Яр Иванов
509 год до нашей эры
Действующие лица:
Луций Юний (Брут) …племянник Тарквиния
Вителлия…………………….....…..……..…жена Брута
Тит и Тиберий ………………………сыновья Брута
Тарквиний (Гордый) …последний царь Рима
Туллия.............................................жена Тарквиния
Арунт и Тит ………..….………сыновья Тарквиния
Секст Тарквиний ………племянник Тарквиния
Луций Колатин ……..родственник Тарквиния
Спурий Лукреций …………………тесть Колатина
Публий Валерий …….……....патриций, сенатор
Виндиций ……………………..раб Публия Валерия
Авл и Гай Вителлии….........братья жены Брута
Старый и Молодой римские солдаты,
«золотая молодёжь» – три юноши,
Первый и Второй послы Тарквиния,
Старейший Сенатор, Посыльный, Глашатай,
Караульный, Главный ликтор, Народ
Действие происходит в городах Рим и
Коллаций и под стенами города Ардея
Предисловие
Пятьсот девятый год до нашей эры,
два с половиной века существует Рим,
его седьмой, последний царь
Тарквиний Гордый
двадцать пять лет удерживает власть.
Двадцать пять лет назад Тарквиний
на Форуме затеял драку
и ранил старого царя,
который в тот же день скончался.
Власть захватив, Тарквиний первым делом
расправился с семьёй своей сестры:
казнил, подложно обвинив в измене,
мужа её и старшего их сына.
Молва твердит: «Из-за богатства».
Так к власти он пришёл,
так поступал все эти годы,
так действует теперь.
Из тех шести, что были до него,
никто не поправлял финансы кровью,
все были первыми средь равных,
Тарквиний же вознёсся над сенатом,
за что и получил прозванье Гордый
или Надменный, как пишут иногда.
Там, на вершине, будучи один,
острей других он чувствовал приметы,
особенно плохие. Сны, предзнаменованья
всё стало возбуждать в нём страх,
а в это время рядом
рос сын его не справившейся с горем
сестры, угасшей очень быстро
после расправы над её семьёй.
Сын был довольно мал, чтобы отправить
его под нож вместе с отцом и братом,
к тому же вёл себя он странно,
не проявляя признаков ума,
способного понять, что происходит,
и потому царь сжалился над ним.
Изгнание Царя
I
Дворец Тарквиния в Риме, утро
Тарквиний
Плохие сны… Плохие сны… Плохие…
Сегодня снилось мне,
что я закован в глыбу льда,
но мне не холодно, а жарко
и душно так, что хочется кричать,
но нет ни сил, ни звука в горле,
воздуха нет в лёгких,
как будто на груди стоит гора,
на ней театр, а на трибунах
сидят все те, кого я погубил,
и я смотрю на них сквозь толщу льда.
Вот в центре Сервий Туллий,
старый царь, которого я сверг.
Он взят был моим дедом в дом
и выращен с его детьми когда-то.
Когда дед умер, Сервий, убеждая
неделю всех, что дед болеет,
и отдавая за него распоряженья,
воспринял власть,
как будто по наследству,
презрев о междуцарствии закон.
А научила этому его
царица старая, Танаквиль, моя бабка,
которая сочла его достойным.
Она считала его сыном,
поскольку не имела сыновей,
и помогла ему. Всё это с его слов.
Но можно ль верить человеку
с сомнительным происхожденьем?
Он трон удерживал почти полвека
и был уже изрядно стар,
когда распорядились боги
пресечь его правленье, наконец.
Я вырос, потом долго ждал: не кровью
Сервий оросил тропу ко власти,
а хитростью своей, то есть, умом.
Но Туллия, жена моя, дочь Сервия,
мне выжигала мозг
своими ядовитыми речами
о том, что предал память деда
и имени его не стою,
раз я на власть не претендую
и потерпел главенство самозванца!
так называла своего отца!
В конце концов, я стал причиной смерти…
С тех пор уж нету злодеянья,
которого бы я не совершил.
Власть – алчная голодная волчица!
Подавай ей мяса с кровью
и постоянно денег, денег, денег,
будь они прокляты! Немало
семейств достойных из-за них я погубил.
