятный внешний вид. Это выражение творчества, индивидуальности и зачастую протеста.

– Ух ты!

Меня разрывает от восхищения.

– Уверена, университеты всей страны будут драться за тебя!

На щеках Аи вспыхивает лёгкий румянец:

– Спасибо. Что насчёт тебя? Уже знаешь, на кого собираешься учиться после школы?

– Нет, – глухим голосом произношу я. – В последнее время у меня не было возможности об этом подумать.

– Почему?

– Ах, столько всего произошло, – уклончиво отвечаю я. – И вообще, жизни нет дела до планов и желаний. Надрать кому-нибудь задницу – вот в этом она хороша.

Ая ошарашенно смотрит на меня.

– К тебе это не относится, – поспешно добавляю я. – Ты точно достигнешь поставленных целей.

– А почему с тобой всё иначе?

– Без понятия, – печально смеюсь я. – Ты сильная и уверенная в себе, а для меня радость, если хотя бы утро прошло без катастроф.

– И это говорит человек, выучивший иностранный язык и переехавший на другой конец Земли, – комментирует Ая, подмигивая.

– Это лишь хитроумный побег.

Вот дрянь – я наговорила лишнего.

– И что? Для такого требуется много мужества. Тяжело осмелиться начать всё с нуля, и неважно, что к этому привело, – Ая прислоняется ко мне. – Не суди себя так строго, Малу-чан. Скоро ты обязательно найдёшь то, чем будешь гореть. А пока я научу тебя шить.

– Шить?

– Да. Это просто.

Я вдруг чувствую глубокую симпатию к Ае:

– Было бы здорово.

– Кстати, – Ая старается говорить непринуждённо. – Как тебе новая школьная форма?

– Хорошо, если не учитывать, что я выгляжу в ней, как стриптизёрша.

– Кентаро… помогал?

О нет, here we go again.

– Послушай, Ая, – осторожно начинаю я, ни в коем случае не желая её обидеть. – Я спрашивала у Кентаро, что он о тебе думает, но он пресёк этот разговор на корню. Решил, что я какая-то шпионка.

– Ах, в этом есть смысл, – отвечает Ая и, видимо, имеет в виду именно то, что говорит. – Отец Кентаро уже засылал в наш класс школьника под прикрытием, чтобы шпионить за ним.

– Что-что? – в шоке переспрашиваю я.

– Кайто Каваками – один из самых влиятельных людей в Японии, – объясняет Ая, прищурившись. – Глава большого технического концерна. Даже не представляешь, как он богат. Кентаро ненавидит отца. А Кайто Каваками не доверяет сыну. У них очень сложные отношения.

– Ты хорошо знаешь Кентаро, – замечаю я.

– Можно рассказать тебе секрет?

– Д-давай.

– Мы с Кентаро не вместе. На одной вечеринке мы чуть не поцеловались, но больше ничего не было. Но я чувствую, что между нами что-то есть.

От этого разговора я нервничаю всё сильнее. Почему-то меня радует, что Ая и Кентаро не встречаются – и из-за этого очень совестно.

– Почему бы просто не признаться ему в чувствах? – севшим голосом предлагаю я.

– Я не осмелюсь. К тому же встречаться с парнем вроде Кентаро почти невозможно, – горько смеётся Ая. – Все называют его икемен. Недостижимый сказочный принц.

– Не понимаю.

– Его семья примет только баснословно богатую девушку. Баснословно богатую девушку из невероятно влиятельной семьи. Увы, даже в этом вопросе Японией правят традиции.

– Но он весь… в татуировках.

– Всё сложнее, чем кажется. Кентаро ужасно нелюдимый, и от этого тоже не легче.

Стыдясь противоречивых чувств, я с энтузиазмом восклицаю:

– В любом случае надо попытаться! Настоящая любовь всегда найдёт дорогу!

– К счастью, теперь есть ты. Мы убедим Кентаро, что ты не шпионка, и через тебя всё разузнаем!

