Минуя лабиринты коридоров, мы вышли в большой, залитый светом холл, в котором весело играли дети. Их было немного, всего шесть человек, среди которых три мальчика и три девочки.
Самому старшему на вид было не больше двенадцати лет. Возраст остальных колебался: примерно от шести до десяти лет. На девочках были надеты потрёпанные временем платьям, а мальчики, в свою очередь, были облачены в мешковатую одежду, явно неподходящую им по размеру. На полу были разбросаны старые игрушки, некоторые из которых были безнадёжно поломаны. В углу около стены стоял грубо сколоченный деревянный шкаф, полки которого пестрили затертыми и переклеенными скотчем корешками книг. Недалеко от него располагался старенький пузатый телевизор.
При моём появлении дети тотчас притихли. Маргарет представила меня им, сообщила, что сегодня я буду помогать Мередит присматривать за ними и убежала на кухню готовить ужин. Моя неожиданная помощница также покинула меня, сказав, что ей нужно переодеться. Так и остался я стоять, один, в центре незнакомого зала, под пристальным вниманием любопытных детских глаз.
Последний раз я разговаривал с детьми, когда и сам был ребёнком. С тех пор прошло немало времени, поэтому я был совершенно обескуражен и не знал, что мне следует делать. Из замешательства меня выдернул тоненький детский голосок, явно принадлежавший одной из девочек:
– Дядя, не могли вы прочитать вот эту сказку?
Я перевел свой взгляд на неё. Девочка лет шести протягивала мне книжку, на обложке которой была изображена деревянная кукла, державшая в зубах орешек, а из темноты на нее глядели злобные маленькие крысиные глазки. Я знал эту сказку: мама раньше читала её мне в детстве.
Я взял книгу, присел на стульчик, стоящий возле стены, раскрыл её и начал выразительно читать, стараясь подражать дикторам из радиопередач. Дети расположились подле меня на полу. В какой-то момент в зал вошла Мередит, одетая в футболку с логотипом какой-то, неизвестной мне, группы, и джинсовые шортики, позволяющие оценить всю красоту её длинных стройных ног. От неожиданности я на секунду потерял дар речи, невольно прерывая чтение, на что она лишь игриво улыбнулась мне, присаживаясь на пол рядом с детьми.
Читать стало сложнее, потому что почти все мысли были заняты видом её прекрасных ножек, но, сделав над собой усилие, я всё же дочитал книжку до конца. Дети поблагодарили меня и разбежались по комнате в поисках нового развлечения, оставляя меня и Мередит наедине.
– Не такой уж ты и ангел, если бросила меня одного с незнакомыми детьми, – укоризненно заметил я, от возбуждения перепутав в голове все диалоги.
Она весело хохотнула:
– Ангел? Так ты обо мне думаешь?
Я ужасно смутился, но решил не подавать вида.
– Я уже начинаю в этом сомневаться.
– Ладно, ладно, прости меня. Просто мне показалось, что ты сможешь найти с ними общий язык, – объяснила свой поступок Мередит, а затем лукаво сощурилась и добавила: – И, как видишь, я не ошиблась.
– Мы просто читали вместе книжку. Не думаю, что нашёл с ними общий язык.
– Но ты ведь мог им отказать, разве нет?
– Мог, – вынужденно признал я.
–Но всё-таки не отказал. Ты откликнулся на их просьбу, а значит, вы достигли взаимопонимания. По-моему, это вполне подходит под определение "найти общий язык". Или я не права?
Её аргумент был словно стальной таран, противостоять которому у меня не было ни желания, ни необходимости. Поэтому я просто кивнул и сменить тему, которая беспокоила меня с самого появления Мередит в холле:
– Почему ты так одета?
– Потому что это моя повседневная одежда. Я всегда хожу в ней по дому.
"Стоп, стоп, стоп, стоп, – пронеслось у меня в голове, – дому? Что это значит?".
Но не успел я озвучить свой вопрос, как Мередит продолжила:
– Ох, прости, я ведь не сказала тебе: я здесь живу
– Как живешь? Ты что, тоже воспитанница этого приюта? – удивлённо вопросил я.
– Не совсем. Тетушка удочерила меня после смерти моей мамы, когда мне было девять лет. Так что официально я считаюсь её приёмной дочерью. Но это не имеет никакого значения, потому что она любит нас всех одинаково, как своих родных. Это очень хороший и заботливый человек, – с теплотой произнесла Мередит.