Вот рядом с Сервием сидит
Марк Юний – муж сестры моей,
казнённый мной безвинно, из-за денег.
И сына старшего отправил я за ним,
чтоб мысль о мести жизнь не отравляла
ни сыну Юния, ни мне.
У них остался младший, Луций – тёзка!
то плакал то смеялся невпопад,
молва за то прозвала его Брутом,
его я вырастил как сына,
как дед мой Сервия когда-то.
Двадцать пять лет минуло – четверть века…
Теперь уж Луций сам отец,
а всё как шут – всё что-то сочиняет,
но главное – беззлобно, славный малый!
Так вот мой сон: за Туллием Марк Юний,
за Марком Квинт, за Септимом Октавий,
десятки лиц, и рядом с ними дети,
которые могли у них родиться,
когда б не их судьба в моём лице.
Та глыба льда, в которой заточён я,
стоит среди арены. Над ареной
каплет дождь кровавый,
а на трибунах светит солнце.
Я чувствую, что те, кто на трибунах,
хотят помочь мне, но боятся
свои одежды кровью замарать.
И тишина, безмолвье на трибунах,
лишь звук дождя над всей ареной -
глухой противный шлёпающий звук
кровавых капель, бьющихся о камень.
С недавних пор плохие предзнаменованья
тревожат наше царство и покой.
Близ дома нашего орёл с орлицей жили
и взращивали молодых орлят,
но коршуны гнездо их разорили -
не пощадив ни одного, орлят убили,
а мать с отцом изгнали, в тот же день
бык, приготовленный
для принесенья в жертву,
пал от змеи, и та, клубком свернувшись,
лежала у него на голове,
как драгоценная корона
на голове убитого владыки.
С тех пор младенцы, не успевшие пойти,
и матери, кормящие их грудью,
так часто и так быстро умирают,
что всё это… не может не тревожить.
Поэтому послал я сыновей
к Дельфийскому оракулу. Ответ,
им данный Аполлоном,
сиятельным владыкой света дня,
должны они мне принести.
Что принесут птенцы мне в клювах,
оттуда, где Пифон убит
безжалостной божественной рукою?
II
Входят Тит, Арунт и Брут
(Луций Юний Брут сопровождал
их в поездке в Дельфы)
Тит и Аррунт
Приветствуем тебя, отец и царь наш!
Тарквиний (обнимает сыновей)
Приветствую вас, сыновья мои!
Как путешествие прошло?
в пути по морю буря не застала?
Тит
Не то что бури, шторма не застали,
как на пути туда, так и обратно.
Угодно было Аполлону
дать нам ответ и позаботиться о том,
чтоб он был вовремя доставлен
тебе, отец, без промедлений!
Тарквиний
Ну что ж, не терпится увидеть
(принимает у Тита свёрток,
осматривает таблички)
Благодарю тебя, владыка Аполлон!
Спасибо, сыновья,
ваш труд был не напрасен,
и Бог сопроводил вас доброй вестью!
А Луций справился с предназначеньем?
Исправно ли смирял ваш юный пыл?
Тит
Пока туда мы плыли, так и было.
Изрядно нас он веселил:
давал нам представленья о богах,
о бренности всего и царской власти!
Я даже думал пару раз:
за что его прозвали Брутом?
Но в Дельфах он такое учудил,
что все мои сомнения рассеял:
из храма выйдя, вдруг упал на землю,
целуя глиняные комья,
потом затих и улыбается так странно,
как будто что-то слышит в тишине.
Тарквиний
Бедный мой племянник,
пусть боги разум твой хранят
Брут
Об этом я молю их ежедневно.
Прошу, чтоб и тебя не забывали.
Чтобы стократно отблагодарили
за всё, что сделал ты, прошу их.
Тарквиний
Ну уж, стократно! Это много.
Брут
Нет, дядя, для тебя не много.
Тарквиний
Учитесь, волки молодые,
как нужно старших уважать!
Отца любить и мать! И не притворно!
Идите, поздоровайтесь с царицей.
Арунт
С тех пор, как двинулись в обратный путь
мечтаем оба это сделать!