– Или ты как-нибудь иначе покажешь Кентаро, что он тебе нравится, – потея, лепечу я.

– Сейчас я как раз делаю для него особенный подарок.

Прежде чем я успеваю вникнуть в смысл этих слов, Ая меняет тему:

– А ты с кем-нибудь встречаешься?

– К сожалению, нет, – признаюсь я и, закашлявшись, морщусь. – Зато меня ведёт! Проклятье, что в этом соке?

– Водка, – усмехается Ая.

– Водка? – потрясённо квакаю я. – А на вкус приторно сладко!

– Именно! Высокопроцентное содержание алкоголя, но никакого спиртного привкуса, – Ая подносит к моему лицу баночку и стучит по стикеру 0 %.

– Боже мой! – шепчу я. Голова кружится. – Такое бывает?

– Только не говори, что никогда не пила алкоголь!

– Пила. Но не в ночь перед первым учебным днём!

О, нет. Занудствую так же, как недавно папа…

– Не думала, что немцы такие паиньки, – подмигивает Ая. – Не переживай о завтрашнем дне. Я позабочусь, чтобы тебя никто не тронул.

– Тогда чокнемся, – вздыхаю я.

– Кампай! – кричит Ая, радостно поднимая баночку.

И мы пьём.

Мы собираемся домой (время уже за полночь), но Ая тянет меня за рукав.

– Не так быстро! Надо загадать желание!

Видимо, Ая тоже навеселе: она ковыляет к храмовому колоколу с элегантностью краба.

Справедливости ради, сестрица ниже и миниатюрнее меня – а сама я тоже очень пьяна. Следую её примеру с грацией щенка сенбернара.

– Сначала хлопни в ладоши, чтобы отпугнуть злых духов.

Злых духов? С беспокойством вглядываюсь в темноту.

– А затем загадай желание, но так, чтобы никто не услышал, иначе не сбудется!

Мы хлопаем в ладоши – я особенно громко, памятуя о жутких демонах-ёкаях из рассказов Кентаро (не хочется рисковать).

– Что ты загадала? – интересуется Ая.

– Нельзя же говорить.

– Нет, мы ведь теперь сёстры! Можно сделать исключение.

Сердце замирает в груди. Я не ослышалась? Ая назвала меня сестрой? Наверное, виноват алкоголь, но от радости я готова разрыдаться.

– Чему ты улыбаешься? – наклоняет голову Ая.

– То, что ты сказала… Многое для меня значит.

– Да-да! – машет она руками. – Так ты расскажешь, что загадала?

– Не опозориться завтра, – признаюсь я.

– Почему ты думаешь, что опозоришься? – удивляется Ая.

– Ты ведь заметила, что я не экстраверт. От волнения веду себя катастрофически неуклюже. Даже, ну, странновато.

– Ты забавная. В другом смысле забавная. Но забавная.

Слово funny, повторенное Аей много раз, звучит очень похоже на bunny. Ну и ладно. Для Аи я не против стать funny bunny ^[2].

– А ты что загадала? – улыбаюсь я.

Ая драматически вскидывает руки:

– Дикого, супергорячего, страстного…

Я слышу букву «с» и имя Кентаро, после чего Ая оглушительно звонит в колокол.

5
Додзикко

В голове толпа кобольдов – толпа кобольдов с бормашинами и перфораторами. Неважно, что входит в состав той загадочной токийской газировки, это нужно запретить! Звон телефонного будильника рано утром стал ужасной пыткой. Кажется, попасть под колёса грузовика было бы не так больно. Короткая дорога до школы меня добила: слишком светло, слишком шумно, слишком много мозговой активности.

У Аи всё прекрасно. Она порхает вокруг и приветствует безукоризненным поклоном уже сотого человека. Даже сегодня она бодра и свежа, как огурчик.