– А что насчёт твоего отца?
– Я никогда не знала его. Он бросил семью ещё до моего рождения. И до сих пор его местонахождение мне неизвестно.
Я был ошеломлён. Как, несмотря на все те невзгоды, что с ней случились, Мередит могла продолжать так улыбаться?
Думая об этом, мои проблемы показались мне мелочными и незначительными. Я почувствовал себя слабаком, который, раз столкнувшись с суровой реальностью, поспешил забиться в самый дальний и тёмный угол, не желая ничего предпринимать. Мне вдруг стало за себя стыдно.
– Фред, Пит, перестаньте задирать Мэри! – нарушил мои мысли строгий оклик Мередит. – Отдайте ей куклу, немедленно!
Я решил посмотреть, что происходит. Двое мальчиков, судя по всему близнецов, так как внешне они были практически идентичны, перебрасывали над головой девочки, той самой, что попросила меня прочитать книжку, тряпичную куклу, а она, прыгая изо всех сил, пыталась поймать её. Но так как близнецы были гораздо выше неё, все попытки малышки вернуть куклу были тщетны.
– Если вы сейчас же не вернёте куклу – останетесь сегодня без ужина!
Угроза подействовала: мальчишки немедленно возвратили игрушку и поспешили как можно скорее ретироваться. Похоже, перспектива лечь спать с пустым желудком, совсем не прельстила близнецов.
Мэри подняла куклу, бережно отряхнула и прижала к себе. Было заметно, что девочка едва сдерживается, чтобы не заплакать, но упорно сопротивляется. "Она непременно вырастет сильным человеком", – невольно отметил про себя я.
– Прости за это беспорядок, – вздохнула Мередит, возвращаясь к своей привычной спокойной интонации. – На самом деле они не плохие, просто не знают, как подступиться к Мэри. Она больше предпочитает проводить время в одиночестве, поэтому всё частенько оборачивается так.
Немного помолчав, она внезапно стукнула себя кулачком по лбу, параллельно закусив при этом язык и прикрыв один глаз. Я как-то случайно подсмотрел подобное в одном из набирающих популярность среди подростков японском мультфильме, но и не думал увидеть когда-либо вживую. Получилось мило, особенно если учитывать её природную красоту… В общем, я раскраснелся как помидор и стремительно отвернулся.
– Ой, я ведь так и не представила тебе детей, – разъяснила причину своей спонтанной выходки Мередит. – Итак, с близнецами и Мэри ты уже познакомился. Троих оставшихся зовут Мэтью, Элизабет и Мелисса.
Мэтью сидел на стульчике со скрещёнными ногами и делал вид, будто читает газету, время от времени прерываясь на покуривание воображаемой сигары. Элизабет неспешно расставляла по полу растрескавшуюся пластмассовую посуду, по всей видимости готовясь накрывать на стол, а Мелисса, что-то мурлыкая себе под нос, расчёсывала длинноволосую куколку. Было не сложно догадаться, что они играли в дочки-матери, изображая типичную идеальную семью.
При взгляде на это в голове начали всплывать воспоминания о собственной семье и их притворстве, наложившем тяжёлый отпечаток на моё детство и последующую жизнь. В общем, всё то, что я так усиленно старался забыть. Удушливая горечь мгновенно стиснула горло; дыхание участилось. Я вдруг почувствовал головокружение и слабость и решил, что вот-вот потеряю сознание, если бы не голос Маргарет, вернувший меня в реальность:
– Еда готова. Идёмте ужинать!
Я с трудом поднялся со стула: ослабленные ноги плохо справлялись с весом моего тела. Увидев перед собой обеспокоенное лицо Мередит, я лишь коротко кивнул, отвечая на её немой вопрос. Она взяла меня под руку, чем слегка удивила, и мы всей гурьбой двинулись в столовую.
В коридоре стоял чудесный аромат; мой живот негромко заурчал. Войдя в обеденный зал, нас встретили большой накрытый стол и Маргарет, которая расставляла по нему тарелки, накладывая в них еду. Основным блюдом были мясные котлеты, а гарниром служило картофельное пюре. В плетёной корзинке дымился тёплый домашний хлеб, порезанный на равные кусочки, в центре стола гордо располагался большой пирог, рядом с которым стоял кувшин с молоком. После того, как все расселись, мы взялись за руки и, дождавшись, пока Маргарет закончит произносить молитву, приступили к ужину.