Тарквиний
Похвально. Что ж, ступайте отдохните,
а утром собирайтесь на войну.
Тит
Опять война? Кто провинился?
Насколько мы успели разглядеть,
на Рим никто не нападает.
Тарквиний
Сын, дорогой, ты был снаружи?
Там дождь идёт? Нет? Ну вот видишь:
он может вдруг пойти, в любой момент.
Ты уловил? Ну вот и славно.
Мне донесли, что царь рутулов,
поспешно набирает войско,
и вдохновляет воинов своих
рассказами о том, что есть обида,
которую их древнему царю,
что звался Турн,
нанёс Латин, и что обида эта
висит над их народом неотмщённой.
Тит
Что за обида не даёт покоя?
Прошло почти уж семь столетий.
Тарквиний
Когда Эней с троянцами ступил
на землю Лация, их встретил
древний царь Латин.
Он заключил союз с Энеем
и дочь отдал, которую он Турну обещал.
Турн, не стерпев такой обиды,
пришёл с войной, но был разбит,
хоть и лишил Латина жизни,
потом призвал этрусков, предков наших,
но снова был разбит, теперь убив Энея,
с чем и ушёл, не получив Латина дочь,
которая уже энеева растила сына – Юла.
Ему по наступленью зрелых лет
сумела государство передать.
Тит
Великой женщиной и матерью была!
Арунт (бежит к выходу)
Так воздадим же должное всем матерям
и нашей в частности! Эй, мама, я вернулся!
Тит (преграждая ему путь)
Брат, дорогой, мы не недослушали отца!
Невежливо. Не будем торопиться.
Тарквиний
Спасибо, Тит. Так вот, Лавиния,
ей имя было, и есть тягчайшая обида.
Рутул же нагло заявляет,
что понести должна была от Турна,
а не от иноземца дочь Латина!
И возвышенье Рима есть ошибка,
которую намерен он исправить!
Тит
Насколько знаю я рутулов,
всё это не похоже на народ,
в чьих помыслах торговля да богатство.
А война – такая утомительная трата.
Тарквиний
Богатство, Тит, так часто ненасытно.
Чем тело больше, тем больше оно требует еды:
ест и растёт, растёт и ест,
такая вот ходьба по кругу,
пока не встретится ему другое тело,
с чуть большим ртом и острыми зубами!
Тит
И этот с большим ртом сегодня ты?
Тарквиний
Я или Рим, ты видишь разницу?
Тит
Нет, нет, отец, я разницы не вижу.
Но вместе с тем не вижу и причины:
за что же мстить тебе, этруску,
когда Эней пал от руки этрусков? .
Тарквиний
О, как ты вдумчив, сын мой! Молодец,
но одного понять не можешь:
ведь цель не я, а Рим!
Тит
Так всё-таки есть разница?
Тарквиний
Смотря откуда смотришь.
Что? Думаешь, я всё это придумал?
Тит
Я не об этом, я понять пытаюсь.
Всё это неожиданно и странно.
Тарквиний
Война как смерть: ты знаешь, что придёт,
но вот когда придёт, не знаешь.
И остаётся просто быть готовым
к войне, как к смерти, постоянно.
Ступайте, отдохните до утра,
а завтра отправляйтесь под Ардею,
там лагерь наш, и я там буду завтра.
(Тит и Арунт выбегают,
пытаясь опередить друг друга)
III
Тарквиний
Какая неожиданная прыть!
Не замечал за ними раньше
сыновней радости горячих проявлений.
Ты, Луций, отчего остался
и не спешишь к жене и сыновьям?
Не хочешь ли чего мне сообщить?
Брут
Да. Сообщить. Хочу.
Верней не сообщить, а так… похвастать.
Тарквиний
Похвастать? Сколько помню,
хвастлив ты не был никогда.
И даже сыновей как будто прячешь,
а дети – лучший повод хвастать!
Когда они того достойны.
Брут
Когда достойны, да. Но всё же хвастать,
имуществом или потомством, -
занятие, по-моему, пустое:
кто не имеет такого же предмета хвастовства,
тобою будет уязвлён, как бы он это ни скрывал;
тот, кто имеет, не разделит
с тобою радостей твоих,
как бы он ни изображал –
душа наполнена своими.