Мы стоим перед школой, и я изо всех сил стараюсь выглядеть не совсем зомби. Ая то и дело кого-то представляет, но светские беседы на японском языке сейчас просто убивают. Готова спорить, даже у голого землекопа ^[3] больше харизмы, чем у меня…

Уныло разглядываю школу. Квадратное здание белого цвета, состоящее из острых, как бритва, линий. Ультрасовременные окна удивительно чистые. Вся постройка чересчур геометричная и стильная. Странно думать, что каждый день в течение года мне придётся ходить в эту футуристическую коробку из-под обуви. Совсем не похоже на мою немецкую школу. Та старая и пыльная, зато уютная. Сердце сжимается – проклятье, на что я подписалась?

Голова гудит. Ая с энтузиазмом указывает всем на меня, поэтому я с сосредоточенным лицом считаю этажи.

Первый, второй, третий, четвёртый, пятый – там, на крыше, Кентаро!

Кентаро просто стоит и смотрит на толпу. Он в школьной форме – чёрные брюки, белая рубашка и винного цвета пиджак – отчего выглядит каким-то… приручённым.

Поспешно отвожу взгляд, нервно сминая в пальцах юбку.

Он меня видел?

– Малу, это Сакура и Нацуки! – щебечет Ая.

Глубоко вздохнув, снова смотрю вверх.

Несколько прядей падают Кентаро на лоб. Его поза наводит на мысли о супергероях: бесстрашие, решительность и необычная меланхоличность. Почему он не внизу среди одноклассников?

– А это Хироки и Мотоки, – раздаётся на краю сознания голос сестрицы.

Он смотрит на меня?

Не могу сказать.

Нет, точно нет.

Или да?

С усилием отрываю взгляд от Кентаро.

– Эй?! Есть кто-нибудь дома?

Внутри всё зудит.

– Малу!!!

Снова смотрю на Кентаро и, собрав всё мужество в кулак… машу рукой.

Он машет в ответ.

По телу пробегает электрический разряд в тысячу вольт, и мир вокруг исчезает. Остаёмся только мы двое, связанные тоннелем сверкающих молний и застывшего времени.

И между нами проскальзывает тёмный диск.

– Скажи, ты что, в бодрствующей коме?

Ая касается кончика моего носа своим.

– Я… ах.

Нахмурившись, она оборачивается:

– Наверху что-то есть?

Чёрт!

– Странно, – бормочет сестрица, снова повернувшись ко мне. – Ты будто привидение увидела.

Делаю полшага назад и смотрю на крышу поверх плеч Аи.

Там никого.

– Ты права, – изумлённо шепчу я. – Я видела привидение.

Ая, которая стоит на две ступеньки выше и потому на несколько сантиметров превосходит меня в росте, демонстративно упирает руки в бока.

– Я хорошо знаю Момо. После вчерашней атаки лапшой, она наверняка рассказала всем и каждому, что ты представляешь угрозу для жизни и здоровья. Неужели хочешь прослыть гигантской, опасной и подлой?

– Гигантской, опасной и подлой? – с горечью повторяю я.

– Ты проигнорировала всех, кто с тобой здоровался!

– П-прости, – вздыхаю я. – Больше такого не повторится.

– Точно?

Ая говорит, будто старшая сестра, отчего на сердце теплеет.

– Обещаю.

И клянусь с этой секунды игнорировать джедая.

– Отлично, – Ая роется в сумке. – Вчера ты так сильно нервничала… Поэтому держи.

Раскрыв ладонь, она показывает сваляную из бело-розового войлока брошку в виде кошачьей мордочки. Жёлтые стеклянные глазки с серповидными зрачками, усы из скрученной проволоки. В больших как у летучей мыши ушках вышиты буквы М и А.

– Это талисман на удачу. М – Малу, А – Ая, – застенчиво объясняет сестрица. – Я немного перепила. Алкоголь делает меня сентиментальной.

– Ты сваляла для меня эту брошку за ночь? – хриплю я.

– Думаю, у тебя есть тайна.

Я в шоке.

– Можешь не рассказывать. У всех есть тайны. Но иногда хорошо облегчить душу, это отпугивает демонов. Пока ты не готова к разговору, и я решила поддержать тебя по-другому.