Я думал, что ужин пройдёт спокойно, но не тут-то было. Близнецы, минуя основное блюдо, решили сразу приступить к десерту и немедля устремили свои руки к пирогу. Фред находился ближе, поэтому заветный кусок заполучил раньше брата. Но как только он взял его – тут же получил по руке деревянной ложкой. От неожиданности мальчик отпрянул назад и с силой плюхнулся на стул, который не смог простить такого непозволительного отношения к себе и, накренившись вбок, опрокинул Фреда на холодный пол. Это очень развеселило Мэри, и она звонко рассмеялась. После минутного замешательства, её смех подхватили и остальные.
После того, как все отсмеялись, а Фред вернулся за стол, атмосфера за ним разительно изменилась. Каждый, наперебой, стремился рассказать услышанную шутку или интересную историю; поделиться с остальными пережитыми за день событиями. То и дело слышался искренний детский смех и мелькали счастливые улыбки. Все мои тревоги, навеянные недавними воспоминаниями, быстро испарились, а на душе стало так легко и радостно, что я тоже решил присоединиться к разговору. Так и прошёл наш ужин – весело и непринужденно, оставляя лишь приятное впечатление. Позже, в качестве благодарности, я помог хозяйке помыть посуду и выбросил мусор. Затем Мередит отправилась помогать Мэтью, Элизабет и Мелиссе с домашним заданием, а мы с близнецами и Мэри играли в монополию.
Фред и Пит, как я и полагал, были слабыми игроками и поэтому вылетели первыми, растратив все свои сбережения впустую.
Мэри оказалась неожиданно сильной соперницей. Она довольно грамотно распределяла ресурсы, не раз прижимала меня к стенке. Сначала я хотел с ней посоревноваться, но после третьего раза сдался и позволил выиграть. По лицу девочки было видно, что её распирает гордость, однако она делала вид, что нисколечко не удивлена своей победой. Я решил подыграть ей и, сделав грустное лицо, сокрушённо вздохнул, сетуя на проигрыш младшекласснице, на что Мэри чуть было не расплылась в улыбке, однако быстро взяла себя в руки. Позже, закончив с уроками, к нам присоединилась Мередит и остальные дети, и всё оставшееся мы время играли во всевозможные настольные игры.
Около десяти часов вечера я засобирался домой. Мередит вызвалась проводить меня, но, едва ступив за порог, я почувствовал, что кто-то потянул меня за рукав. Обернувшись, я увидел Мэри. Она протянула мне шоколадную конфету, одну из тех, что Маргарет раздала детям после ужина, и смущённо произнесла: " Спасибо, что подыграли мне. Приходите ещё". Я был растроган: девочка, несмотря на все обстоятельства своей жизни, не только не вешает нос, но ещё и делиться последней конфетой с незнакомцем, которого увидела впервые.
«Мог бы и я стать таким, если бы не опустил руки? Может, если бы я пытался, то смог бы найти с людьми общий язык? Может, в конце концов, это я трус, спрятавшийся под маской одиночки, не способный ответить на чувства других собственными?» – мысли, одна за одной, проносились в моей голове. И снова до боли знакомый треск.
Только на этот раз я почувствовал грусть. Однако было в ней что-то неуловимое. Некая призрачная надежда на то, что я всё ещё способен что-то изменить в своей жизни. И я решил, ухватиться за неё, как утопающий за соломинку. Ведь, пока есть такие как Мередит, Маргарет, Мэри, мои суждения о том, что все люди эгоисты и лицемеры в корне не верны.
Вежливо отказавшись от конфеты и поблагодарив её, я сказал, что непременно зайду ещё и вышел из зала. Молча мы дошли до прихожей. Переобувшись в уличную обувь и собравшись уходить, я спросил у Мередит, можно ли мне прийти завтра, на что она, улыбнувшись, утвердительно кивнула. Придя домой и упав на кровать здесь, в тёмной однокомнатной квартире, я, вспоминая этот вечер, впервые ощутил всю тягость своего одиночества…
***
После этого я каждый день приходил в приют. Помогал Маргарет с работой по дому. Уборка, ремонт, который был мне под силу, хождение по магазинам и прочие мелочи по хозяйству.
Маргарет в действительности была такой, какой её описала Мередит. Добрая и отзывчивая. Она нередко угощала меня сладостями в знак благодарности за помощь, часто интересовалась моим самочувствием, успехами в школе, личной жизнью. В общем, всем тем, чем не интересовалась моя родная мать.