На свете много есть людей,
способных разделить с тобою горе,
но радость разделить – дар очень редкий.
А самый редкий дар – понять всю тщетность
стремленья видеть, как другой
испытывает от твоих приобретений,
такие ж чувства, как и ты.
Не утруждай людей своим приобретеньем,
тем более домашним – сам справляйся!
Целее будет радость дома,
когда останется в его пределах.
Тарквиний
Складно. Только не пойму -
ты к ним спешишь или не очень?
своим домашним радостям?
Но рассудительность твоя приятна.
Что ж, хвастай, Луций, слушаю тебя.
Брут
Я, дядя, в Дельфах ясно ощутил,
как божество меня коснулось!
Тарквиний
Интересно! в храм приходят,
чтоб прикоснуться к божеству,
тебе же удалось наоборот!
Но продолжай, я весь – вниманье.
Брут
А дело было так: когда Арунт
и Тит от пифии твой свёрток получили,
они решили у неё спросить,
кто будет за тобой царём.
Тарквиний
Не рано ли об этом думать?
Ты ничего не перепутал?
Брут
Я, может быть, невнятно изъясняюсь,
но слушаю и слышу хорошо.
Они спросили, пифия ушла
к расщелине, в которой, по преданью,
осталась часть дыхания Пифона,
сражённого когда-то Аполлоном,
где постояв недолго, к нам вернулась,
вид у неё и вправду был такой,
как будто ей в лицо дышал дракон,
к тому же рот её был полон
несвязных и неясных бормотаний,
и лишь когда глаза её вернулись
из мест, где обитает провиденье,
сказала: «Тот, кто первым поцелует мать»
Тарквиний
Так вот куда они спешили!
Как хорошо, что хитрая старуха
им не сказала целовать отца.
Избавила от лживых поцелуев.
Что толку от хорошей вести,
когда уж сыновья тебя хоронят?
Птенцы-то оперились, когти точат.
Запомни, Луций, человек способен
всё пережить, за исключеньем
предательства от собственных детей.
Не хочешь этого удара – не заводи детей!
А как без них? Скажи – должны мы
передавать дар жизни или не должны?
Хотя, быть может, строг я и не в меру,
и это – безобидное желанье
открыть завесу будущего,
свойственная юности пытливость.
В конце концов, не вечно будем жить мы,
и кто-то всё же сменит нас. Но нужно знать:
нет ничего, за что ты не заплатишь!
Есть у всего последствия свои,
и, открывая то, что знать нельзя,
мы порождаем гнев богов,
поскольку вынуждаем
их заниматься исправленьем Книги Судеб.
Знать будущее – только их удел!
Нам знать дано лишь прошлое, незыблемо оно!
переписать его не могут даже боги!
Не то, что смертные!
Хоть нынче и находятся глупцы.
Брут
А как быть с настоящим?
Его-то знать мы можем?
Тарквиний
Представь себе песочные часы,
и горловина, где проносятся песчинки,
есть настоящее: как сможешь описать его ты?
количество песчинок? форма? их размер?
быть может скорость? цвет?
Лишь то сказать ты сможешь, что песчинки,
проносятся, вернее пронеслись.
Но, только ты решишь сказать об этом,
песчинки улетят и сменят их другие.
Так что же можно знать о настоящем?
Что нет его – всё в будущем и в прошлом!
И так пока не кончится песок!
Когда уже всё будет в прошлом!
Тогда знать можно будет всё, но нас не будет!
Вот что мы можем знать о настоящем.
Так что там дальше с божеством твоим?
Брут
Она сказала: «…поцелует мать»,
Тит и Арунт собрались в путь обратный,
а я, как вышли мы из храма,
почувствовал тепло и запах,
такой знакомый и такой забытый,
и, посмотрев под ноги, обнаружил грудь!
Грудь, прямо на земле!
И из сосков сочится молоко! И
я, вдруг ощутив такую жажду,
какой не знал дотоле никогда .