Приколов брошь к моей блузке, Ая довольно кивает:

– К тому же от меня не укрылось, что ты влюблена.

– Ч-что? – я полностью сбита с толку.

– И похоже, это взаимно, – подмигивает Ая. – Братто Питто ходит за тобой по пятам!

Так вот о чём говорит Ая! Брошка – настоящее произведение искусства, но уродство не спрячешь. Это Братто Питто, мой лысый, недовольный, назойливый почитатель.

– Даже не знаю, что сказать.

– Например: «Привет, меня зовут Малу, рада познакомиться»? – улыбается Ая.

– Спасибо огромное, Ая, за самый чудесный подарок, который я когда-либо получала.

– Ах, не стоит. Уроки скоро начнутся, а я собиралась быстренько показать тебе школу. Выдержишь?

Я с улыбкой киваю.

– Икимасё! Идём! – восклицает сестрица и тянет меня к школе.

Переступив порог старшей школы Кото, я ловлю приступ ПТСР: ярко освещённые коридоры напоминают вокзал Синдзюку. Всё прямое здесь странным образом искривляется.

Токио – мастер замысловатых крайностей, и это здание – яркий тому пример.

Мы торопливо минуем различные высокотехнологичные коробки. Понятия не имею, для чего они нужны. Может, это кулеры с водой, автоматы с сэндвичами – или вообще машины времени и порталы.

Даже освещение здесь не простое, а со сложной фишкой: впереди лампы ярко освещают путь, позади меркнут сами собой. Не хватает только зловещей музыки как на космическом корабле.

В глубине авангардистского лабиринта Ая останавливается и указывает на снежнобелую стену.

– Это твой ящик. Мы с тобой соседки.

Присмотревшись повнимательнее, я различаю тонкие линии, разделяющие два овала. Вспыхивает красным цифровая клавиатура – сенсорная панель, догадываюсь я.

– Введи свой шестизначный код. Шкафчик автоматически его запомнит.

1–2–3–4–5–6.

Снова первоклассное решение.

Шкафчик оживает и мультяшным голосом радостно тараторит что-то по-японски.

– Он спрашивает твоё имя, – поясняет Ая.

– Ма-Малу, – выдавливаю из себя я.

– Привет, Мамару! – пищит ящик, и мы с Аей хохочем.

Бросив взгляд на телефон, сестрица вскрикивает:

– Урок начнётся через минуту!

– Я по-быстрому в туалет.

– Что? – Ая в ужасе. – Мы опоздаем!

– Ну и? Это очень плохо?

– Конечно! – в её глазах плещется паника.

Опасаясь, что у Аи случится приступ гипервентиляции, я отступаюсь:

– Ладно, схожу на перемене.

Спеша за принимающей сестрой по пустым коридорам, я вдруг замечаю, как взволнована. Через несколько секунд я встречусь с новыми одноклассниками. Всё ведь пройдёт хорошо?

Привет, меня зовут Мамару, я гигантская гайдзин из Германии, способная с помощью обычных палочек для еды устроить опасное цунами – будем друзьями?

Не спорю: мне есть, над чем поработать.

На эскалаторе (на эскалаторе!) мы поднимаемся на третий этаж и замираем около звуконепроницаемой стеклянной двери.

– Наш кабинет № 36, – говорит Ая.

С тихим шипящим звуком стеклянные двери открываются, причём снизу-вверх.

В Токио по-нормальному не бывает.

Я сижу между Аей и Рио на втором ряду и в изумлении глазею по сторонам. В отсутствие учителя в немецкой школе стоял страшный шум, по воздуху летали зажигалки, и никто не горел желанием учиться. Здесь всё иначе. В классе висит напряжённое молчание, двадцать семь школьников неотрывно смотрят на стеклянную дверь.

Ровно в восемь часов тридцать минут в класс заходит невысокая пожилая женщина. Ученики синхронно встают и кланяются (все, кроме меня, беспомощно ёрзающей на стуле).

– Коннитива, – дружелюбно здоровается учительница. – Добро пожаловать, дорогие дети. Надеюсь, вы хорошо провели каникулы.