припал к соскам, в них жадно впился,
и, жажду утоляя, почувствовал,
как тёплая ладонь
легла на голову мою, и тут же
услышал шёпот я, но так,
как будто бы он шёл издалека:
«Я, Теллус, мать всего земного,
тебя благословляю и даю
завет тебе: не радуйся победам,
а в поражении унынья не плоди.
Ты истинную Мать признал!»
Тарквиний
Да, впечатляет, и отметить нужно,
что-то с тобой произошло за эти дни -
в твоих речах такая стройность,
какой я раньше за тобой не знал.
И если вправду всё это случилось
или тебе так только показалось,
что, в сущности, одно и то же,
то можно позавидовать тебе.
А если выдумал ты всё,
тут нужно оценить воображенье,
дарованное голове твоей -
ты мог бы быть жрецом.
Брут
Я не хочу бессмертных беспокоить
настолько часто и порой без дела,
как того требует призвание жреца.
Тарквиний
Да, ты определённо… повзрослел.
Так что же получается: ты первым
был, чтобы стать владыкой Рима?
Брут
И в мыслях не было!
Воспринял я буквально
слова о матери и поцелуе,
а мать моя давно уже не с нами.
К тому же мысль о троне никогда
сознанья моего не занимала,
и я, напротив, опасаюсь:
не стать бы мне владыкой Рима,
за то, что первым мать поцеловал.
Тарквиний
Тебя послушать, участь быть царём
не сильно привлекательна, не так ли?
Брут
Да, так и есть. Учитывая сделки,
в которые приходится входить
со всеми и с самим собой,
чтоб власть и получить и удержать,
не самая завидная судьба.
Тарквиний
Вернёмся к предсказанию, выходит,
ты – мой преемник? Правильно я понял?
Брут
Скорее так, что предсказанья врут.
Что тут сказать: из нас троих я первым
условье выполнил, но я
царём быть не желаю!
Как можно кем-то стать помимо воли?
Так как же можно верить предсказаньям?
Тарквиний
Так ты не веришь болтовне старухи?
Брут
Я, дядя, как и ты, склоняюсь к мысли,
что предсказанья черпаются все,
из одного источника – воображенья.
Тарквиний
Ну, если б я не верил им совсем,
не посылал бы в Дельфы вас.
Брут
Ты, получается, им не совсем не веришь?
неокончательно разочарован, да?
как будто много раз тебя надули,
но ты надежде не даёшь погибнуть?
Но, не совсем не верить всё же лучше,
чем верить, но вот так же, не совсем!
Хоть с виду это дебри…
Тарквиний
Вот именно, что дебри!
Зачем ты мне всё это говоришь?
Брут
Хотел с тобою чудом поделиться.
Тарквиний
Что ж, поделился – молодец.
Совет тебе: чтоб быть понятным,
сильно не мудри.
Ступай-ка, отдыхай с дороги
как следует! Тебя ждёт важный пост,
начальник всадников, тебе я доверяю!
Как сыновей доверил собственных. Ступай.
И вот что: если впредь подобные виденья
тебя ещё раз потревожат,
ты не стесняйся, сразу приходи.
Я твоим слушателем буду, первым!
Нам не придётся ждать, пока передадут.
Брут
И время сбережём, и, что важнее,
избавимся от лишних толкований.
Тарквиний
Как это верно, Луций! Ну ступай, ступай,
Вителлия, поди уж, заждалась.
Да не забудь про всадников: сегодня ж
войди в дела и завтра под Ардею.
(Брут уходит)
Однако, что всё это значит?
Передо мной оракула ответ.
Здесь сказано, мне нечего бояться.
Чему мне верить? Волен сам решать я?
Чтоб Аполлоновой поддержки не лишиться,
обязан верить я его ответу?
А Луций со своим рассказом?
к чему сейчас видение его?
Скорей всего, в дороге утомился.
Но как он ясно рассуждает!
Так, говорят, приходит просветленье
к больному разуму пред тем,
как погрузить его в глубокий омут.
Не поспешил ли я, ему доверив,
всю конницу? Так некому. Надеюсь,
военная кампания в Ардее
доставит нужный опыт сыновьям.
IV
Туллия (входит)
Не знаешь, что случилось с сыновьями?