Японскую речь учительницы трудно разобрать – возможно, потому что у неё не хватает нескольких зубов. Ещё больше смущает её внешний вид: бело-сиреневые кудри, тёмно-синее кимоно с принтом в виде черепашек, вязаные носки и деревянные сандалии. На носу красуются старинные очки-стимпанк, правая линза снабжена дополнительным увеличительным стеклом. В руках у учительницы тросточка с золотым набалдашником, которая могла бы принадлежать какому-нибудь гангстеру.

Взгляд у меня весьма красноречивый, потому что учительница, тихо хихикнув, обращается ко мне:

– Для тех, с кем мы ещё не знакомы: я – Нода-сенсей, ваша учительница. Преподаю историю и биологию.

Спору нет, госпожа Нода очень особенная. Она излучает внеземное спокойствие, будто развалины древнего храма, но в глазах сверкает непоседливая живость. Госпожа Нода напоминает не учительницу, а рукодельную сову с блошиного рынка, но всё равно вызывает уважение.

– Конечно, я заметила, что у нас новенькая, – лицо госпожи Ноды сияет каждой морщинкой, каждой складочкой. – Малу-сан приехала из Германии. Только представьте, мы будем наслаждаться её обществом целый год!

Учительница говорит без сарказма, искренне и сердечно. Даже мои новые одноклассники улыбаются… доброжелательно.

– Станет грустно – знай, дорогая, я всегда готова выслушать, – старушка, прихрамывая, неспешно подходит ближе. – И не стесняйся спрашивать, если тебе чтонибудь нужно.

– Спасибо, – пищу я.

– Расскажешь классу немного о себе?

– Х-хорошо, – я неуверенно машу рукой одноклассникам. – Привет.

Ая громко кашляет. Не желая разочаровывать принимающую сестру, я отрываю вспотевший зад от стула и предпринимаю ещё одну попытку:

– П-привет, меня зовут Малу. Я приехала из Мюнхена, это в Баварии. Бавария – в Германии.

Ух ты, как остроумно!

– Мне нравится…

Все японские слова вылетели из головы.

– Эм… хлеб.

Над головами одноклассников появляется жирный вопросительный знак.

– Чудесно! Садись, – госпожа Нода, как и я, сражена этим трёхсекундным выступлением, но храбро улыбается. – Ая-сан, ты замечательно заботишься о нашей уважаемой гостье, но я думаю, что на первое время Малу лучше пересесть к Кентаро. Он говорит по-немецки и поможет, если Малу не поймёт что-нибудь на уроке.

Даже не знаю, кого это предложение напугало больше: меня, Аю или остальных одноклассниц.

– Хаи, – выдавливает из себя Ая. Не представляю, каких усилий ей это стоит.

– Великолепно! – госпожа Нода стукает тросточкой о пол. – Даймон-сан, пожалуйста, поменяйся местами с Малу.

Я не в состоянии пошевелиться. Нейронные связи включаются только когда Ая щиплет меня за бедро. Уныло смотрю на пустой стул в последнем ряду. Отсутствие Кентаро я давно заметила, но в глубине души лелеяла надежду, что он просто учится в параллельном классе.

– Иди уже! Нода-сенсей ждёт! – шипит Ая.

Даймон, бледный юноша с тонкими, как карандаш, усиками над верхней губой, с несчастным видом стоит рядом с нашей партой.

Проходит ещё десять секунд. Никто не высказывает сопротивления, поэтому я обречённо плетусь к пустому столу. Сажусь – а в следующий миг раздаётся знакомое шипение. Стеклянные двери открываются, впуская в класс Кентаро.

– Коннитива, Кентаро-сан, как хорошо, что ты осчастливил нас своим появлением! – впервые в голосе госпожи Ноды слышится тихий упрёк.

– Гомэннасай, – извиняется Кентаро с глубоким поклоном.

– Новая соседка тебя уже ждёт.

Он поднимает взгляд – и сердце у меня пускается вскачь.

Воздух потрескивает от напряжения, когда Кентаро пробирается через ряды. Девчонки пялятся на него с открытыми ртами, даже госпожа Нода очарована. Казалось бы, слащавее и банальнее быть не может, но тут раздаётся полный тоски вздох.

Уму непостижимо: Кентаро здесь прямо поклоняются. Уверена, он частенько становится причиной обмороков на гормональной почве. Но внешне он не так уж хорош…

Кентаро проводит рукой по вьющимся чёрным волосам.

…Ладно, признаюсь, он чертовски хорош. До смешного хорош. Даже прекрасен, потому что черты лица у Кентаро безупречные. Эта окружающая его холодная элегантность, эта мягкая дикость, такая бесстыдно притягательная. Короче говоря, мир несправедлив – и мой новый сосед живое тому подтверждение.

– А ты приставучая, – шепчет Кентаро, сев рядом.

Я закатываю глаза:

– Не я так решила. И это ненадолго. Всего неделя, даже меньше, если бабушка Йода…

– Нода, – перебивает он.

– Бабушка Нода…

– Нода-сенсей, – с усмешкой поправляет Кентаро.

Прикусываю нижнюю губу.

– Если Нода-сенсей убедится, что я не совсем безнадёжна.

– А ты совсем безнадёжна?

– Нет, – рычу я. – Так что не переживай, скоро от меня избавишься.

– Кто сказал, что я хочу от тебя избавиться? – озорно улыбается Кентаро. – Ты вся красная.

– Чепуха. Просто у меня белочка.

– Больше похоже на свинью, если хочешь знать моё мнение, – Кентаро указывает на мою брошку.

– Это Брэд Питт! – ляпаю я.

– Что-что?

– Братто Питто.

– Это я с первого раза услышал. Непонятно другое. Перед уроком у тебя не было брошки.

– С крыши, что ли, разглядел?

– Я очень дотошный. Но до тебя мне далеко, – весело усмехается Кентаро. – Смотрела на меня, не отрываясь.

Как справиться с эмоциями? Всё бурлит и кипит.

– Зачем ты вообще залез на крышу?

– Подожди, мы ещё не разобрались, почему ты испортила новенькую специально подобранную школьную форму свиньёй по имени Братто Питто. Я воспринимаю это близко к сердцу, сама понимаешь.

– Ох, как здорово! Эти двое болтают на своём тайном языке!

Я вздрагиваю от испуга.

Госпожа Нода, опирающаяся на тросточку и передвигающаяся очень медленно, каким-то невероятным образом молниеносно телепортируется к нашей парте.

– Я объяснял Малу, какой век мы проходим, – спокойно парирует Кентаро.

– Понятно, – госпожа Нода опускает увеличительное стекло на правой линзе. – Сейчас, дорогие, мы находимся во времена Римской империи в VI веке. Насколько я помню, Брэд Питт родился в XX веке.

Щёки у меня пылают, как лава. Даже Кентаро, смешавшись, опускает взгляд и тихо кашляет.

– Очень рада, что вам есть, о чём поговорить. Но увлекательные личные беседы лучше оставить до перемен. Кентаро-сан, воспользуйся возможностью и покажи нашей гостье чудесные школьные сады.

В классе разгорается адское пламя. Путь к отступлению остался один. Иначе Ая – и каждая девчонка в северном полушарии – меня возненавидит раз и навсегда.

– Честно сказать, я спрашивала у Кентаро, где туалет. Не успела сходить перед уроком, не могу больше терпеть.

Мысленно крещусь.

– Он уточнил, мне нужно братто или питто. Так говорят в Германии. То есть по-маленькому или…

Двадцать девять пар глаз ошарашенно смотрят на меня.

– Иди, иди! – кукарекает госпожа Нода, нарушая шоковую тишину. – Ступай уже, девочка!

Сегодня туалет впервые проявляет милость: когда я нажимаю кнопку слива, не происходит ничего неожиданного. Помыв руки, смотрю в (блестящее, без единого пятнышка) зеркало.